Сион

Озорной лунный лучик проник сквозь невесомые занавеси из кисеи, осветив моё пурпурное платье, волнами раскинувшееся у ног кровати. Сладостные вздохи нарушали тишину летней ночи, создавая неповторимую музыку любви. Мои руки и его сплелись так, что я уже не различала их, было только наслаждение. Я брела по жизни в поисках смысла, а теперь поняла, что весь смысл был заключён во мне самой, что любовь и наслаждение – самое важное. Я отдавалась ему всей душой и телом. В страстных изгибах моего тела, в отчаянных стонах, в замутнённых наслаждением глазах я наконец жила. Избитыми фразами не объяснить, какую истину я обрела, когда отреклась от философии и разума в пользу своей истинной глубинной сущности – женщины. Он осыпал меня горячими поцелуями, с восхищением гладил мою нежную кожу. Я была уверенна, что он так же обрёл себя в моих объятиях. Подумать только, он – невообразимо красивый и возмутительно гордый эльф крови, стонал под моими ласками. И судьба толкала нас друг к другу, будь я менее строптивой, мы бы были супругами уже в начале моей истории.

Достигнув высшей точки наслаждения, мы лежали, взявшись за руки. И я весело смеялась, без причины, без горечи, искренним звонким смехом, отражавшим моё счастье. Сион тоже улыбнулся, глядя на меня. Проведя рукой от вершинки на моей груди до изгиба тонкой талии, он поднялся с кровати и наполнил бокалы красным вином. Пока он это делал, я наблюдала за его идеально сложенным телом, крепкими мускулами и прекрасными золотыми волосами, которые таинственно светились при луне. Затем он протянул мне бокал белыми пальцами, унизанными множеством золотых перстней. Почему-то это мне не понравилось, я и сама не очень люблю носить украшения. Отгоняя странные мысли, я пригубила вина и с гордостью продолжила взирать на моего обнаженного любовника.

Сион торжественно поднял бокал и довольным голосом произнёс тост: «За тебя, соблазнительная сучка! Когда ты разорвала помолвку, я поклялся, что поимею тебя. Моя месть была сладкой и терпкой, этого стоило ждать.» - И  его заливной смех зазвучал в мертвой тишине, так как моё сердце замерло, отказываясь издавать положенные стуки. Наконец осознав, сказанное им, я выбежала на балкон, надеясь, что там станет легче дышать. Холодный ветер обжигал мои обнаженные плечи и грудь. Я перекинулась через перила, ловя воздух онемевшими губами. Тонкие кованые перила врезались в ладони, оставляя на них кровавые полосы. Отчаянье и унижение, так внезапно охватившие меня, толкали тело вниз. Одно. Последнее усилие воли и всё закончится. Боль закончится.

Звук его нежного голоса, который несколько минут назад сливался с моими стонами наслаждения, теперь вернул меня к реальности: «Ну прыгай, чего ждешь? Или хочешь, чтоб мы еще разок повторили нашу симфонию? Ты так стонала и извивалась подо мной» Кель’Депиат Сион обнял меня сзади, заставив содрогнуться от омерзения. Тошнота подкатывала к горлу. Почему боги не дали мне умереть на поле боя, тогда бы я избежала этого позора и погибла за родину, за честь. Я обернулась и спросила, не глядя в его самодовольное лицо: «Зачем ты спас меня? Ради мести? Не лучше ли было оставить меня умирать в огне?»

«Глупая, я не стал бы рисковать собой ради такой дряни, как ты. –Практично ответил Сион. - Тебя спас Стефан, я лишь присвоил себе его скромные заслуги. Ему на этом свете они всё равно не пригодятся.» Я оттолкнула его руку, тянущуюся к моей груди и смерила презрительным взглядом, полным ядовитой невысказанной ярости. Натянув непослушными руками платье и накидку, я спокойным шагом направилась к выходу, пытаясь сохранить остатки гордости. Сил на выяснение отношений, закатывания скандала или раздаривание пощечин всё равно не оставалось. Ненавидя своё тело, которое оказалось таким податливым, и теперь было осквернено, я изо всех сил сдерживал слёзы, готовые пролиться из глаз горячими ручьями.

Наступавшее утро, еще не осветив как следует мраморные тротуары Сильвермуна,  уже выгоняло на улицы первых рабочих. Гордо подняв голову, я не могла удержать румянец стыда. Казалось, все вокруг знают о моём позоре. Ощущение, будто кому-то свыше доставляет извращенное удовольствие наблюдать за моими мучениями, не покидало меня, ведь едва я находила что-то, ради чего стоит жить, это что-то у меня тут же отнимали. Хотя кого можно винить в моих ошибках, кроме меня самой?




Целуя нектар её губ, он сходил с ума. Ему хотелось покорить её, увидеть поверженной жертвой, как многих других, которых он брал силой. Ведь этого от него и ждали, он был завоевателем и многие эльфийки мечтали оказаться с ним в одной кровати, мечтали ощутить силу его напора. Но с ней всё было не так. Нежность, светившаяся в её глазах, одурманивала, пьянила. Её теплые плавные прикосновения были похожи на ритуальный танец по своей томительности. Когда они разделили наслаждение, он хотел целовать её бесконечно. Но тут он заметил её затуманенные негой глаза и ревность охватила его с невиданной силой. Сжав угол подушки левой рукой так, что пальцы побелели лишенные притока крови, он вглядывался в её черты, в поисках метки лицемерия. Ведь так же она, должно быть, стонала и под многими другими.

Теперь, узнав, какова она в постели – раскованная и сладострастная – он начал понимать, что она такая же как все. Беспринципная ****ь, гоняющаяся за удовольствиями и острыми впечатлениями. Скольким она уже отдавалась с таким же безмятежным выражением лица, сколько рук уже ласкало её безупречно гладкую кожу. Этот Стефан, который её вынес из горящего здания, наверно он тоже испытал дурман её тела. Пытаясь справится с необузданной ревностью, эльф поднялся с кровати, выпустив наконец шелковую подушку из белого плена своих пальцев. За довольно короткий путь от ложа к столику с графином, он успел представить себя десятки картин, где его партнёрша лежала в объятиях других мужчин. В памяти стали всплывать старые обиды. Этот мертвяк, неужели и с ним она была так же ласкова? Гримаса омерзения искривила сказочные черты белокурого красавца. Наливая вино в бокалы, он всё больше и больше распалялся, вспоминая их первую встречу.

 До того дня он считал, что любви с первого взгляда не существует. Он вообще сомневался в существовании любви. Но увидев ночную эльфийку с длинными серебряными волосами, развевающимися на ветру, он возблагодарил судьбу за государственные планы эльфийских повелителей, которые свели их вместе для брака. Очарованный прелестной девушкой, он не сразу заметил идущего рядом с ней андеда. Ревность, поразившая его тогда, через года не исчезла, а лишь усилилась. И теперь, когда эта лицемерка лежала в его доме, раскинув свои волшебные волосы по шелку подушек, ему захотелось сделать ей так же больно, как было ему, когда она без всякой причины разорвала помолвку. Обернувшись он протянул ей бокал, и подняв свой, произнёс слова, которые душили его, желая вырваться на свободу.

«За тебя, соблазнительная сучка! Когда ты разорвала помолвку, я поклялся, что поимею тебя. Моя месть была сладкой и терпкой, этого стоило ждать.»

Эти оскорбления острыми кинжалами прозвучали в тягучей тишине спальни, и он с мерзкой улыбкой наблюдал, как она меняется в лице. Не пытаясь что-то выяснять, оправдываться она подскочила с кровати, выронив бокал из рук, и бросилась на балкон. В тот момент, одержимый своей злобой и ревностью, он воспринял это как попытку преступницы бежать от справедливых обвинений. Увидев её растерянность, ему хотелось подтолкнуть её, чтоб она упала на мраморные плиты под балконом. Когда он предложил ей повторить «акт любви», то ожидал от неё язвительных слов или пощечины. Он опасался, что эта дрянь может попытаться выцарапать ему глаза. Но она лишь спросила, зачем он её спас. Получив правдивый ответ, она не стала унижаться истерикой или обвинениями в его адрес. Она ушла с гордо поднятой головой, как уходят королевы. Но взгляд её был пустым. В тот момент он понял что натворил, убив её чувства к нему.


Она была так величественно прекрасна, как королева, как божество. Она могла быть с ним, делить его радости, просыпаться рядом на подушке и щекотать его. Она бы встречала его с той лучезарной искренней неповторимой улыбкой, которая светилась на её устах, когда они прибыли в Сильвермун. О такой женщине, достойной любви и поклонения он мечтал. И теперь, он сломал её, он разрушил всё своей давней затаённой злобой, излив на неё, прекрасную и ранимую, весь яд, накопленный за долгие годы одиночества и непонимания. Сказка разрушена, очарование святыни осквернено им самим.

Как ему хотелось догнать её, упасть на колени перед этой прекрасной женщиной, в которой было столько воли, столько гордости. Которую он так унизил, что теперь сам себя презирал. Как ему хотелось умолять её о прощении, вытереть её хрустальные слезинки нежными прикосновениями губ. Целовать её и шептать о любви пока она не поверит, что все его злостные выпады были ошибкой, самообманом.

Накинув черный халат, висевший на спинке стула, он побежал вслед за ней, опрокинув что-то из мебели. Он выбежал на улицу босиком, под удивлённые взгляды дворецкого. Он озирался, понимая, что она не могла далеко уйти в таком состоянии. Но её не было. Она словно растворилась в воздухе,  так умирают феи, в которых перестают верить. Он вернулся в свой роскошный дом, бегом поднялся по лестнице, не желая чтоб кто-то из слуг увидел слёзы отчаянья, застывшие в его глазах. Он поднял с кровати бокал, который еще хранил тепло её руки. Сион бросился на кровать, простынь пахла пролитым вином и ею. Это был аромат утраченного счастья.