Глава 63. Кумаша и ее агитбригада

Если бы на земле того времени был бы проведен конкурс на самого жизнерадостного человека в мире, то Кумаша, которая неожиданно приехала в полк со своим гармонистом, еще несколько лет назад заняла бы почетное первое место.
Небольшого росточка, эта женщина с юности была сгустком неиссякаемой энергии и жизненных сил, которые дарились ею направо и налево, для всех, кто в этом нуждался. Правда, встречались и обидчики в ее нелегкой, но увлекательной культмассовой жизни, потому и начало зреть в ней чувство отстраненности и общаться она теперь старалась только с избранными, людьми, которые хоть как-то интересовали ее и были ей верны.
Камань Ева, по прозвищу Кумаша, долгое время служила тамадой и официальным массовым агитатором за Мамона, хотя ее агитация сильно отличалась по смыслу. Так, вместо того, чтобы сказать: «Мамон  - наш благодетель», она нарочно ошибалась, говоря «Мамон – ошизофрентил». Часто только немногие понимали, что она говорит о политике. Ее стихией была песня и режиссура массовых мероприятий. Когда Кумашу признали очень даже профессиональной народной заводилой, которая любила выступать тамадой на лимитских свадьбах, на нее обратили внимание даже некоторые низшие чины городских администраций. За несколько лет культурного досуга, который возлежал на ней  и ее муже-гармонисте в одном из городов восточно-европейской провинции, она познала очень многое из жизни чиновников, расплодившихся за последнее время до невероятных количеств.
Они страстно желали, особенно, когда выпивали, а делали они это чуть ли не каждый день,  безрассудной любви к себе, хотели, чтобы их любили, словно малых детей, чтобы с ними играли в детские игры. Здесь Кумаша навиделась многого, здесь и сформировался ее железный характер. Насмотревшись на эти оголтелые пьяные лица, которые теряют человеческих облик уже только при упоминании алкоголя, уже более тридцати лет, развлекая «народ», она так смертельно устала от своей жизни, что часто ее темно-карие глаза посещали печаль и грусть. Надо сказать, что когда грустит шоу-мен, это выглядит гораздо более печально, чем грусть другого человека. За яростным оптимизмом часто люди просто не видят, что эта жизнерадостность проистекает от жгучего желания жить. А желание жить в такой горячей форме возникает только от безнадеги и постоянной необходимости бороться за существование.
Когда чиновники отпустили ее на пенсию, Кумаша поняла, что ее жизнерадостность может иссякнуть, если она останется там, среди операторов, инженеров и мамоновских прихлебателей. Она решила бежать туда, где она была больше всего нужна, бежать назад к лимитам, бежать в лоно своего народа.
Здесь ее печаль стала менее выраженной.
Когда началась очередная фаза бойни в Горе-Горье, она создала свою агитбригаду, которая содержала в себе – ее саму – главного режиссера и исполнителя, ее мужа – отличного гармониста, и ее зятя, который водил небольшой  старинный драндулет той фирмы, которой давно уже нет на рынке. Ее взрослая дочь была против ее поездок. Но что она могла сделать против такой властительницы дум, которой была в своей семье Кумаша.
- А вот и я! Со мной  - агитбригадочка моя! – веселое восшествие чернобровой Кумаши в поросшую тиной-тишиной, болотообразную комнату медсанчасти осветило угрюмые лица ее обитателей.
- Приглашаем вас на наш концерт. Кто может ходить, приходите. Он состоится ровно в 5 часов вечера в столовой! – весело объявила она. Профессиональная способность не различать положение людей и не выражать жалость к ним, была  здесь очень кстати.
- А кто не сможет подойти? Тому, что, ползти? – спросил парень Среж, который лишился ноги.
- Простите, ребята, моего недогляда. Вам споем мы песню, какой нет чудесней! И она стала петь какую-то очень известную русскую песню под заливистую гармонь. От ее звучания, веселья, которое разливалось по комнате, от вида русской барыни  в национальном костюме с цветной косынкой и пухлой юбкой, раненные бойцы повеселели и стали переглядываться между собой. «Прикинь?» - говорили их посветлевшие от радости взгляды.

После исполнения песни гудящая  кавалькада направилась в следующую комнату, где также лежали раненные бойцы. Кройкс почувствовал на себе пронзительный взгляд Кумаши, когда она уходила. Ему вдруг ясно представилась то, каким внутренним трудом создается все это веселье. Как ей было трудно держаться и не заплакать при виде ровесников ее собственных детей, которые живут в более-менее, мирной ситуации, имеют ноги и руки и мало чего боятся, потому что, в свое время, их мама неплохо заработала на их пропитание …
До выступления Кумаши и ее агитгруппы оставалось еще несколько часов. Она решила подойти к кому-нибудь, чтобы поговорить о том, как им тут живется.

 Через час, одевшись в свое праздничное платье, в котором Кумаша выступала в Горе-Горье, она снова зашла в палату, уже одна. По случаю она обратила внимание именно на Кройкса, который мало чем выделялся из всех остальных, может только, пораженных участков тела у него было больше. Поздоровавшись со всеми, Камань присела к Кройксу, чтобы вести общую беседу рядом с ним.
- Ну как у вас дела, мальчишки?
Они переглянулись и промямлили:
- Хорошо, видите? – сказал один из рядовых с переломами рук и ног.
- Да вот и я вижу. Девчонки-то хоть пишут вам?  - спросила она, скрывая отчаяние.
- Мы не имеем право писать кому-либо. Никто не знает, что мы здесь. Так, если только кто после пятилетки выживет, тот потом сообщает нашим родным, - объяснил ей парень с перевязанной головой.
- Не хотят, чтобы знали, как тут все… – она добавила отборный мат.
- Что-то типа того, - ответил тот же.
- Наверно, мне, глупой, не  понять, но неужели же вы могли в письмах написать что-то криминальное? Делать им нечего, бюрократам проклятым! – сделала вывод женщина с темно-каштановыми волосами, - хотите, давайте я перешлю по почте ваши записи, от своего имени!
Такой оборот дела вызвал бурю положительных эмоций у бойцов. Одни позвали нянечек, чтобы те написали несколько строк, другие сочиняли что-то сами. Комнаты всей медчасти, да и палатки, в которых жили солдаты и офицеры стали похожи на пчелиный рой. Жужжащий словами любви, нежности, преданности, уважения и заботы, скрытой боли и нескончаемой тоски.
Когда же об этом узнал полковник Флэш, то, осерчав вначале, чуть позже все-таки дал отмашку: «Пусть творят, что хотят. Ну что с ними поделаешь! Все равно отправят, запрещай - не запрещай!» Все офицеры и солдаты тут же зауважали своего полковника еще больше. Принялись строчить письма, адреса и делать конверты.
Сама Кумаша вызвалась помочь в написании письма родным паренька, который лежал с обмотанной бинтами головой. В дополнение к тому он был «награжден» войной переломанной рукой и ногой. Эта невеселая  мумия  называлась Кройксом Адамом.
- Что написать? – спросила она, взяв в руки карандаш и лист чистой бумаги. Все это практически исчезло из части, потому как за считанные минуты, врачебные тетради и ручки были разобраны солдатами.
Кройкс подумал, что ответить, глаза его зазеленели от тоски:
- У меня нет родителей, а жене лучше не знать, в каком я состоянии. Она слепа и очень ранима. А одному моему товарищу я писать не могу, адреса нет. Не теряйте со мной время, помогите кому-нибудь другому, – обречено промолвил парень, который понял, что у него ничего нет в жизни. А если что-то и было, то он это все уже растерял.
«Он несчастный человек: такой симпатичный и не дурак, но совершенно не востребованный», - подумала Камань.
- А давайте напишем вашим соседям! Какой-нибудь хороший аспект вашей жизни. Есть же хоть что-то хорошее здесь?
- Ребята хорошие, командир нормальный. Надо бы другу написать. Вот, - Кройкс вздохнул и продиктовал: - Напишите, пожалуйста. Кому  - Джою Адаму, куда – провинция     Черноморье,  лим. поселок им. Святого Мамона – III, дом 5.
Кройкс продиктовал то, что считал нужным, дабы его новые родственники, которым будет передано письмо, не забеспокоились за его судьбу. В том же письме он заложил мысль, что спасаться можно только в горах. И от Мамона в том числе. Эта мысль хоть и не была основной, но как оказалось после, имела колоссальное значение для последующих событий.
- А вы отважная женщина, - восхищенно произнес раненный боец, когда Кумаша охапками получала письма от солдат и офицеров, - вы не боитесь последствий?
- Нет, абсолютно… Ты знаешь, я уже настолько не здесь. Недавно чувствовала, будто душа моя уже покинула тело. Мне стало так хорошо… несказанно хорошо. Если бы не муж и все эти дела, мне кажется, уже давно бы умерла. Но то одно, то другое, цепляется за меня жизнь, - неожиданно разоткровенничалась женщина.
- А вы уже нет? - полувопросительно прозвучал голос Кройкса.
- Нет, - в ее голосе прозвучали нотки безразличия к своей жизни,  и взгляд окутала вечность. Позже, она вышла из этого состояния и спросила Кройкса, который почему-то очень понравился ей: - Как жаль, что ты не придешь сегодня на концерт.
- Мне тоже жаль. Держитесь, хорошо? Уцепитесь за жизнь, может быть, она еще предстанет перед вами во всех красках, - сказал Кройкс на прощание Камани, которая уже собралась уходить:
- Это будет мой лучший концерт. Я уверена в этом, - она направилась к двери с таким видом, что Кройкс понял, что женщина уже окунулась в то чувство, которое уже не связывало ее с бренным телом.
- Да благословит тебя Бог, - машинально сказал Кройкс.
- Спасибо, - ответила она, обернувшись только на один миг, и уронив на него такой взгляд, в котором Кройкс успел увидеть вечность.

В пять часов вечера в столовой отгремел концерт, самый лучший в жизни и творчестве Камани Евы и ее небольшой, но крепкой агитбригады. Когда она прощалась с собравшимися большой толпой солдатами и офицерами, то каждый из них хотел еще раз услышать ее волшебный звучный голос. Она со всей силой своего таланта и желания отдать всю душу, все, что в ней было доброго, окружающим людям, запела старинный русский романс. Она пела а-капелла, озаряя сердце каждого слушателя гармонией чувства и звука.
Она упала на излете своего прекрасного чувства, как кудрявая береза, как трепетная лань, как чудный человек, которого в самом зените творческой жизни, на своем самом лучшем концерте, настигла шальная пуля.
«ОНА, - летела, подпевая, неся с собой мотив другой.
Не ожидая песни до конца, пронзила сердце юного певца.
А он не понял, он - певец, что смерть дала ему «венец»…
Закончил песню так солист, закончил жизнь свою артист».*

У войны не женское лицо.
У смерти – тоже.
Не смотря на то, что все уже привыкли к потерям, трагичная смерть Кумаши ошеломила каждого.
Первый взвод был отправлен в разведку.
Воинская часть погрузилась в гробовое молчание.
С тех пор прошло около недели. Труп Кумаши увезли ее родственники, полные отчаяния и злости на то, что приехали именно сюда, на то, что концерт длился дольше запланированного, да и много еще на что.
Когда артистов проводили, воинская часть не могла прийти в себя в течение нескольких дней. Все было в тягость. Погибла мировая душа. И не было ей замены, и не приедет больше милая Кумаша. Никогда не приедет. Лицо смерти зло посмеялось над солдатами и офицерами, как бы говоря: «Не будет вам мира никогда и ни за что, и ни на один час, и ни на секунду».


 
* «Венец артиста» 1.04.05. Сочи Любовь Николаевна Авилова