Лавандовая вечность

Она сидит на кровати. Простынь – сбита, подушка – порвана, дырявые носки – на батарее. Под глазами образовались внушительные синяки, губы стали совсем бледными и больше не напоминают по вкусу мёд, как раньше, взгляд стал пустым. Опять снятся кошмары. Просыпаешься в холодном поту, и только гулко тикают часы, разбивая гнетущую тишину темных комнат. А перед глазами опять всё та же картина – охристо-рыжее небо, можжевеловые заросли по бокам узкой пыльной дороги, а там, впереди, - огромное поле лиловой лаванды.
Прислушивается. Там, за тонкой стенкой тихонько посапывает бабушка. Дыхание ровное, поверхностное, спокойное. Всё в порядке…
Вот уже 15 лет она так живет. Вместе с бабушкой, которой уже под стольник. Семьи нет, да и не будет, кому охота жить с едва держащейся матерью тещи девицы не первой свежести?! Да и где бы ей познакомится, когда только на работу, с работы в магазин, а оттуда домой. Ни шагу в сторону… А по ночам ей уже много лет подряд грезится лавандовая вечность. Одно и то же поле, с едва колышущимися под закатным бризом тоненькими ароматными стебельками.
Она неспешно спускает ноги с кровати на обжигающе ледяной пол и, стараясь не скрипеть прогнившим паркетом, направляется в комнату бабушки. На большой двуспальной кровати в ногах сидит долговязый растрепанный мужчина в белых одеждах, молча смотрит на спящую и кусает уголки губ. У него пшеничные волосы и бездонные абсолютно черные глаза, которые засасывают и не пускают обратно.
-Эй, ты кто такой? – свистящий шепот срывается с ее губ.
-Я? Бог…
-Зачем ты здесь?
-Что бы забрать ее. Она могла бы еще жить… Лет 20-25, но мне сегодня принципиально надо кого-то забрать из вашего дома. Уж так получилось, прости.
Она недолго молчит. Потом, сжавшись в комочек, ссутулившись, сцепив пальцы рук, впившись до крови в нижнюю губу, она решительно произносит:
-Слушай, а давай сделку. Ты вернешь ей способность нормально ходить и самоощущать себя, а взамен же - получишь мою душу. А?
-Я и так получу твою душу. Когда захочу, – его хрипловатый голос заставляет содрогнуться. Мурашки роями носятся вдоль позвоночника, и она ощущает, что так страшно ей никогда еще не было. Да и будет ли?
Помолчав, он заговорил вновь:
-Ты дерзкая, но ты мне понравилась. Хорошо, я пойду на твою сделку. Так уж и быть! – и она видит, как он ухмыляется. Неужели это и есть «улыбка Бога»?
Он подходит к ее бабушке, наклоняется и проводит светящейся ладонью над лицом и грудью спящей. Ее дыхание становится более глубоким и умиротворенным, напряженно поджатые губы расползаются в блаженной улыбке.
-Теперь твоя часть уговора. Только я ее немного изменил. Видишь ли, душа не может чувствовать, каяться, веселиться, страдать. Это может только плоть. Поэтому я забираю тебя совсем.
И он берет ее за оледеневшую ладонь и шагает в подернувшееся зыбью пространство, разделяющее между собой миры и эпохи.
Обернувшись назад и увидев ровно застеленную кровать и пожилую сухонькую женщину с реками серебристых волос, струящихся по пахнущей ландышами подушке, она сильно-сильно зажмуривается и впивается в большую и теплую ладонь, неумолимо вплетшуюся меж ее пальцев.

***
Когда она открыла глаза, рядом не было ни Бога, ни темной квартиры с гулким тиканьем часов, ни спящей бабушки. И только огромное, до горизонта, поле с колышущимися стебельками лаванды. А над головой – распятое плоское охристое небо. И больше никого. Только она и Лавандовая Вечность. Один на один.
Навсегда…

16.10.09