Гнев

Страшен человек в гневе своем. Кровью наливаются глаза, язык изливает потоки злобы и ненависти, и уже не удержать рук от лютого беззакония. Одержимый гневом, царь Иван Грозный в Новгороде лютовал целых шесть недель, тысячи новгородцев были зверски замучены... Не остановилась рука гневного царя даже перед новгородским духовенством: сотни священников принародно забили палицами до смерти, остальных с утра до вечера ежедневно секли на площади... Охваченный звериной яростью, отец бросается с ножом и на собственного сына…

Откуда же рождается в душе эта пагубная страсть,  превращающего человека в лютого, распаленного яростью зверя? Какой надлом происходит в душе, что все силы, словно водоворотом, уносятся в безудержном порыве?

Чтобы понять этот непростой вопрос, достаточно посмотреть чуть более внимательно вокруг: а всегда ли гнев приносит вред? Мать, например, видит своего несмышленого ребенка, как он лезет отверткой в розетку – и с быстротой молнии выхватывает из его рук опасный предмет. И этот гнев – правильный; в нем нет греха. Ведь способность души к решительному активному действию, или рвению, была вложена Творцом для того, чтобы человек всеми силами устремлялся к добру – и с гневом отвращался от всего, что нарушало бы гармонию жизни с Богом, людьми и миром – отвращался от греха и зла.

Святые отцы сравнивали способность гневаться с псом, который лежит у входа в дом, и ревностно бросается на защиту своего хозяина от любого зла и опасности. Однако грех, поселившийся в сердце, стал обращать эту силу не на зло, а на все то, что мешает человеку выполнять свои похотения. С тех пор к гневу стала примешиваться особая тонкая сладость, словно наркотический дурман омрачающая разум. Об этом знали и древние: так, некогда Сократ заметил, что "гнев и мудрых в неистовство вводит", а Диоген Лаэртский сказал о гневе: "Много слаще, чем мед, стекает он в грудь человека".

Если конечная цель греховного гнева – уничтожение своего противника - оказывается невыполнимой, то движимые этой страстью будут изыскивать любые способы унизить, оскорбить, оклеветать, осудить или хотя бы показать окружающим свое возмущение. Раздражительность и вспыльчивость – первые ростки гнева; дальше рождаются жажда отмщения, крик, бранные и колкие слова, вражда, подчас готовая дойти до самых низких и подлых действий, вплоть до убийства:

В ярость друг меня привел —
Гнев излил я, гнев прошел.
Враг обиду мне нанес —
Я молчал, но гнев мой рос.
Я таил его в тиши
В глубине своей души
То слезами поливал,
То улыбкой согревал.
Рос он ночью, рос он днем.
Зрело яблочко на нем,
Яда сладкого полно.
Знал мой недруг, чье оно.
Темной ночью в тишине
Он прокрался в сад ко мне
И остался недвижим,
Ядом скованный моим.
[У. Блейк]

Иногда считают, что люди гневаются главным образом от неудач. Но это не так: чаще всего гнев рождается из чувства обиды. Это удушающее чувство несправедливости говорит, что законные требования не удовлетворены. Чем больше требований к жизни, тем больше ощущается мнимая несправедливость; и тем больше будет поводов к неудовольствию, претензиям, а следовательно – и гневу.

Как ни странно, но корень гнева – любовь, однако чудовищно извращенная, перенаправленная и  замкнувшаяся на самом себе, зажатая, запутавшаяся в хитросплетениях своих предрассудков и комплексов, и в таком состоянии вместо яркого горения превратившаяся во все сметающий атомный взрыв…

Нет лучшего лекарства против отравы сердечной гнилью – гневом –  как отсутствие претензий и память о своих несовершенствах, а еще лучше – понимание того, что и ты не без греха. Один из ярких подвижников XIX в., святитель Феофан Затворник, на склоне лет писал: «Я все больше убеждаюсь в том, что все люди по своей сути добры; все же злое в них – поверхностное, наносное». Такой смиренный человек, который видит в другом не потенциального врага, но своего брата, не будет распалять себя гневом на ближнего, но обратит эту дарованную Богом силу на то, чтобы сделать подчас невозможное: увидеть в ближнем своем сквозь толщу всех недостатков, такого же, как и ты сам, и увидев, простить и полюбить его, как и себя самого…