в погоне за легендой

В погоне за легендой

Глава 1

На мне были одеты купленные мною лишь трусы и носки. Остальное – кожаный плащ, костюм и туфли – с плеча дельца из Голландии Криса Нормана. На него готовилось покушение, и он меня нанял, послушавшись совета приятеля: «Если угроза вашей жизни связана с русской мафией, то лучше всего будет пригласить человека с Востока, знающего особенности национальной охоты на людей».
Я прибыл в Амстердам, дабы оговорить детали контракта, а попал на похороны. Его убили, и, видимо, в компенсацию за труды забрали двухтонный сейф, забетонированный в полутораметровую стену.
Денег, чтобы восполнить мои затраты, не нашлось, да, в общем то, и не искалось, а я в это скорбно-печальное время не стал настаивать. Посредник, по приглашению которого я сюда прибыл, предложил мне в качестве оплаты прихватить с собой что-нибудь из гардероба покойного. Жена убиенного не возражала. Не возражал и я. Не имея предрассудков, я выбрал кое-что, а это был костюм и длинный кожаный плащ от «Christian Dior», что сейчас и было на мне. Гуляя по Санкт-Петербургу в послеполуденное время, я выглядел богатым иностранцем, оторвавшимся от очередной туристической группы, коих в это время года здесь было не много. Имея ноль воображения, они таскались по Петродворцу, шморгая носом и воображая себя хоть на мгновение обладателями настоящего искусства. Балтийская весна не спешила вступать в свои права.
До встречи с возможным будущим клиентом, вернее клиенткой оставалось почти полчаса. На встречу меня направил мой старинный приятель Стас, который таким вот посредничеством между заказчиками и такими как я жил очень недурно. Пара удачно обделанных серьезных дел позволили мне повысить свой рейтинг и, соответственно, поднять планку цены. Теперь уже только одна встреча с клиентом и терпение его выслушать сразу принесут мне пять сотен «зеленых». Эти деньги являлись гарантией того, что я выслушаю предложение и, если по каким либо соображениям откажусь, то забуду его навсегда. Гарантом последнего и являлся Стас. За три истекших года нового тысячелетия он зарекомендовал себя с хорошей стороны, в смысле, молчания, и клиентура потянулась к нему. Заказчиков стало больше, но предложений с его стороны становилось все меньше. Это указывало на то, что человека моей профессии стало найти легко.
Деньги – величина непостоянная, но зато она была подвержена закону геометрической прогрессии: чем больше их было, тем больше тратилось, и тем больше их не хватало. Вспоминалось доброе время, когда я был телохранителем у одной истерички и зарабатывал в день тысячу долларов. Ее муж, миллиардер, уехал в Англию по делам, а меня нанял присматривать за своей женой – стервой. Это была не работа, это было похоже на активную деятельность в преисподней. Мне начало казаться, что там, в этой самой преисподней, я видел все и знаю всех. Я мог громко накричать, если меня доведут до этого, ну, например, выдергивая без наркоза волосы из бороды или носа. Но мои возможности продемонстрировать голосовые связки были ничто по сравнению с ее душераздирающим визгом. И что было самым интересным, так это то, что она верещала всегда, даже тогда, когда была довольна. Мне удалось продержаться все два месяца, и этим самым я поднял свой рейтинг до предела. Как потом выяснилось, больше двенадцати дней на этой работе не выдерживал никто. Правда, чтобы залечить свои душевные раны, мне пришлось отправиться на пляжи Филадельфии, откуда я вернулся через три недели, уставшим от отдыха и осунувшимся  от алкоголя, имея в кармане семь долларов и тридцать центов, но готовым снова дальше жить и работать.
– Силантий? – бархатное сопрано донеслось с правого боку.
Обернувшись, я увидел невысокую женщину лет тридцати пяти – сорока, одетую в зеленое шерстяное пальто. Вязаная шапочка на голове и дешевые туфли не оставляли надежды на простое дельце с приличным вознаграждением.
– Это я. – Мне пришлось посмотреть на нее сверху вниз, потому как она подошла ко мне слишком близко.
– Мне вас рекомендовали. У меня не совсем обычное дело, – заговорщицки и таинственно начала она.
– Вам объяснили условия?
– Да, вот… – она протянула мне конверт.
Приоткрыв его и убедившись, что там пять бумажек, я предложил незнакомке присесть и объяснить суть проблемы.
– Дело… понимаете ли… – она, как и многие другие, не знала как и с чего начать.
– Не нужно суетиться, успокойтесь, я умею слушать. Так что давайте с самого начала.
– Я не буду вас смущать, если закурю? – неуверенно спросила она.
– По-моему, сейчас курят все, и я в первый раз слышу, чтобы спрашивали разрешения. Если вам это поможет сосредоточиться, можете и стаканчик пропустить…
– Так вот, – проигнорировала она мое предложение. – Два года назад я повстречала человека, которого через некоторое время очень полюбила. Это особенный человек. Я не верю, что можно найти второго такого! – Ее до этого потухшие глаза мгновенно вспыхнули.
Она начала перечислять его достоинства, и уже через пять минут я был абсолютно уверен в том, что по сравнению с ее избранником я – сущее дерьмо. Еще через десять минут я уже готов был бегством прервать ее оду, посвященную любви и стараниям Всевышнего, когда тот лепил ее избранника, но она, похоже, наконец-то перешла к делу.
– Итак, в один прекрасный вечер я ждала с ним очередной встречи…
«Надо же, чуть не стихами заговорила», – подумал я.
– … Но зазвонил телефон, и кто-то там, на другом конце провода, ни с того ни с сего начал мне угрожать. Я сначала подумала, что ошиблись номером, но меня назвали по имени-отчеству и рассказали многое из моей биографии. Некоторые моменты были настолько интимными, что тот, кто это говорил, действительно меня хорошо знал. В конце концов, эти звонки начали повторяться каждый вечер. Я каждый раз хватала трубку с надеждой, что это Вадим, но каждый раз слышала ругань и угрозы. Я умоляла их ответить, что они конкретно от меня хотят. В конце концов, выяснилось, что я должна положить в установленное ими место тысячу долларов, иначе моя жизнь превратится в кошмар и не будет стоить ломаного гроша.
Вадим, а так зовут моего мужчину, заметил, что я переживаю, и  заставил рассказать о том, что меня мучает. Я ему поведала эту историю гнусного шантажа. Вадим сказал, что у него есть друзья, которые ему помогут уладить это недоразумение. Назавтра он приехал с двумя приятелями, которые подсоединили к телефонной линии что-то, ну, какие-то приборы, компьютер такой, как папка для бумаг. Потом они сказали, что засекли, откуда звонят и быстро уехали.
Через час Вадим позвонил мне и настоял, чтобы я приехала к гаражу, где он ставил машину. Он сказал, что это очень срочно. Я взяла такси и поехала к месту встречи. Он подошел ко мне, взволнованный, и попросил, чтобы я посмотрела и сказала, знаю ли я человека, который лежит в багажнике его машины. Я не думала, что он мертвый, но когда я это увидела, я упала в обморок. Весь багажник был в крови, и я так и не успела разглядеть бедолагу.
Прошла неделя. В отношениях между мной и Вадимом с этого момента возникло определенное напряжение. Вадим был сам не свой. Я, естественно, понимала, почему это происходит. Он рассказал, что они вовсе не хотели его убивать, но так получилось. Затем он вообще исчез…
– Навсегда? – осторожно спросил я.
– Нет, через три дня он появился и сказал, что у него большие неприятности. Человек, которого они убили, был членом питерской бандитской группировки, и Вадиму поставили условие: пятьдесят тысяч долларов, или закопают в ту же яму, куда он закопал их товарища. Вадим не хотел мне этого рассказывать, но когда я случайно увидела пистолет, торчавший из его кармана, я заставила его выложить правду.
Сроку ему дали две недели. Я продала свою квартиру за тридцать семь тысяч, но я боюсь, что они заберут у него деньги и все равно его убьют. Я не смогу себе этого простить. Уж лучше бы меня убили, ведь это все из-за меня… Скажите, вы смогли бы отдать им эти деньги и попросить, чтобы они его не трогали? – спросила она умоляющим голосом. – Вы, как мне объяснили, человек авторитетный, я уверена, что бандиты вас послушают.
Я сидел и слушал эту наивную женщину, и не знал, что мне делать. Можно было плакать от счастья, что женщины, готовые собой пожертвовать ради любимого, все еще существуют. Еще недавно я думал, что такие вымерли вместе с динозаврами, но, что очень приятно, я ошибался. Смеяться оттого, что дурость, граничащая с простотой и невинной наивностью, прямо прет из всей этой малоправдоподобной истории, было бы просто кощунством.
– Я думаю, что смогу избавить вас от всех этих неприятностей за сумму… где-то от шести до десяти тысяч.   
– Это, конечно, много, нам трудно будет потом собрать пятьдесят…
– Вы не поняли. Не нужно пятьдесят. Всего до десяти тысяч, и оставьте себе остальные. Кстати, а что у вас есть, где жить? Что будет с вами, если вы все отдадите за вашего друга?
– Нет, другого жилья у меня нет, но люди же как-то живут? Поищу вторую работу, может, сниму квартиру, правда, сейчас это дорого. А что будет со мной, не важно… – обреченно ответила она.
– Сколько вам лет? – поинтересовался я.
– Тридцать девять…
– И вы готовы отдать своему Вадиму все и идти жить на свалку?
– Ну, ему же нужнее… – в ее голосе прозвучала нежность.
– Я возьмусь за это дело, – решительно сказал я – и думаю, что сэкономлю вам эдак тысяч двадцать пять-тридцать. За эти деньги можно будет купить малосемейку где-нибудь в пригороде?
– Можно и за пятнадцать…
– Ну, вот, а остальные потратите по своему усмотрению. Но пока никаких гарантий. Все о чем я сейчас думаю – пока только предположение.
– Я понимаю. А что мне сейчас делать? Через два дня мне привезут деньги за квартиру…
– Без моего участия ничего не предпринимайте, деньги никому не отдавайте. Вадиму обо мне ни слова. А теперь расскажите-ка мне поподробнее про вашу любимую…, – я чуть было не добавил «скотину», – ну, то есть любимого Вадима. Где работает, живет и так далее…
Разговор наш продолжался еще часа три, и я узнал все то, что знала она. Теперь я был уверен, что два дня мне хватит выяснить, что, где, как и почем.
На следующий день я оформил машину на прокат за сорок пять долларов в сутки и уже через час сидел на хвосте у Вадима. Если в багажнике его машины все залито кровью, как говорила она, необходимо было сделать экспертизу. У меня возникли обоснованные сомнения, что труп был мертвым. Наконец Вадим остановил машину возле подъезда моей клиентки и направился к своей возлюбленной, готовой пожертвовать всем ради него.
Взламывать багажник его «Жигулей» не пришлось, он не был заперт. Осветив содержимое багажника, я заметил на его дне небольшие бурые пятна, похожие на засохшую кровь. Соскоблив некоторое количество этого вещества в целлофановый пакетик, я уехал.
В Невском районе жил знакомый эксперт-криминалист, который, не задавая лишних вопросов, мог ответить на многие эти самые вопросы. Две сотенные купюры сорвали с него обещание, что к завтрашнему вечеру он даст заключение, что это такое.
Я поужинал в ресторане гостиницы и со спокойной совестью отправился спать, чтобы завтра здесь же отобедать в компании с криминалистом. К счастью, сегодняшней ночью снов я не видел.
– Добрый день. – Приветствовал меня доктор.
– Для чего? Для вскрытия? – ответил я, внимательно изучая меню.
– Ты как всегда оригинален. Но день сегодня действительно добрый. Утром познакомился с такой женщиной! Если бы она захотела провериться, в моем списке оказалась бы первой.
– Если бы ты ее проверил, интересно, как изменилась бы ее температура тела? Видимо, начала бы падать до нуля? Ты же специалист по замороженным телам, или я ошибаюсь?
– Ладно, умник. Сам, небось, спустился с этажа, а в номере – блондинка ждет не дождется?
– Ты никогда не думал сменить профессию? – серьезно спросил я.
– Для чего? Что я еще могу? – он вопросительно вздернул брови.
– Ну, например, поставил бы балет для радио.
Доктор, видимо, не прочувствовал тонкости шутки.
– Я в искусстве не очень. Правда, писал в молодости стихи… Да мне и так нормально живется. Грех жаловаться. Вон, машину недавно купил. – Через стекло ресторана на стоянке был виден его подержанный «Мерседес» трехлетней давности.
– Ну, какие новости ты мне принес, стоившие двести «зеленых»? – спросил я, дабы побыстрее перейти к делу.
– Мое заключение сводится к тому, что это – кровь, но не человека, а свиньи. Если дашь время, скажу, когда ее закололи, сколько ей было от роду и за дополнительную двадцатку предположу, сколько шашлыков из нее получилось бы.
– Меня исчерпывающе утешили твои вышесказанные подробности, а был это хряк или свинка, оставь рассказ для других ушей. Ты можешь, как раньше, дать заключение на официальной бумаге?
– Полтинник расходов, – выпалил он.
– Не вопрос, но мне кажется, в прошлый раз это стоило двадцатку?
– Инфляция, понимаешь, бензин самый высококачественный… – он недвусмысленно перевел взгляд на своего «мерина», мирно стоявшего за окном.
– Ладно, не скули. Когда понадобится – обращусь.
Мы расстались, как расстаются старые приятели туманного Альбиона. Мои догадки насчет разыгранного спектакля подтвердились. Вадим занимался «душевным рэкетом».  Жертвы этого рэкета сами  уговаривали его забрать все последнее, что у них оставалось. Сколько таких простушек прошло через его грязные лапы? Ну, да ладно, самое главное сейчас – подобрать нужные слова и объяснить все ей, этой любящей наивности. Но пока я не представлял, как это лучше сделать. Она может запросто выцарапать мне глаза. Поэтому я решил – пусть Вадим сам покается перед ней.
Мы ехали медленно, и я решил, что короткие ноги Вадима просто не могут выжать педаль газа дальше.
– Вы меня убьете? – обливаясь холодным потом и с трудом выдавливая слова, обреченно скулил он.
– Еще не знаю… – я посмотрел на него долгим безразличным взглядом.
В моей голове зрел план, как отдохнуть всю следующую неделю. Вспомнилось, что старый приятель как-то при встрече предлагал отдых на своей даче в деревне. Нужно позвонить и выяснить, актуально ли прежнее предложение, – подумал я  и снова уставился на обезумевшего от страха Вадима.

Глава 2

Нужда на ближайшие месяцы покинула меня, и я, воспользовавшись случаем, принял приглашение старого знакомого провести несколько дней в деревенском доме, который был куплен им вместо дачи. Да, собственно, это и была дача, на которой мой приятель время от времени уединялся от городской суеты.
В печи приветливо потрескивали дрова, на коленях у меня лежала книга Чейза, и я время от времени, вернее, в перерывах ото сна читал ее. Герои Чейза, в частности, частные детективы были близки мне по духу, так как и я занимался почти тем же – зарабатывал на жизнь всевозможными способами, не имея, правда, лицензии на этот вид деятельности. Если бы дрова, сгорая, не потрескивали, можно было бы сойти с ума от гнетущей душу тишины. И, казалось, что не хватает грохота трамвая, промчавшегося под окнами,  и легкой вибрации кровати. Вот, лежа на ней в скверном настроении, мы так часто мечтаем о тишине, но когда ныряем в нее, как в омут с головой, становится жутко.
Так получилось, что хозяину этого убежища пару часов назад пришлось срочно уехать в Питер по каким-то там неотложным делам, и я три дня проведу один на один с собой. Зачастую для меня это бывает полезным.
Где-то далеко за окном человеческим голосом орала молодежь, шедшая из местного клуба и употребившая мутного и крепленого зелья -продукта переработки сахара и дрожжей, будоражившего их воображение. Мой музыкальный слух различил среди далекого рева матерщину. Не то, чтобы я был против крепкого словца, но пусть бы оно звучало только по делу. А когда щенки упражняются разговаривать друг с другом длиннющими диалогами, состоящими из трех слов, меня это бесит. Вот так я погрузился в непечатные мысли об этих надеждах на наше будущее, у которых, видимо, в ушах были затычки, иначе так не орали бы. Да и как можно в удерживать голове вакуум без затычек?
Где-то в углу дома послышался шорох и шкрябанье. Мышь старалась прогрызть пол, чтобы согреться и разделить с нами продукты, купленные на предстоящую неделю. Я представил, как мышь, объевшись, не может пролезть обратно в прогрызенную ею дырку, и инстинкт самосохранения заставляет ее броситься на меня. Мышей я, естественно, не боялся, но в Питерском метро видел крыс весом далеко за пуд. Не хотелось бы встретиться с десятком таких тварей безоружным где-нибудь в подвале. Наедают же они такой вес, и есть подозрение, что частью их трапезы являются бомжи, убегающие от зимних холодов в канализации и заброшенные подвалы. Я постарался отогнать от себя эти дурацкие мысли и снова углубился в чтение. Так, сидя в кресле-качалке, я снова уснул.
В своей жизни я не помнил ночи, чтобы мне не приснился сон. Некоторые говорят, что это плохо, и мозг, мол, не отдыхает. Я думаю, что это ерунда. Вот и сейчас мне снилась разная чушь. Сначала я увидел, как к дому, в котором я сейчас находился, подъехал грузовик, и из его кузова выбросили гроб. Крышка слетела, и там, в гробу, я разглядел себя, лежащего с открытым ртом, из которого валил розовый дым. Затем какой-то очень знакомый мне монах в черной сутане бил в колокол моей отделенной от тела головой. Мои губы в ужасной гримасе беззвучно кричали, чтобы он не стучал ею так сильно. К счастью, в этот момент я проснулся. Была середина ночи. Стук в голове продолжался. Прислушавшись к себе, я понял, что стук, в основном, исходит от двери, запертой мною на внутренний засов. Кто-то продолжал настойчиво барабанить в дверь. Я чудовищным усилием заставил подняться пока еще не очень подчиняющееся мне тело и направил его к месту, где совсем недавно звучала барабанная дробь, которая постепенно перешла в глухое постукивание ногой. Стучавший явно начал уставать. Приятно ощутив, что тело мое собрано, как и прежде, воедино, а затекшая нога уже не хрохотала по полу как головешка, я, подойдя, нет, скорее подплывая как корабль-призрак, растерявший свои паруса и мачты, к двери спросил:
– Кто?
– Открывай, минут двадцать колочу! – голос хозяина окончательно привел меня в чувство, и сразу стало ясно, кем был тот, приснившийся мне монах.
– Чего тебя носит среди ночи? Ты же должен был вернуться только через два дня!
Я открыл дверь и еще раз убедился, что рожа моего друга была точь в точь как у приснившегося мне монаха.
– Как хорошо здесь! Я рад, что так быстро вернулся,
– Мне тоже нравилось здесь до твоего прихода, – недовольно промямлил я.
– Силантий, нам нужно поговорить, –  сходу заявил он, бросаясь в кресло.
Хозяин, а его звали Борис, серьезно взглянул мне в глаза, и я понял, что избежать разговора, а тем более, снова уснуть  этой ночью не удастся.
– Мне нужно с тобой посоветоваться, – Борис, не спросив на это моего согласия, продолжал:
– Я сегодня встретил своего старого приятеля. Мы с ним были когда-то компаньонами.
– Грабили могилы? – со смехом предположил я.
– Мне не до шуток, Силантий! Он мне рассказал, что приехал в Питер, чтобы повидать меня и предупредить…
Он сделал длинную паузу, а я не стал его торопить, дабы не показать свою заинтересованность, коей и не было на самом деле. Видя мое полнейшее безучастие и  безразличие, Борис продолжил.
– Меня заказали… – обреченно выдавил он, все еще надеясь, что мое равнодушие исчезнет, и я подпрыгну на месте.
– На обед или полночный ужин? – спокойно прореагировал я.
– Это серьезно, Силантий, я ему верю. Но он не знает, в чем дело, а я тем более теряюсь в догадках.
– Может, ты пролил кому-нибудь суп на костюм, и тебе мстят?
– Ты можешь быть серьезным? – в его голосе прозвучало раздражение.
– По-моему, моя серьезность делу пока никак не поможет. Ты напрягись и вспомни, когда и где нагрешил, тогда и разговор станет конкретным.
– Ничего такого пока в голову не приходит! Три часа об этом думаю, и ничего…
– Ты сейчас похож на очень нервного типа, – с извиняющейся улыбкой сказал я.
– Ты бы тоже занервничал, если бы тебя хотели спустить в унитаз, – констатировал он, и взгляд его сделался жестким.
– В унитаз могут спустить твою кровь, а тело, скорее всего, частями сварят и скормят собакам… – спокойно ответил я, ожидая, когда разговор все же обретет предметное продолжение.
– Перестань, пожалуйста! Если ты думаешь таким образом меня успокоить, так это вряд ли, – совсем разнервничался Борис.
– А чего мне тебя успокаивать? Я, наоборот, пытаюсь разогнать весь адреналин в твоем теле и направить в ту самую единственную известную лишь тебе извилину, где лежит твой ответ на твой же вопрос.
– Что мне делать, Силантий? – обреченно спросил он.
– Ждать, – коротко отрезал я.
– Чего ждать? – Борис вздернул брови.
– Ну, как, чего? Пока построят эшафот, пока из Парижа притянут гильотину... Потом на голову наденут мешок и спросят о последнем желании. Вот тогда ты и спросишь: «За что?»  –  Я все еще пытался перевести разговор в более спокойное русло.
– Знаешь, если бы я тебя знал хуже, чем знаю, убил бы. – Его интонация граничила с отчаянием.
– И стал бы Брутом, – задумчиво произнес я.
– Кем?
– Да ты все равно не знаешь. Это давнишний мой приятель… Пару тысячелетий  назад жил. Кстати, тоже неплохо владел ножом.
– Что ты предлагаешь, кроме того, чтобы мне сейчас сплести из носков веревку и повеситься? – Похоже, Борис наконец-то понял, как найти со мной общий язык.
– Вот, уже лучше, ты начинаешь думать. И, как видно, в правильном направлении… – удовлетворенно заметил я.
– Ты это о чем? – Борис снова начинал заводиться.
– Расскажи-ка мне весь разговор с самого первого момента вашей встречи. Только спокойно, без собственных гениальных выводов и по порядку. Тем более, что уснуть все равно ты мне не дашь.
Борис, поерзав в плетеном из лозы кресле, начал:
– Мы встретились возле подъезда дома, где у меня квартира. Ты знаешь, где это. Он поджидал меня несколько часов. Если бы не срочные дела фирмы, ну ты знаешь, зачем я поехал, я бы вообще не увиделся с ним. Егор, так его зовут, сказал, что в Питере он проездом, через два часа автобус на Хельсинки, и по старой дружбе сообщил мне, что меня заказали. Он случайно услышал этот разговор.
– Что именно было сказано в том разговоре, который услышал этот, как его… Егор?
– Вот его слова: «Неделя, чтобы исполнить приговор. Фамилию помнишь? Нефедов Борис. В Питер выезжай в ближайшее время». Он объяснил мне, что люди, говорившие это, весьма серьезные. Он даже предположил, что, может, речь идет не обо мне, а о моем однофамильце.  В Питере, мол, Нефедовых – как собак нерезаных. Но когда услышал адрес – Невский проспект, 28, – сразу понял, что это  про мое ближайшее будущее бандюги толкуют …  Кстати, когда я покупал квартиру, именно с ним мы развили бурную деятельность, приносящую хорошую прибыль. Так что адрес мой он хорошо помнил. И, естественно, забыть не мог. Больше ничего. Он попросил, чтобы никто не знал о нашей встрече и, соответственно, разговоре… Его трясло, когда он  мне рассказывал про это, а он по натуре, поверь, не из трусливых. Ну, и что ты об этом всем думаешь? – Борис с надеждой заглянул мне в глаза.
– Похоже на чушь собачью… – разочаровано выдавил из себя я свои соображения на эту маловероятную и  малоправдоподобную  историю. – Человеку, прежде чем его убрать, чаще всего предъявляют претензии, угрожают, по крайней мере.
– Если это чушь, я…
– Умрешь от счастья? – перебил я его.
– Да…  Ну что-то вроде этого.
– Ну, раз тебе все равно, от чего умирать, так почему ты волнуешься? По этому поводу мне вспомнился анекдот, вот послушай: встретились друзья, и зашел у них разговор о смерти. Один спрашивает у другого: «Ты какую смерть выбрал бы, от сифилиса или от поноса?» Поразмыслив, приятель ответил: «Лучше умереть от любви, чем засранцем!»
– Интересно, какую ты проводишь здесь аналогию?
– Да дело в том, что, похоже, смерть для тебя – дело решенное. Просто ты еще не выбрал способ…
– Не иронизируй, Силантий. Ты что, считаешь, что ничего серьезного нет? – с надеждой посмотрел он на меня.
– Сколько в вашем доме квартир? – спросил я.
– Думаю, сотен шесть, может, чуть больше… – задумчиво ответил он.
– Советую тебе проверить их на предмет однофамильцев.
– Я про это подумал, и знаешь, что? Я хочу тебя нанять на эту работу.
– Я на отдыхе, ты сам меня убедил, что от работы кони дохнут… – попытался отвертеться я.
– Но ты же не откажешь другу? – умоляюще спросил он и, с надеждой разжалобить меня, снова заглянул в мои честные глаза.
– Свинья, лучше бы тебя пришили час назад, по дороге сюда, – обреченно произнес я, понимая, что выкрутиться, конечно же, мне не удастся.
– Силантий, ты должен мне помочь, иначе мне придется превратиться в таракана и при каждом шорохе зашиваться в щель! – В его голосе вибрировала мольба.
– А я, если бы мне пришлось выбирать, я бы родился котом, –мечтательно ответил я ему. – Славное пушистое животное. Пусть даже кастрированным, это дало бы еще больше независимости. И на глупое кудахтанье какого-то там таракана просто не обращал бы внимания.
– Вот так ты ценишь друзей… – с упреком произнес Борис.
– У моих друзей обычно нет ценника на лбу, а у тебя вижу какую-то цифру с четырьмя нулями…
– Рублей, брат, рублей… – быстро сориентировался он.
Мы оба рассмеялись, и напряжение, исходившее от Бориса как от силового трехфазного трансформатора, жужжащего и в любой момент грозящего коротким замыканием, исчезло.

Глава  3

День, то есть утро, а еще точнее, ночь началась с того, что, получив аванс в тысячу долларов, дабы не обременять себя заботами экономии, я отправился в путь.
Информацию о проживающих на Невском можно было получить и бесплатно. Ну, пусть не совсем бесплатно. Можно ограничиться, например, взяткой в несколько бутылок водки, которые легко вместились бы в сетку старых времен, коей родители хлестали детей по их невинным попкам. Но у меня в кармане похрустывали иностранные купюры с изображением Франклина, и это означало, что тягать тяжести я не намеревался. Среднепожилому, если можно так сказать о предпенсионном возрасте, чиновнику из ЖКХ понравился мой намек, и в лицо, отпечатанное на купюре, он сразу влюбился. Создалось впечатление, что дядюшка Франклин ему доводится дальним родственником, и когда-то из семейного альбома пропала его единственная черно-белая фотография, а вот сейчас нашлась, чему он был необычайно рад. Рассказав ему, где я буду его ждать, я покинул контору.
Через два часа я увидел этого небольшого человека в дверях небольшого кафе, спешащего ко мне за столик, чтобы поскорее обменять свои большие бумаги на мою маленькую. Положив тоненькую пачку из шести листов на стол, он заговорщицки спросил:
– Вы журналист?
Мне вопрос понравился, и я на него с удовольствием ответил:
– Вам бы не в ЖКХ, а в контрразведке работать. Вы явно тратите свое рабочее время попусту. Представьте, если бы вас держали, например, в российском посольстве в Америке? Представляю, какую пользу государству вы могли бы принести. Какая проницательность!
Я, правда, не уточнил, какому государству он мог бы принести пользу, но высказывание моему визави понравилось. Он готов был уже рассказать, с кем встречалась его бабушка Домна в послевоенное голодное время, но я очень торопился, и он так и не осчастливил меня интересным материалом для моей «журналистской деятельности».
Итак, коротыш поспешил к выходу, держа правую руку в кармане брюк, и прижимая отдаленного родственника,  боясь, чтобы тот, не дай бог,  не сбежал.
Если вы, уважаемый читатель, подумаете, что Силантий увидел однофамильца, проживающего в искомом доме, то вы ошибетесь. Волею случая, или благодаря традициям жить большими семьями, Нефедовых в доме было двенадцать. И как ни странно, считая моего друга Бориса, Борисов Нефедовых было трое.
Мать честная! Киллеру придется нелегко из них выбрать нужного, – радуясь чужим трудностям, заулыбался я.
Хорошие новости своему другу я  передавать не спешил. Он наверняка сейчас устраивает гонки, пытаясь разобраться в своих поступках. Главное, не переборщить со временем. Днем он переосмыслит жизнь, к вечеру начнет молиться, а завтра, возможно, будет бить головой об пол в какой-нибудь секте. Так что до завтрашнего дня  тянуть не буду, – решил я и отправился в разведку в этот самый дом, который можно было бы по праву назвать домом Нефедовых, чтобы сориентироваться на месте.
Мне повезло, я сразу попал на похороны. В сторонке, возле подъезда, в ожидании выноса тела и дальнейшей процессии стоял мужчина, с виду напоминавший дальнего родственника умершего, приехавшего из Киева и мечтающего увезти с собой дорогие часы покойного.
Я подошел к нему и так, между прочим, спросил:
– Нефедова хоронят? Борьку?
– Да, царство ему небесное! Хороший был человек… – ответил незнакомец, придавая своему лицу как можно большую скорбь. И затем, внимательно осмотрев меня, спросил:
– А вы что, хорошо его знали?
– Да не очень, как-то на бутылку мне одолжил, а я вот все не находил времени, чтобы отдать.
Скорбящий еще  внимательнее оглядел меня, и хотя мой внешний вид не предполагал, что я могу взять взаймы, с надеждой предложил:
– Я могу передать деньги жене Борьки, если хотите…
– Да, конечно… вот, сто рублей, передайте, если не затруднит. – Я протянул ему сотенную.
– Конечно, не затруднит, им сейчас важна каждая копейка, – уверил меня родственник, пряча деньги в карман.
– Как погиб то Борька? – поинтересовался я.
– Авария, да так неудачно… машина то ли взорвалась, то ли загорелась. – Он попытался сделать умное лицо, но это ему не очень удалось.
– Да, ему уже без разницы, – печально произнес я и, добавив «примите соболезнования», удалился.
Дальний родственник из Киева остался доволен моим сторублевым соболезнованием и смахнул счастливую, то есть очень одинокую горькую слезу, буравя глазами мою спину, прикрытую кожаным плащем.
Узнав, что еще одному Борису, проживающему в этом же доме, всего три года, и, видимо, он еще не дал повода дядям-киллерам, чтобы охотиться за ним, я поспешил к моему Борису, в деревню. По пути я заехал в салон-магазин и купил себе элегантные туфли за триста пятьдесят долларов, чтобы хоть что-то получить от моего испуганного клиента. Все равно оставшиеся деньги придется вернуть. На память об этом деле останутся туфли, которые я, видимо, назову «Бориски». А что, нормально, если вдруг я утром проснусь со знакомой блондинкой и спрошу  у нее, так, невзначай: «А ты не видела, где мои туфли?» Она спросит: «Какие?» А я отвечу: «Бориски». Она: «Да, да, знаю, сейчас принесу!». А если вдруг заявит, что рано утром, или еще вчера вечером она их почистила, предложу выйти за меня замуж… Я поежился от этой жуткой и неудачной мысли о женитьбе.
Когда я подъехал к домику в деревне, то увидел следующую картину: Борис натягивал на машину маскировочную сетку, которую некоторые сельчане используют для выращивания цыплят, пряча их под ней от жары и коршунов.
– Иди, помоги достать из багажника «базуку», – предложил я, и он, сутулясь, двинулся в мою сторону.
–  Пора вооружаться, да? – печально спросил он.
– Я пошутил, оружия я не привез, просто не достал. Вернее, денег не хватило, – ответил я ему, рассчитываясь в это время с таксистом.
– Здесь много, у меня сдачи нет, может, есть чего помельче? – таксист вмешался в наш скупой диалог, разбавив его делами насущными.
– Сдачи не надо! – торжественно произнес я, намекая Борису, с какой легкостью трачу его деньги.
– Спасибо, – таксист быстро исчез, прихватив с собой свой автомобиль.
Я обреченным тихим шагом отправился в дом, показывая, что стараюсь не оставлять на дорожке своих следов. Борис это заприметил и совсем сник, плетясь за мной по бордюру этой самой дорожки, ведущей к крыльцу, дабы тоже не оставлять следов.
Долгая пауза была вызвана его нежеланием услышать горькую правду. Затем он ее прервал:
– Может, мне уехать куда? – тихо спросил он, и после вновь затянувшейся паузы сказал:
– Я, пока тебя не было, ходил в церковь, молился…
Я посмотрел на него и произнес речь, достойную «кисти Рафаэля»:
– Что же вы, люди, бежите к богу, когда плохо становится? Почему не прийти к образам и не сказать: «Боже, спасибо за то, что я сыт и согрет!» Почему, Боря? Ты давно был там, в предпоследний раз?
– Лет десять назад, крестил ребенка…
– Вот, Боря, в чем наша человеческая гнилая сущность… Подумай об этом прежде всего. Почему тебе, человек, не больно и не стыдно, когда другие плачут? Почему ты возрадовался, когда отобрал у ближнего надежду и посчитал себя победителем? Ты не побежал к господу просить прощения и вернуть все пострадавшему от твоего беспредела. Потому как не видишь ты благословение свыше на дела твои, а замечаешь лишь огненный меч, готовый опуститься на твою неразумную голову, и сразу бежишь за свечкой. Боря, ты богат?
– А что, пора писать завещание?
– Пока нет. Ну, богат? – настаивал я на вопросе о его благосостоянии.
– В сравнении с учителем – очень, в сравнении с Абрамовичем – бедняк. Тебе нужны деньги?
– Нет, не нужны. Я вот тебе даже сдачу привез, – я достал пятьсот долларов и положил на стол. – Я не зря спросил на счет твоего благосостояния. Ты мог бы помогать людям нуждающимся. Делаешь ли ты это?
– Ну, так, иногда одалживаю…
– Подумай, Борис, над моими словами, а что касается твоего дела, так никакого дела нет.
– Что, все туфта? Обманул меня…
– Нет, не обманул, – перебил я его. – На удивление правильно предупредил тебя  твой кореш. Но вот что удивительно, так это количество твоих  однофамильцев в твоем доме. Если бы у тебя была фамилия, ну например, Дрищенко или Пуков, тогда с тобой было бы все ясно. Убили уже Нефедова, из первого подъезда он. Так что расслабься.
Борис ушел в другую комнату, и я не стал его беспокоить, догадываясь, что он там сейчас делает.  Плачет.
Борис появился на мои глаза часа через два. Я к этому времени успел изрядно набраться. Бутылка виски, розлив  тридцать шестого года, оберегаемая им, как собственные глаза, промытые недавно горючими слезами, стояла на журнальном столике, и в ней оставалось ровно на две рюмки. Я пожалел хозяина и решил оставить ему на пробу то, что сам только что безжалостно прикончил, помня о том, что этого никак нельзя было делать.
Борис вошел в комнату и посмотрел в мои шаловливые глаза, затем медленно перевел взгляд на бутылку, затем взял ее в руки... В его округленных глазах был виден страх, готовый перерасти в ярость. Сочетание этих знакомых мне чувств открыло ему рот, но я опередил:
– И после всего этого ты хочешь сказать, что сможешь стать человеком?
Его пыл сразу поугас. Он присел рядом и молча разлил остатки виски в две рюмки, предусмотрительно приготовленные мною, и обреченно произнес, смирившись с потерей:
– За тебя, Силантий. Знаешь, на сколько эта бутылка потянула бы? – И, не дождавшись моего ответа, продолжил:
– Ты сделал меня беднее на десять тысяч долларов.
– Ты загнул! – присвистнул я, ощущая, как дорогущий коньяк пакуется в моем желудке, извергая намного более  приятный аромат, чем до этого момента.
– Ничуть. Этот год ознаменовался очень качественным продуктом. Осенью 36-го завод сгорел, и эти виски стали большой редкостью.
– Но для друга тебе ведь не жалко, правда Борис?
– Для тебя нет. Ты конечно, Силантий, сволочь порядочная, но знаю, что надежнее тебя и справедливее человека нет.
Заверещал пейджер. Номер этого маленького ненадоедливого прибора знало ограниченное количество людей, может восемь – девять человек. Прочитав сообщение, я взял сотовый телефон у Бориса и перезвонил Стасу. Возможно, он предложит работу. Учитывая, что безделье мне поднадоело, я готов был работать, естественно,  не задаром.
Переговорив со Стасом, и выслушав очередную грамотно построенную чушь, из всего сказанного я запомнил ключевые слова, затронувшие мое рассеянное коньяком воображение, что за работу можно получить двадцать тысяч долларов.
Эта цифра внушала оптимизм, и я поспешил побыстрее узнать подробности не по телефону.
Такси подъехало через полчаса, и я отправился в бюро к Стасу, чтобы выслушать его предложение. Коньяк приятно ласкал воображение.
Стас встретил меня у дверей своего бюро, то есть квартиры, обставленной как офис, где он, собственно, и проводил большую часть своего времени. В момент нашего рукопожатия, а оно как всегда было крепким, зазвонил его сотовый телефон. Не посмотрев на дисплей, и не выяснив, кто звонит, он отключил его, что давало повод предположить исключительную важность предстоящего разговора.
Стас стразу перешел к делу. Его отличительной чертой было то, что он никогда не интересовался здоровьем и делами. Если нет здоровья, он его не мог подарить, а если дела – «швах», то это твое личное дело. Бывший комитетчик, попавший под каток перестройки со всеми вытекающими последствиями, он организовал то дело, которым занимался и в КГБ: организовывал выполнение нестандартных поручений. Его так и называли на прошлой службе: начальник цеха нестандартного оборудования. Он до сих пор сохранил авторитет благодаря деловитости и нерушимому слову, намного нерушимей, чем бывший Союз.
– Силантий, ты  слышал такое слово – «чупакабрас»?
Покопавшись в отдаленных уголках своей памяти, подключив дополнительную оперативку, подсоединив гигабайтовую флэшку, я, в конце концов, отыскал в голове нужный файл.
– По-моему, это что-то связано с легендой  о  вампирах, – неуверенно начал я.
– Молодец, Силантий, удивил познаниями. А я, когда услышал это название впервые, подумал, что это связано с конфетами, ну этими, что на палочках, внучка любит…
– Чупсами, что ли?
– Во-во, чупсами. Так вот, один сумасшедший и он же – один из богатейших людей нашей, так сказать, теперешней Родины, одержим идеей завести у себя такого чупакабраса, будь он неладен. Когда мне предложили эту работу, я пробил, как обычно, возможную информацию об этом. Вот пока то, что я знаю.
Чупакрабрас – козлиный кровосос. Большие красные глаза. Ушей почти нет. Маленькие острые зубы. Рост около 90 сантиметров. Ног нет, но есть длинные трехпалые руки. Похоже, что этому феномену до сих пор нет объяснения. Многие утверждают, в том числе и люди науки, что эти чудовища – посланники ада. Питается исключительно кровью. Если нет других жертв, нападает на человека.
Многие, как ты знаешь, держат дома крокодилов, разводят кроликов, попугаев и многое другое... Но ни у кого в мире нет дома чупакабраса. По скудным сведениям из немногочисленных источников его видели в Мексике. У нашего заказчика навязчивая идея стать первым и пока единственным обладателем этого чудовища. Он готов заплатить за него миллион долларов. Мне удалось убедить его потратиться сначала на пятьдесят тысяч, чтобы быть уверенным, что это вообще возможно осуществить. Я настоял на предварительной разведке. Ты готов отправиться в Мексику и заняться поисками? – и, не дав мне ответить, добавил;
– До тех пор, пока ты сам его не увидишь, а еще лучше – не сфотографируешь, экспедиция для его поимки организовываться не будет.
– И сколько, по-вашему мнению, мне придется там провести времени?
Стас на минуту задумался, а потом ответил:
– Может неделю, месяц, три. Не знаю. Если в течение трех месяцев результата не будет, эту тему дальше разрабатывать не будем. Заказчик со мной согласился.
– А если я припру это чучело? – спросил я.
Стас, похоже, ожидал, что я это скажу, и потому, не задумываясь, ответил:
– Пятьсот тысяч получишь сразу, а так тебе на расходы двадцать.
– Разделить на сто возможных дней, это двести долларов в день, не так уж и много.
– Ну, я очень надеюсь, что тебе больше двух недель не понадобятся для выяснения подробностей. Никто тебя, естественно, проконтролировать не сможет, да и станет. Это тот случай, когда мне и тебе платят за авторитет.
– А почему нам платят не поровну?
– Я надеюсь, ты шутишь? – Стас с недоумением посмотрел на меня.
– Конечно.
– Берешься? – спросил он, уверенный в моем ответе.
– Да.
– Хорошо. – Он удовлетворено кивнул головой и включил свой сотовый телефон.
– Когда? – поинтересовался я.
– Сегодня. Вот билет на самолет, давай сюда паспорт, через два часа будет виза, а через четыре – обед в «Боинге».
Мне показалось, что мои рога обламываются, так лихо он за них взялся.
– Давай паспорт, и иди в ту комнату, если хочешь отдохнуть…  Да, кстати, ты ловко устроил это последнее дело, что я тебе подогнал. И квартиру женщине вернули, и денег почему-то ты с нее не взял. Ты что, альтруист?
– Да нет, денег мне заплатили. Даже вдвойне. Ее несостоявшийся любимый был достаточно щедр.
– Так хорошо удалось его развести?
– Нет, он сам попросил, чтобы я не отказывался от гонорара, а я и не стал…
– Правильно, таких подонков надо наказывать, – кратко подытожил Стас, заканчивая тему.
– Я прогуляюсь, нужно купить какой-нибудь словарь, разговорник…
Стас меня уже не слушал, он перезванивал по телефону, когда я закрывал за собой тяжелую стальную дверь.

Глава 4

Борт самолета приветствовал своих пассажиров от имени трудно выговариваемой компании, и я с удовольствием разместился в салоне бизнес класса. Выпивка предлагалась на любой вкус. Но я сильно засомневался, что виски тридцать шестого года стоит мешать с современной спиртосодержащей продукцией. Для этого будет время в стране колючих кактусов и сомбреро. Тем более что все предпосылки и возможности, подкрепленные пластиковой карточкой, содержащей в себе емкость в двадцать тысяч условных единиц, были. И если правда, что литр текилы у местного населения можно купить за доллар, я сразу в уме перевел всю наличность в эту жидкость. Короче, если на все деньги наполнить текилой небольшой, но глубокий бассейн, можно было бы запросто утонуть.
– Что будете заказывать, господин? – стюардесса прервала мои приятные мысли.
– Сейчас определимся, – ответил я, беря из ее рук меню, по своему объему напоминающее «Кухню народов мира». Дабы не обижать стюардессу своим равнодушием к спиртному, я выбрал сухой мартини и заказал копченую змею Мухаби под винным соусом. Официантка, она же стюардесса, как ни странно, приняла заказ, и я, уже было испугался, что заказ выполнят и принесут эту гремучую гадость для трапезы. Вычитав, что они водятся, в том числе, и в Мексике, куда я направлялся, я запомнил, что голова, отделенная от туловища, живет еще тридцать минут, и представил, как она прыгает в моей тарелке, пытаясь своим укусом затруднить работу моих почек. Я сразу почувствовал непреодолимое желание их разгрузить и направился в специальную для этого комнату, пока эта ползучая гадина не укусила меня и не вызвала анафилактический шок.
Возвращаясь к своему месту, я увидел официантку, поджидавшую меня. Она, извинившись, жалобно попросила заказать что-нибудь другое, так как в это время у них на борту этого блюда не было.
Сделав очень удивленное лицо, я вполне серьезно предложил:
– Может, стоит взять фонарик и поискать в отдаленных закутках «Боинга»? Она могла заползти туда. Я готов ползать на коленках вместе с вами… Но если вдруг не найдем, тогда я согласен на большого цыпленка. Приблизительно вашего роста.
Она наконец-то поняла, что дядя шутит, и с широкоформатной улыбкой отправилась за занавеску.
Обед я съел с большим удовольствием и, обладая крепкой нервной системой, уснул, чтобы увидеть очередной цветной сон, который я, как обычно, хорошо запомню.

Трехэтажное здание гостиницы, втиснувшееся между современными небоскребами, с одной стороны, и старинными ветхими одноэтажками - с другой, напоминало переходную галерею между прошлым и будущим, а настоящее находилось здесь, внутри, с высокими нечищеными пепельницами и индейцем - администратором с кирпично-красным лицом, потерявшим зрение и променявшим свой костюм с перьями на форменную одежду, а копье – на авторучку.
План был прост. Два – три дня я буду вынужден провести в этом неудачно выбранном отеле «ползвезды», пока не найду нуждающегося в деньгах испаноговорящего русского или русскоговорящего мексиканца и, таким образом, обзаведусь переводчиком, потому как мой словарный запас ограничивался одним лишь «Ciao».
Коридорный открыл дверь моего номера на втором этаже, и я вдохнул застоявшийся и обжигающий нутро и воображение спертый воздух.
– Я люблю баню, но не такую жаркую, – я обратил свой взгляд на мальчишку, кивающего и как будто нарочно обнажающего свои ослепительно белые еще неиспорченные зубы.
– Кондиционер хоть здесь есть? – без надежды на положительный ответ спросил я.
– Си, си. – Мальчишка, бросив мою спортивную сумку рядом с кроватью, начал щелкать клавишей на ящике, похожем на кондиционер времен  оккупации Вьетнама. Его щелканье не увенчалось успехом, но, похоже, паренек не собирался сдаваться. Он снял туфлю и несколько раз ударил по коробке, привинченной к этому ящику сбоку, и произошло чудо: это устройство мало-помалу набрало обороты и заработало. У меня возникло подозрение, что если вдруг придется включить свет, нужно будет забросать гранатами местную подстанцию, а для того, чтобы принять душ – предварительно помочиться в унитаз.
Мои невеселые размышления прервал мальчишка, решительно выставивший руку, неоднозначно намекая на положенное ему приличное вознаграждение.
Пачка однодолларовых купюр просто необходима, если вы не собираетесь оставить все свои деньги, раздавая чаевые. Будущим туристам необходимо знать, что чем дешевле отель, тем большие чаевые захотят там от вас заполучить. Но мой вам совет, не сдавайтесь. Я не сдался, и мой носильщик, он же  электрик и наладчик, ушел всего лишь с одним долларом.
Через десять минут в дверь постучали, так и не дав мне времени проверить версию насчет душа. В дверях стоял все тот же коридорный, а позади него –лысеющий человек среднего возраста, с большими каплями пота на лбу. Мальчишка отступил в сторону, давая возможность заговорить тому, кого он привел.
– Здравствуйте, Чико мне сказал, что вам нужен переводчик… – неуверенно начал тот.
– Еще нет, но, возможно, что попозже понадобиться, – удивленный оперативностью обслуживающего персонала выдавил я.
– В течение всего дня  – пятьдесят долларов, если переговоры какие – десять долларов час. – Обнажил свой ценник переводчик.
– Двадцать – в течение дня, если согласны…
– Согласен. Но еда и выпивка – за ваш счет. Договорились?
Что-то в последнее время каждый пытается основательно взяться за мои рога, – пронеслось в голове, и я ответил:
– Через час встречаемся внизу, в баре, если он там есть. Можете взять кружку пива за мой счет. Там и поговорим.
Мальчишка снова выставил руку ладонью, обращенной вверх. Лишившись очередного доллара, я отправился в душ. Крутанув кран, я услышал, как в трубе что-то зашипело. Не был бы я русским, если бы не отскочил вовремя назад. Темно-коричневая струя молотом ударила о поддон душевой кабины. Я подождал несколько минут, и когда прозрачность воды достигла цвета третьей чашки чая, заваренного одним пакетиком, решился войти в кабинку. Если глаза не открывать, то удовольствие я испытал, граничащее с блаженством, несмотря на то, что вода была прохладной.
Минут через сорок, чувствуя себя, как новая стиральная машина, я спустился в фойе гостиницы.
Я открыл дверь бара. Мой визави сидел за столиком и допивал второй бокал пива. Я присел рядом, и он сделал вид, что готов меня выслушать.
– Я ищу чупакабраса, – выстрелил я, надеясь, что это произведет впечатление на моего собеседника.
Я очень надеялся, что он вдруг подскочит и сразу убежит, дорывая на ходу свою жидкую шевелюру. Или с дрожью в голосе расскажет, что видел это чудище однажды в ресторане, куда захаживает этот самый чупакабрас поужинать, в смысле, попить крови. Моему возможному переводчику было не занимать хладнокровия и выдержки. Через пару минут раздумий он произнес то, чего я никак не ожидал;
– Это ваш приятель?
Те, кто мог меня видеть после этих слов, должны были заметить, как отвисла моя челюсть. Приложив массу усилий, чтобы поместить ее на место, я с трудом нашел, что ответить:
– Да, заходил вот каждый день, пропускал со мной по рюмке кровяного вина, а вот последнее время не вижу его, и очень беспокоюсь, может, у него несварение желудка, или кариес?
Он выслушал мой бред очень внимательно, и, ничего не поняв, направил разговор в другое русло:
– В этой стране все может быть. Скажу вам по секрету, не ешьте сегодня гуляш в местном ресторане, у них пропало сразу две кошки…
– Видимо, весело здесь живется. Вы давно из России? – спросил я, разочарованный тем, что получить нужную информацию мне не удается.
– Давно. Сначала в Филадельфии жил, но после кое-каких неприятностей с полицией перебрался сюда. Вот, зарабатываю чем придется. Вы меня наймете? – с надеждой спросил он.
– С завтрашнего дня, но не знаю, на какое время мне понадобятся ваши услуги.
Мой будущий переводчик сразу расслабился и продолжил:
– Я живу, как говорится, день за днем, поэтому не беспокойтесь. Я останусь вполне довольным, если окажусь вам полезным даже на пару дней. С вашего разрешения, я выпью еще один бокал? – он склонил голову и заискивающе заглянул мне в глаза.
– Валяйте, – я подошел к стойке бара и бросил два доллара, объяснив на английском, что это за третий «beer» тому гражданину, который два уже выпил.
 Похоже, бармен меня понял с трудом, потому как налил еще два бокала.
– Да ну вас, – подумал я и пошел ужинать в тот самый ресторан, где пропало два кота.



Глава 5

Метрдотель предложил мне столик недалеко от миниатюрой эстрады, на которой чудом умещалось три музыканта-мексиканца. Забавно было наблюдать, как их широкополые сомбреро постоянно касались друг друга и мешали исполнителям народных напевов.
Убедившись, что у цыпленка – куриные ноги, я допил начатую до трапезы текилу и, расплатившись, направился к выходу. Чуть не сбив входящую в ресторан местную путану, я автоматически сказал:
–Извините, – на что та ответила:
–Ерунда, не заостряй, малыш, внимания.
Если бы это я услышал это в Питере, просто продолжил бы свой путь, но здесь… я обернулся и крикнул ей вслед:
– Можно вас?
– Еще не знаю, – улыбнувшись, ответила она.
– Я в смысле поговорить…
– Тогда не очень. Вы что, очередной беглец из России? – она с интересом посмотрела на меня.
– Нет, просто турист, – растеряно парировал я.
– Русский турист в Мексике? Любитель иглотерапии и плавленого асфальта? – она сделала удивленные глаза.
– Никогда не думал, что соскучусь по родной речи, продолжайте, – с удовольствием ответил я.
Ей понравилась моя обворожительная улыбка. Она, наверное, ожидала увидеть обиженно надутые губы, но нарвалась на мое обаяние, от которого друзья сходили с ума, по нескольку раз заряжая пистолеты, чтобы убить меня или застрелиться самим, дабы не выслушивать мои колкости.
Я пригласил ее присесть за освободившийся столик, и она взяла инициативу в свои руки:
– Так каким муссоном вас сюда занесло?
– Разыскиваю… приятеля. – Я попытался сделать серьезную мину.
– У вас необычная сексуальная ориентация? По виду не скажешь. Мексика далеко не рай для…
– У меня приятель тоже необычный. – В моем ответе не было ни тени раздражения.
– В смысле?
– Фамилия у него – чупакабрас. Не слыхали о таком?
– Не слыхала ли я о козлином кровососе? – Она задумалась на некоторое время, и продолжила. – Нет, не слыхала. Но боюсь, что для интимных услуг у него не совсем подходящие зубы и руки. По три пальца. Хотя для садомазохистов, может быть…
Похоже, эта девица была для меня кладом. Я почувствовал себя не одиноким на ближайшую ночь, и она оправдала мои ожидания.
Проснувшись, я обнаружил, что ее рядом нет. Но, услышав, что шум Ниагарского водопада, еще недавно снившегося мне, продолжается, я понял, что она принимает душ.
– Тебя как зовут? – она шла в моем направлении, тщательно вытирая волосы моим полотенцем.
– Силантий, а тебя?
– Сила, я буду тебя звать Сила, ладно? – И не дав мне ответить, продолжила;
 – Если есть возражения, тогда Сало…
– Возражений нет. А ты, наверное, Клара? – ляпнул я первое пришедшее на ум имя.
– Почему? – удивленно спросила она.
– Ну, как там: «Карл у Клары украл кораллы…»
– Ты что, украл кораллы и прячешься здесь? – с издевкой подковырнула она меня. – А зовут меня Энн…
– А как по нашему?
– Не помню, да и не важно, – игриво произнесла она и бросилась ко мне в постель.
– Ты голодна? – я прижал ее к себе и снова почувствовал желание.
– А ты?
– Сейчас увидишь…
– Ты будешь стонать…
– Только если сюда ворвется твой муж, – чуть слышно прошептал я и утонул в ее ласках.
Она знала, что такое секс. Сегодня я не хотел думать о красноглазом уроде. Со мной была прекрасная молодая женщина с небольшими упругими грудями, рыжими волосами и редкими веснушками на милом лице и спине.
– Чего ты сейчас хочешь? – прошептала она мне на ухо, нежно покусывая мочку.
Истома, разлившаяся по моему телу, не дошла до языка, и я ответил:
– Чупакабраса.
Она резко вздернула голову и, схватив меня за волосы, пальцем, на котором были длинные когти, провела по моей невинной шее.
– Извращенец! Знаешь, почему тебе удастся прожить сегодняшний день? – И не дав мне ответить, ответила сама;
 – Потому что ты мне нравишься.
– Я должен дрожать от страха? Уже дрожу, – я постарался сделать испуганный вид.
– Расскажи, зачем тебе этот кровосос? – с нескрываемым любопытством поинтересовалась она.
– У меня такое задание. Я должен убедиться, что он существует. Ты мне поможешь? – спросил я с надеждой, что она согласится.
– Я помогу тебе? В чем?
– Ты знаешь местные обычаи, нравы, язык, наконец. Я же здесь как слепой котенок.
– Ты сможешь заплатить? – в ее вопросе, как мне показалось, сквозило безразличие.
Я утвердительно кивнул головой.
– Сколько? – уточнила она.
– В разумных пределах. Сколько ты обычно зарабатываешь в сутки, Энн? Сотню? Давай будем считать, что тебе везет, я буду платить тебе пятьдесят, и мое содержание. За любовь, Энн, я не плачу, извини.
– Ладно, Сила, уговорил. Меня вообще-то не просто уговорить. Но у тебя как я вижу, талант уговаривать. Раз ты за все платишь, я закажу кофе и виски, – и не дав мне возможности возразить, она дотянулась до телефона и сказала то, что хотела.
– Почему не текилу? – спросил я, – ведь Мексика славится ею, хотя в ресторане вчера…
– Для туристов, милый. Это национальное дерьмо только иностранцы пьют. Местные пьют чего попроще и покачественней, – с видом знатока произнесла она.
– Мне нужно поесть, чтобы восстановить силы, – вполне серьезно начал я, но в этот момент в дверь постучали.
Энн открыла ее, и Силантий увидел те же зубы, что и вчера. В руках у Чико был поднос, на котором находилось все то, что заказала Энн.
Убедившись, что кроме кофе на подносе ничего нет, я жалобно заскулил, что действительно очень хочу есть.
– Я распорядилась, чтобы твой завтрак отдали местным бомжам. Сейчас выпьем кофе, и чувство голода исчезнет!
Я схватил Энн за ногу и начал грызть. Она заверещала и накинулась на меня, пытаясь укусить за ухо. Наши губы снова слились в поцелуе, и кофе нам пришлось пить окончательно остывшим.
– Так что тебе нужно знать про этого кровососа? – она посмотрела на меня исподлобья.
– Мне нужно увидеть его собственными глазами, а еще лучше, сфотографировать. Я думаю, нужно порыться в статьях, газетах, там можно почерпнуть нужную информацию, затем составить схему, где его чаще всего видели, если вообще видели. У меня есть подозрение, что этот кровосос – всего лишь легенда.
– Не проще ли нам отдохнуть недельку, а ты…
– Нет, я должен иметь результат. Все равно какой, но результат. У меня сложился определенный авторитет, и я не хочу его потерять.
– Тогда лучше всего заняться изучением статей в электронной библиотеке. Я когда искала работу, ходила туда. Это здесь рядом. Но не подумай, что это бесплатно.
– Деньги не имеют значения. Предлагаю поесть и отправиться туда.
– Ну что же, капитан Сила, я полагаюсь на выбранный вами курс. – Она отдала честь, стоя передо мной голая с рыжими растрепанными волосами и очень аппетитная.

Глава  6

Электронная библиотека представляла собой большой холл, уставленный мониторами, где за тридцать долларов в день можно было прочесть все, что печаталось в мире. И как ни странно, зал был наполовину забит. Это подчеркивало, что читающих людей в Мексике тоже можно было найти.
Нас встретил служащий заведения в униформе. Он походил на государственного деятеля, направляющегося на завтрак в Белый Дом, но вынужденный в силу некоторых обстоятельств вести нас за собой к свободному столику.
Энн ловко справлялась с клавиатурой, набирая различные комбинации слов, и в итоге мы получили 1039 мест, куда следовало заглянуть.
– Будем все читать? – с ужасом спросил я.
– Если ты думаешь, Сила, что после двухсотпятидесяти грамм мой интеллектуальный уровень вырос настолько, что я смогу проглотить всю эту писанину, да еще и перевести, ошибаешься.
– Мы сможем распечатать нужное?
– Если у тебя есть лишних пару тысяч зеленых, тогда да.
– А что, так дорого?
– Нет, всего один доллар за одну публикацию, не учитывая стоимости бумаги.
– Тогда в интересах наших желудков стоит выбрать наиболее интересное, но как определить это «самое интересное», – я говорил сам с собой, потому как Энн погрузилась в чтение. Она делала заметки у себя в тетради, и к моменту закрытия заведения мы обнаружили, что десятая часть информации более менее изучена.
– Ну что, милый, тебе придется постараться, чтобы заменить гнусное содержимое моего головного мозга на что-нибудь поинтереснее. Потому как более тесное знакомство с предметом твоих поисков совсем расстроило мое впечатление об особях мужского пола.
– Я очень постараюсь изменить его, Энн, но завтра мы снова придем сюда. Будем ориентироваться по заголовкам статей. Все, что соберем за эти два дня, то и используем, – деловито, не допуская другого мнения, сказал я.
– Похоже, я надолго зависла в твоей компании, Силантий. – Она казалась разочарованной.
– Ты этому не рада? – насторожился я.
– Если бы я помогала тебе искать чудесную, редкого вида розу или бабочку, мой оптимизм опирался бы на поиски прекрасного. И если я вдруг задушу тебя в ближайшую ночь, а голова твоя окажется утром в тумбочке, не удивляйся, значит, мне приснилось то, о чем я начиталась.
– Я не сомкну глаз, обещаю. – Я расслабился, убедившись, что боязнь потери была напрасной.
– Важно, чтобы я их не сомкнула. Ты не хочешь оформить завещание?
– Некому, – просто ответил я, и это была правда.
– Разве? – она с укором посмотрела на меня.
– Может, на тебя?
– Я это и имела в виду, – с важным видом проговорила Энн.
Мы поужинали и изрядно загрузили печень работой. В фойе гостиницы меня дожидался несостоявшийся переводчик. Заметив меня, он бросился ко мне как бык, почуявший стойло. В качестве компенсации за сегодняшний форс-мажорный день он получил от меня десятку, чем остался весьма доволен.
– Здесь куча степных стервятников, желающих выпить мою кровь. В очереди за ними где-то в гнетущей душу колючей пустыне затаился чупакабрас, – ответил я Энн на ее немой вопрос: кому это я даю деньги? – И, в конце концов, он никак не может купить шампунь против перхоти, – добавил я, открывая дверь своего, то есть нашего номера.
Следующий день мы провели за тем же нудным занятием, что и накануне, подыскивая нужный материал. К вечеру мы были похожи на парочку мышей, сидевших в кармане пальто и неожиданно попавших в стирку. Однако информация собранная за  время, проведенное за изучением и переписыванием материала, убеждала, что эта гадость, похоже, существует. Мною было принято решение о поездке на запад Мексики, где, судя по исчерпанной информации, чупакабрас появлялся чаще всего. Была ли это одна особь, или несколько голов, не важно. Были очевидцы, и я захотел с ними встретиться.
Энн заснула первой, и я обратил внимание, что через пять минут ее конечности слегка задергались. Дабы не прерывать ее потустороннее общение, я не стал ее тревожить и тоже уснул. После нелегкого сегодня наступит трудное завтра.
И приснилось мне вот что. В темном ресторане с земляным полом мой несостоявшийся переводчик сидел за одним столом со мной. Его глаза были необычайно большими и красными. У меня из вены, где-то внизу ступни, по трубочке стекала кровь и наполняла большой хрустальный бокал. Два таких же бокала стояло у нас на столике. Мой визави поднял бокал и предложил тост: «За снижение кровяного давления!» Затем он сидел, смотрел на меня и грыз ногти. Внимательно рассмотрев его руки, я обнаружил, что у него всего по три пальца на руке, и очень длинных. А когда он зевнул, и я увидел, что у него вместо зубов два огромных острых клыка, я закричал. Кричал я до тех пор, пока переводчик-оборотень не стал меня давить удлинившимися руками за горло. Тело мое трясло и после того, как я с трудом, но все же проснулся. Энн трясла меня за плечи, и я был счастлив, что ее лицо было человеческим. Как обычно, с трудом понимая, что это был всего лишь сон, я понемногу пришел в себя и, взглянув на часы, отметил, что проспал всего час с небольшим.
Спать больше не хотелось ни мне, ни Энн.
– Я чуть не умерла от страха из-за твоего ужасного вопля. Мне как раз снилось, что чупакабрас держал меня над пропастью на длинном пальце, вернее, на когте этого пальца, а внизу текла огненная река. Затем эта гадость сильно закричала. А когда я проснулась, поняла, что это ты орешь. Так что я даже благодарна тебе за твой рев.
– Неужели так сильно кричал?
– Сильно – не то слово. Гудок паровоза по сравнению с возможностями твоих голосовых связок – щенок.
– Я больше не хочу спать, – все еще находясь под впечатлением сна, сказал я, осматривая свои ноги. Заметив на левой ступне маленькое красное пятно, я уставился на него. Оно привело меня в ужас!
– Энн, посмотри, здесь только что торчала трубка, по которой стекала кровь в  бокал!
Энн равнодушно посмотрела на указанное мною место и сказала:
– У тебя есть еще несколько родинок. Одна на ноге, одна на шее, одна на очень интересном месте. У тебя потихоньку крыша съезжает? Я тебя на полном серьезе прошу – напиши завещание, не хочешь в мою пользу, так в пользу защиты домашних животных. Да просыпайся же ты!
– Закажи выпивку, хочу надраться до…
– До чертиков ты дотягиваешь трезвый, так что придумай что-нибудь пооригинальнее, – перебила она меня.
– До трезвого…
– Дело говоришь. – Энн начала накручивать диск телефона.
Забылись мы только под утро, когда сны не смогли пролезть в организм, потому как виски, коньяк и, наконец, водка заняли все свободное место. А места в нем с вечера было много. Проснувшись к полудню, я чувствовал себя, как треска, проткнутая гарпуном.
– Ты меня уже убила? – это были первые слова, которые пришли на истощенный ум.
– Это было не убийство, это было восстановление гармонии. Силантий, ты женат?
– Нет. – Мне было больно произнести даже такое короткое слово.
– А был?
– Да, давно.
– Почему расстались?
– Не сошлись характерами.
– Так зачем ты взял ее в жены?
– Ты с ума сошла! Это она взяла меня в мужья. Кстати, Энн, ты, по-моему, постарела и стала менее привлекательной…
Подушка полетела в меня. Я заметил ее поздно, потому как глаза все время были прикрыты. Если кто-то думает, что, мол, может сделать плохого подушка, попавшая в голову, отвечу сразу – удар по моей голове был таким, как будто бы по клину, раскалывающему полено, был нанесен решающий удар. Упав на кровать почти бездыханным, я произнес:
– Больше не пью! Никогда!
Ее смех раздался в раненых ушах как гром сверкнувшей в двух шагах молнии.
Сегодня уехать из отеля не удалось. Причина этому бала очевидной. Энн постоянно приносила мне что-то пить и периодически прикладывала на лоб смоченное полотенце.
– Я мечтаю о той водичке, которую можно собрать в бочке с квашеной капустой. Как это называется? Я вспомнить не могу. – Мысли беспорядочно прыгали в голове как солнечные зайчики на воде.
– В смысле, рассол?
– Да, только он помог бы. –  Мне представилась эта живительная влага.
– В этой стране квашеными могут быть только кактусы, дорогой. А ты знаешь, твой вид вызывает у меня желание…
– Не-е-е-т!!! – закричал я и впал в полуобморочное состояние.
Энн приготовила холодную, на сколько это можно в Мексике, ванну и уговорила меня дойти до нее и, что самое страшное, залезть туда.
К вечеру боль стихла, пульс потихоньку обрел свою нормальную частоту, потому как до этого он выстукивал неизвестный мне мотив. Я был очень благодарен Энн, которая, вертясь возле меня уже более двух дней, так и не успела мне надоесть.
На следующий день, солнце разогрело асфальт, и если бы не пыль, оседавшая на него и предотвращавшая точку кипения, наш «понтиак», взятый напрокат, наверняка утонул бы. Тот, кто придумал кондиционер и поместил его в автомобиле, был, несомненно, гениальным человеком. Но это чудо инженерии, наверняка, было не полностью заправлено фреоном, и температура в салоне никак не понижалась ниже тридцати градусов. Энн захотела убедиться, что в машине гораздо прохладнее. Стоило ей только приоткрыть окно, и разница, как говорится, была  налицо, или, точнее сказать, дула на лицо. Время от времени я поливал свою голову питьевой водой, и струйки, стекавшие по груди и спине, приятной прохладой ласкали тело.
Солнце спускалось за горизонт, озаряя его багряным закатом. Мотель, находился на окраине небольшого городка в пятидесяти километрах западнее Сьюдад-Хуареса.
– Нам нужна комната с душем и кондиционером, – сказал я человеку, с безразличным видом читавшему газету. Энн перевела мои отчаянные слова. Положив газету на стойку, он осмотрел нас. Мне показалось, что его проницательный взгляд легко пересчитал содержимое моего бумажника, хранящегося в заднем кармане шорт. Он удосужился нам ответить, но очень коротко.
– Тридцать долларов.
– С кондиционером? – спросил я, и Энн сразу перевела.
– Си.
– С работающим? – переспросил я.
– Си.
– С душем? – спросила она.
– Си.
– С водой в душе? – уточнил я.
– Си.
– Это копейки, – подытожил я, не веря в удачу.
– Для периферии это слишком дорого, дорогой. – похоже больше для приличия,  нежели пожалев мои деньги, сказала она.
– Заплати, – я подал ей бумажник и, взяв ключ из рук растерявшегося от нашего диалога мексиканца, направился к выходу.
Комнатка была небольшой, но уютной и прохладной. Большая добротная кровать, на которой стопкой лежали чистые постельные принадлежности, внушала оптимизм. Открыв в санузле дверку душа, я открыл кран, готовый в любую секунду отпрыгнуть, но приятно удивился тишине, с которой потекла вода. А что больше всего поразило, это то, что она, эта вода была очень чистой. В шортах и обуви я не задумываясь зашел под нее, и пока шедшая сзади Энн входила в наш новый дом, я смывал с себя и одежды остатки сегодняшнего дня.
– Рядом с нами живет индеец, по-моему, он здесь помогает хозяину. Может, поговорим потом с ним… О, как здесь хорошо! Сила, ты где? Оставь мне воды! – У Энн еще хватало сил говорить.
– Она что, лимитирована? – я напрягся.
– Да, двадцать литров на сутки.
– Честно?
– Да.
Я мгновенно закрыл кран, понимая, что восемнадцать литров уже наверняка вылил на себя. Если считать, что в унитаз помещается литров пять, номер мне показался не таким уж  и идеальным.
Энн стояла возле меня голая, ожидающая своей очереди освежиться.
– Делай это быстро, – посоветовал я ей, предвкушая, как она сейчас взорвется.
Вот вода только начнет доставлять ей удовольствие и…
Представляя ее истерику, я заулыбался и растянулся на еще не застеленной постели. В углу комнаты стоял небольшой телевизор, я включил его в ожидании ругани Энн на местном наречии, и ехидно улыбался.
Прошло несколько минут, прежде чем я понял то коварство, на какое способна женщина. Вода продолжала освежать ее тело. Я в приступе гнева открыл дверь санузла и увидел руку с выставленным вверх средним пальцем.
– Ну, я тебя! – это все, что могло прийти в мою голову. Она вышла минут через двадцать, сияющая как прохладная луна. Я взял полотенце и на полусогнутых отправился в душ, чтобы там под чистым прохладным водопадом уснуть. Открыл кран, и только собственное воображение могло доставить мне удовольствие, потому как лишь две капли упали на меня сверху, и на этом мое блаженство закончилось. Когда я открыл дверцу душа, чтобы сказать все, что я о ней думаю, она молча указала мне на кран внизу, который она заботливо перекрыла. У меня не было сил ругаться, и я, ухватившись за эту идею, обнаружил, что вода действительно полилась настоящим дождем.
– Я залижу твои душевные раны, – сказала она мне, когда я появился в комнате, свежий, но все еще надутый.
– Я в следующий раз после твоих штучек погружу тебя в багажник и сброшу в бездну Челленджера, – неуверенно сказал я, утопая в ее объятиях.
Ночь прошла достаточно спокойно. Только один раз я проснулся, чтобы попить. Безмолвную ночную тишину нарушал еле слышно жужжавший кондиционер и храп, доносившийся из соседнего домика, где, видимо, и жил тот самый индеец, про которого рассказывала Энн.

Глава 7

Десять долларов в моей руке привлекли внимание индейца, подметающего территорию возле домиков мотеля. Он нерешительно направился в мою сторону, все еще по инерции продолжая выполнять свою работу.
– Энн, он идет ко мне, иди сюда, поговорим с ним.
Энн встала позади меня, заботливо захлопнув дверь комнаты, чтобы не запустить жару.
Она о чем-то там с ним заговорила, я понял, что это были общие фразы. Потом, когда дело дошло до слова «чупакабрас», индеец так сильно вздрогнул, что казалось, подпрыгнул на месте и затем стал пятиться назад. Я активнее зашевелил десятидолларовой бумажкой. Тот остановился. Дабы придать ему поступательное движение вперед, я достал еще одну такую же купюру, и движение началось.
Энн разговаривала с ним еще минут десять. Затем она кивнула мне головой, давая понять, что разговор состоялся, и я могу наконец-то освободить свои руки. Выхватив деньги, индеец быстрым шагом удалился.
Мы собирались произвести вылазку в соседние окрестности, где, как объяснил индеец, он лично видел чупакабраса. Я этому естественно не поверил.

Кто-то громко засмеялся проходя мимо нашего окна. Я заглянул за занавеску и увидел утреннего рассказчика. Через несколько минут ржание повторилось. Хохот индейца не вдохновлял меня на героические подвиги.
Нагрузив «понтиак» питьевой водой, я ожидал Энн, которая отправилась на заправочную станцию за покупками. Больше всего меня интересовало, найдет ли Энн карту этого района, на которой можно было бы отмечать проделанные маршруты.
Энн, когда наводила на меня ужас, пересказывая слова индейца, не забыла подчеркнуть, что чупакабраса в основном интересует только кровь мужчин. Из всех жертв чудовища все десять были особями мужского пола. Я пытался убедить себя, что это – случайное совпадение, только мужчина мог слоняться в таких заброшенных местах ночью. Собрав воедино информацию о нападениях, мы пришли к выводу, что в них есть определенная периодичность, и случаи атаки всегда приходились на время полнолуния. Все указывало, что эти вампиры активизировались именно в этот период, когда на небе сияет круглая лампа, приносящая столько необъяснимых загадок человечеству.
Очень интересным было то, что многих, кого покусал этот посланник ада, остались живы и с удовольствием дают интервью налево и направо.  А те, кто пропал, и их исчезновение связывают с чупакабрасом, вообще не оставили никаких сведений о себе, ну, например, хотя бы в виде обглоданных костей или кусков одежды. Что-то здесь ни срасталось, и мне, как человеку недоверчивому, начинало казаться, что такое явление, как козлиный кровосос, может быть просто кому-то выгодно.
– Я готова в свой последний путь, - серьезно произнесла Энн.
Ее голос был сухим и жестким, как позавчерашний салат из холодильника.
– Тьфу на тебя, типун тебе на язык. Такими словами не шутят. Не заставляй меня поверить, что ты – провидица. Слушай, Энн, а может, ты можешь творить чудеса? Если так, – продолжал я, не дождавшись ответа, – попробуй лечить людей.
– Могу ли я творить чудеса? Да, конечно! Лет пять назад я вылечила сестру от насморка… – задумчиво и вполне серьезно ответила Энн, направляясь к выходу как зомби и держа в руках по пакету, набитому разным хламом.
– Энн, ради бога, не принимай такого похоронного вида, – забеспокоился я, все больше сомневаясь в своем желании начинать поиски.
– Надеюсь, это не последняя моя лебединая песня, – обиженно промолвила она, закрывая перед моим носом дверь. Несмотря на жару, начинающую обжигать, мурашки разбежались по моему соскучившемуся по зиме телу.  Дикий хохот индейца, увидевшего нас, бросил меня в дрожь, обострив мое желание уехать домой. Плетясь позади Энн, я заметил, что ее шаловливые глазки блестят, а сжатый с усилием рот вот-вот рассмеется.
Ага, на до мной смеются… Ну что же, не знаешь ты, моя звезда, как коварен Силантий! Решила ты меня запугать окончательно, посмотрим, что из этого выйдет. В салоне автомобиля где-то лежало полбутылки кетчупа, оставшегося от вчерашней поездки, в которой нашей едой были бутерброды с кетчупом. У меня зрел план, как отомстить этой жестокой девчонке. Настроение улучшилось, но я подавил в себе желание улыбнуться и только шморгнул носом. Посмотрим, Энн, какой будет твоя лебединая песня, когда ты увидишь меня лежащим среди кактусов, с перерезанным горлом, но обязательно в тени.
Отъехав от мотеля миль тридцать, двигаясь все время по грунтовой дороге, мы поднялись почти на пятьсот метров, и воздух стал более прохладным. Термометр климат контроля указывал, что температура салона опустилась до двадцати трех градусов, и настроение мое заметно улучшилось, но со своей попутчицей я не стал делиться оптимизмом, дабы не нарушить ее наслаждение моей напряженностью. Одинокие кустарники с все реже встречающимися кактусами перешли в сплошные заросли. Кое-где нам приходилось преодолевать впадины, хранившие влагу недавних дождей.
– Я вижу, что здесь, в низменности, видны следы животных. Давай посмотрим, нет ли там трехпалых отпечатков. Да и не стоит нам пока двигаться дальше, если эта тварь существует, она обязательно будет где-нибудь рядом с дикими животными.
Я остановил машину на пригорке и мы, прихватив с собой мачете, купленные Энн, спустились к тому месту, где минутой назад чуть не забуксовали. Я увидел следы разных животных. Вот невдалеке чуть заметная извилистая полоска обозначала передвижение змеи. Отпечатки, глубоко вжатые в густую грязь, дали мне информацию, что здесь могли проходить гиены или другие более крупные существа породы собачьих или кошачьих.
– Именно в этих местах люди видели объект твоего внимания, – сказала Энн. – Если пройти еще милю вверх, там должно быть ранчо, хозяин которого давал интервью одной из газет. Пойдем?
– Придется идти пешком. Похоже, что следующую канаву нам не преодолеть на машине. Да и осмотримся получше. – Согласился я.
Спустившись перед последним подъемом, я обратил внимание на загадочный след, один единственный, который напоминал кленовый лист.
– Смотри, Энн, ты не помнишь его лапу, как она точно выглядела?
– Так среди фотографий не было его рук…
– А когда он тебя над пропастью держал, не обратила ли ты внимание…
– Дурак! Это же было во сне!
Я поплелся вслед за обидевшейся Энн, и через полчаса мы вышли к тому месту, о котором она говорила.
– Как ты узнала, что именно здесь это ранчо?
– Индеец мне объяснил, что будет девять холмов. Семь мы проехали, два прошли…
– Жаль, что не знаю языка…
– Тебе повезло, что среди нас есть грамотные люди. Я, между прочим, школу окончила с отличием. А ты, я уверена, был троечником.
– Самые талантливые люди мира, не считая там математиков и физиков, как раз были троечниками. Смотри, как красиво!
Перед нами расстилалась равнина гектаров на пятьдесят, в конце которой стояло ранчо, издалека напоминающее молельный дом, который я однажды видел в Питере. Слева от него виднелся загон, там находилось десятка два быков, а может телок. Когда до дома оставалось метров сто, из-за него выскочили две собаки и с лаем бросились в нашу сторону. Собаки были не крупными, иначе пришлось бы ретироваться. Дверь дома распахнулась, и на крыльцо вышел мексиканец, который что-то им крикнул. Собаки, не останавливаясь, развернулись и унеслись прочь. Свои острые мачете мы положили у изгороди и вошли на чужую территорию безоружными.
Хозяин пристально рассматривал нас, готовый, в любой момент сделать шаг назад  и схватить дробовик, стоящий возле дверного косяка. Энн шла и улыбалась. Это несколько успокоило хозяина, и он двинулся нам навстречу. Обменявшись крепким рукопожатием с огромным мексиканцем, я начал рассматривать его владения, а Энн начала свою речь, из которой я понял, что я – журналист, и что у меня есть, чем заплатить за информацию. Счастливая улыбка озарила лицо нашего нового знакомого, и он пригласил нас следовать за ним. Мы оказались за домом, где навес и сам дом создавали прохладное патио, такое полезное для моего организма.
Энн разговаривала с хозяином минут сорок. Я тихо себе попивал лимонный напиток, любезно предложенный мексиканцем, и пытался уловить смысл из их непонятного диалога. Ничего не получалось, и мне невольно приходилось зреть небольшой загон для баранов и ягнят. Мне пришло в голову, что если чупакабрас посещает эти места или живет где-то рядом, идеальным местом его питания мог бы быть этот загон. Меня подмывало подойти и осмотреть животных, и только палящее солнце сдерживало мою гениальную идею. Если привязать несчастное животное где-нибудь в зарослях и установить за ним круглосуточное наблюдение в виде видеокамеры с возможностью инфракрасной съемки, сразу станет ясно, есть ли он, этот таинственный чупакаброс – козлиный кровасос.
Энн и мексиканец, похоже, заканчивали разговор, потому как мексиканец уже пару раз порывался встать. Я достал пятьдесят долларов и любезно отдал хозяину, давая понять Энн, что их разговор мне поднадоел. Мексиканец заулыбался и снова обосновался в плетеном кресле. Я смотрел на Энн, она все же была хорошенькая. Мы вернемся в прохладный свой домик и…
– Все, Силантий, можем идти. Все подробности потом. Ты устал, милый? – она взяла меня за руку и прижалась ко мне, почувствовав обратную связь.
Похоже, что она заразила собою мою кровь. С нею было хорошо и спокойно. Уже трое суток она рядом. Это не мало. Мексиканец что-то там добавил, и Энн перевела:
– Он хочет, чтобы ты оставил свое имя.
– Переведи ему, что пока мне не тяжело носить его с собой.
Энн что-то непринужденно ему ответила, или перевела разговор в другое русло, но имени своего я не услышал в их окончательном диалоге расставания.
Мы двигались от жилища мексиканца в сторону, где стояла машина. Энн пережевывала разговор, чтобы перевести часовой диалог, уложившись в пару минут. Я ее не торопил. Мне было приятно оттого, что она была рядом. Я боялся признаться себе, что кажется нашел самое важное в жизни. Подсознательно я гнал эту навязчивую идею, но она становилась все прочнее и выдерживала всю мою возможную критику. Мне даже расхотелось мстить ей за утренние проказы, оставив это на «потом».
– Ты замужем, Энн? – я боялся ответа на этот вопрос.
– Нет, а тебе это зачем? – непринужденно ответила она.
– Ты же у меня спрашивала… – с чувством облегчения продолжил я.
– Ну, так это – женское любопытство.
– А как тебя сюда занесло? – меня этот вопрос мучил уже второй день.
– Силантий, это грустная история, одно могу сказать наверняка, что за время, проведенное здесь, я встречалась, или имела дело, совсем с немногими мужчинами. Тебя, по-моему, это беспокоит?
– А как зарабатываешь на жизнь? – спросил я, пытаясь выяснить истинный род ее занятий.
– Я – свободный художник. В основном, сопровождаю богатых клиентов в деловых поездках. Я ведь говорю еще на четырех языках. Так что первое впечатление, которое у тебя создалось, ошибочное. Ведь ты подумал обо мне как о женщине, торгующей собой, верно?
– Ты не представляешь, как я рад, что ошибся… – впервые я произнес слова так серьезно и нежно.
Мы прошагали молча весь оставшийся путь до машины, каждый думая о своем. И только прикоснувшись к реальности в виде раскаленной от безжалостного солнца машины, я снова вспомнил о цели нашего визита сюда.
– Как поживает наш чупакабрас? Этот краснощекий видел его хоть раз? – вернулся я к действительности.
– Самое основное, что удалось узнать из его бесполезной болтовни, это то, что, если верить ему, он скормил двух совершенно бескровных ягнят собакам. Можешь представить его удивление, когда он, разделывая двух сдохших ягнят, обнаружил, что у них внутри нет ни капли крови. Сейчас собаки патрулируют по периметру загон. Хозяин уверен, что чупакабрас боится собак.
– Когда это было?
– Четырнадцатого.
– Проверим по календарю, что там было с луной.
Я завел машину с надеждой, что кондиционер опустит жар внутри салона с шестидесяти градусов хотя бы до тридцати… пяти.
Мы добрались до своего домика через два с половиной часа и обнаружили посетителя, желающего познакомиться с нами. Это был местный шериф. Сто тридцати килограммовый боров тряс красными щеками, направляясь в нашу сторону. Снова из него выстреливали как из царь-пушки ядра. Это были, скорее, не слова, а гавканье. Энн перевела, чтобы я достал паспорт и предъявил ему.
Проверив наши паспорта, он зашелся лаем, из которого лишь слово «депортация» показалось мне знакомым. Там, где начиналось общение с легавыми, что в Америке, что здесь, там заканчивалась хваленая демократия. Сторожевой пес полаял и удалился. По тому, как он отъезжал с пробуксовкой и включенными огнями, была понятна его злость. Но трудно было понять, что так взбесило копа. Я надеялся, что Энн мне все объяснит.
Я поплелся за ней в наше «бунгало». Она, естественно, сразу направилась исчерпывать наш «лимит» воды. Я ждал своей очереди и дождался ее относительно быстро. Чувство, вернее желание, возникшее несколько часов назад, не проходило, даже после общения с животным в погонах. Мы провели несколько часов, погрузившись в сладостную сказку. Если одним словом охарактеризовать нашу близость, я назвал бы ее «нежность».
В дверь постучали, и, как это было уже привычно, Энн пошла открывать. Нам принесли прохладительные напитки и бутылку коньяка. Я готов был сделать пару глотков. Напустив на себя деловитость, я спросил у нее, что все же хотел от нас полисмен.
– Он приказал нам убираться  и предупредил, что если завтра нас здесь увидит, организует массу неприятностей. По-моему, он был достаточно убедителен. Что ты думаешь по этому поводу?
– Расспроси хозяина, на какую территорию распространяется сфера его влияния, – мои мозги начали заниматься тем, зачем я сюда приехал.
– Ладно, попозже спрошу. Что будем делать? – она поняла, что я снова беру инициативу в свои руки.
– В смысле?
– Ну, сегодня…
– Какие предложения? – я не представлял, что еще сегодня можно сделать.
– Может, прогуляемся? Под вечер жара спадет, и эта деревня оживет. Посидим в каком-нибудь баре, надеюсь, он здесь есть, – предложила Энн.
– Хорошо, пройдемся, выпьем, потанцуем, потом снова…
– Ну-ну, что снова? – перебила она меня.
– Выпьем… – я понял, что она имела в виду.
– Ясно, тогда собирайся, солнце садится за любимый горизонт. Силантий, а ты давно занимаешься такого рода поручениями?
– Четыре года. Я вроде детектива, только пока без лицензии.
– А раньше?
– Раньше мыл золото в Ваче с друзьями.
– А они у тебя есть?
– Да, трое. Мы вместе мыли золото, Старателями мы были. Я и Виктор уехали оттуда пять лет назад, а двое так и продолжают мыть золотишко.
– Тебе приходилось убивать? – продолжила она.
– Ну и вопрос…
– Ну, все же… – настаивала она.
– На службе, – без всякого желания продолжать разговор на эту тему, ответил я.
– А где ты служил?
– Не важно, Энн… Не люблю я об этом.
– Ладно, собирайся, я желаю выйти в свет. – Энн поняла, что вопросов пока достаточно.
– У тебя это получится, но нужно захватить с собою лампочку, чтобы вкрутить в фонарь, – попытался пошутить я.
Мы не стали брать машину и отправились пешком, видимо, подсознательно надеясь по дороге увидеть козлиного кровососа.
Через два десятка домов, увидев неоновую вывеску, я перевел Энн название заведения и сказал, что там написано слово «бар». Она ошарашено, удивившись моим общим познаниям, ускорила шаг, и, подойдя к приличному заведению, коим оно снаружи казалось, открыла дверь.
Народу было немного. За стойкой сидела пара местных бродяг, а в глубине небольшого, но достаточно уютного зала занятыми были всего два столика из десяти. Бармен, улыбнувшись, приветствовал нас кивком головы, давая понять, что он рад редким гостям. Вентиляция работала, жары и спертости воздуха от потных тел и дешевых сигарет не чувствовалось. Вечер начинался хорошо. Публика рассматривала нас еще минут десять, затем потеряла к нам всякий интерес. Через двадцать минут на миниатюрную сцену вышла пожилая упитанная женщина и два гитариста. Певица ухватилась за микрофон как утопающий за спасательный круг. Ее внешний вид был обманчив, потому как голос и сопровождение были приличными, но если вы ее пение никогда не слышали, ничего не потеряли.
Мы потанцевали. Не считая полицейского урода, эта жаркая страна начинала мне нравиться. Здесь я встретил необычайную женщину, пусть и пожилую, Энн было около тридцати, но очень замечательную. У меня так и чесался язык озвучить свои мысли по поводу ее возраста и разозлить мою спутницу, но тут к нашему столику подошел местный абориген, который попытался пригласить Энн потанцевать. Она решительно замотала головой, из чего я понял, что отцеплять руку, обхватившую ее запястье, придется мне. Сдавив его кисть, я увидел, как прищурились его глаза и скривились уголки губ, вернее, усов, от боли, которую я ему причинил. Улыбнувшись настойчивому танцору, я сказал «моя», и сам крайне удивился, с какой скоростью я познаю чужеземный язык, потому что тот сразу меня понял.
Несостоявшийся кавалер отошел и снова уселся за стойку бара. Чутье подсказывало мне, что даром нам это не пройдет, а чутье мое меня редко подводило.
– Может, уйдем? – Энн тревожно посмотрела на меня. – Это чучело ехидно улыбается, я думаю…
– Не беспокойся. Меня напугать может только женщина, которую я видел сегодня утром. Кстати, ты не знаешь, почему утром так хохотал индеец?
– Я ему рассказала анекдот.
– Так расскажи и мне…
– Этот анекдот я выучила на местном наречии, он переводу не поддается.
– А я, честно говоря, думал, что он смеялся, представляя, как я лежу в пустыне, весь бескровный и без скальпа. Я, как только представлю себя без скальпа, так тоже смех раздирает. Один раз побрился наголо, если бы ты меня тогда видела, так этот чупакабрас рядом со мной показался бы тебе голливудским красавцем.
Мы забыли о недавнем недоразумении и вспомнили только через четыре часа, когда вышли из бара и направились домой.
Их было трое. У двоих в руках были металлические метровые прутья. Энн сжалась как пружина и вцепилась в мою руку,  ее начала бить дрожь. Усатый что-то сказал, на что я, ничего не понимая, показал ему кукиш. Это несколько его обескуражило, но ненадолго. Через мгновение они снова двинулись на нас полукольцом. Быстро определив наиболее опасного противника, я сделал несколько шагов назад, чтобы оттащить мою Энн себе за спину. Тот, который рванул первым, похоже, был не самым опасным соперником. Сделав шаг ему навстречу, я дождался, пока прут в его руках не начнет опускаться мне на голову. Развернувшись на девяносто градусов и сделав полшага назад, я использовал его инерцию и встретил его ударом кулаком в живот. Почувствовав, что попал в солнечное сплетение, я не стал смотреть на его состояние, оно мне было известно, потому как моя рука не почувствовала натренированного годами пресса. Второй попытался ударить горизонтально, на что мне пришлось ответить подсечкой под ноги, а его голова почувствовала всю мощь моего кулака. Хрустнула носовая кость, и руки противника ослабли, выпустив прут. Усатый явно не ожидал такого резвого отпора. Он выхватил из кармана нож, но двигаться в мою сторону не спешил. Я поднял прут, но потом, отбросив его в сторону, снова показал ему кукиш. Горячая кровь мексиканца не выдержала издевательства, и его тело рванулось в мою сторону. Он несся не меня с криком «А-а-а!», но крик продолжался недолго, прямой удар между глаз быстро успокоил соперника. Я поднял нож, выбитый из руки усатого, и разглядел, что это был десантный нож американских янки. Энн стояла в пяти метрах от места основных событий и качала головой. Слева постанывал первый боец, держась за живот, я знал, что ему еще долго будет больно. Усатый танцор, к моему удивлению, быстро пришел в себя и встал, опершись об ствол дерева. Мы уже отошли на приличное расстояние от этих несостоявшихся громил, когда я обнаружил, что нож, поднятый с земли, по-прежнему зажат у меня в руке. Обернувшись, я метнул его. Нож благодаря отверстиям на рукоятке с легким шорохом вонзился в дерево на пять сантиметров выше головы усатого главаря-неудачника. Тот, убедившись, что голова еще поддается указаниям мозга, недоуменно посмотрел  сначала вверх, а затем на меня.
Я приложил палец к губам, как бы говоря «тише», и, взяв под руку Энн, мы спокойно направились в мотель. Энн молчала минут пятнадцать и только потом спросила, где я этому научился.
– Не будем об этом, главное, что не забыл.
– Силантий, ты поддерживаешь связь с друзьями?
– Нет. Друзья могут в любое время появиться, и я всегда буду им рад, как, впрочем, и они мне. А писать, или звонить, мол, как вы там, общие фразы, это все ни к чему. Кому-то из них станет плохо, появлюсь я и остальные, потому что мы – друзья. Я не считаю, что время лечит дружбу так, как любовь. Но, конечно, при условии, что она – настоящая. А у тебя подруги есть?
– А могли бы быть? – она заглянула мне в глаза.
– Не знаю. Думаю, что… Извини, не хочу обидеть, но не может быть настоящей дружбы между женщинами. Если я не прав, обоснуй.
– Прав, к сожалению… – грустно ответила она.
Мы подошли к двери своей временной квартиры. У входа скучал хозяин мотеля. Он что-то говорил извиняющимся тоном, и Энн сразу мне перевела:
– Нам отказано в дальнейшем пребывании здесь. Хозяин попросил, чтобы мы утром выехали.
– Я догадался.
– Он намекнул, что шериф считает, якобы мы здесь что-то вынюхиваем.
– Ты не сказала, что мы пытаемся вынюхать гнилостный запах разложившихся кактусов, чтобы предложить нашей фармацевтической промышленности новое средство от укусов клещей?
– Там, где мы были, помнишь, у подножия, стояло ранчо мексиканца, ну того, с которым мы беседовали…
– Ну, не тяни, естественно, помню.
– Там дальше гора, видел ее?
– Энн, ну скажи, почему у многих людей, глядя на меня, создается впечатление, что мне нужно разжевать новость, прежде чем положить ее в рот? Или детская болезнь Дауна явно видна на моем взрослом лице? Так что там, за горой?
– Извинись, иначе не скажу.
Я подстелил коврик, лежавший возле кровати, и рухнул на него на колени.
– Прощаю, – давясь от смеха, снизошла до милости она и продолжила: – Похоже, там какой-то секретный объект. Это тебя ни на какую мысль не наводит?
– Честно говоря, приходила такая мыслишка. Эта тварь, по-видимому, все же существует. Тебе не кажется, что по некоторым описаниям он, чупакабрас, напоминает большую летучую мышь, но без крыльев? Такое впечатление, что здесь замешана генная инженерия. И если бы удалось установить, что там за объект, многое могло бы разъясниться. Особенно, если там – лаборатория. Смотри, что получается: только в полнолуние существо активизируется…
– Или его выпускают…
– Или его выпускают, – повторил я и понял, о чем думает Энн, а потом добавил:
– А в остальное время оно находится у себя в стойле.
– Клетке, например, – уточнила Энн.
– Два года вокруг этого ходят легенды, а ни разу никто не поймал его или хотя бы не увидел этого кровососа мертвым.
– Если присутствующие гены преобладают от формулы летучей мыши, он будет неуязвим для сетей и ловушек…
– И, возможно, пули. Представь, что некое военное ведомство закрытого типа хочет создать воина-смертника, неуязвимого для поимки. И вот такая гадость с необычайной скоростью несет на себе взрывчатку в намеченное место или к человеку, например, неугодному политику. Остается только каким-то образом пометить жертву. Как его можно остановить?
– С трудом. Или никак. Даже если охрана попадет в быстродвижущийся объект, он по инерции добежит до цели.
– Если полет нашей фантазии держит курс в правильном направлении, мы на пороге скандального разоблачения.
– Ты говоришь, как настоящий журналист. – Червяк подозрения залез мне за пазуху.
Энн посмотрела на меня долгим и отсутствующим взглядом. Я надеялся, что она скажет что-то типа «ты неисправимый и безнадежный дурак». Но я услышал то, чего боялся.
– Не хочу дальше играть свою роль. Я действительно журналист Парижской газеты. Я случайно оказалась рядом со столиком, где ты встречался с твоим переводчиком. Я клянусь, что совершенно случайно услышала слово «чупакабрас» и, дождавшись, пока ты начнешь двигаться в сторону выхода, устроила так, чтобы столкнуться с тобой. Сначала я думала, что ты тоже журналист, но после первого разговора стало понятно, что это не так. Потом пришли мысли о том, что, возможно, ты – агент, но снова не сходилось, никакой маски таинственности на тебе не было. Потом ты мне очень понравился, и я, похоже, нашла своего мужчину. У тебя, в отличии от всех моих знакомых, определенно есть мужское начало. Силантий, пока ты не ответил мне ничего категоричного, заявляю, что все чувства натуральны. Все, что было между нами, это по-настоящему. Ну, представь, что было бы, если бы я тебе предложила просто объединить наши усилия и написать совместный репортаж? Ты, скорее всего, прогнал бы меня. Если ты меня прогонишь сейчас, я не знаю, как мне быть. Не в смысле работы. Я приехала сюда искать чудовище, а нашла любовь…
Энн покраснела и отвела глаза.
– Если ты рассчитываешь, что я брошусь из окна, ты ошибаешься, – спокойно ответил я.
– Силантий, здесь первый и последний этаж… – Энн, сдерживая смех, поставила меня перед фактом.
– Надо же…
Энн, убедившись, что я не разобьюсь, прыгнула мне на шею и попопыталась задушить меня в объятиях. Инцидент, похоже, был исчерпан.
– Давай проведем эту ночь плодотворно.
Я увидел, как игриво зажглись глаза Энн. Выждав нужную паузу, я добавил:
– В смысле, поработаем. Расскажи мне все, что тебе известно об этом посланнике ада.
Огонек погас, но она знала, что обязана мне подчиниться, и пока не имеет права на свое мнение. По крайней мере, сейчас. Вот ее рассказ.
– Пять лет назад, как ты, надеюсь, помнишь, была расшифрована формула ДНК. Появились возможности клонирования, изготовления действенных лечебных препаратов и генная инженерия. Американское военное ведомство создало засекреченный отдел, в котором, естественно, не рассматривались идеи создания лекарства против рака. Как поняла вся мировая общественность, процессы созидания американцев давно не интересуют. А вот генная инженерия и создание новых видов оружия – это и есть их единственная цель. Сразу после того, как ген перестал быть загадкой, было подписано международное соглашение о запрещении клонирования и генной инженерии. Американцы, откровенно плюющие на все и всех, начали искать возможность разместить такую лабораторию у себя под боком, естественно, боясь при этом размещения ее на своей территории. В Америке все тайное быстро становится явным, потому как все продажны. Но рядом есть Мексика. И кто может сюда проникнуть, если вот такой, один единственный шериф может без суда и следствия выставить любого или расправиться с ним по своему усмотрению. Здесь закон не имеет своей силы, то есть он не имеет никакой силы. Поэтому десятимильных заградительных зон здесь не будут ставить. Любой новый человек будет замечен и информация о нем сразу попадет к шерифу. Я думаю, у него практически развязаны руки. Если он достанет свой кольт и расстреляет нас, у него не будет необходимости писать объяснительную. Уверена, что в лучшем случае нас доставят в эту лабораторию именно для экспериментов. Чупакабрас на самом деле существует. И это, действительно, посланник ада. Я подразумеваю под этим словом Америку. Это посланник Америки.
– Откуда такая нелюбовь к оплоту демократии и стране сбыточной мечты? – я видел, как Энн в процессе рассказа становилась все жестче.
– Сколько ты думаешь, в мире людей? – она уставилась на меня.
– Миллиардов шесть где-то, по моим последним подсчетам…
– Пусть шесть, так вот пять с половиной ненавидят Америку. Другое дело, что некоторые вынуждены показывать свою любовь… И самое обидное, что американцы об этом знают, но им, как я уже сказала, плевать. И поверь, Силантий, не президент в этом виноват. Он – порождение, или, точнее, отражение своего народа. Доллар поставлен во главу всему. Вот этим самым долларом они и заставляют любить себя.
– Это как любовь к теще? Любить до ненависти?
– Ну, что-то в этом роде. Любить насильно, я бы сказала. Так вот, они его, чупакабраса, изобрели, и он каким-то чудом вырвался на свободу: либо его выпустили специально, посмотреть, как он приживется, либо случайно. В обоих случаях никто близко к этой загадке, или разгадке, так и не подобрался. Я уверена, что тот мексиканец в долине после нашего отъезда сразу позвонил шерифу. И если мы завтра не уберемся отсюда, нам не позавидуешь.
– Если я расскажу все то, что ты мне рассказала, заказчику, он будет более чем удовлетворен, поэтому мне можно смываться отсюда… – констатировал я, зная уже, что без нее никуда не уеду.
Энн задумчиво посмотрела на меня и грустно произнесла:
– В отличие от тебя, я не выполнила задания редакции. Мне нужно сделать  снимок, и завтра я собираюсь рискнуть. Я не имею никакого права просить тебя мне помочь…
– Естественно. Я умываю руки… Но только после того, как буду спокоен за твою дальнейшую судьбу. Так что давай для начала выспимся. Я не герой, но мне противна мысль, что ты будешь лежать голая на холодном разделочном столе, и тебе будут вместо рук пришивать клещи, а дырку во лбу наполнят формалином.
– Замолчи … любимый! – Энн заплакала.

Глава 8

– За чистую нескончаемую воду, – произнес я, добавляя к счету об оплате еще десятку.
Мексиканец, он же – хозяин мотеля, открыл рот и, дождавшись перевода Энн, растянул его в безобразно широкой улыбке.
Мы собрали вещи и забросили в машину. Благодарность хозяина должна была вылиться во что-то конкретное, и он сказал нам вслед нечто такое, от чего Энн замерла на месте. Простояв так несколько минут и выслушав его, она чуть заметно кивнула головой, как бы говоря «спасибо» и села в машину рядом со мной.
Не ожидая, пока я спрошу, она перевела:
– Он сказал, что шериф беспокоится о том, что мы перейдем за гору и наткнемся на лабораторию.
– Он что, так и сказал – «лабораторию»?
– Да, там работает его родственница. Еще он сказал, что там творятся загадочные дела. То, что мы ищем, родилось там. И еще добавил, чтобы я забыла то, что услышала.
– Значит, секрет – не секрет? Почему столько загадочной информации и ни одного разоблачения?
– Особенности страны, дорогой. На то она и Мексика. Здесь себя может спокойно чувствовать убийца, маньяк, и, соответственно, маленький заводик, на котором эти убийцы и маньяки работают.
– Представь, Энн, если приделать слону крылья. Зонтик над головой не поможет… – пошутил я.
– Не весело, Силантий. Там могут таких уродов наплодить, что слон с крыльями покажется самой невинной забавой. Нужно разбомбить этот зачаток исчадий ада. Получить бы подтверждение, уж я затеяла бы тогда скандальную сенсацию! – зло проговорила она.
– Может, просто забросать там все гранатами?
– Восстановят… – она удивленно посмотрела на меня и спросила. – А смог бы?
– Почему нет? Парочка «стингеров», и лавочка закрыта.
– Там люди могут погибнуть, да и не воины мы. А вот если мировая общественность получит доказательства, даже янки ничего не смогут сделать. Придется закрывать, как ты сказал, лавочку. Куда мы едем?
– Этот мотель находится в семидесяти милях от предполагаемого объекта. Верно?
– Да.
– Этот объект  находится от нас на западе, так?
– Так, ну и что дальше? – она ждала от меня чего-то оригинального.
– А дальше мы объедем его по кругу и остановимся где-нибудь в сорока-пятидесяти милях, но западнее, и объект нашего внимания будет находиться точно на востоке. Оставшиеся два дня до полнолуния мы просто отдохнем и повеселимся, как путешествующая парочка. В день, или вернее, ночь полнолуния попробуем добраться до этого осиного гнезда и, затаившись до утра, сделать нужные тебе фотографии. Заранее разведаем подъездные пути и установим связь между ними и потусторонним миром.

Глава 9

Энн промолчала. Я посмотрел на нее и только сейчас обратил внимание, насколько красивы ее глаза. О ногах и остальных формах и речи не было. Если бы ей пришлось делать мне реанимацию, достаточно было бы раздеться.
Первую милю из пяти нам придется продираться сквозь заросли шиповника и еще каких-то там кустов семейства колючих. Далее, на две мили вперед, простиралась равнина с видневшейся в конце ее горой, стоящей как непреодолимая китайская стена.
– Завтра нам нужно будет подняться туда?
– Да. И только надежда, что там намного прохладнее, придает мне оптимизма. Тропинки и дорожки будем искать по ходу, преодолевая ее. Но сначала нам нужно сделать кое-какие покупки в этом городке.
– Зачем? – спросил я.
– А что, по горам ты в сандалиях полезешь?
– Ну, ты у меня умная, полагаюсь на твою изобретательность и состоятельность.
– Не сомневайся, Силантий. С этого момента я беру тебя на свое содержание. Отныне ты работаешь на меня. Прежний контракт разорван.
Я промолчал, ехидно улыбаясь. Но то, что Энн была умна не по половому различию, я узнал позже.
Мы поселились в довольно современном отеле со всеми вытекающими последствиями, вернее, вытекающими каплями. Все утро Энн провела в городе. Она оккупировала близлежащие магазины и лавки, упаковав в конце своего набега все покупки в два рюкзака. Оплата за проживание была внесена еще за день вперед, но мы готовы были больше не возвращаться в отель. Эройка-Нагалес, таково было название этого города, не остался и без моего внимания. Походив по многочисленным лавкам, я купил то, что могло пригодиться, и то, до чего, как я думал не без оснований, не смогла бы додуматься женщина. Если кто и считал, что наша дерзкая вылазка будет простой прогулкой, так только не я. Ту сенсацию, которую хотела заполучить Энн, можно не переварить желудком, особенно, если она будет замешана на свинце. Для начала необходимо было подняться на это мексиканское нагорье, шедшее с северо-запада на юго-восток через всю страну. Начало нашего путешествия проходило  как раз по северной его части, где нагорье, несомненно, было наиболее пологим, чем центр. Мне удалось приобрести пистолет, небольшой, зато стреляющий самыми настоящими пулями. Безо всяких проблем я купил пять десантных ножей, питая себя иллюзией, что они не пригодятся. Я порой сам себе удивлялся – сую голову в заранее приготовленную петлю с такой легкостью, как будто бы у меня их несколько, а шея силиконовая, не боящаяся основательного и длительного удушения.
А что себе думает Энн? С виду – не глупая. По понятиям – тоже. Можно было бы ей сказать: «Энн, не лезь, потому что я не хочу лезть в эту заранее приготовленную петлю!» Так ведь наверняка дождется, когда уеду, и пойдет одна. А этого нельзя было допустить. Энн стала для меня большим, чем думалось вначале.
Я начинил свой брючный пояс несколькими гитарными струнами – при умелом их использовании они могут стать опасным, для моего возможного врага, оружием. Если наденут наручники, застегнув их за спиной, рядом найдется отмычка, если спереди, вторая. Я изучил карту и отметил, что для отхода можно выбрать несколько направлений в зависимости от ситуации. В десяти милях к северу была граница со Штатами, примерно в ста пятидесяти на запад – Калифорнийский залив и далее – полуостров Калифорния. Нам нужна всего лишь пара фотографий, а сколько забот…
Мои невеселые рассуждения прервала Энн, готовая к отплытию, вернее, походу, еще вернее, самоубийству.

Глава 10

Как ни странно, но мы поднялись на верхнее плато, не встретив на своем пути никаких  препятствий. Видеокамера, которой была вооружена Энн, имела возможность снимать в инфракрасном режиме. Я предложил:
– Давай дождемся темноты и проверим подходы на наличие инфракрасных лучей. Дело в том, что большие территории, в основном, охраняются таким образом. – Я предполагал это не без оснований.
– Силантий, объясни, если ты – не шпион, откуда ты все это знаешь?
– Некоторое время я консультировал «черных дьяволов».
– Это американские элитные войска? – заинтересованно спросила она.
– Да. Ты даже это знаешь?  Перестань, Энн, быть такой умной, иначе…
– Покажусь слишком умной для тебя?
– Ну, что-то в этом роде. И, кстати, я сильно насторожен, когда дело касается слова «слишком»! Потому как нельзя быть «слишком идиотом» или «слишком мертвым».
– Кофе хочешь? – прервала она мою философию.
– Я надеюсь, он не в моем рюкзаке?
– Отгадал с одного раза! Я смотрю, ты слишком догадлив, – она сделала ударение на слове «слишком».
Я снял свой рюкзак и отдал Энн. Затем взял висевшую у нее на шее видеокамеру и выбрал место, где был лучший обзор окрестности. Первый замеченный мною луч оказался в сорока сантиметрах от моего носа.
– Энн, не высовывайся. Их  первая линия обороны перед нами. Отползи чуть назад, и не вставай. Нам повезло, мы на верном пути.
Я повернул камеру на 180 градусов и убедился, что сзади нас не было ничего, что могло нас обнаружить. Но все же я не стал тешить себя надеждой, что нам удастся подобраться к лаборатории незаметно. Будет большой удачей, если с помощью видеокамеры и ее возможностей удастся  увеличить изображение до 250 крат и сфотографировать лабораторию, при условии, что она конечно, там есть. Энн подошла ко мне, и я ей показал через «видеоглаз» то, что только что увидел сам.
– Впечатляет, – произнесла она и обратила мое внимание на то, что лучи были направлены вдоль ровных участков и находились на высоте около полуметра над землей.
– Это предполагает, что если мы поползем, тогда не нарвемся на это?
– Как бы не так! Здесь, наверняка, найдется что-нибудь посовременнее, – рассуждал я вслух.
– Что, например? – насторожилась Энн.
– Если я начну все перечислять, то последнее, что вспомню, произнесу, когда мне стукнет семьдесят, – ответил я, все еще всматриваясь вдаль.
– Таковы познания? Тогда скажи, какие у нас шансы?
– Думаю, никаких, но не говорю, чтобы тебя не расстраивать. – Честно признался я.
– Ну, тогда я не слышала, – ее бодрое настроение пропало.
– Давай двигаться вперед, пока мы еще в состоянии двигаться, – предложил я, изучая обстановку через объектив видеокамеры.
– Не навевай тоску, Силантий.
– А ты уймись, уймись, тоска, у меня в груди. Это только присказка, сказка – впереди… – напел я Высоцкого, и заметил очень далеко впереди какое-то движение.
Трансфокатор объектива я установил на самое мощное приближение.
Я себя никогда не считал идиотом, даже тогда, когда поглощал алкоголь в большем количестве, чем мог. Но то, что я увидел там, вдали, приподняло мою кепку на пару сантиметров – казалось, волосы готовы были покинуть дурную голову. Если верить себе, что давалось с большим трудом, я увидел крокодила с ногами жирафа, или жирафа с мордой крокодила. Хрен редьки не слаще. Я постеснялся поделиться привидевшимся с Энн, чтобы не выглядеть идиотом.
Мы продвигались неспешно. Теперь я смотрел в видеокамеру, время от времени включая запись, и все сильнее понимая, что чувствует барашек, которого готовы принести в жертву. Зачем я сюда шел? Я вовсе не собирался коллекционировать уродов генной инженерии. Испугать меня трудно, но, похоже, что на мои плечи ужасным чупакабрасом залезал страх…
– Боюсь, что чупакабрас, явно обитающий на этом плато, покажется невинным котенком, опечалившим нас, промазав в ящик, – констатировал я после некоторого раздумья.
– Ты что-то увидел? – забеспокоилась моя спутница.
– Похоже, что да, но чтобы не предстать перед тобой токсикоманом, нанюхавшимся клея, пока воздержусь от комментариев.
Мы двинулись вперед и за два часа углубились мили на три. Место остановки было выбрано не случайно. Последний незаметный инфракрасный луч остался в пяти метрах позади нас.
– Можно пройти еще немного вперед…– предложила Энн.
– Нет. Если это последний световой барьер, то дальше будет что-то другое. Придется подождать рассвета. Видишь, впереди чуть заметное световое зарево? Это, скорее всего, наша цель. Ее можно будет рассмотреть, пройдя еще мили три, которые, надеюсь, мы преодолеем утром, и так же успешно вернемся, – неуверенным тоном объяснил я Энн свой план.
Я оставил приметы, где нужно будет пригибаться при отступлении.
В камере находилась инфракрасная лампа, но она не могла светить очень далеко, и пользоваться ею долго было нельзя, ресурс аккумулятора был не безграничен, и зарядить его негде. Мы устроились под небольшим кустом, достаточно густым, и спины наши оказались защищены.  Костер, естественно, разводить не стали. Где-то сбоку донесся душераздирающий вопль, совершенно не знакомый моему уху, и Энн  уцепилась в мою руку, прижавшись ко мне.
Я снова взял камеру в руки и осмотрелся вокруг себя, включив невидимый прожектор. И я увидел его. Я увидел чупакабраса, который смотрел на меня, казалось, на расстоянии вытянутой руки. Я так сильно вздрогнул, что Энн издала сдавленный крик. Эта гадость видела инфракрасный свет, потому как глаза этого чудовища закрылись, и оно исчезло из поля моего зрения, испугавшись инфракрасного света.
– Я видел чупакабраса, – прошептал я загробным голосом.
– Ты не ошибаешься? – такого тихого и вибрирующего голоса я еще от нее не слышал.
– К сожалению, или радости, не ошибаюсь.
– Так, к сожалению или радости? Что скажешь? Я хочу домо-о-о-й, – заскулила Энн. – Ты не сфотографировал его?
– Нет, не успел. Кстати, ты еще не знаешь, что я видел часом раньше. Тебе, скорее всего, не понадобился бы провожатый назад.
Я достал пистолет, который находился на моей голени, обвязанный резиновым бинтом, и передернул затвор.
– Ты думаешь, мы в опасности? – еще сильнее заскулила Энн.
– Скорее всего, пока нет. Есть нечто такое, что не дает им возможности покинуть зону обитания и пересекать лучи сигнализации. Иначе они носились бы здесь и постоянно тревожили охрану. Луч ведь всего в полуметре над землей. Что-то не пускает их дальше.
– Что это может быть такое, удерживающее этих гадостей?
– Скорее всего, звуковой барьер. Мы его просто не слышим, а они, эти твари, когда на него нарываются, испытывают сильнейшую боль. Если моя теория верна, тогда мы сейчас находимся в относительной безопасности.
– Это означает, что у нас есть шанс? – спросила она с надеждой.
Мои мысли были заняты тем, что я просчитывал возможности уволочь эту глазастую гадость с собой, я не имел в виду Энн, и заработать денег, которых хватит до глубокой старости. Я давно привык не пропускать мимо ушей ни одного слова, сказанного собеседником, поэтому после некоторой паузы ответил:
– Нет, не означает. Но пока ты со мной, у тебя есть шанс. Так что береги меня.
– Спасибо, утешил. Если это один шанс из ста, меня это, честно говоря, мало устраивает, – снова разговорилась Энн.
– Нет, не один… – и после долгой паузы добавил:
 – Два!
Шагах в двадцати снова раздался нечеловеческий вопль, напоминавший смесь гудка паровоза с примесью голоса Распутиной.
Оставшееся время до рассвета, ожидаемого нами с такой надеждой, позволило немного поспать, и я «завел» свой внутренний будильник, чтобы проснуться через два часа.
Открыв глаза, я увидел, что Энн лежит рядом и рассматривает окрестности с помощью камеры. Увидев мое пробуждение, она повернула голову ко мне и с кисло-приветливой улыбкой сказала:
– Я сейчас видела, как там, вдалеке, приземлился, а затем улетел вертолет. Можешь посмотреть, я записала это на пленку.
Сделав по глотку кофе, мы направились вперед. О том, что могут стоять растяжки, я не беспокоился, иначе твари, вертевшиеся вокруг нас, давно взлетели бы на воздух.
Еще через две мили нашему взору предстала следующая картина: долина со всех сторон шла под уклон и напоминала большое высохшее озеро. Справа от нас виднелось небольшое одноэтажное здание, задней стеной уходящее в скалу.
– Похоже, основные спальни этой гостиницы находятся в скале или под землей, – объяснил я Энн, внимательно рассматривая через видеообъектив территорию предполагаемой лаборатории.
Я не услышал ее ответа и повернул голову. В мой нос уперся ствол американского самозарядного укороченного карабина. Энн, запрокинувшая голову назад с помощью черной руки, сжимавшей ее волосы, явно испытывала неудобства от ощущения прикосновения острого лезвия к ее шее.
Наши руки сцепили за спиной наручниками. Я сейчас очень жалел, что не договорился с Энн, как вести себя в случае нашей поимки, потому как расцепить наручники я мог в любое время, но шедшие сзади конвоиры сразу заметили бы мои усилия. Вот если бы она отвлекла их каким-либо образом… Придется отложить наше освобождение до лучших времен, которые, как я надеялся, возможно, еще наступят. Провожатые были достаточно вежливы и вместо того, чтобы подтолкнуть меня ударом приклада в спину, дождались, пока я самостоятельно переступлю порог большой железной клетки, предназначенной для содержания крупно копытных. Когда мы остались вдвоем с Энн, я спросил ее:
– Энн, а какой размер ты носишь? Ну, я в смысле обуви…
– Тридцать седьмой по вашей шкале. Ты это к чему?
– Да так, может, пригодится …
На меня начал накатывать приступ юмора. Я не мог ей сказать в такую тревожную для нас минуту, что ее ноги, пожалуй, мелковаты для нашего нового места обитания.
– Чему ты там ухмыляешься? – Энн подозрительно посмотрела на меня и до нее дошел смысл моего вопроса. – Я, если нас не убьют, сделаю это с тобой потом сама. Смотри-ка на него – интересно ему, какого размера мои копыта, ну, то есть, ноги!
Мы оба рассмеялись. Охранники, наблюдавшие за нами, посмотрели друг на друга, полагая, что это истерика.
– Как ты собираешься отсюда выбираться? – Энн взглянула на меня с надеждой.
– Нужно, чтобы кто-нибудь меня сильно разозлил.
– Ну, если дело только в этом, я тебе помогу… Не сомневайся, я справлюсь.
Я не успел ответить. Один из охранников подошел и, открыв решетчатую дверь, что-то сказал.
– Он хочет, чтобы мы выходили.
– Слушайся, и все будет хорошо, – ответил я, делая шаг вперед.
Нас провели через весь двор и втолкнули в комнату без окон. Она была полностью белой, а по следам засохшей крови на полу можно было догадаться об ее предназначении. Разделочный стол, стоявший справа, не придавал мне оптимизма. Мне вдруг показалось, что в каком-то далеком сне я это уже видел. Нас посадили на два привинченных к полу стула. Освободить руки от наручников теперь не представляло никакого труда, но я чувствовал, что еще не время это делать.
– Энн, сейчас нужно постараться вытянуть как можно больше информации из нашего положения, даже если оно кажется совсем безнадежным, – сказал я, и Энн посмотрела на меня долгим испытывающим взглядом, полным отчаяния и надежды одновременно.
Вместо того чтобы молиться, она сказала:
– Не сомневайся, я уж постараюсь узнать все то, что позволит поставить всю эту шайку-лейку к стенке. Но, как мне не без оснований видится, шансов отсюда выбраться у нас нет? Эта комната не похожа на гостиную…
– Пятьдесят на пятьдесят, если только не пристрелят нас тут же. Но, думаю, нас не тронут до тех пор, пока не выяснят, кто мы и откуда, и, соответственно, узнав, что известно нам и тем, кто нас послал. Так что торгуйся, будут предлагать деньги – бери, – я заулыбался от этой несбыточной мысли, понимая весь ее абсурд.
– Ты, Силантий, помешан на деньгах. Не хочешь ли ты напоследок заказать самый дорогой ящик, в который тебя упакуют? – похоже, Энн делала попытки меня разозлить.
– До ящика дело не дойдет. Нас, в лучшем случае, скормят своим же изобретенным питомцам.
Дверь открылась, и в комнату вошел субъект лет пятидесяти пяти, вид у него был человека гуманного и интеллигентного. Очки в тонкой золотой оправе позволяли судить, что деньги в обмен на наше освобождение его не заинтересуют. Правильной формы лицо и аккуратная седая бородка выдавали в нем человека славянского происхождения, в чем я быстро убедился.
– Здравствуйте, господа, – он обратился к нам на русском языке с легким шепелявым акцентом.
– Привет. Не ожидал в этих дебрях встретить земляка, – я попытался взять инициативу разговора в свои руки.
– Мы не совсем земляки. Я родился в Польше. Но не будем о грустном, перейдем к делу. Кто вы и зачем сюда пожаловали?
– Мне рассказали, что здесь находится необычайный зоопарк, а я, как человек любящий все необычное, решил заглянуть. То, что мне удалось увидеть, впечатляет. Затем мы хотели найти, кому заплатить за экскурсию и…
– Достаточно, с юмором у вас все в порядке. – доктор, похоже, совсем не обиделся на мою белиберду.
Он обратился к Энн на испанском. Из обрывков разговора я понял, что она рассказала ему о задании редакции, потому как мой словарный запас к этому дню уже увеличился на несколько французских слов, и я уловил слова «Парис, журналистикос, Силантий, аккампаниторес». Это было обо мне. Даже в такой ситуации было обидно, что мне по жизни всегда достается вторая, не главная роль, так как из слов Энн я был всего лишь сопровождающим.
Их беседа начинала меня раздражать. Прошло минут пятнадцать, прежде чем он перевел взгляд на меня и снова осчастливил меня родным языком:
– Вы, Силантий, по-видимому, плохо представляете, куда ведете эту журналистку. Сколько она обещала вам заплатить?
Надеясь, что вот, сейчас, он предложит мне намного больше, я, не задумываясь, произнес:
– Пятьдесят кусков.
– Хорошие деньги, но не большие. Хотя там у вас, в России, я слышал, человеческая жизнь стоит гораздо меньше. Или я не прав?
– Смотря чья. Моя вот, например…
– Не продается? – перебил он меня. – А знаете, почему? 
И, не дав мне ответить, добавил:
– Никто покупать не собирается.
И вот в следующий момент, когда с виду такой интеллигентный человек вдруг рассмеялся диким визгливым хохотом, я понял, что перед нами – маньяк. Если бы то, что я услышал из его гортани сейчас, мне довелось бы услышать вчера, никакая сила не удержала бы меня, чтобы не сбежать. Он понемногу успокаивался, и я, пользуясь тем, что тот все еще находился под впечатлением удачной шутки, спросил:
– Вы нас отпустите?
Он ошарашено, как будто его тюкнули маленьким, но тяжелым молотком в темя, уставился на меня:
– Отпустить? Мне пока не приходила эта глупая мысль в голову. Хотя, может быть, может быть…
– Для чего вы все это делаете? – спросил я.
– Природа не любит норм, она не может не порождать мутантов, – хорошие слова произнес он и удалился из комнаты, по-прежнему держа руки в карманах своего накрахмаленного до безобразия белого халата.
Энн натерпелось мне что-то сказать, и она выпалила:
– То, что они здесь делают, чудовищно! Наши предположения оказались верными. Сюда, если ему верить, пытались проникнуть пару десятков журналистов со всего света. Но то, что ни одного разоблачающего репортажа не появилось в прессе, наводит на грустные предположения. Он намекнул, что время от времени стоит проверять готовность защиты территории от таких говнюков, как мы.
– Это мы еще посмотрим, кто говнюк. Тебе хватит того, что ты услышала? Жаль, что нет возможности пригласить мсье Жана, чтобы сделать фото…
– Какого Жана?
– Да это в песне так поется. Я в смысле, тебе достаточно информации?
– Да, более чем, – утвердительно ответила она, наверняка уже мысленно подбирая название к этой сенсации.
– Тогда при любом удобном случае бежим? – спросил я.
– Ты что, надеешься убежать в этих кандалах? – Она тряхнула сцепленными за спиной руками и затем добавила:
 – Может, у тебя с собой автоген припасен в дупле зуба? Знаешь, Силантий, когда в самое трудное для меня время я думала, что жизнь – ерунда, я была очень далека от истины. Я просто не знала, что такое – плохо.
– Знаешь, что мне нравится в тебе, Энн?
Я не успел договорить, так как существо в человеческом обличье и в белом халате, с котором мы недавно так мило беседовали, появилось снова.
– У меня для вас хорошая новость и плохая.
– Хорошую скажите мне, а плохую ей, – я кивнул головой в сторону Энн.
– Вы что, ее больше не любите? А шериф говорил о вас, как о влюбленной парочке… Но если бы мы были с вами, Силантий, друзьями, я бы посоветовал вам не связываться с журналистками. Длинный язык – короткая старость.
– Нет, просто плохие новости на русском языке звучат нескладно, – я не стал комментировать последний совет, потому как стать моим другом у него не было никаких шансов.
– Шутники мне нравятся. Жаль будет с вами расставаться. Так вот, хорошая новость – это то, что мы вас отпустим, плохая – мы отпустим вас в наручниках, и головы ваши будут обмазаны специальным секретом.
– Что это значит? – я пожелал удостовериться в своих догадках.
– Вы когда-нибудь ловили рыбу, Силантий? Если ловили, тогда вам должно быть известно, что ее ловят либо на насадку, либо на живца. А чтобы рыбалка была более эффектной, бросают прикормку. Так вот живцом будете вы оба, неся на себе прикормку. Запах, которым вас наградят, любят все наши питомцы Не сомневайтесь, они быстро вас настигнут.. И самая хорошая новость для вас – это то, что кушать они вас станут с головы, так что смерть будет достаточно быстрой. Эту прикормку смыть с головы практически невозможно, ну разве что слизать. У нее прекрасный стойкий запах. Это все равно, что «Шанель № 5», только для моих питомцев. До встречи, живцы… – он снова разразился диким хохотом и вышел.
Я сразу представил, как мы слизываем некую мазь с голов друг друга, и эта перспектива меня совсем не развеселила.
Эхо доносило до нас его нечеловеческий смех еще несколько секунд. Я посмотрел на Энн, и мне показалось, что она стала менее привлекательной, чем вчера, чем я сразу же с ней поспешил поделиться. Проигнорировав мое замечание по поводу внешности, она снова спросила:
– Что там с нашими шансами, после разговора с рыбаком-маньяком?
– Шестьдесят к сорока… – затем добавил:
– В нашу пользу…
– Нам вещи назад не отдадут? – пыталась пошутить Энн.
Я одарил ее взглядом, полным ответа на ее глупый вопрос.
– Тогда проследи за тем, чтобы третья пуговица сверху на моей рубашке не оторвалась, – шепотом произнесла она.
Я сразу понял, в чем дело и, присмотревшись, не различил разницы между простой пуговицей и миниатюрным фотоглазом, запрятанным в третью пуговицу ее кофточки.
– А как ты сделаешь снимок с застегнутыми сзади запястьями? – поинтересовался я.
– Снимок сделаешь ты. Нужно сильно нажать на четвертую пуговицу, и будет сделан один единственный снимок. Только один. В любой ситуации я постараюсь всегда находиться лицом к интересующему меня пейзажу. Так что дело за тобой.
– Меня все больше интересует твое отношение ко мне…
– Я тебя ни в чем не обманула.Я тебя люблю Силантий.
– Не дави на жалость. Если тебе удастся заполучить снимок и сделать репортаж, сколько ты на всем этом заработаешь?
– Думаю, что твоей доли хватит купить тебе билет из Питера в Париж и обратно, и угостить меня хорошим ужином в самом дорогом ресторане.
– Ну, вот, это уже лучше. Ради отбивной я согласен. Кстати, ты не хочешь с ним еще поговорить?
– Да я лучше поцелую прокаженного! Да и о чем с ним говорить…
– А он, кстати, денег нам не предлагал?
– Почему ты все переводишь на деньги? Силантий, ты не похож на человека, готового ради денег на все. – Она не в первый раз спрашивала меня об этом.
– Первое впечатление может быть ошибочным. Для меня деньги действительно не играют решающей роли, но если удается их поиметь, я не против. В конечном счете, разве ты делаешь все это ради собственного удовольствия? Думаю, нет. Ты приобретешь скандально известное имя, станешь знаменитой, и каждое напечатанное тобою слово будет оцениваться в десять раз больше, чем сейчас. Скажи, что я не прав?
– Прав, конечно, но меня сейчас больше интересует, как уберечь человечество от…
– Перестань, Энн… Если нам удастся выбраться отсюда живыми и невредимыми, можно вернуться сюда с тремя моими друзьями и уничтожить все вокруг. При соответствующем, естественно, гонораре.
Наши дебаты перебили двое знакомых нам охранников, которые снова отвели нас в клетку. Был полдень, и жар раскалившегося воздуха неприятно окутал тело. Очень хотелось пить. Энн что-то сказала по-испански, и один из охранников принес нам ведро с водой, что было весьма любезно с его стороны. Похоже, по его мнению, он осуществлял наше последнее желание.
Время тянулось очень медленно. Никакого определенного плана не приходило в голову. Да и не нужен он был. Наручники мне удастся снять в любое подходящее время. Несколько ножей я оставил по дороге сюда, предполагая, что они могут нам понадобиться. В поясе спрятаны три струны и отмычка. Это все, что осталось от тщательно подготовленной Энн экипировки. Сигнализация в виде инфракрасных лучей теперь меня не беспокоила, нужно было просто бежать как можно быстрее и как можно дальше, не обращая на нее внимания. Тешить себя надеждой, что удастся оседлать увиденного вчера жирафьего крокодила, не приходилось, так что все – по обстоятельствам. Только бы спуститься с гор, а там будет полегче, эти твари не похожи на скалолазов, так что шансы увеличатся в нашу пользу.
Нам даже удалось вздремнуть пару часов. Было далеко за полдень, когда двери клетки открыли, и нас вывели из нее, усадив на землю напротив здания, скрывающего в себе громадное количество загадок и сенсаций.
– Я в удобном положении, – напомнила Энн.
Дотянуться до четвертой пуговицы было весьма проблематично, не вызвав подозрений, и я встал на ноги. Охранник тот час подбежал ко мне и ударом приклада между лопаток попытался усадить меня на место. Если бы удар был чуть сильнее, позвоночник не выдержал бы, и шансов на спасение не было бы. Падая на Энн, я перевернулся так, чтобы нажать на ту самую четвертую пуговицу на ее блузке. Мне это удалось, я почувствовал, как в пальцах едва ощутимо щелкнуло. Затем я уселся рядом, скорчившись от боли.
– Больно, Силантий? – она искренне пожалела меня.
– Нет, приятно. Похоже, та букашка, которая лазила у меня по спине, успокоилась… – ответил я, пошевелив плечами, чтобы убедиться в их целости.
– Я тобой горжусь, друг мой! – тихо воскликнула она и повернула голову в сторону здания.
В это время из дверей лаборатории вышел известный нам доктор Айболит, так бескорыстно конструировавший зверей, и по-русски сказал:
– Я вас отпускаю, со всеми вытекающими последствиями, – и снова рассмеялся.
Наблюдавшие за этой сценкой охранники тоже рассмеялись, не понимая из сказанного ни слова,  но явно понимая безнадежность нашего положения.
К нам подошел человек в маске и костюме, напоминающем гидрокостюм водолаза. Он вылил на наши головы какую-то густую жидкость, и резиновой перчаткой растер ее по волосам. Он сделал все это очень экономно, ручьи по лицу не стекали, но вот запах… Запах был таким, что в соседних закрытых клетках послышался душераздирающий вопль, слившийся воедино и зазвучавший как  симфонический оркестр нового направления. Похоже, что все гадости близ и дальне лежащих окрестностей одновременно захотели кушать. Я почувствовал, что пот на моем лбу, несмотря на палящее солнце, холодный.
– Я веду честную игру, – продолжил человек в белом. – У вас есть полчаса форы, затем мы выпускаем это все… – он обвел взглядом ходуном ходившие клетки и добавил:
– Бегите!

Глава 11

Нам не нужно было повторять дважды. Замлевшие ноги шаг за шагом усваивали команду головы – бежать, и как можно быстрее. Через пятнадцать минут мы остановились и я, убедившись, что мы уже находимся вне их поля зрения, достал из пояса отмычку. Минуту пришлось повозиться, и наручники наконец-то расстегнулись. Энн освободить было проще. Мы устремились назад по вчерашнему маршруту с надеждой и реактивной скоростью.
Вой чудовищ утих, это означало что их либо выпустили, либо мы уже удалились на достаточное от них расстояние. Достав на ходу одну из струн, я привязал к ее концам по небольшой, но крепкой палочке. Теперь у меня в руках была удавка. Метров через пятьсот будет место, где спрятан первый десантный нож, а это уже кое-что.
Вот и дерево, под которым лежал этот дополнительный процент наших незначительных шансов. Пять-шесть метров оставалось до того, чтобы почувствовать холодную, греющую душу сталь, когда я услышал позади себя конский топот и крик Энн. Что-то сбило ее с ног и пролетело мимо меня. Отскочив по инерции с десяток метров, чупакабрас заходил на второй круг, чтобы обескровить мою спутницу, пытающуюся встать на ноги. Секундой позже я ощутил приятно ложащееся в мою руку лезвие и, дождавшись, пока эта гадость приостановится перед Энн, метнул нож, полный уверенности, что не промажу. Так оно и случилось. Нож вошел в маленькую голову на три четверти всей длины, чудовище замертво рухнуло на землю. Энн не могла кричать, хотя рот у нее оставался открытым. Вдаваться в объяснения, как мне это удалось, я не стал, что-то опять двигалось на нас с таким же топотом. С трудом вытащенный окровавленный нож я зажал в руке и встал впереди Энн, поджидая, когда увижу очередного охотника. Чуть меньший по размерам чупакабрас несся на меня, желая утолить жажду и голод. Перед тем, как столкнуться с ним, я упал на колени и выставил руку вперед и вверх, беспокоясь лишь о том, чтобы скользкая от крови рука не выпустила нож, глубоко вошедший в мерзкое тело. Рана, которую я нанес уроду, оказалась для него незначительной, потому как он развернулся и, не обращая внимания на лившуюся из него кровь, снова устремился в нашу сторону. Нож оставался в моей руке, Чупакабрас сейчас был хорошей мишенью, и я снова метнул его. В самый последний миг чудовище изменило направление, видимо, почувствовав боль от первой раны, и нож вонзился не в горло, куда я метил, а чуть левее, в предплечье. Оскалив зубы, этот недоносок попытался вцепиться в меня. Упав на спину и прижав к груди колени, я дождался, когда тот будет достаточно близко, и со всей силы распрямил ноги. Удар на противоходе отозвался заметной болью в моих суставах, но для чупакабраса он оказался достаточно сильным. Описав в воздухе сложный пируэт, чудовище рухнуло на землю. Удавка уже была в моих руках, и я безжалостно стянул ее на его короткой шее. Струна практически перерезала горло. Конвульсивные движения уродливого и неестественного тела успокоили меня на некоторое время. Вытащив из тела нож, я схватил Энн за руку, и мы снова бросились бежать.
Следующее место, где был спрятан второй нож из четырех, было в трехстах шагах от места нашей первой схватки.
– Нож достаточно острый, давай я срежу волосы у тебя на голове, – предложил я Энн, заметив, что густая мазь не попала на ее череп.
– Это поможет? А я тебе не разонравлюсь? – у нее хватало мужества думать о разной чепухе.
– И тебе хватает ума сейчас об этом говорить?
– Тогда давай, – согласилась она.
Я ловкими движениями несостоявшегося, но явно талантливого парикмахера срезал ее волосы. Часть из упавших на землю локонов я подобрал и положил себе в карман, а остальные, на сколько это возможно, разбросал в разные стороны. Затем внимательно осмотрел Энн и, убедившись, что на коже ее головы действительно не видно остатков мази, удовлетворенно кивнул головой:
– Теперь объект для нападения – только я. – В моем голосе не было разочарования.
Мы добежали до места, где был спрятан второй нож, и я отдал его Энн, в надежде, что в случае необходимости она поможет мне справиться с очередным охотником за моей, как я всегда считал, голубой кровью.
Нам удалось пробежать еще тысячу шагов и заполучить третий нож. Сзади нас стоял вой и рев, наверняка, несколько чудовищ нашли волосы Энн с приманкой и начали выяснять между собой, кому достанется шиньон.
– Похоже, мы сделали единственно верный ход и на время отвлекли наших преследователей. А ты хорошо смотришься под мальчика. – Я повеселел и начал обретать уверенность в своих силах.
Энн показала мне нож и сказала:
– Еще раз заостришь на этом внимание, и тебе не поможет твоя выучка и умение. Я прирежу тебя сама, докаркаешься, дорогой… – произнесла она, продемонстрировав мне, что нож она еще не успела потерять.
– Я куплю тебе парик… – не удержался я.
Энн бросилась на меня, оскалив зубы, но потом резко отстранилась, сморщив нос:
– Ну, от тебя и воняет! Давай попробуем смыть. – Такое предложение в ситуации полного отсутствия воды могло поступить только от женщины.
– Чем? – Я предположил, что у нее поблизости припрятан термос с горячей и мыльной водой.
– Ножом. Только не думай, что я им владею так же, как и ты, так что не обессудь. – Энн недвусмысленно начала осматривать мой череп.
– Не в твоих интересах сдирать с меня скальп, – безразлично ответил я.
– Это точно. – Энн с усердием принялась за дело.
Она попыталась соскрести с моих коротких волос пахучую дрянь, но полностью убрать мазь, похожую на солидол, так и не удалось.
Мы сидели у высокого дерева, когда до меня донесся еле слышный звук, напоминающий звук электромоторчика. Сначала я подумал, что мне показалось, потом догадка озарила меня… На этом дереве могла быть устроена камера видеонаблюдения, и кто-то, пользуясь дистанционным управлением, поворачивал ее, чтобы понаблюдать за нами. А так, как мы находились под самим деревом, видимо, мы плохо попадали в поле ее зрения, но оператор пытался дотянуться до нас, и поэтому камера постоянно жужжала.
– Тихо, Энн, – насторожился я.
Я отошел чуть в сторону и заметил в ветвях дерева небольшую штуковину, объективом направленную на нас. Показав ей любимый кукиш, я взял Энн за руку, и мы снова подались в бега.
Перед нами простиралось открытое пространство на пятьсот-шестьсот метров, и далее, как я заприметил еще вчера, находился тот самый невидимый барьер, за который не могли зайти эти сконструированные человеком с больным разумом существа. Включен ли теперь этот барьер, я не знал.
Но то, что нам и дальше удастся преодолевать милю за милей, шаг за шагом в относительной безопасности, имея шанс на то, чтобы выжить, я, честно говоря, очень надеялся. Не сильно, но все же. Ведь то, что мы будем бежать, сняв наручники, гинеколог, то есть доктор, скорее всего, не предвидел. Я бежал и сам себе усмехался, представляя, как он вырывает последнее содержимое своей жидкой бородки, и что будет с ним, если мы все же выберемся отсюда. Рев и гавканье, которые начались несколько минут назад на месте, где я оставил часть волос Энн, не стихали. Оставалась надежда, что наш относительный покой сохранится еще несколько минут. Я ошибался. Где-то справа послышалось два выстрела, и одна из пуль попала в ветку дерева прямо передо мной, и та с треском разлетелась в стороны.
– Беги змейкой! – крикнул я Энн.
– Гремучей? – у нее хватало сил на шутки.
– Живой!
По звуку выстрела я определил, что это укороченный скорострельный карабин, такой же, как и у охранников, сопровождавших нас. Прицельный огонь из него вести сложно, и нас спасало то, что мы были от преследователей на расстоянии ста – ста пятидесяти шагов. До спасительной полосы растительности оставалось еще метров пятьдесят, когда мы услышали, что выстрелы доносятся уже с трех сторон – слева, сзади и справа, и довольно близко. Полукольцо, если мы остановимся, сожмется. Но я принял решение остановиться в месте, где спрятан четвертый нож, а Энн придется стать наживкой. Добежав до следующего дерева, мы остановились, чтобы несколько секунд передохнуть. Я начал быстро объяснять мой план Энн:
– Ты должна отбежать на двадцать метров и, сев на землю, кричать, чтобы не стреляли, и что ты готова сдаться. Умоляй их…
Пуля ровным пробором расчесала мои волосы, и кусочек коры упал мне на голову. Мой план дважды повторять не пришлось. Энн бросилась в заросли, а я затаился в двадцати шагах от дерева. Первый стрелок, а это был мексиканец в армейской кепке, появился спустя несколько минут. Он остановился возле дерева, готовый в любую секунду выстрелить. До него было еще далековато, чтобы нож мог точно поразить цель. У меня их было три, и если бы воин был таким же неподвижным, как мишень, из трех дальних бросков один мог бы быть точным, но испытывать судьбу я не решался. Первый промах, и пуля в ответ, которая может быть для меня последней. В эту секунду Энн начала что-то вопить. Мексиканец повернул голову, приподнял винтовку на уровень плеча и двинулся на голос Энн, умоляющий о пощаде. Я приготовился – еще пять шагов, и он станет для меня хорошей мишенью. Я только приготовился поразить свою цель, как справа услышал приглушенный окрик. Приближался второй охотник за нашими жизнями. Слава богу, меня он не заметил. Первый, повернув к нему голову, что-то негромко, но быстро проговорил. Энн, видимо, расстроившись, что никто ее не услышал, снова заголосила. Теперь ситуация осложнилась. Они шли друг за другом в десяти шагах. Еще в десяти шагах, только слева от них, затаился… нет, не чупакабрас… я. Только бесшумно убрав второго, можно было рассчитывать на успех с первым.
Только бы третий не подоспел, – пронеслось у меня в голове. Когда я увидел, что спина первого оказалась слева от меня, то сделал шаг навстречу второму, готовый в каждое мгновенье поразить цель. Я снова почуял тот азарт, который всегда был со мной в экстремальных ситуациях. Мне удалось сделать еще два шага, когда предательски треснула сухая ветка под ногой. Приближающийся мексиканец повернул голову влево и увидел меня, но он опоздал. Удивленные глаза, казалось, хотели что-то сказать, но нож, застрявший в горле, помешал это сделать. Я рискнул, и быстро ринулся к нему, желая помочь человеку не шмякнуться на землю, а беззвучно осесть. Мне это удалось, теперь я уже шел за первым мексиканцем, не подозревающим, что сзади за ним идет не его «амиго». Вот так мы и пришли к месту, где просила пощады Энн. Она сначала увидела первого, и ужас в ее глазах показался мне действительно неподдельным. Еще немного, и мексиканец увидел бы по ее выражению глаз, что что-то не так, но страшный рев неизвестного животного в двадцати метрах позади него заставил его обернуться. Я не стал стрелять, просто оглушил его прикладом винтовки ударом в лоб. Глаза мексиканца сфокусировались на кончике его собственного носа, и он осел на землю. Быстро сунув ему в карман оставшиеся у меня в кармане волосы Энн, я подхватил ее, несколько минут отдохнувшую и слегка осипшую. У нас было две винтовки и три ножа. Теперь я чувствовал себя на равных среди недругов на чужой территории. Мы отбежали от места схватки метров на пятьдесят, когда услышали рев, уже человеческий, который издал приходивший в себя охотник на индюшек, то есть на нас.
– Думаю, что любимым фильмом нашего врача-практолога был фильм «Охота на индюшек». Помнишь такой фильм, Энн? – я попытался придать своему голосу уверенности.
– Нет, а что, там ферма с индюками была? – отрешенно спросила она.
– Ну, что-то вроде этого.
Трудно было на бегу пересказывать содержание всего фильма, тем более что до конца горного плато оставалось не больше мили. Меня радовала воображаемая мною перекосившаяся от бешенства зверская физиономия врача-генетика, который сейчас, скорее всего, наблюдал за нашим удачным побегом.

Глава 12

Когда мы добрались к подножию склона, начало темнеть. Я не скажу, чтобы мы слишком этому обрадовались. Внизу, на дороге, пролегающей по равнине, в двухстах метрах друг от друга расположилось восемь полицейских машин, освещающих все вокруг своими цветными мигалками. Лучи ручных фонарей шарили по скале, в местах, где гора была наиболее удобна для спуска или подъема.
– Похоже, нас на дискотеку приглашают. Слышишь, Энн?
– Может, нас встречают, чтобы спасти? – спросила она с надеждой.
– Не забывай, что одного преследователя мне пришлось убить, также вспомни, что говорил врач-эндокринолог, он же по совместительству маньяк. У него уже была информация от шерифа о том, что мы интересуемся этим местом, так что не тешь себя иллюзией, что твои короткие волосы с клочком кожи не достанутся им в качестве трофея.
Во мне уже кипел азарт, такой же, как тогда, когда я выходил ночью на задания в составе группы разведки выполнять четко поставленную задачу уничтожения. Я знал, что в темноте вижу лучше, чем обычный человек. Годы изнурительных тренировок позволили этого добиться.
– Будем спускаться по отвесной скале. Где ты спрятала веревку?
– Откуда ты знаешь, что она была? – она была крайне удивлена моей догадливостью.
– Не будь наивной. Ты взяла у меня деньги и паспорт, а как мне помнится, уролог их в руках не держал и во время обыска у тебя ничего не нашли, – ответил я и затем,  посмотрев вниз, добавил:
–Эти придурки, полицейские, без иллюминаций не могут. Тем лучше для нас. Пошли.
Энн, приподняв несколько веток, достала моток капронового, сантиметрового в диаметре, фала.
– Силантий, скажи честно, как ты догадался, что веревка есть, и что я ее здесь спрятала? – не успокаивалась Энн.
– Во-первых, в горы идти без веревки – это нелогично, а тащить потом ее по равнине – бред.
– Силантий, ты сила! – восторженным шепотом воскликнула она.
– Будем спускаться в миле отсюда. И огородами, огородами…
– Какими огородами? – удивленно спросила Энн.
– Ты не знаешь…
– И куда с этими огородами? – не унималась моя спутница.
– Сначала я думал, будем пробираться в Штаты на север. Но планы придется менять и уходить на запад, в сторону Калифорнийского залива. Из этой мексиканской Калифорнии и постараемся улететь. – Я вкратце объяснил ей свой дальнейший план действий.
– Так просто?
– Просто, если не считать ширину залива…
– Другого пути нет?
– Не знаю. Для преследователей самый предсказуемый маршрут будет на север, в США. А вот то, что мы побежим из Мексики в Мексику, скорее всего, для них это будет полной неожиданностью, и вряд ли они будут нас там искать.
С этими мыслями мы начали спуск, который закончился весьма успешно. Справа от нас, где полицейские игрались с огоньками, слышен был шум двигателей тяжелых грузовиков. К нашим поискам, похоже, подключились военные.
– Вовремя мы покинули гору. Еще лучше, если за ночь мы оторвемся как можно дальше  от этой банды.
– А что потом? – поинтересовалась Энн.
– А потом рядом с нами будет все время идти смерть. И если мы остановимся, она встанет перед нами. Ясно выражаюсь?
Кратким ответом на мой вопрос стало «да».
Мы двинулись влево, подальше от света, с надеждой на везение. Пока, как я считал, нам везло.
Через сорок минут мы наткнулись на ранчо. Возле крыльца стоял старенький двухместный «шевроле», в кузове которого лежало несколько досок.
– Мы его украдем? – спросила Энн.
– Купим, – предложил я.
– У тебя есть деньги?
– Спорю, что и у тебя есть…
– «Зиночка» называется?
– «Заначка», – поправил я.
В это время залаяла собака, а затем вторая. Нам повезло, что они были в вольере. Я увидел пару проводов, видимо, телефонной связи, и, не разрывая их, переломал в изоляции. Внешне ничего не указывало на повреждение, но цельность проволоки была, несомненно, нарушена. Как и положено для Мексики, хозяин вышел на крыльцо с винчестером в руках. Энн объяснила, что машина, на которой мы ехали, сломалась, и нам необходимо позвонить. Мы были уверены, что телефон не работает, и надеялись, что жадность хозяина позволит нам приобрести автомобиль, не вызвав подозрений. Старик сказал что-то, и Энн, шепнув мне, чтобы я оставался на месте, прошла в дом.
Он смотрел на меня и молчал. Меня это вполне устраивало. Чтобы хоть чем-то занять руки и одновременно держать их так, чтобы они были видны хозяину, я начал ковыряться в носу. Через минуту Энн вышла в сопровождении хозяйки и сказала старику, что телефон не работает, и мы согласны за сходную цену арендовать машину. Старик оказался благороднейшим человеком. Даже в Мехико мы могли арендовать почти новый автомобиль за тридцать долларов в сутки. Поторговавшись, он согласился на двести, и ровно на сутки.
На этой колымаге мы развили скорость едва ли не до скорости хромой собаки, бегущей в аптеку за лечебной косточкой.
– Старик предупреждал, что через некоторое время мотор прогреется, и она резво побежит, – пыталась успокоить меня Энн.
– Если рядом будет пробегать бык с намазанным перцем задом и подтолкнет нас, или возьмет на буксир…
Но в этот момент что-то в моторе чмыхнуло и дернуло, и, действительно, машина наша поехала, заработали все цилиндры.
Карту я помнил наизусть. Мы гнали на запад по пустынной  неширокой асфальтированной дороге со скоростью шестьдесят пять миль в час.
– Сколько нам ехать? – спросила Энн, всматриваясь в дорогу, освещенную одной фарой с не переключающимся ближним светом.
– Думаю, около полутора – двух часов.
– Бензина хватит?
– Пожилые люди любят, когда в баке под завязку, – с видом знатока ответил я.
– Что такое «завязку»?
– Потом расскажу, – и после некоторого раздумья я добавил. – Нам снова повезло, похоже, вся полиция штата собралась там, у подножия горы.
Выглянула луна, и одну единственную работающую фару можно было бы выключать. Ночь полнолуния дарила нам ощущение безопасности. Мы долго молчали, и только через полчаса Энн, наконец-то немного расслабившись, посоветовала мне вымыть волосы.
– Они у тебя торчат как рожки маленького чупакабраса.
– У него разве есть рога? Я что-то не рассмотрел…
– Нет у тебя фантазии, Силантий…
– Сколько у нас наличных? – перевел я бесполезный разговор в деловое русло.
– У меня восемьдесят.
– Всего? – разочарованно посмотрел я на Энн.
– Ну, я же потратилась в городе на снаряжение, и эта машина тоже моя…
– На сутки, дорогая. Завтра он заявит, что ее украли, и когда он нас опишет полицейским, все цепные псы рванут в нашу сторону, роняя по дороге слюну от предвкушения отведать наиболее мягкие части твоего тела.
– Почему только моего? – обиженно спросила она.
– Потому что, несмотря на твою стрижку, ты по-прежнему аппетитна.
– Жаль, что ружье я оставила наверху. А сколько у тебя денег в «заначке»?
– На моторную лодку не хватит, а на пару спасательных жилетов – вполне.
– Мы что, будем руками плыть? – испугалась Энн моей идеи.
– И ногами тоже, дорогая. Учитывая, что хороший пловец может проплывать в день десять миль, нам понадобится всего неделя.
– Неделя в море?
– В океане. Калифорнийский залив – это часть Тихого океана, если у тебя не важно с географией…
И мы увидели его. Он предстал перед нами как гигантская серо-синяя стена переливающегося миллионами огоньков лунного света.
– Смотри, как красиво! – Энн взвизгнула от восторга.
– Это потому, что мы поднялись на гору, но представь, что это волна такая надвигается, и сразу…
Я не успел договорить. В зеркало заднего вида я заметил сине-красный огонек. Он находился в миле от нас. Это была полицейская машина, следовавшая за нами. Я свернул в первый же переулок и, проехав метров двести, увидел вывеску «Бар». Остановив машину и выключив огни, я попросил Энн зайти туда и спросить комнату на двоих. Обычно у хозяев этих заведений была пара комнат для сдачи в наем.
Энн быстро вернулась и сообщила, что метрах в пятидесяти дальше по дороге есть небольшой бар, и пара комнат там всегда найдется.
Хозяин заведения посмотрел на нас как на «панков». У Энн волосы торчали из-за короткой неровной стрижки, а у меня они были склеенные и желтого цвета. Поэтому деньги попросил вперед. Мы не торговались. Мало того, я хотел уехать отсюда часа через два, максимум три – если объявят розыск, побег осложнится. Энн заплатила за ночлег, и хозяин со сморщенным носом передал ей ключи. Запах, к которому мы уже успели привыкнуть, на самом деле был отвратителен.
К сожалению, вода в раковине была только холодная и не хотела смывать мой стойкий лак даже с помощью мыла, заботливо оставленного кем-то в прошлом году.
Хозяин принес нам два стакана чая и бутерброды. Горячий чай пришлось вылить мне на голову, и это принесло результат. Гадость смылась, но запах почему-то остался.
– Как говорится, если вам не нравится запах – отойдите, и запах вместе с вами отойдет, – ответил я Энн на не прозвучавший еще вопрос.
– Нам нужно пробраться поближе к причалу и там попытать счастья, – добавил я. – И теперь очень многое зависит от твоего умения уговаривать местную братву.
Я едва успел это договорить, как в дверь постучали. Я встал за дверью с ножом в руке, небезосновательно рассудив, что за дверью может находиться  опасность – сестра смерти, и кивнул Энн, чтобы та открыла.
В нашу комнату вошел хозяин и две минуты что-то объяснял. По окончании его речи Энн вытащила двадцатидолларовую купюру и отдала ему. Затем Энн обратилась ко мне и объяснила суть разговора:
– Звонили из местного полицейского участка и спрашивали, не появлялась ли здесь пара, мужчина и женщина, которые могли попроситься на ночлег. Хозяин ненавидит копов, но не хочет неприятностей.
– Скажи ему, что мы сейчас уйдем, и спроси, кстати, как нам быстро добраться до мексиканской Калифорнии.
Энн перевела ему мой вопрос, а я в это время думал о том, что человек, не сдавший нас легавым, действительно может помочь. Вопрос только – за сколько? На двоих с Энн у нас оставалось триста десять долларов. Сумма не маленькая, но, возможно, ничего не решающая. Судя по тому, что мексиканец не замотал сразу головой, предложение он обдумывал и прикидывал, сколько из этого можно поиметь. У меня, как и у Энн, была пластиковая карта, но в этой глуши деньги по ней можно было бы получить только в местном банке, работающем с десяти, а то и одиннадцати часов, потому как эксперимент установки банкоматов в мексиканской провинции завершился неудачно.
Энн, переговорив с хозяином, повернула ко мне голову и объяснила:
– Завтра, то есть сегодня вечером, на полуостров можно было бы улететь на частном самолете. По двести долларов с носа, сотня ему, и он все устроит. Вариант второй – на лодке за двести и сотня ему. Уехать можно менее чем через час. Здесь отрегулировано сообщение, так сказать, не совсем законное. Катера, патрулирующие залив, можно встретить, но крайне редко. Задолго до рассвета в море выходят рыбаки, так вот на такой большой рыбацкой лодке нас и подбросят. А если они увидят катер, накроют нас сетями и как обычно проскочат.
Риск, конечно, был, но и надежда на успех тоже имела под собой основание. Я взвесил все и предложил Энн согласиться на второй вариант и добраться до Калифорнии водным путем. Нужно было поторапливаться,  потому что к завтрашнему вечеру уже точно станет ясно, что мы покинули нагорье и пытаемся выбираться из страны. Так что спокойно прослоняться даже до вечера шансов было мало.
Хозяин появился снова через десять минут. Переговорив с Энн, он жестом пригласил следовать за ним. Мы спустились по узкой крутой лестнице и вышли на улочку. Предутренняя прохлада приятно заполнила весь объем моих легких. Мексиканец попросил отогнать наш «шевроле» в соседний переулок и, подобрав нас там на своем видавшем виды «форде», быстро поехал, ловко маневрируя между густо припаркованными машинами. Мы ехали минут семь – восемь и, остановившись у причала, заметили двух рыбаков, суетившихся возле большой лодки. Те грузили на дно сети и канистры с бензином. Рядом, у других лодок, происходило то же самое, но никто не обратил внимания на то, что мы залезли в это плавсредство. Создавалось такое впечатление, что нас попросту не видят – никаких косых взглядов, никаких вопросов. Энн, изъяв у меня все деньги, отдала сотню нашему провожатому и сотню – капитану. Вторую, как я понял, он получит в месте назначения. Никаких прощаний, никаких разговоров. Все происходило тихо и молча. Мы отчалили, и мотор заработал как молокодойка на ферме. Я вспомнил детство, как бегал к матери на ферму и поневоле вдыхал там выхлопные газы от этого самого мотора. К матери тогда нахаживал местный фраер, от которого я однажды услышал:
– Силантий, будут у тебя когда-нибудь деньги – будет все.
Я ему тогда не поверил. Не верю и сейчас. Отца я своего не помнил. А этот мамкин сожитель ловко обращался с картами. Время от времени он уезжал на несколько недель, затем появлялся при подарках и деньгах. Однажды он дал мне десятку и предложил сыграть на нее в карты, в обыкновенного «дурня». Когда колода исчезла, и у нас на руках осталось по шесть карт, он сказал, что знает, какие у меня. Я ему ответил, что тоже знаю, какие у него. Как помнится, он медленно поднял на меня глаза и довольно серьезно произнес:
– С этим не шутят.
А потом, подумав немного, спросил:
– И какие же?
Я без труда назвал их ему, и хотя одну карту назвал неправильно, он подскочил как пружина. С тех пор мы стали лучшими друзьями.  По вечерам мы подолгу играли в карты. Он пообещал однажды взять меня с собой, но однажды не вернулся из очередной поездки. Никто не сообщил нам, что произошло: погиб мой отчим или просто нас бросил – так и осталось неизвестно. Мать долго ждала, я видел, как сильно она переживала. В общем, так и не пустила больше никого к своему сердцу и в свою постель.
Энн сидела рядом со мной, укрывшись куском брезента. Утро было туманным и прохладным. О чем думала Энн? По ее отрешенному от действительности виду можно было догадаться, что в ее памяти всплывал, конечно же, не ужасный чупакабрас.

Глава 13

Скорость нашей посудины была достаточно большой, где-то около двадцати километров в час, а может и больше, так что половина пути, как мне казалось, была преодолена. Ширина залива в этом месте была около ста двадцати километров. Трудно было понять, как вели в туман эту лодку рыбаки. Видимо, у них были какие-то свои ориентиры. Перед восходом солнца туман стал рассеиваться, и через бинокль, позаимствованный у капитана, можно было уже различить Калифорнийский берег. Я пытался рассмотреть причал, к которому мы направились, но взор мой остановился на следующей картине: белый катер с синей полосой пришвартовался к такой же лодке, как наша, и двое полицейских поднимали сети, проверяя, не спрятался ли под ними кто-нибудь. Еще один стоял на катере с направленным на рыбаков автоматом. Дело принимало серьезный и не желаемый для нас оборот. До берега оставалась лишь миля, и, похоже, на нашу лодку тоже обратили внимание.
Энн обреченно посмотрела на меня.
– Энн, быстро отдай мне свой паспорт, – приказал я. – И, если вдруг тебя арестуют, ни  в коем случае не называй полицейским свою фамилию, может, тебя не тронут. Я доберусь до берега вплавь. Может быть, даже не нас ищут. Но если возьмут нас двоих, никто уже не сможет нам помочь. Оставайся на месте. Если понадобится, я развяжу третью мировую войну, но вытащу тебя.
Энн была умницей. Трезво оценив ситуацию, она кивнула, прощаясь со мной только взглядом, полным надежды.
Тревожный взгляд капитана подтвердил мои опасения, и я, перегнувшись через борт, через мгновение оказался в воде. Похоже, капитана это устраивало. Для меня не было проблемой проплыть часа три – четыре к ряду, а если понадобилось бы – и десять, но здесь необходимо было плыть практически все время под водой, лишь время от времени выныривая, чтобы провентилировать легкие. Как я и предполагал, к нашей лодке, уже отплывшей от меня метров на четыреста, направился полицейский катер. По тому, что забирать Энн на борт не торопились, у меня появилась надежда, что полицейские засомневались в своей удаче и не знают точно, кого они собираются погрузить на свой борт. Это мое предположение подтвердилось и тем, что вместо того, чтобы направиться к пристани, они поспешили к следующей, идущей к берегу лодке, находящейся на приличном расстоянии от меня. Усиливающееся волнение моря давало мне возможность плыть по верху, все реже ныряя, и таким образом сохранять силы. Полицейский катер был далеко, и лишь попадая на волну и, соответственно, всплывая вместе с ней, я видел, что он все еще находится в море. Я доплыл до длинного деревянного пирса и вышел на берег под ним. Я ненадолго задержался на берегу, чтобы восстановить силы и просушить одежду, которую как смог выкрутил и разгладил, разложив на большом камне.
Очень далеко в море находился катер, на котором была Энн. Я знал, что не брошу ее, и сомнений на этот счет не испытывал. Но как только представил, что нужно будет снова следовать за ней в Мексику, меня начало сразу подташнивать.
Картина оживавшего берега была совершенно другой в сравнении с той, вчерашней Мексикой. Двигаясь по побережью, я практически ничем не выделялся от тех, кто шагал в моем направлении и навстречу.
Пластиковая карточка, извлеченная из под кожаной стельки моих удобных туфель, кстати, прекрасно сохранивших свой вид, грела мне душу. Оставалось срочно обзавестись наличными. Я зашел в большой магазин, в котором надеялся купить чего-нибудь перекусить, и приятно удивился, обнаружив, что в этом магазине был установлен банкомат. Сняв две тысячи наличными, я купил ветчины, несколько плиток шоколада и быстро покинул помещение магазина, с надеждой, что полицейский катер все еще находится там, где я его видел в последний раз.
Выйдя на улицу, я сразу же увидел, как двое полицейских в тридцати метрах от меня ведут Энн. Она коротким, ничем не выдающим себя взглядом заприметила меня, но осталась совершенно невозмутимой. Мне срочно была нужна машина, на которой я мог бы последовать за ними. Метрах в пятидесяти слева от меня неспешно разворачивалось такси, в надежде, что кто-то подаст знак и остановит его. Этим кто-то стал я. Таксист заметил меня и, сделав еще круг, направил машину в мою сторону. Я смог объясниться с водителем, так как знал на английском два десятка слов, из которых мне удалось сложить более менее складное предложение. Садясь в такси, я заметил, как кремовый «линкольн», в котором находилась Энн, совершенно не похожий на полицейский автомобиль, тронулся с места. Таксисту достаточно было показать пальцем в направлении «кремового», как тот все понял и, выбрав нужную дистанцию, направился следом за ним. Я держал в руках лучший переводчик всех времен – пятидесятидолларовую купюру. Проехав миль десять, мы оказались в центре достаточно симпатичного прибрежного городка, к окраине которого я выплыл.
– Адвокат, – произнес я это слово по-русски, и услышал английский язык во всем его совершенстве с примесью местного португальского.
Казалось, таксист, понимая, что такого расстояния для полусотенной купюры мало, пытался наговорить на сдачу. Из всей этой почти двухминутной болтовни я понял, что «фифти метров есть контора». Купюра, слегка качнувшись под сопротивлением воздуха, плавно приземлилась на переднее сиденье, и салон озарила счастливая улыбка ее нового обладателя. Я вышел из машины и сразу понял, что имел в виду таксист. Прямо напротив полицейского участка, окна в окна, висела вывеска, из содержания которой я понял, что адвоката можно найти здесь. Я не совсем понимал, зачем он мне сейчас нужен, но интуиция, которой я как обычно доверял, говорила «надо».
Мне снова повезло. Навстречу мне по коридору шли двое мужчин, активно обсуждая что-то между собой. Обратив на меня внимание, потому как я был единственным посетителем в этот час, они поинтересовались о цели моего визита на непонятном мне языке. Догадавшись о сути вопроса, я ответил:
– Мне нужен адвокат, понимающий русский язык.
– Тебе повезло, – услышал я родную речь.
Я долго рассказывал своему официальному собеседнику суть моей проблемы, а он долго слушал. Нужно отдать ему должное, слушать он умел. Он попросил у меня наши с Энн паспорта, и я, распаковав непромокаемый пакет, протянул их ему.
– Если на вашу спутницу имеется конкретный запрос из Мексики, будет сложно выцарапать ее из лап местного шерифа. И вообще не смогу помочь, если здесь замешано ФБР. Но скажу вам по секрету, что у шерифа возникли определенные финансовые затруднения, и если у них еще нет полной уверенности в том, что они нашли именно ту женщину, которую ищут, возможно, удастся его заинтересовать деньгами. Вряд ли он упустит такую возможность.
– Вы сказали про «конкретный запрос», что это значит? – спросил я.
– Это значит, ее фамилия, отпечатки пальцев и т.д.
– Думаю, что на нас есть только ориентировка в виде внешнего описания, так что есть шанс, что ее не опознают. А у трапа самолета я уж не поскуплюсь, если вы постараетесь… – намекнул я на возможность солидного вознаграждения.
– Сейчас об этом рано говорить, но я надеюсь все уладить.
– Учтите, что после того, как взяли Энн, остальные прибывающие лодки тоже проверялись. Или они искали меня, или не уверены, что Энн – это тот, кто им нужен.
– Вот для этого я и направляюсь туда сейчас же. Ждите меня здесь.
– Хорошо, – ответил я, решив для себя, что вести наблюдение за полицейским участком будет куда спокойнее с улицы.
Недоверие – это то, чего у меня было не занимать с раннего детства.
Адвокат, а его звали Майкл, ушел. Я вышел из конторы следом за ним. Если полиция выскочит арестовывать меня, я постараюсь по возможности затруднить это их желание.
Адвоката не было ровно тридцать минут. Наконец-то он вышел из двери, за которой держали Энн, и быстрым шагом, таким, каким бегут получать заканчивающиеся в сберкассе деньги, направился в сторону своего офиса. Я его окликнул. Он изменил направление и прошел мимо меня, знаком давая понять, чтобы я следовал за ним.
– Вы были правы, но не во всем. Вместе с Энн в участке находится еще шесть человек. Шериф ждет дополнительной информации, которую сообщат позднее. У Энн и еще двоих задержанных нет паспортов, и они находятся в большем подозрении. Я шерифу однозначно намекнул, что готов частично решить его финансовые проблемы, если он отпустит девушку со странной стрижкой. Ее еще не успели допросить, ждут переводчика. Она, оказывается, говорит только по-шведски. Умная девочка, ничего не скажешь. Она все сделает так, как я ей посоветовал. У вас есть два часа, чтобы найти двенадцать тысяч долларов. Две – мне, остальные – шерифу.
Я знал, что на моем счету оставалось еще около шестнадцати тысяч долларов, и дал свое согласие, но с условием, что деньги передам после нашей посадки в самолет. Адвокат кивнул, и мы отправились с ним в банк, чтобы аннулировать мою карту, сняв сперва с нее все содержимое. Я поставил свои условия:
– Вы поможете взять билеты на самолет в любое направление, поближе к Европе, и договоритесь в банке о быстром решении вопроса.
– Согласен, – утвердительно ответил он.
Через пятнадцать минут мне отсчитывали шестнадцать тысяч двести шестьдесят долларов. В это время Майкл звонил в аэропорт Мехикали, узнавая ближайшие рейсы, чтобы заказать билеты.
– Есть только в Аддис-Абебу, устроит? Это Эфиопия, –  обратился он ко мне.
– Все равно, лишь бы не в Мексику и не в Америку.
Он сказал «yes» по телефону и принялся звонить шерифу.
– Энн сейчас перевезут сюда, и я посажу вас на самолет. Если с вашей стороны что-то будет не так, рейс задержат и арестуют вас обоих. Устраивает?
– Да, но если…
– Не надо «если». У меня авторитет… – оборвал он мое «если».
– У меня тоже, – предупредил я его.
Я отошел от его машины и принялся ждать. В руке приятно ощущалась сталь десантного ножа, одного из пяти, купленных мною перед безумной вылазкой в ад. Если случится худшее, и со мной затеяли игру, придется валить всех подряд. Энн бросать я не собирался.
Если услышите, что на Американском континенте все бесчестные и продажные, можете поверить только второму. Подъехал все тот же кремовый «линкольн», и Энн вышла из машины, без наручников и довольно спокойная. Обменявшись с сопровождающими парой фраз, адвокат открыл дверь своей машины, и Энн устроилась на заднем сидении. Провожатые уехали. Я вышел из-за угла и присоединился к ним, сев рядом с адвокатом. Энн по-прежнему молчала, что было не свойственно женщине.
Когда мы оказались у трапа самолета, я вручил адвокату деньги. Он не стал их пересчитывать.
– Обращайтесь, если что… – подмигнул он мне.
– Спасибо, Майкл.
Но он не услышал этого, потому как на посадку заходил небольшой самолет, и его свист заглушил мои слова.
Только разместившись в салоне, Энн спросила:
– Как тебе это удалось?
– Связи… – ответил я. – Кстати, мне сказали, что ты говоришь только по-шведски? А если серьезно, еще не время радоваться…
В любой момент я ожидал появления полицейских у трапа самолета. И в любой момент я готов был ворваться в кабину пилота и, приставив нож к горлу летчика, прокричать: «Взлетай!», – а там будь, что будет… Но все обошлось.

Глава 14

В салоне самолета было всего семь пассажиров, не считая нас. Стюардесса, после того как мы набрали высоту, ввезла поднос, на котором находились различные закуски и множество напитков, и начала расставлять все это перед пассажирами, приветливо улыбаясь. В это время сидящий впереди нас мужчина подскочил и на русском языке закричал:
– Самолет захвачен, всем оставаться на местах! У меня бомба! Самолет приземлится в Мексике!
– Нет, только не в Мексике! – закричал ему в ответ я, – давай в Швецию!
Террорист уставился на меня безумными глазами и снова закричал:
– Молчать, или я взорву к черту эту летучую гавань!
Причем тут гавань? – подумал я, но увидел, что бандит достает из-за пазухи черный большой пакет и, засунув в него руку, за длинные заячьи уши выволакивает на свет маленького чупакабраса. Моя нервная система дала сбой, и я бросился на него со своим ножом. Террорист не ожидал от меня такой прыти и застыл в ужасе. Я нанес несколько ударов в район большого как апельсин глаза. Глаз упал на пол самолета и на маленьких ножках скрылся под сиденьями. В этот миг самолет сильно затрясло, и я, обезумев от всего этого, закричал. Самолет продолжало трясти еще сильнее. Похоже, наша гибель была неминуема.
Открыв глаза, я увидел, как Энн трясет меня за плечи, а остальные пассажиры с тревогой за этим наблюдают.
– Сенкью, – хотел извиниться я, перепутав все на свете, но с превеликим облегчением обнаружил, что это был всего лишь сон.
Надеяться на то, что все последние события тоже сон, не приходилось. Рядом сидела Энн, как напоминание действительности. Все еще находясь под впечатлением сна, я заглянул под соседние сиденья, где, возможно, затаился  убежавший глаз чупакабраса, на что Энн, имея полное на то основание, спросила, что я там ищу.
– Ничего. Я что, кричал?
– Нет, ты не кричал, ты вопил, да так, что если бы та так же вопил там, на нагорье, все гадости поразбежались бы.
– Посмотрел бы я  на тебя, если бы тебе такое приснилось, – и я снова заглянул под соседнее сиденье. – Хочу есть и хочу пить, много пить и покрепче.
– Я уже заказала. Расскажи, как тебе удалось меня вытянуть? Деньги, которые ты передал адвокату… Ты потратил все свои деньги?
– Будешь в Питере, на сдачу угощу балтийской килькой, – на этот раз шутка у меня была кислой, и Энн ее, похоже, не поняла.
– Сколько ты потратил? – настаивала она.
– Что ты, Энн, все переводишь на деньги, – отомстил ей я.
Она покраснела и прижалась к моему плечу.
– Я люблю тебя, Силантий. Мы никогда не расстанемся?
– Только если эта рухлядь затрясется на самом деле.
– Ты это о чем? – с тревогой спросила она.
– Да так, все сон забыть не могу, – и я в третий раз заглянул под соседнее сиденье.
Пожилой краснощекий мужчина, сидевший чуть сзади возле противоположного иллюминатора, и с виду напоминающий банковского клерка, тоже, склонив голову, посмотрел туда, куда я в очередной раз заглядывал, но, ничего там не увидев, вопросительно посмотрел мне в глаза.
– Нет ничего? – спросил его я. – Наверное, привиделось.
– Ты не поедешь за чупакабрасом, если тебе предложат хорошие деньги и, как ты говорил, помощников?
– Я? Никогда и ни за какие деньги!
Я тогда еще не представлял, насколько талантлив Стас, беря быка за рога. Но в эту минуту мне не хотелось об этом думать.

Сергей Милоградский     1 января 2006 г.