Упавший голубь...

"У тебя очень интересные картины" - часто говорил я ему, хотя в них не было ничего необычного или особенно красивого, просто обычная картина очередного художника. И он озарялся улыбкой, рассказывал, как закрывается ночью у себя в студии и рисует доводя себя до экстаза самим процессом. Как мешал краски, подбирал холст, представлял себе невиданные пейзажи или неизвестных ему людей, как выводил кистью мелкие детали, использовал разные техники. Он жил этим, потому как ничего иного у него в жизни не было. У него не было работы, которая сделала бы его богатым, не было любимой девушки, потому как все считали его странным, не было семьи, они давно отказались от него по какой-то, ведомой только ему, причине. Лишь его картины, который видел лишь я - почти незанакомый человек, с которым он познакомился в интернете, бездонном котле лицемеров.
 
Каждый свой труд он спешил показать мне, рассказать историю появления этой картины, курьезные ситуации случившиеся в процессе ее написания - он доверял мне свою душу и я не мог плюнуть в нее и сказать, что это ничем не выдающаяся картина, которую мог бы нарисовать каждый начинающий художник. Нет, я просто не мог погасить огонек жизни в этих, пусть и немножко  сумасшедших, но все же счастливых, глазах, и раз за разом я хвалил их, делая его жизнь еще немного счастливее, становясь его другом сам того не ведая. Иногда он пытался продавать их, но никто не хотел брать простецкие работы никому неизвестного автора, тогда я говорил ему, что все покупают либо известные либо безвкусные вещи, так что ему не стоит расстраиваться. Я врал. Я видел тех людей, кому он предлагал свои картины - они прекрасно разбирались в исскустве и купили не одну картину в последствии ставшей известной.
 
Ложь во спасение. Пусть я обманывал его, дарил надежды на то, чего нет и не могло бы быть в принципе, но я делал это лишь для того, чтобы он жил, ведь у него больше ничего не было. Эта мысль всегда повергала меня в тяжелое настроение, будто бы я был на его месте и я был одинок как никогда во время этих раздумий. И вместе с этим одиночеством в ногу шел страх - практически панический, не должен человек так жить, он существо социальное, что бы кто не говорил. И он жил, и его социумом были его картины, краски, холсты, кисти, которые он так сильно любил. Страшная любовь - чувство необратимого и пустого для меня, единственное чувство, которое он познал за свою жизнь.
 
Попутно с этим я тоже решил обратится к миру исскуства и понемногу знакомился с другими художниками, поэтами и музыкантами, полностью погружаясь в их произведения, которые рождали бесконечное количество эмоций. Я всегда помнил о моем несчастном художнике, но никогда не говорил вслух. Они бы не поняли, даже если бы я все объяснил, потому как все творческие люди страдают эгоизмом в высшей степени, а большая часть еще имела и такие поганые языки, что бабки на лавках удавилист бы от зависти, но все же они творили великие произведения и это им прощалось.
 
В какой-то момент у меня проскользнула идея проведения выставок в мире исскуств, поскольку они пользовались большим спросом чем музеи и лавчонки по продаже картин, книг и пластинок. Всего за несколько месяцев я провел несколько успешных выставок среди поэтов и музыкантов, безупречно выбирая для кандитов лучших, от чего прослыл одним из известных критиков в этой среде. Многие стремились попасть на эти выставки, чтобы получить хоть какое-то признание, а может быть даже и вознестись в обществе своим гением, ажиотаж был страшнейший. Все было превосходно, до тех пор, пока я не обратился к теме художников...
 
Во время приготовлений к выставке ко мне подошел мой несчастный художник и показал свою новую картину - падающий в пропасть голубь - и в тот момент когда я похвалил работу он посмотрел мне в глаза и попросил позволить выставить свои картины на моей выставке. И тут я понял, что планка заданная мной просто не позволит мне же этого сделать - мои спонсоры просто выкинут парнишку без всяких вопросов, а меня сделают лишь формальным организатором. Я был в растерянности и не знал, что ему сказать. Эти секунды были вечны и с каждой проведенной в молчании огонь радости в его глазах сменялся тревогой, непониманием, расстерянностью... а потом откуда-то изнутри проступила обида, подгоняемая случившимся предательством. Он понял, что вся это время я лгал. Ему не была интересна причина, ему не был интересен повод, он узнал, что единственный человек, которому он верил оказался самым большим предателем в его жизни, даже его родители не принесли столько боли в его душу, когда выгоняли из собственного дома. И вот теперь он почувствовал горечь одиночества, когда он оказался не просто один, он оказался один против всего мира. И он ушел, оставив меня наедине с его картиной, такой уместной в этой ситуации.
 
А потом я узнал, что он покончил с собой. Повесился. Очевидно он все же почувствовал тот страх, который чувствовал я, ведь теперь у него не было иллюзий. И я чувствовал себя виноватым, за всю ложь, что привела не к жизни, а к смерти. Где-то месяц я не мог прийти в себя, не отвечал на звонки и письма, не хотел никого видеть. Потому как именно теперь я понял, как дорог был мне дорог тот несчастный художник - одинокий, потерянный, но все же верящий в себя. Именно сейчас я понимал всю глупость и фальш обычных людей, которые считали полной свою жизнь. Никто из них не ценил окружавшие их вещи и людей, они жили впустую...
 
 
Все картины, что я смог найти, я бережно сохранил у себя как память о нем, о тех днях, что мы провели вместе. Их присутствие в комнате отдавалось тяжестью в моей душе, но я не мог просто избавится от них, это были его дети, за которых я поручился. По прошествию пары лет я все же решился, к дню рождения, я выставил их на показ людям. Это было как попытка вымолить прощение за то, что произошло, за мою ошибку...
 
-"Это гениально!"
-"Как вы могли скрывать эти шедевры от общественности?"
-"Его работы восхитительны!"
-"Они будут стоить миллионы!"
 
Они оказались шедеврами. Я и те коллекционеры. что не купили его картины были слепыми глупцами. Он был гением.
 
Гением, которого я убил...