воевали, сидели, воевали и сидели

Я первый, кто не воевал. Вообще все мужики в семье воевали, сидели, воевали и сидели, один я урод какой-то. Дай-ка хоть расскажу истории. Ни отец, ни мамин брат, дядька мой, трепаться не любили. Дядька бывало, выпимши, чего-нибудь да расскажет. А про отца и вовсе ничего толком не знаю. Ни про одну из своих войн он не распространялся. Даже когда его в школу пригласили, курской дугой отделался. Компилирую из редких фраз, случайных записей в блокноте, да трепа его сослуживцев на похоронах.   

История первая. Зуб.

По возрасту мне, аккурат, погибнуть в первые дни положено было. Брат на почте работал и повестку первой волны порвал, потом только рассказал. Не попав в пушечное мясо, я прошел школу молодого командира, там пара месяцев и лейтенант, зенитчик. Вот те и профессия. Не ходи в армию, каждого мудака приказы безоговорочно выполнять. Оно может в мирной жизни и не так заметно, но на войне приказы мудаков…
Во Вьетнаме, уже после того, как ты родился. Приказали нам на базе оказаться, зачем, почему, но в самое то время, когда мы на установках должны вьетнамцами кнопки нажимать, в самую бомбежку. Они плотно бомбили. Штук восемь бомбёжек за ночь насчитаешь, потом сбиваешься. Мы тогда "май бай ми" сами не сбивали, запрещено было, наведёшь и пинаешь вьетнамца - жми. Бывало даже два самолёта одной ракетой. Самолёт, когда он на цель идёт, лёгко сбивать. А на отдыхе, я, обычно, за крупнокалиберным пулемётом отсиживался, стреляешь по осветительным бомбам, которые на мосты на парашютах сбрасывали, и не так страшно. Так вот, едем мы на базу, а у меня зуб как скрутило. Стойте, кричу, дайте воздуху глотнуть. Наши все воен спецы воевали, выжили в войну-то, и сразу согласились, что зуб зря болеть не станет.
Опоздали мы, короче, на полчаса. Приехали, осмотрелись, кто не с нами ехал, все погибли. Повар даже, вьетнамец, он обычно в колодце прятался, так бомба точно в колодец и легла. Плотно бомбили.

Другая история. Мои расстрелы.

В войну мне и шестнадцати не было, в армию я не попал. Когда немцы пришли, меня в школу полицаев загребли. Я сбежал сразу. Поймали и к расстрелу, ну да я знал, что за побег положено. Поставили к стенке и объявили, что по случаю дня рождения гитлера, сегодня не расстреливают. Во второй раз я сбежал уже с автоматом. Спрятался дома на горище, где сейчас голуби живут. Наши местные полицаи приходили, искали. Думаю, полезут – пристрелю и теперь уже всё, но не полезли. Знали ж, с автоматом.
Ну, а второй раз меня расстреливали уже после освобождения. Я добровольцем пошёл, тогда на возраст уже и не смотрели и старше я стал. Мы через реку переправлялись, на лодках. Назад было нельзя. Снаряд нашу лодку перевернул и все пошли ко дну. Я один плавал хорошо, очень хорошо. Сапоги снял, шинель, автомат и поплыл назад, к своим. Перетонули все лодки наши, доплыли только я и мужик ещё. Как он просил не расстреливать... Четверо детей у него, на коленях просил. Расстреляли. А меня по малолетству не стали стрелять.