Дивный волк

ДИВНЫЙ ВОЛК

1.
Российская глубинка, деревня-призрак Погореловка. Два часа езды до райцентра, магазина нет, так же как школы, почты и газа. С цивилизацией связывает лишь электричество, да и то с перебоями. И автолавка  наезжает раз в неделю, это если доберётся. Молодые разъехались, остались лишь горькие пьяницы. Три-четыре старика, зато пожилых женщин и старушек хоть отбавляй. Живут, как в средние века, натуральным хозяйством. Казалось, ещё вчера они три раза на дню ходили на дойку, мужики на тракторах и комбайнах выезжали в поле, и вон как всё повернулось.
Одна из аборигенок – тётка Наталья Волкова. К её дому ведёт обсаженная цветами тропинка. Житьё складывалось как у всех - обыденно и правильно. Вышла замуж, через сколько-то лет овдовела вследствие горького пьянства супруга. Детей бог не дал. Вскоре после смерти мужа абсолютизм генсеков сменился абсолютной властью денег, и жизнь стала жёсткой, даже жестокой. Народ зачесал затылки, осмысливая неблагоприятные обстоятельства. Подобно множеству русских женщин, Наталья не представляла, что её кто-то должен «подпирать» и оставшись один на один с реальностью, не запаниковала, «лихие 90-е» вынесла почти спокойно. Можно цепенеть в углу, а можно сажать картошку. Нас бьют, а мы крепчаем! Крутилась в замкнутом кругу: дом, подсобное хозяйство. Держала коз, кроликов, кур. И грядки, грядки, грядки: «сеяла разумное, доброе, вечное...» Невдалеке лес с грибами, ягодами и сухостоем на дрова. Варила варенье, солила капусту и огурцы. Жизнь текла размеренно, без особых радостей и печалей.
Вечерами сходились покалякать. О советской эпохе вспоминали как об утерянном рае: хлеб и масло за копейки, бесплатное образование и больницы. «Бензин чуть не задарма», - вякал кто-то из стариков. Рядом - большой колхоз: всюду мужчины, женщины, дети, коровы со свиньями. В одночасье всё развалилось, люди уехали. Цены – как взбесились, а пенсия ... «Не скажи, - встревала баба Маня, - теперь каждый год дров на тысячу рублей дают». «Тысяча рублей, конечно, деньги, - вздыхал кто-то, - вот если бы и за электричество не платить... Водопровод сломался, и никто его чинить не собирается».
Иногда из города приезжал кто-то из детей, внуков. К тётке Талановой дочь нагрянула аж из самой Москвы. Любопытство раскалилось добела. Шутка ли, на собственной машине прикатила! Под разными предлогами к ней потянулся погореловский люд. Гостья рассказала, что работает хироманткой. «По руке гадаю, дура. Ещё болезни заговариваю, порчу снимаю», - объяснила она недоумевавшей тётке Наталье. «Неужто этим можно заработать?» - усомнился кто-то. «А то! Очередь! На лестничной площадке стулья пришлось поставить для ожидающих». «А ну, погадай!» - попросила Наталья. Та нехотя взяла руку. «Эге, землячка, ведь у тебя линии судьбы нет. Да и ладонь почти стёрта!» «А что это значит?» - испугалась Наталья. «Бесцельная, неустроенная, никудышная жизнь – вот что!» - отрезала гостья – Зачесала репу, башка колхозная?»
Наталья пригорюнилась: «Может, и мне надо было в город? Что я здесь видела? Работали-то как тяжело. А сейчас? Лопата, да грабли, да напололась, да травы кролам сколько нарвала, и всё руками, руками. Сотрутся тут ладони». Один единственный раз за эти годы выбралась из своего захолусться в райцентр. Отвыкла от городской суеты, боялась машин, по гладкому асфальту шла спотыкаясь. Ярко накрашенная, нарядно одетая женщина кивнула спутнице, брезгливо произнесла: «Гляди, какое чучело! Не платье, а половая тряпка». Было до ужаса обидно. «Зато я сама по себе, никто мне не указ». Пришла на ум школьная учительница, твердившая, что лучшая женская одежда – это спецовка. Чтоб коней на скаку останавливать! «Мобильник, прикид, родаки, глючит...» «Лохи, - рассмеялась тётка Наталья, - лохматые что ли по Москве ходят?»
Подсобное хозяйство требовало много воды. Натальин дом стоял у околицы, и она приспособилась таскать воду из ручья, текущего в ложбинке за деревней. Зеленела трава, в разноцветьи светились ромашки, торчали высокие метёлки конского шавеля и ярко-лиловые цветки чертополоха, по местному будяка. Небо-то какое высокое, трава-то как пахла, и малина вот-вот поспеет. Нагнулась зачерпнуть воды, и тут же пронзило острое ощущение опасности. Подняла глаза и обмерла. На противоположнм берегу стоял матёрый волк, вперивший в неё свирепый взгляд прозрачных янтарных глаз. Так и смотрели друг на друга: она – расширенными голубыми, серый – раскосыми жёлтыми. Спохватилась, затопала, загремела вёдрами. Зверь насмешливо ощерился, обнажив острые клыки, медленно повернулся и, помахивая хвостом, зачесал к лесу. Схватив пустые вёдра, Наталья без памяти кинулась домой.
Вечером рассказала деревенским о случившемся, в ответ – смех и непонимание. «Причудилось тебе, сроду здесь волков не было», - засомневалась соседка. «Пса бродячего встретила», - отрубила бабка Маня. «Ты его жить к себе позови, - поддела тётка Таланова, - будет мужик в доме. Даже фамилию менять не придётся: он – волк, ты – Волкова». «Может, и впрямь собаку за серого приняла», - засомневалась Наталья. Идти к ручью было всё ж боязно, на следующий день отправилась не одна. Не разделявшая её тревог подруга громко пела. Наталье вспомнилась бабушка. Входя в чащу, та обычно читала заговор от «зверя злого». Пугала, что тот кто поёт в лесу или увидит ворона, обязательно наткнётся на волка. Ворон – зырк, зырк! – сидел на сосне, а серый дожидался на прежнем месте, в низинке за ручьём. Подруга, путаясь в юбке, кинулась к деревне. У Натальи ноги онемели от испуга, в глазах замельтешило, закружилась голова. Волк двинулся к ней. Ворон перестал чистить клюв и надсадным карканьем разорвал тишину. Хищник медленно повернул поджарое тело, пошел прочь.      
Следующий день Наталья не выходила из дома, одолевал страх. Но подсобное хозяйство требовало воды, ботва кормилицы-картошки поникла, пришлось идти к ручью. В надежде, что «серый хвостище» спит после ночной охоты, отправилась спозаранку. «Чтой-то ты, али охрабрела к утру?» - крикнула соседка. Солнце едва встало, сырость, туман. Он стлался низко, по самой земле. Казалось, по колено бредёшь в диковинном, чуть зыблющемся молочном озере. Под подошвами хрустела трава, Наталья читала бабкин заговор. У ручья – ни души, лишь лягушки – бульк-бульк – попрыгали в воду. «Что, испугался ведьминского наговора... лох?», - позлорадствовала женщина. Зачёрпнула воды и вдруг обожгло - почувствовала звериный взгляд. Резко обернулась. Из поволоки тумана выглядывал «лох». Он был так близко, что до Натальи донесся запах мокрой псины. Зверь стоял спокойно, лишь втягивал воздух, будто почуяв знакомый запах. А она вдруг и впрямь «охрабрела», рассердилась, накася выкуси, больше не испугаешь, и двинулась к зверю, повторяя: «Кутя, кутя...» Серый удивлённо вскинул мохнатую башку, насторожил уши. Это было удивительно – матёрый хищник, не больной, не раненый, подпускает к себе пожилую женщину, не делая попытки ни напасть, ни убежать. Завороженная лёгкостью, с которой волк её подпустил, тётка Наталья присела на корточки, рука утонула в густой влажной шерсти, нащупала горячее поджарое тело. Волк слегка зарычал, сморщил нос, упрятал голову в мягкие лапы. Долго не уходил, потом как бы нехотя поднялся, не спеша затрусил прочь. По дороге домой Наталью слегка пошатывало.
Последовавшие события напоминали игру в кошки-мышки. Зверь появлялся каждый день. Однажды выскочил из кустов. От неожиданности Наталья споткнулась, уронила лукошко с грибами. «Чтоб тебе пусто было», - крикнула в сердцах. Обиженный волк качнулся вправо-влево передними лапами, фыркнул, с достоинством удалился. Он будто знал Натальины планы, всё время опережал на пару шагов. То лез, как шило из мешка, напрашивался на ласку, то крался в отдалении, поблескивал огоньками глаз из темноты. Иногда она и вовсе не видела разбойника, лишь явственно ощущала его присутствие. Наталья с удовольствием приняла игру. Вскоре выучилась «читать» серого. О его настроении можно было судить по ушам: стоят на макушке - насторожен, свесил в стороны – беззаботен и озороват, отвёл назад, прижал уши к голове - сердится, и его лучше не трогать. Если что-то не нравилось, скалил зубы или громко ими щелкал. «Волк – зубами щёлк», - потешалась Наталья. Через неделю её стало не узнать: повеселела, пела, смеялась, да так жизнерадостно, что удивлялась, она ли это. И вроде бы не с чего веселиться. Подумаешь, волк пришёл! «ДИВНЫЙ ВОЛК» - называла его шёпотом Наталья.
После того, как она подружилась с серым, деревенские посиделки заметно оживились. «Волк волка по вою узнал», - ехидствовала бабка Маня. «К мертвецу это, волк смерть несёт», - качала головой тётка Таланова. «Тузик мой пропал, - жаловалась соседка, - может, волчара зарезал?» «Да-да, - потешалась тётка Наталья, - придёт серенький волчок и укусит за бочок!» Никому больше серый не попадался. «Волк – стайный хищник. Откуда одинокий зверь? – сомневался кто-то из стариков, - Почудилось ей, больная ваша Наталья на всю голову».
В одночасье счастье рухнуло – волк исчез. О винтовках с оптическим прицелом, джипах с прожекторами и сдобренных мышьяком угощениях в их забытом богом краю не слыхали, и Наталья недоумевала, куда подевался «серый лох». «Ведь не обижала», - печалилась она. Глотая слёзы, бесцельно бродила по лесу, заглядывала под кусты. Вдруг там притаился незамеченный волк? «Говорили ей - добром не кончится», - зашушукались в деревне. «У неё судьбы нет, - наябедничала тётка Таланова, - не нужна никому, даже волк бросил». Через несколько дней деревенская жизнь, взбудораженная странным происшествием, вошла в привычное русло. Лишь Наталья не могла успокоиться. То до самой ночи мерила шагами лес, то пригорюнившись глядела в окошко. Часто и поесть забывала. Высохла, сморщилась, как мочёное яблоко. С отчаяния попробовала бабкино колдовство. Бросила в родник, из которого тёк ручей, монетку и попросила лешего вернуть серого: «Как вода твоя, родник, в реку течёт, так и волк пусть ко мне вернется!» Набрала бутылку воды и быстро, не оглядываясь, поспешила домой, повторяя: «Воде дорогу ручей показывает, а тебе, волк, я дорогу покажу!» Заколдованную воду вылила на пороге. Ночью не спала, прислушивалась, не вернулся ли зверь. Не вернулся.
Пришла зима. Наталья выходила за околицу - вдруг увидит на снегу волчий нарыск. К весне будто поправилась, но жить в деревне не осталась – уехала в столицу. Ни с кем не попрощалась, будто сбежала. «Волк увёл», - шипели деревенские.

2.
Москва поразила размахом, завертела, ошеломила, но с ног не сбила. Приготовившаяся к трудностям и нищебродию Наталья неожиданно легко устроилась уборщицей в гипермаркет. Товарки бранили тяжёлую непрестижную работу. «Да разве ж это работа», - пожимала плечами Наталья. Присмотревшись к старательной, неприхотливой женщине, директор по персоналу рекомендовал её своему родственнику в подмосковную нарколечебницу, расположившуюся на территории бывшего пионерлагеря. Комфортабельные коттеджи сменили там прежние неприглядные корпуса, появились бассейн и спортзал, а на 30 пациентов приходилось человек 100 обслуги. Наталья радовалась: бесплатное питание, ещё и каморку для жилья выделили. Даже пошиковала: купила красивое платье и сумку. А вскоре произошло событие и вовсе изменившее жизнь. Знакомясь с окрестностями, набрела на «Волков остров».
Залюбопытствовала. Оказалось – питомник для породистых собак. «Почему ж «Волков остров»?», - разочарованно спросила Наталья у встретившего её в воротах мужика. «Мой питомник, а я – Волк», - ответил тот. Хохотнул на удивлённый Натальин взгляд: «Фамилия такая». «Ой, а я – Волкова», - рассмеялась Наталья. Мужчина отрекомендовался Славой и пригласил: «Пойдём, однофамилица, покажу тебе наших волков». Ткнул пальцем в один из вольеров. Наталья разинула рот. Чёрно-белый зверь неимоверной красоты внимательно разглядывал её из-за загородки. «Это - хаски, северные ездовые, - сказал провожатый, - похожи на волков, только совсем ручные. Вон Зойка. Недавно принесла щенят». Вдруг внимательно вгляделся в щенков из помёта. Один из малышей отличался от других: не гавкал, не резвился, как остальные. Шёрстка жесткая. Раскрыл ему пасть - зубы волчьи, загнутые. «Андрюха, подь сюда! - заорал он, - Откуда волчонок?» «Быть не может, обознался ты», - замотал головой Андрюха. «Мне ль волков не знать, сколько лет с передвижным зоопарком кочевал!» - усмехнулся Слава. Андрюха зачесал затылок: «Может, подбросил кто? Типа приколоться?» «Нет, - отрезал Натальин провожатый, - собака не приняла бы чужого детеныша, загрызла бы». «Значит подкопался, чёрт серый», - сплюнул Андрюха. «Ах ты, курва хвостатая, - погрозил он Зойке кулаком, - с волком снюхалась!».
«Волки здесь не в диковину, - пояснил Слава недоумевавшей Наталье, - МКАД для них халявная столовая. Там часто попадается падаль – сбитые собаки, кошки, птицы. Как он на территорию пролез? У нас ведь колючка и сигнализация. Всякое бывало, но чтобы от волка ощениться, с этаким столкнулся впервые». «А с кутёнком что делать?» - осведомился Андрюха. «Что, что? Утопи. Кому нужен этот кабыздох», - вынес приговор Натальин провожатый. У неё сердце оборвалось. Утопить этот пушистый ушастый комочек? Никогда! Взмолилась: «Отдайте его мне». «Что ж, бери, для хорошего человека говна не жалко - рассмеялся Слава, - только гляди, как волка ни корми...».
Спасёныш, которого Наталья назвала Вовкой, зажил с ней. Даже не представляла, что можно быть такой счастливой, будто сынка бог дал. Кормила его молоком и кашей. Волчонок оказался весёлым, податливым на ласку. Забавы его были суматошны и проказливы. Вечерами проведать Натальина выкормыша заходил Слава Волк. Сидя на лавочке, степенно беседовали. Вовка резвился рядом, норовя попробовать на зуб ботинки гостя.
Боясь, что выставят с волчонком, Наталья старалась, чтобы тот не попался на глаза начальству. До времени удавалось скрывать приёмыша. Набив живот, Вовка свёртывался калачиком и почти весь день спал. Известно ведь, волчье солнце – луна. Не лаял без толку, как щенки. Когда его что-нибудь волновало, издавал лишь тихое многозначительное: «Уф!» К осени подрос, окреп, стал красивым, мохнатым. Преданно «ел глазами» Наталью, подставляя серый загривок, чтобы погладила. Сладить с ним становилось всё труднее: неугомонный носился по комнате, опрокидывая всё на своём пути, потроша подушки и норовя выскочить наружу.
Она так и не узнала, кто из сослуживцев стукнул. Однажды забарабанили в дверь, вошёл заведующий с охранником. Серый оскалил зубы, шерсть на загривке встала дыбом. «Это что такое?» - сердито осведомилось начальство. Наталья собралась было соврать, но Вовкин окрас и острая мордочка не оставляли надежды, что поверят. «Волк», - упавшим голосом промолвила она. «Настоящий волк?» «Настоящий». «У тебя тётка Наталья крыша поехала. А если он кого из пациентов испугает или, не дай Бог, куснёт? Сегодня же выкинь его вон!» - голосом не терпящим возражений приказал заведующий. Наталья отрицательно затрясла головой. «Тогда катитесь оба!» - отрезал тот.
Наталья тянула время, канителилась, надеялась, передумает, но приказ был строг и непреложен. Выбросить приёмыша на улицу ей и в голову не пришло. Наконец собрала вещи, присела на лавочку перед дорогой, уткнулась подбородком в ладонь. Из глаз покатились медленные слёзы. Вовка, будто почуяв беду, прыгнул на колени, быстрый язычок облизал лицо. Неожиданно сзади раздалось: «Чего ревёшь?» Это был Алик, один из пациентов. Самый светлый среди очумелых называла его про себя Наталья. «Да не реви ты, сейчас целое море наплачешь! - рассердился он, - Что стряслось?» Наталья, всхлипывая, рассказала. «Этот что ли волк?», - указал он на Вовку. «Этот». «Настоящий волк?» «Настоящий» - кивнула она. «Круто, - уважительно произнёс Алик, - Да будет тебе, засохни, ты ж не эмо, чтобы нюни распускать. Сейчас уладим твоё дело». Неизвестно, что сказал заведующему этот юный новорусский аристократ, на какой высокий авторитет сослался, но судьба зверёныша устроилась в считаные минуты. Вовке разрешили остаться.
Позволили даже свободно гулять по территории нарколечебницы. Считая волчонка как бы своим протеже, Алик часто резвился с ним, несмотря на то, что серый разбойник ухитрился несколько раз крепко его тяпнуть. И другие пациенты не обходили стороной нежданного сожителя, относились к Вовке ласково и бережно, а тот охотно шёл на контакт: принимал подношения, а при случае озоровал – низко припадая на передних лапах, подкрадывался и - цап! - хватал мелкие вещи. Наталья, от греха подальше, тут же отбирала их и возвращала хозяевам. Плутишка грустно свешивал голову, и тогда кто-нибудь подзывал его и угощал, чтобы загладить обиду.
По достижении двухлетнего возраста Вовка резко изменился. Теперь это был крупный самостоятельный зверь с мощной грудью и острыми клыками. И хотя он по-прежнему выказывал неуёмную любовь к Наталье, дикая волчья порода брала своё: у него появились характерные повадки хищника. День проводил в логове, которое устроил в кустах меж корней поваленного дерева. Оправдывая поговорку «волка ноги кормят», ночами рыскал по окрестностям, охотясь на грызунов, а то кошек, и всерьёз считал близлежащую территорию своей в;тчиной. Наталья пробовала его привязывать. Куда там! Принимался выть так, что вся нарколечебница вскидывалась. Волчьи песни – кто о них не слыхал! Только одно дело - слыхать, а другое – слушать доносящиеся из темноты грозные переливы.
Слава из «Волкова острова» в Вовкиной «табели о рангах» занимал не больно высокое место. Завидев его зверь скалил зубы, фыркал и норовил померяться силами. Тот шлёпал его, однажды больно вытянул бельевой верёвкой: «Будешь знать, кто в стае вожак». Хватило ненадолго. «Гляди Наталья, как бы беды не стряслось, - предостерегал он, - изувечит кого, тебя затаскают». Та слушала, кивала, только ведь пока не грянет гром, русский человек не перекрестится.
Самые распространённые страхи загородных строений – пожар и ограбление. В нарколечебнице случились оба. Как потом выяснилоь, злоумышленники действовали в сговоре с местным санитаром. Ночью тот поджёг хозяйственный блок. Лопались и звенели стёкла, из окон рвался огонь, полыхнула крыша, занялись склонившиеся над ней деревья. Переполох, истошные крики: «Горим! Горим!» Беспорядочная беготня дежурного персонала, и «Быстро из машины! Шланги готовьте!» - распоряжения командира наконец-то прибывшего пожарного расчёта. В это время грабители отключили сигнализацию, проникли в кабинет заведующего и выворотили из стены сейф. 
Когда начался пожар, Вовка как обычно рыскал по окрестностям. Возвращаясь, сморщил нос, насторожил уши. Чужаки! Территория для зверя – святое, её защищают не на жизнь, а на смерть. Серый оскалил клыки, издал грозное: «Уф!» - и помчался «на разборку». Некоторое время напряжённо следил, как похитители, кряхтя, выносили сейф. Сплетённое из мускулов тело, распрямилось, подобно пружине, волк прыгнул на грабителя, вцепился в горло. Второй злоумышленник споткнулся, но тут же вскочил, попытался убежать. Зверь в два прыжка догнал его, повалил. Обнаружила их Наталья, примчавшаяся на победный Вовкин вой. Один из грабителей лежал без сознания, на лице, шее, предплечье зияли раны. У второго – от бедра до щиколотки располосована нога. Волчьи зубы до кости рассекли плоть, будто хирург постарался. Сейф валялся рядом. «Н-да, медведь дерёт скотину, а волк режет», - протянул кто-то из увязавшихся за ней любопытных.
Наталья увела Вовку от греха, заперлась у себя в каморке. Тот мирно спал, а ей ни сесть, ни лечь. Беспокойно мерила шагами комнатёнку, ждала, вот-вот начнут колотить в дверь: «Откройте, милиция!» Постучал Слава. «Ой, родименький, вот беда так беда», - завсхлипывала Наталья. «Тихо, - похлопал тот по плечу, - не дрейфь, обойдётся, не на прохожих ведь напал». Неизвестно, что хранилось в спасённом волком сейфе, но видимо, очень ценное. Несмотря на суету и заботы следующего дня, заведующий выкроил время - пришёл пожать лапу герою-Вовке, а не находившую себе места Наталью успокоил - с органами осложнений не будет, оба грабителя живы, да к тому же оказались со «стажем» и давно в розыске. «Так им и надо, я бы их в клочья разодрал, подонков», - в сердцах бранился он.
История о порвавшем грабителей волке, обрастая цветистыми подробностями, пошла гулять по Москве. В нарколечебницу наведались корреспонденты, зачастили граждане, жаждавшие взглянуть на чудо-волка. Заведующего донимали звонки желающих приобрести свирепого четвероногого охранника. Тот адресовал их к Наталье, а она - к Славе, который не прозевал счастливый случай. Продавать серых было не с руки, выводить волкособак - долго и хлопотно, пригодился «чешский в;лчек» - единственная порода, о которой точно известно, что это гибрид волка и собаки. Несмотря на ласковое имя, - очень опасный и хитрый вид хищников. А уж на волков были похожи так, что мама р;дная!
Торговля вошедшей в моду породой приносила неплохие барыши. Слава приосанился, заговорил уверенней, нос поднялся. А однажды при всём параде явился к Наталье и позвал замуж. «И Вовке будет вольготнее среди своих», - заключил он. Та давно сообразила, к чему идёт дело, и всё же предложение застало врасплох. Опешила, засомневалась. Плохо одной куковать, а Слава хороший человек, не охламон какой-нибудь. Да как-то боязно снова круто менять жизнь, и года в сундук не спрячешь. Пока мусолила эти мысли, он вызывающе сверлил её острыми глазами. Потом кашлянул, выпрямился, будто закончил тяжёлую работу. «Обиделся, - обожгло Наталью, - сейчас уйдёт!» Из глаз брызнули слёзы. «Ну что мы за народ: на войну - с песней, а под венец – в слезах», - обнял её Слава.
«И стал свет». Зажили в «Волковом острове». Жизнь начиналась с восходом солнца. Звери требовали постоянного внимания: корм, уход за щенками. Целые дни проводили в окружении хвостатых. Те с лихвой платили за труд и терпение, а Слава ласково дразнил её «волчьей матушкой». С Вовкой в питомнике носились, как с писаной торбой. Ещё бы! Артистом стал. Умный, красивый, пружинистый, мог вмах перепрыгнуть через высокий забор – известный режиссёр снял его в серьёзном фильме. Волк с блеском сыграл кровожадное чудовище. Наталья смотрела видео с Вовкиным лицедейством, трепала по загривку: «Притвора ты мой!»

Как у всех были трудности, случались печальные дни, но «волчья» жизнь всё равно была светлая и радостная, и Наталье казалось странным, что когда-то у неё не было судьбы. Встречу с тем первым ДИВНЫМ ВОЛКОМ она вспоминала как знак, бой часов, напомнивший, что жизнь может измениться в любой момент.