Приятное с полезным

Особое задание


- Товарищ капитан третьего ранга, матрос Валентинов по вашему приказанию прибыл – доложил я командиру своего корабля в октябре 1968-го года, постучавшись к нему в каюту и попросив разрешения войти.

- Командируетесь в дивизион аварийно-спасательной службы для выполнения особого задания. В пять часов придет оттуда машина за вами. Будьте готовы к этому времени. Весь вещевой аттестат – с собой. Срок командировки не определен. Суть задания вам разъяснят на месте, - «кэп» помолчал, стряхнул пепел с трубки в латунною артиллерийскую гильзу, обрезанную и отполированную, и добавил совсем другим, куда более мягким, тоном – я сам не знаю этой сути. Что-то с космосом связано.
   
   «Ни хрена себе!» - подумал я, а произнес совсем другое:

-  Есть! Разрешите идти?

-  Идите. Пообедаешь еще здесь, а ужинать в Стрелецкой бухте будешь.
   
   В этой бухте располагался 409-ый Отдельный дивизион аварийно-спасательной службы – несколько буксиров, специальное судно для дегазации, «вооруженное» множеством мощнейших водяных пушек, чтобы смывать с кораблей отравляющие вещества или зараженную радиоактивностью пыль и тушить пожары, водолазные рейдовые катера и еще два судна специально построенные, чтобы спасать личный состав затонувшей подводной лодки, беспомощно распластавшейся на морском дне.

               

                Сом - экскурсовод
   

   Я оказался на морском буксире МБ-25. Это было мощное судно с неограниченной мореходностью, с ледокольным форштевнем и с дизельным приводом двух своих винтов. На ходу оно несло на мачте флаг аварийно-спасательной службы (обычный военно-морской, только на белом поле флага изображен шлем водолаза-глубоководника).
   
   После ужина командир буксира провел меня по коридору и открыл своим ключом крохотную гидроакустическую рубку:
- Заходи.
   Я увидел связную гидроакустическую станцию МГ-16 (“Свияга”), которую хорошо знал – приходилось на ней работать. А вот вторая станция была совершенно мне не знакома. Было видно, что она поисковая, не связная. Какая-то маленькая и странная. Если не изменяет память, она называлась «Дельфин».

- Можешь на ней работать? – спросил «кэп», указывая на «Дельфина».

   Мысли были такими: «Сейчас меня попрут отсюда и не узнаю даже, что это за особое задание, связанное с космосом».  Очень меня заинтересовала эта завязка с таинственным  заданием. И опять я произнес не то, что думаю:

- Так точно! Работал на такой, - а мысли продолжались: «освою станцию на ходу; уж больно хочется узнать, что это за задание, за такое, за космическое».
   
   Командира буксира раскрыл суть задания:

- Аппаратура у нас есть, а гидроакустик по штату не положен. Не требуется для наших буксирных дел. Дело вот в чем… Под Волгоградом  в Волгу упал спутник. В случае падения в воду, он автоматически выбрасывает оранжевый сигнальный буек, а сам тонет. Буек этот связан с затонувшим спутником тонким капроновым буй-репом. Ну, вот и плавал этот  буек на воде, показывая место, где затонул спутник, а к нему уже спешил специальный катер. Опоздал катер. Шла какая-то баржа самоходная. Капитан увидел яркую «цацку» на воде, подошел, застропил, потянул  лебедкой. Видит – что-то тяжелое снизу к  буй-репу привязано. «Ну, - думает – притащу на мелководье». Любознательный попался. Потащил. Ну, и, понятно, оборвал буй-реп. Где это точно произошло, сказать не может. Где-то на пяти милях длины фарватера. Мне приказано через Волго-Дон войти в Волгу и обнаружить спутник гидроакустическим поиском. Найдем? – закончил речь командир, вопрошающе на меня взирая, и по всему было видно, что не верит он в успех этого предприятия.
   
   Перед моим мысленным взором, странным образом, возник гигантский сом. Этакий метра два длиной. Он, медленно шевеля плавниками, проплывал над заилиным дном Волги-матушки. Над потерянными, в течение нескольких веков, якорей, якорных цепей, пустых стальных бочек и прочего непонятного назначения стального хлама. Потом под брюхом сома появились пушки лихих донских казаков Степана Разина, которые десятками топили здесь эти ребята по пьянке, вместе с «красавицами княжнами». Потом подумалось: «Ах, под Волгоградом!». И сом поплыл мимо сотен потопленных немецким тротилом советских катеров, мимо неразорвавшихся авиабомб и снарядов, мимо покоившихся на дне самолетов –  мессершмидтов, юнкерсов, советских истребителей и штурмовиков. Один был даже послевоенной постройки пассажирский ИЛ-14. Черт его знает, откуда он здесь взялся. Иногда, на пути сома попадались пушки всех систем и калибров, изготовленные подростками и женщинами где-нибудь на Урале в 41-он году и утопленные при попытке переправить их на другой берег на плоту. Были даже несколько танков, наполовину вросших в ил. Сом равнодушно обогнул один из них, коснувшись хвостом ствола башенного орудия. Затем повернул к ИЛ-14, вплыл в открытую дверь и исчез внутри фюзеляжа, я перестал его видеть.
 
    Медленно, с расстановкой, еще под впечатлением экскурсии по дну Волги, я спросил, обращаясь к командиру буксира:

- Товарищи капитан-лейтенант, а спутник большой?
- Хрен его знает. Ну, думаю… не больше «Запорожца».

Ах, как же мне хотелось пройти на этом буксире по Волге! Но тут я уже не стал врать, а произнес ослабленным голосом, как бы выдохнул, отрицательно покачивая головой:

- Не найдем…

- Да, вот же… Ладно, завтра еще раз доложу комдиву…
   
   Поход «за спутником» не состоялся. Видимо, начальству дивизиона удалось убедить Москву в безнадежности задуманного поиска. Через три дня, 18-ого октября 1968-ого года командир буксира сообщил, что вечером в город пойдет машина и отвезет меня обратно в родную часть.
   
   Но этого не случилось.

               
                Неведомо куда               
 

   «Судно к походу приготовить!» - неожиданно раздалась команда в середине дня.
   Заревели дизеля, запел, раскручиваясь, гирокомпас, и вскоре услышали знакомое:  «Ютовым на ют! Баковым на бак! По местам стоять, с бочек и швартов сниматься!»
   Часа через четыре слева на траверсе была Ялта. Затем Алушта. Никто из матросов и старшин срочной службы не знал, куда и зачем мы идем. Стемнело. Ну что ж… спать пора. Завтра посмотрим, что будет.
   
   Утром, по характерному виду берега слева, я понял, что мы вошли в Керченский пролив. Бросил взгляд на репитер гирокомпаса в ходовой рубке и увидел курс – 22 градуса. Значит, намерены войти в Азовское море.
   
   И вошли. Пошли курсом 10 градусов. Я увидел карту с прокладкой курса у штурмана – линия курса, немного не доходя, до Бердянска обрывалась крестиком.
 
    Пересекли мелкое море и бросили якорь. Глубина 15 метров (по карте видно), вдали на берегу светился огнями Бердянск.
   
   Спустили на воду катер. Четыре матроса под командой старшего лейтенанта  ушли на нем в Бердянск.
   
   Стоим несколько суток. «Низшие чины» по-прежнему не знают, зачем стоим. По-моему, даже офицеры не все знали цели этого похода.
   
   Поднялся ветер, - начались неприятности. Песчаное дно не держало, как надо, якорь. Он пахал грунт, и судно сносило на Запад. Какой-то «заякоренный дрейф» получился. Мне было непонятно, когда командир находил время поспать. Он каждые два-три часа определялся по радиомаякам, играл аврал, мы снимались с якоря, возвращались в заданную точку, снова бросали якорь, и  его лапы опять пахали морское дно, а судно сносило на Запад.
 
    Командир уже давно ждал возвращения катера. Надо сказать, что подъем катера на борт судна при таком волнение – это достаточно опасная операция. Его может так треснуть волнующееся море о борт, что пострадают люди, в нем находящиеся. И само плавсредство, запросто  изувечит море о  борт буксира, в лепешку, в металлолом.
   
   Катер не возвращался. Видимость сильно ухудшилась. Командир подолгу смотрел в бинокль в сторону Бердянска, освещал небо над судном ракетами, и было видно, что он очень озабочен.

 
Космос - рыбалке не помеха
   

   «Говорит Москва! Работают все радиостанции Советского Союза! Передаем сообщение ТАСС. Сегодня 26-ого октября 1968-ого года в Советском Союзе выведен на орбиту вокруг Земли космический корабль «Союз-3», пилотируемый летчиком-космонавтом СССР Береговым Георгием Тимофеевичем…»  Это услышали все, но в то время подобные сообщения уже не являлись сенсацией. Ну, выведен и выведен…
   
    Прошло еще несколько дней. Катер не возвращался.
   
    Наконец среди барашков волн, порой пропадая, порой взлетая на гребни, показалась наша пропажа. «Ютовым на ют!  По местам стоять! Кранцы держать! Катер с правого борта  принимать!» - проревели мегафоны на мачте буксира и динамики во всех его помещениях.
    
   Катер подошел к самому борту. Матросы в нем начали пытаться поймать раскачивающиеся над водой гаки, чтобы завести их в рым-болты. Все увидели, что прибывшие моряки сильно пьяны. И сам старший лейтенант произносил что-то невнятное, полагая, что отдает команды. Командир буксира побледнел – нетрезвость многократно увеличивала риск и без того опасной операции. Самое безопасное теперь – прекратить подъем катера, взять его на буксир и отвести в ближайшую бухточку, где нет волны. Или принимать катер на ходу с подветренной стороны. Но командир, как позже выяснилось, не мог оставить, даже не надолго, эту заданную Москвой точку. Катер подняла волна, намереваясь разбить его о судно. У рулевого хватило ума и трезвости резко увеличить ход и переложить руль, чтобы уйти от страшного удара о борт. Он описал окружность и снова подошел к  месту, где надо быстро заводить гаки и поднимать катер, пока его не грохнуло о борт буксира.
   
   Гаки завели, получилось. Лебедки заработали и благополучно подняли плавсредство на штатное место. Боцман потащил делить между офицерами большой мешок осетров – подарок из Бердянска. Командир изолировал пьяного офицера в каюте. А матросов куда? Некуда их спрятать – только в кубрики. Слушая их нетрезвые речи, мы узнали, куда и зачем ходил катер.
   
   Старший лейтенант служил на берегу интендантом. Узнав, куда идет буксир, сообщил командиру, что под Бердянском в рыбацком колхозе у него не то кум, не то сват, не то брат, не то все эти замечательные люди. Обещал, что колхозники одарят офицеров судна осетриной за одни только красивые фуражки и погоны. Вспомните. Тогда за любым продуктом, кроме «Завтрака туриста», выстраивались большущие очереди. Слово «осетрина» ассоциировалось с царской роскошью и вызывало обильное слюновыделение.
   
   Наврал товарищ старший  лейтенант, - никого у него там не было. Он просто прихватил с собой канистру спирта, для обмена на рыбу. И не удержался – «гудел» целую неделю вместе с рыбаками-колхозниками и моряками с буксира. Видать, уже серьезно страдал известной зависимостью. Они и в катере, когда возвращались с похмельным синдромом к стоящему на якоре буксиру, «лечились» остатками 96-ти градусного продукта.
    
   Вскоре по трапу над кубриком простучали матросские ботинки радиста, который понес в ходовую рубку радиограмму командиру. А через минуту команда: «Аврал! По местам стоять! С якорей сниматься!»   
   
    Мы взяли курс на Керченский пролив, домой. Еще не успели набрать ход, как Московское радио сообщило: «… полет  корабля «Союз-3» успешно завершен. Впервые в СССР произведено маневрирование для сближения с беспилотным кораблем «Союз-2»….»
   
   Георгий Тимофеевич Береговой маневрировал в космосе, а буксир стоял в запасной точке его посадки. Если бы в космосе случилась нештатная ситуация, он должен был «свалиться с неба» на парашюте в эту точку Азовского моря, а моряки буксира вытащили бы спускаемый аппарат, вернувшийся из космоса, себе на верхнюю палубу и поздоровались бы с уважаемым космонавтом. Но все прошло в космосе штатно, и остался Георгий Тимофеевич без осетрины и без общения с моряками из 409-ого Отдельного дивизиона аварийно-спасательной службы, веселыми «рыбаками».
   
   Через три дня пришли в Севастополь, и  меня отправили восвояси по причине полной моей ненужности на буксире.
               
                Александр Румянцев