Монхайм. часть 11

               

               Прохожие указали мне на пятиэтажное здание красного кирпича недалеко от остановки. При входе,  я показала сопроводительные документы, подождала несколько минут, ко мне подошёл сотрудник городской администрации и повел вглубь здания.
-Пожалуйста, подождите здесь.
Я села около двери с надписью: - Инспектор Социалзамта Питер Ульрих.
-Здравствуйте, я приехала из Унна-Массен.
-Хорошо. Давайте ваши документы.
Инспектор Ульрих был рыжеволос, рыжебород, и ещё довольно молод - лет тридцати с небольшим. Питер говорил скороговоркой и имел, насколько я могла судить, несколько серьёзных дефектов речи. Одним словом, сколько бы я не напрягала свой слух и внимание - так и не смогла разобрать ни слова.
-Один момент!- сказал инспектор  и вышел из кабинета. Через минуту он вернулся в сопровождении приятной женщины средних лет.
-Инспектор такая-то -  представилась женщина. И чётко разделяя все слова, стала спокойно и улыбчиво, как с ребёнком, говорить:
-Сейчас вы пойдёте в свою квартиру, где теперь будете жить.
-Понимаете? Она изобразила пантомимой, как человек ест, спит, читает книгу, смотрит телевизор, вопросительно ожидая моей реакции.
-Ну, моя комната, быт, и что?
-Ой, как хорошо, что вы понимаете! Скоро подойдёт хаузмастер, он проводит вас в вашу квартиру. Хорошо?
-Хорошо.
Видя, что я понимаю его коллегу, Ульрих с радостью избавился от меня и перевёл в её кабинет. Фрау посадила меня рядом с собой и стала задавать очень простые вопросы. Я рассказала, что я москвичка, что приехала одна. Милая женщина очень удивилась моим словам. Её любопытство возбудило её интерес, когда она услышала, что я приехала из Москвы.
-Вам, наверное, будет скучно жить в провинции. Москва, я слышала большой город, миллион, или два жителей.
-Что вы, восемь-девять миллионов проживающих и ещё, ежедневно три-четыре миллиона транзитных и туристов.
-У дамы сильно округлились глаза, она с недоверием повторила:
-Девять миллионов, плюс гости? Это фантастика. Какую площадь занимает такой город?
-Точной цифры я не помню, но могу сказать приблизительно.  Я жила около месяца в Унне. Так вот, Москва вместит в себя примерно тридцать Унн.
По продолжению её реакции я поняла, как мало в Германии знают о  Москве и России в целом. Но сегодня им уже очень хочется знать о русских больше.
Однако фрау инспектор удивилась ещё сильнее, когда услышала, что я не останусь здесь надолго, и со всей непосредственностью доброго, гостеприимного человека она уговаривала меня остаться.
-Вы привыкните. Ностальгия поначалу бывает у всех, потом проходит. Здесь хорошо, тихо, спокойно, вам понравится. Со временем переедете в Кёльн, будете работать, заведёте друзей, всё забудется.
-Фрау Антонова, а почему вы приехали без семьи? Где ваш муж, дети?
-Моя семья, это я и взрослая дочь. Она вышла замуж, и по вашим законам уже не считается членом моей семьи, которого я могла взять с собой.
-Да, к сожалению это так.
-А муж… Я хотела сказать, что давно разведена, но не знала, как будет по-немецки разведена. Поскольку вышла заминка инспектор начала листать моё личное дело, где в графе семейное положение значилось - вдова. Эту запись раз и навсегда внесли  в немецком посольстве при составлении анкеты на выезд. В графе муж (жена) приводились варианты: в действующем браке; разведены; умер. Я подумала: А, как мне писать? Ведь мы развелись с Вадимом задолго до того, как он умер. На всякий случай я спросила у девушки переводчицы посольства, как мне быть, если такая ситуация.
-Ваш муж умер?
-Да.
-Пишите вдова.
-Но он был мне уже не муж.
-Вы после ещё были замужем?
-Официально - нет!
-Значит, пишите вдова. Так я стала вдовой. Хотя настоящей вдовой была третья жена Вадима, но немцев это не интересовало.
Так вы вдова? Простите меня, пожалуйста, за бестактность вопросов, я не подумала, что… вы ещё молодая. Милая фрау так сконфузилась, что я поспешила успокоить её:
-Не беспокойтесь, прошу вас, эта рана уже зажила.
Мы обменялись ещё несколькими фразами, и на пороге показался мужчина. Лысина покрывала бОльшую часть его головы. Шея и лицо взмокли от перегрева и приобрели багровый оттенок. Кожаная куртка и ворот рубашки, крепко стянутый галстуком, казалось, вот-вот лопнут под напором потного упитанного тела. Мужчина быстро заговорил с фрау инспектором. Речь шла очевидно обо мне, но я улавливала только отдельные слова и фразы. Наверное, это хаузмастер, которого мы ждали, и он поведёт меня в мою квартиру. Выраженный славянский акцент выдавал в нём поляка.
-Та, самая русская… Питер не смог, а у тебя получилось… Я не нужен… спешил зря… поведёт Эрих… она…
Судя по всему, поляк сказал что-то не совсем приличное в мой адрес, либо в адрес всех иностранцев, приезжающих в Германию и не знающих языка, дама понизила голос и тихо отчитала его:
-Тихо, Юрген, она понимает язык. Поговори лучше с ней на русском пока не подошёл Эрих.
-Морген! С деланной улыбкой поприветствовал меня Юрген.
-Морген.
-Мы пше…, бже… пойдем з вами постоим, поговорим там. Вы житьеше…будете жить на центральной площади (по-немецки). Русского языка поляк, вызванный Питером перевести русскую эмигрантку не знал, но изо всех сил старался показать, что польский, такой же славянский язык, как и русский, поэтому мы должны друг друга понимать.
-Юрген, говорите по-немецки, так мы быстрее поймём друг друга.
-О, гут, гут!