Местечковые евреи дальних рубежей СССР. часть 14

               

               -Вы хотите готовить? Я сейчас же освобожу плиту.
-Нет, спасибо, я только поставлю кастрюли и всё остальное в кухонный стол.
-А, ваш столик вот этот, полки слева. Софья Яковлевна вдруг резко  развернулась на меня и рванула дверцу стола.
 Тут я поняла то, о чём меня предупреждал  Дмитрий.  Лицо  женщины не имело выражения, а  было натянуто на огромную, бессмысленную металлическую улыбку. Но визитной карточкой её физиономии, без сомненья  были глаза. Один из которых уводил собеседника в левый угол  плинтуса, другой же  рвался на волю, к середине окна, чуть пониже форточки. К тому же, Софья Яковлевна имела, оказывается, обыкновение наступать на собеседника необъятной грудью и брызгать слюной. Я быстро засунула свою посуду в стол, и, отступая ближе к двери, пожелала  ей спокойной ночи.
Одним прыжком Софья Яковлевна снова оказалась так близко, что вершины её груди касались моего живота. Преодолевая препятствия роста, она подтягивалась на мысках, беспрестанно тараня меня грудью. Видимо она говорила, но скорее это было похоже на петушиный турнир, на то, что она банально хотела оплевать меня и забодать грудью.
-Вы из Москвы? Я с опаской огляделась по сторонам и утвердительно кивнула.
-Мы из Винницы. Я работала в стоматологической поликлинике  сестрой. Миша, сынок работал мастером по телевизорам, неплохо зарабатывал. Вера, жена его, парикмахером в мужском зале.
-Приятно познакомиться, приятно познакомиться...  повторяла я, отодвигаясь к двери своей комнаты.
-Вы за Винницу ничего не знаете?
-Н- н -н -ет… не бывала там никогда.
-Дак  я вам вот, что скажу - все в Виннице знали городскую больничку, а при ней  зубоврачебный отдел, все знали доктора Цепенюка.  Дак я у него двадцать пять  лет проработала. Технической сестрой. Кипятила инструмент, цемент размешивала, я же сказала - медсестрой. Как меня Зиновий  Давидович уважал!  Она трижды прицыкнула языком, и  закачала головой, выражая неоспоримо   особую степень уважения к ней доктора Цепенюка.  Вот, весь рот бесплатно  сделал! Софья Яковлевна ещё шире раздвинула губы, хотя это было уже лишним, так как с первой минуты разговора, все её двадцать восемь вставных металлических зуба  глядели на меня в полный рост из под застывшей гримасы заискивающей улыбки.  От такой ли родственной близости к стоматологии, или по каким-то более сложным причинам, но дефекты речи  тётушки буквально направляли глаза слушателя прямо в её напичканный серебряно-золотыми неровными мостами рот. Как же надо было не любить тётю Софу, чтобы поставить ей такие зубы.
Уже за закрытой дверью я слышала отдельные слова Софьи Яковлевны обращённые то ли ко мне, то ли внутрь себя. Я заперлась на ключ, опасаясь, что она может ворваться. Расстелила постель в надежде быстро уснуть после дня, который длился вечность. Но перед закрытыми глазами снова и снова  маячили  поезда, железнодорожные пути, автобусы, и в ареоле зловещего блеска неровные зубные мосты соседки.

              Первые три дня в Монхайме пролетели в бесконечных хождениях по «замтам». Снова надо было сдать документы на прописку, написать и подписать сотню бумаг в социалзамте, встать на учёт в арбайтзамте в Лангенфельде, записаться на обязательные языковые курсы в Дюссельдорфе,  подписать договор с местным банком, и получить пластиковую карточку для операций с наличными деньгами, и прочее, и прочее, и прочее.  В квартире я появлялась только вечером, когда все соседи собирались в проходной комнате, общем коридоре - восемнадцать квадратных метров, пообщаться и посмотреть телевизор.  Старый цветной телевизор, кожаный диван, и пара кресел, были  принесены кем-то со шперы. Впрочем, если внимательно осмотреть каждую комнату в общежитии, без труда можно было сделать заключение - девяносто процентов мебели и некоторых других предметов быта имели происхождение из того же источника. Телевизор исправно ловил пять - шесть каналов местного телевидения. Немецкое TV с утра до ночи гоняло свои программы, фильмы, сериалы. Иногда показывали мировое кино. Из всех обитателей нашей квартиры одна я немного понимала язык, но беглую, сленговую речь за кадром мне не удавалось ухватить полностью, поэтому я едва улавливала общее содержание фильма. Остальные почти ничего не понимали, но неизменно вечерами собирались в гостином холле. Митька просил меня переводить. Пока я проговаривала общее содержание сказанного - пропускала остальные фразы, и терялась смысловая нить. Чаще всего Митька, со свойственным ему чувством юмора сам переводил кино по смыслу. Иногда это было смешно, иногда очень смешно, иногда смешно до колик. Телевизор работал в независимости от присутствия зрителей. Люди приходили, уходили, делали свои дела, снова возвращались, по ходу дела вставляя реплики и обмениваясь мнениями. Разговоры и салонные посиделки  продолжались до полуночи, и даже  до середины ночи. Время от времени к нам на огонёк заходили соседи из других квартир «нотвонунга». Этот этаж дома № 9, по Вернер штрассе  занимали эмигранты, беженцы, и ауслендеры, большинство - русскоязычные. Непосредственно за нами в квартире № 4 жили двое молодых ребят. Чуть не каждый день из их окон доносилась советская музыка, крутой  запах алкоголя, визг девиц и русский мат. Но каково было моё удивление, когда я узнала, что один из них этнический немец из Казахстана,  другой еврей из Ленинграда. Немец, его звали Олег, у всех на глазах крутил роман с русской немкой из Самары. Его законную жену не впустили в страну из-за судимости, связанной с наркотиками. Вопрос о приезде жены оставался не решённым, а вопрос любовницы решился сам собой. Питерский еврей Андрюша, вопреки своему происхождению, очень любил выпить, и постоянно прибывал в разной степени опьянения.  В квартире № 3 проживала семья из трёх человек. Папа - в прошлом детский врач, мама- переводчик с английского, сыночек - умненький мальчик, ровесник  нашему Митьке. Не сказать, чтобы они дружили, но в силу возраста тянулись друг к другу. До приезда в Германию семья проживала в Украине. Говорят, был ещё один мальчик - Юра, но они получили квартиру в другом районе Монхайма и встречались теперь редко. Юра и его семья, как и все ауслендеры, по приезду  стали  гражданами Германии,  получили новые документы и новые имена. Мальчик стыдился и переживал, когда просил ребят звать его новым именем - Отто.  Во второй квартире жили две девушки, одна из Самары, по немецкой линии, - любовница Олега из четвёртой квартиры, другая Кира, по еврейской линии из Санкт-Петербурга, которая уже год жила в Монхайме, и благодаря приличному знанию языка и повышенной проходимости, сумела устроиться на работу в местный банк, что само по себе было редкостью. Первую квартиру занимала огромная семья, приблизительно арабского происхождения, где не было понятно - кто кому и кем приходится. Один взрослый мужчина, три взрослых женщины, и много детей примерно одинакового возраста. Мужчина, почему-то всюду ходил в белой нижней майке, дети в одних трусах и шортах, хотя температура воздуха тем летом в Монхайме не поднималась выше двадцати трёх  градусов. Они были очень смуглокожи, черноволосы, улыбчивы, и не знали ни одного из общеизвестных языков.
На первом этаже, то есть на земляном (эрдгешосе), пестрящем огромным количеством спутниковых антенн, проживали турки.  Они приезжали в Германию большими семьями, вместе с бабушками, дедушками, тёщами и золовками, торговали овощами и фруктами. Ведя свой витаминный бизнес прилежно, и со знанием дела, преуспевали, расширялись, увеличивая свои товарообороты, доходы, и многочисленную семью прямо здесь, не отходя от производства. Балконы их квартир стояли непосредственно на земле, так, что в квартиру можно было зайти с улицы, если балкон открыт.