Падун

В память моего друга Гелия Иосифовича Гетманского,
трагически погибшего во время гидрологических работ
 в Финском заливе при строительстве защитной дамбы.



В окне вагона дрогнул и поплыл назад перрон с провожающими. Поезд набирал скорость. Я переполненный восторгом, вступал в жизнь, которую выбрал сам...

...Вечерело. Заканчивался воскресный день. Шесть дней тому назад, рано утром, поезд подошёл к станции Лоухи. Я спрыгнул с подножки вагона и окунулся в новое для меня состояние. Стояла непривычная, после питерских шумов, тишина. Слабый ветерок слегка шевелил листву деревьев. Лучи солнца ещё едва скользили среди сосен и елей, брызгая золотисто-зелёными искорками. Воздух был необычно чист и пахуч.

Выйдя на привокзальную площадь, я увидел весьма ветхий на вид грузовичок. Возле него стоял носатый парень, внимательно вглядываясь в проходивших мимо него людей. Думаю, что особого труда не составило обратить внимание на мою личность. Питерского студента всегда видно издалека. Носатый сплюнул сквозь зубы  и прохрипел:
– Это ты студент? – и, не дожидаясь ответа, добавил – быстрее садись в кузов, у нас времени в обрез.

К вечеру мы въехали в посёлок Зашеек. Разгоняя кур и будоража собачьи нервы, грузовичок подкатил к полуразвалившемуся сараю, стоявшему на одной из окраинных улочек.

– Пока располагайся в нашей "гостинице". Завтра тебя оформят. Вода в речке. Мусоропровод ещё не провели. Чувствуй себя как у папы. Утром я за тобой заеду. –
Посмотрев, как носатый и его тарантас исчезли в клубах пыли, я вступил во двор "гостиницы". Во дворе росла лебеда и ещё какая-то травка, именуемая в просторечии чертополохом.

 Крыша "гостиницы" могла служить учебным пособием по изучению звёздного неба. Внутри валялось несколько охапок сена. В ноздри ударил резкий запах. Осмотревшись, я обнаружил источник. В углу стоял не старый и не особенно тощий козёл, с признаками городского воспитания. Это выразилось во вполне дружелюбном блеянии. Козёл посмотрел мне в глаза, казалось, усмехнулся и неторопливо вышел из сарая.

Хотелось, есть и пить. В магазине кроме завалящей краюшки хлеба и килек в томатном соусе больше ничего не было. Пришлось ограничиться тем, что было и запить всё речной водой. Свои припасы я не трогал. Это мой аварийный запас.

Сарай мне не внушил особого доверия, и я решил заночевать на свежем воздухе.Прыгнул с разбега в небольшую копну чистого пахучего сена и укрывшись бушлатом, заснул без всяких сновидений. Проснулся от холода. Подойдя к открытым дверям сарая, вгляделся в темноту. Сквозь прорехи в крыше внутрь проникал свет. На сене лежал козёл, прикрытый бушлатом. Во сне, причмокивая губами, он жевал правую полу. Мой хохот разбудил его. Он поспешно встал и приняв гордый вид удалился через пролом в стене.

Утром за мной заехал носатый и доставил меня в отдел кадров экспедиции. Результат моей беседы с начальством оказался для меня неожиданным. Вместо топографической партии, куда я был командирован изначально, пришлось некоторое время поработать речным гидрологом.

Трудно сказать, почему я согласился. Скорее всего, ответственность к просьбе: просят помочь – надо помочь. Действительно, почему отказываться. Я будущий океанолог, хочу к топографам и нехотя внимаю просьбам поработать на гидропосту? Нехорошо. Надо приучать себя быть порядочным человеком.

...Глухо хлопали клапана на стареньком движке. Тошнотворно пахло тряпками, пропитанными маслом и соляркой. Медленно плыли навстречу берега, покрытые скалами, деревьями, травой. Солнце пряталось за верхушки, заканчивая день. Нехотя наступавшие сумерки так и не перешли в ночной мрак. Впереди на берегу показались бревенчатые дома. Ближе к воде громоздилась постройка, назначение которой стало понятным, когда лодка приблизилась к небольшой деревянной пристани.
 Постройка оказалась одновременно и номерным постом и укрытием для лодок. Над ней нависал трос блестевшей хорошо промасленной поверхностью. Переброшенный с берега на берег, он висел над поверхностью воды довольно высоко.

 Лодка, замедлив ход, плавно ткнулась бортом в деревянный брус, окованный железным листом. Раздался противный визг, напоминавший визг поросёнка с которого сдирают кожу. Ржавое железо кое-где неплотно прилегало к дереву. Обломки гвоздей тёрлись о бортовую обшивку, являясь источником какофонии, которой начинается процесс причаливания.

Стоявшие на причале, молча смотрели на нашу швартовку. В наступившей тишине стал слышен гул речного потока и комариный звон.

Тайга в Карелии инкрустирована бесчисленным множеством больших и малых озёр, связанных водной цепью: что-то впадает и что-то вытекает.
На одной из этих что-то и располагалось место моей работы.

Все наблюдения приходилось вести в лодке, прикреплённой цепью к тросу. Передвигаясь вдоль троса с помощью цепи, надо останавливаться в определённых местах, отмеченных метками на тросе. Лодка стоит в потоке воды. Опускаются за борт приборы для измерения течения и температуры воды, отбираются пробы. Вокруг вьются комариные облака, сдобренные еще более кусачей мошкарой. Руки всё время заняты работой и через некоторое время лицо, покрывается струйками крови и пота, укусами мошкары и волдырями от комариных жал.

 Вид не исследователя тайн природы, а пыточной жертвы застенков инквизиции.

 Иногда начинает мотать лодку завихрениями течения. Надо удерживать от толчков приборы и посуду, вести записи, следить за измерителями, опущенными в воду, отмахиваться от злющих насекомых, аппетит которых явно превосходит их размеры. Всё нестерпимей начинает гореть кожа лица и рук, пальцы коченеют от холодной речной воды, мышцы ног сводит от сидения на корточках.

 Подниматься в лодке не рекомендуется. В качестве смены позы лучше всего работать на коленях. Мокрые ноги постепенно немеют от холода, и начинаешь меньше обращать внимание на безопасность своего поведения. Даже перспектива очутиться в бурном потоке кажется не такой страшной по сравнению с насекомоядной бандой.

Наконец пройден весь трос и уткнувшись в противоположный берег, после получасового чесания в табачном дыму, начинаешь двигаться в обратную сторону.

Прошли, пролетели авральные дни. Они будут долго вспоминаться словами незатейливой песенки:
Жизнь гидролога трудна, но интересна.
И летит она быстрее птичьих стай.
Всё, что было, то прошло, то, что будет всё равно!
Никогда и нигде не унывай!

...Из окна гостиничного номера, где я жил, открывался вид на могучую, терявшуюся вдали тайгу, оттеняющую голубизну Пяо-озера. Видна пристань с пришвартованными катерами и лодками.

От сочетания голубого с зелёным в сиянии солнечных лучей, проникающих через окно, создавалось в комнате странное ощущение важных событий, ждущих меня впереди.

Стук в дверь прервал мои мечтания. На пороге стоял носатый:
– Разрешите войти. –
Не дожидаясь ответа, шагнул в комнату и, широко улыбаясь, протянул пахнущую соляркой ладонь:
– Никита Иванович Крутских, бывший моряк-североморец, подводник, а ныне моторист, капитан, снабженец, курьер и прочая и прочая.… Есть предложение устроить вечер знакомств. –

Подойдя к столу, Никита выложил из сумки местные деликатесы. Запеченный в собственном соку хариус, солёные рыжики, тушёная картошка с белыми грибами и бутылку карельской "табуретовки".
Я не ударил в грязь лицом и извлёк из своего рюкзака батон копчёной колбасы, кусок голландского сыра, банку маринованных огурцов с помидорами и бутылку армянского коньяка.

Орнамент праздничного стола располагал к дружеской беседе.
Никита поинтересовался, почему я попал вместо морской экспедиции в тайгу. Я объяснил ему, что, пройдя учебную практику по топографии, решил поработать в настоящей таёжной экспедиции, используя свой студенческий отпуск. А наши производственные практики по специальности начнутся после второго курса.

– Ты себя хорошо зарекомендовал работой на гидропосту, а твой друг неплохо работает в топографической партии. Они тебя потребовали быстрее доставить к топографам. –

– Я сам хочу быстрее попасть на место своей будущей работы. И так задержался. Сначала простуда, почему выехал позднее намеченного срока, а затем работа гидрологом… Гулька меня заждался и решил, что я так и не появлюсь на мензульной съемке и уткнусь в водную муть...–

– Окунуться в нашу таёжную жизнь для набора впечатлений неплохо. Их у нас хватает с избытком. Инженеры и техники почти все питерские. Большинство разнорабочих бывшие зеки. –

– Почему местные жители нанимаются к вам на работу без особого желания? –

– Маленькая зарплата и частые драки между местными и бывшими. В наших краях возникли первые крупные концлагеря. А раз лагеря, то и побеги. При нашем климате и нашей тайге ловить беглецов трудно. Я не побоюсь сказать, что помогла русская смекалка. К ловле несчастных стали привлекать тех, кто занимается охотой.
 За каждого пойманного платили хорошо: деньгами, продуктами, спиртом. Охотник беглеца выслеживал, пристреливал, отрезал голову и в мешок. Охотники между собой их называли головками. Насобирает мешок и везёт сдавать.–

– Но причём здесь смекалка, да ещё русская...Скорее тысячелетние условия выживания создали такой образ жизни. А ловкачи от власти его использовали. –

– Да ты патриот и учёный…Может ты и прав. Но за кусок хлеба, чтобы не сдохнуть с голоду...можно всё...

Наши топографические партии по неделям находятся в тайге, в отрыве от базовых стоянок, пока не закончат свой планшет. Начальство старается подобрать более или менее однородный состав партии. Вам с другом повезло. У вас в отряде всего один бывший и не уголовник, а просто невезунчик. Попал по навету, освободился по амнистии. Лесная жизнь ему нравиться, возможно останется тянуть лямку топографа. Кому он нужен в больших городах и захудалых деревеньках.

Что мы всё о работе. Давай встряхнёмся! –

Через несколько минут Никита вернулся с гитарой.

– У нас не Колыма, но до неё близко. Без этой песни не обходится ни одно застолье. Это память о прошлом, о людях и их печалях…–
Никита перебрал струны, поймал мелодию и запел приятным хрипловатым голосом про тот Ванинский порт.

...С тех пор в копилке нашего песенного застолья второе место после "Прощания славянки", марша школьных времён, занимает эта песня...

– Пора спать, завтра с утра пораньше пойдём на Куму.–

И Никита исчез за дверью, задев мою душу морской терминологией "пойдём".

...Сузилась водная гладь. Левый берег дополнился каменистой полосой справа.
Воды Кундозера, прорываясь сквозь вздыбленные магмой граниты, прорыли короткое русло реки Кумы, вливаясь в соседнее Соколозеро.
Плыли по обе стороны валунные берега, чиркая темно-зеленой пилой голубизну неба. Груз и пассажиры у Никиты важные. Съестные припасы для геологов и топографов. Семь человек, из них важнее всего повар экспедиции (старый по болезни отправлен в Питер), разнорабочие и руководитель поисковых работ обеих партий – Дмитрий Иванович.
Русло стало сужаться, скорость течения увеличилась.

– Где будем чалиться, на левом или правом берегу? – спросил Никита.

– На правом высадим двоих – ответил Дмитрий Иванович, – а студент с нами в контору, Оформим и отправим к месту работы.

– Как только приблизимся к плоскому большому валуну, приготовьтесь прыгать. Дам задний ход – прыгайте, – скомандовал Никита высаживающимся.

 Меня попросили помочь подстраховать высадку. Лодка с выключенным двигателем быстро приближалась к берегу и поравнялась с плоским валуном. Рабочие не дожидаясь команды, скакнули на мокрый скользкий валун, и едва удержавшись на нём, перемахнули на каменистый берег.

Лодка с полуторатонным прицепом, набитым ящиками, мешками, тюками и всякой всячиной начал разворачиваться по течению, следуя за ним. Никита, пытаясь запустить двигатель, нехорошо поминал свою судьбу, работу и начальство.
Скорость течения неумолимо росла.

– Приближается первый падун, – махнул рукой Никита, – Дмитрий Иванович, приготовьтесь рубить трос. Остальные берите вёсла и толкайтесь к левому берегу.

Над нами пронёсся гидрологический трос. Я подумал, каково вести наблюдения здешним гидрологам в таком потоке. Позже я узнал, если что либо плавучее проскочило этот трос, то его неминуемо унесёт в порог.

Дмитрий Иванович энергично орудовал шестом, пытаясь выйти из стрежня потока. Я пытался грести веслом, но каменистое дно и мелководье заставило пользоваться им тоже как шестом.

Прицеп продолжал тащить за собой катер и к тому же в водоворотах мотал его из стороны в сторону. Раздался резкий толчок и буксирный трос зацепился за камень, случайно попавшийся на пути.

– Прыгайте за борт и тащите лодку к берегу! – крикнул Дмитрий Иванович, прыгая в воду.

Я смело прыгнул в воду в азарте всеобщей суеты. Вода казалась очень холодной, но было достаточно мелко и течение ослабло.
Честно признаюсь, если бы знал, что такое Кумские пороги, возможно, остался бы на месте.

Прицеп какую-то минуту держался на месте. Вдруг заработал движок, катер двинулся и сходу вполз на каменистый берег.

 Никита успел выключить двигатель, лопасти винта уцелели. Прицеп также приткнули к берегу совместными усилиями. В наступившей тишине слышалось дыхание людей и глухой гул, напоминавшей громовые раскаты далёкой грозы. Мы пристали к берегу в самом начале спокойной заводи, представлявшую собой небольшую бухту с удобным подходом.

 С удивлением я увидел недалеко от нас небольшую деревянную пристань и подумал, в чём же причина столь бурного волнения Никиты и Дмитрия Ивановича. Между ними началась перебранка, а я пошёл в контору оформиться на работу к топографам.

Вскоре снова, но на этот раз вполне благополучно, переправился на правый берег и через некоторое время подходил к весьма живописному месту.

Палатка стояла на скальном основании около первого порога высотою метров пять, ниже второй и третий, дополняя собой всю красоту величественного Кума-порога. Дрожащий столб водяной пыли время от времени, подхваченный порывом ветра, окутывал всё правобережье, прилегающее к водопадам.

Гул падающей воды, кипящая поверхность речного потока, лёгкое вздрагивание почвы – создавало физическое восприятие ритма жизни этого великолепного уголка природы.

Шум и брызги компенсировались почти полным отсутствием злобной комарино-мошкариной своры. На вершине скалистого холма их начисто сдувало ветром и водой. При восточных ветрах наступало полное блаженство. Вся мокрота уносилась к противоположному берегу вместе с жужжащими тварями.

Прекрасны белые ночи в Карелии. Солнце явно опустилось за горизонт( лесной частокол мешает уловит момент заката), а воздух уже пронизан неземным сиянием.
Светло так, что можно читать крупный шрифт. Горит костёр. Ужин готов.

Обстановка располагает к размышлениям.

О чём говорить? Сотни, тысячи, тысячи тысяч лет – нового практически нет, всё известно, всё повторяется...

Нет, повторяется для историка, живущего, вернее изучающего чужую жизнь. А человек, живущий в своём времени открывает для себя только новое. Он начинает понимать, например, что труд изыскателя – тяжёлая и изнурительная работа. Но она не угнетает душу человека, как, например, работа на войне.

Но не совсем справедливо это утверждение.

Горит наш костёр, вокруг него на сотни километров почти безлюдная тайга. Она живет своей жизнью, скрытой от чужаков нарушающих ритм её жизни.

 Возникает противостояние пришельцам, заставляя саму природу искать защиту.

Возникают возражения оппонентов, мысли которых засорены догмами "научных" истин. Соображения академических тупиц страдают отсутствием нормального восприятия окружающего мира.

Набор слов: "технический прогресс, эволюция развития", а на закуску несуразный постулат – "покорение природы", вот и всё, чем они выстреливают в еретика.

Этим они не только расписываются в своей неспособности нормально мыслить, но и выпускают на волю порождения воспалённого разума многочисленных сотрудников секретных и не очень секретных лабораторий, вызывая ответ: гигантские обвалы и оползни, наводнения, цунами, землетрясения, извержения вулканов.

Но скоро наши костровые посиделки прекратились.

 Закончена съемка на месте строительства будущего гидроузла и наша партия уходит в западную часть рабочего планшета.

Время от времени нас посещали пограничники, граница недалеко, справляясь о наших делах. От них узнали плохую весть.

Не раз местные жители предлагали руководству Кумской экспедиции поставить боны перед первым порогом. Дороговатой показалась плата за кучу брёвен, скреплённых цепью, и от услуг отказались.

Во время очередной доставки груза случилась беда. Высадив на правом берегу людей, лодка с прицепом пошла к левому берегу. Подхваченная сильной струёй, перегруженный баркас поволок за собой лодку.
 
До первого водопада оставалось метров сорок. Никита бросился за борт и поплыл. Он сумел достигнуть берега, окованного мшистыми валунами.

Прочертив кровавые следы пальцами с сорванными ногтями на последнем валуне перед порогом, он исчез в кипящем водовороте.

Погиб начальник топографической партии с материалами всей съемки.

 Восемь человеческих жизней унёс Кумской падун.

 Через несколько дней нашли внизу по течению Кумы останки костей и разодранную кожаную сумку. Острые камни разорвали сумку, главные результаты мензульной съемки остались целы.

 Часть бумаг, в том числе и дневники экспедиции, в сумке не оказалось.

Самое скверное в том, что необходимо выловить всех погибших. Тех, кого не найдут будут считаться бежавшими за границу.
Нам не пришлось участвовать в спасительной реабилитации.

 Истёк срок нашей командировки, и мы укатили в Питер.

Величественный карельский водопад Кума-порог – чёрная дыра экспедиции! В неё уходили человеческие жизни, материальные ценности и вера в благие намерения.

Я гляжу на карту Лоухского района, вспоминая осень 52-го.

 Плещут волны Кумского водохранилища, уничтожив следы наших рабочих просек, наших костров и безымянных могил.

Само оно стало памятником длиной в 75 км, с тридцатикилометровой шириной и с глубинами до 19м, памятником прошедших трагедий.

 В дебрях Интернета прочёл сухие строки:

Ввод гидроагрегатов: 1 в 1962 г., 2 в 1963 г.
 17 марта 1965 года гидроузел принят в промышленную эксплуатацию. Сметная стоимость строительства в ценах 1961 г составила 28,37 млн. руб

Что делать? Прочесть "Отче наш" или вспомнить "…пусть нашим общим памятником будет, построенный в боях социализм…"



Октябрь 2009 г