Роман глава десятая

1
Что отличает военную часть от любого гражданского заведения? Прежде всего, военный организм действует дённо и нощно: армейская жизнь хоть и пульсирует с различной силой – от взрывной, предельно-напряжённой - до сонливой, вяло-текущей, полностью никогда не замирает. Впрочем, не греша против истины, найти часть, в которой ночью нет ни единой бодрствующей души – задача посильная. Но это уже вопиющее нарушение с предпосылкой плохо закончиться.

Теоретически же военная жизнь расписана разумно. Везде есть дежурный – как правило, не лейтенант и не прапорщик, который вместе с помощником неусыпно следит за порядком. В расположении крепкий сон личного состава охраняют дежурный по роте и дневальный. Возле любого важного объекта, мало-мальски значимого склада в самую тёмную ночь, в любую непогоду околачивается вооружённый часовой. 

Ещё отличие - все проблемы жизнедеятельности военных, а порой и выживания, лежат на их собственных плечах. Если чего-то нет, то добыть это надо самому, ибо никто не принесёт желанного на блюдечке. Никто не придёт и работать на благо воинов – мыть полы и туалеты, стирать форму, выносить мусор. Психология самообеспечения пронизывает военных насквозь – вплоть до «поднебесных» полководцев, а уж самой маленькой единице просто полагается держать на себе тяжесть всех забот.

Поскольку работы океан, да ещё самой разнообразной, то курсант обязан уметь всё! Мыть посуду и метко стрелять из автомата, ловко орудовать метлой и красиво ходить строем, одинаково умело управляться малярной кистью и рычагами танка или БМП. Утром на форме должен сиять белоснежный подворотничок – будь любезен – пришей!  Форма истаскалась, приняла неприглядный внешний вид – постирай и погладь! А при нужде и отремонтируй!

Главным борцом с текущими заботами и невзгодами издревле считается наряд, а поскольку некоторые заботы и невзгоды могут легко довести до грыжи или инфаркта, то назначается он на одни сутки. У каждого наряда задача своя: наряд по КПП блюдёт пропускной режим, наряд по столовой – как мать родная – накормит, напоит и посуду помоет.

Наряды большей частью не в счастье: сплошь труд, суета, беготня, бессонница и нескончаемые окрики. Бывают и исключения - каким-нибудь посыльным на обособленный объект, в захолустную дыру – подальше от начальства и военной дури, но такое случается редко.

В наряде забота номер «раз» – дожить до смены без приключений. Что смена придёт – сомнений нет: у наряда есть начало, будет и конец! Уцепить время за хвост ещё никому не удавалось, но иногда оно течёт так нудно, что глаза просто не верят стрелкам часов. 

Караул - статья особая. Боевая задача без всяких скидок. И жизнь, в карауле текущую, ни в коем случае нельзя сводить к обычной армейской рутине: в руках оружие, и любое ротозейство – большая беда. Потому спрос к караулу суров.

2
После зубрёжки устава гарнизонной и караульной службы, терзания безмолвного, несчастного чучела примкнутым к автомату штыком, второй взвод отправился в загородный учебный центр, пробовать себя в боевой задаче.
Воин, впервые выставленный на пост, олицетворяет несуразный синтез зайца и льва. Прав по обороне поста хоть отбавляй - вплоть до пальбы. Чем не лев? Командира части может грозным окриком остановить! Да что командира? Самого министра обороны! «Стой, кто идёт»? «Министр обороны»! «Шагом марш отсюда! Не положено»!

А душа при оружии заячья: первый раз, всё-таки – непривычно, незнакомо, боязливо! Каждая тень пугает, каждый шорох настораживает. Тут бы в норку залечь, в яме отсидеться! Подобных компромиссов устав не предлагает! В караульном уставе вообще компромиссов нет – только чёткое и безоговорочное исполнение! Буква в букву, слово в слово!

Увы, на деле никому не дано знать, где польза от вгрызания в каждую букву закона, а где вред, и чем обернётся щепетильность полномочного субъекта. Слишком часто, на казалось бы, ровном месте вдруг выходит сыр-бор до небес; а житейский казалось бы, пустяк вдруг наполняется силой изменить судьбу!
Никто не знает где он - роковой момент, круто ломающий жизнь, и тем более не ждёт его, поскольку из сотен незримых пустяков соткан день и сотканы года, но случайности, уводящие в сторону колею бытия, помнятся до самой смерти.

Выбор между уставом и коллизиями мироустройства душевных мук у Тураева не вызвал. Приоритет он отдал человеческой мотивации, повелению собственного сердца – именно об этом напутствовал отец: прежде чем «шашкой» по человеку махнуть, сто раз подумай! 

Антон и сам скоро понял - тупо следовать строке, закрывая глаза на обстоятельства, не выход: устав – это считанные странички, а жизнь – нескончаемое собрание сочинений. Главное при таком подходе, не зарваться – не скатиться в беспечность, не «завалить» дело. Но если разумное послабление никому не повредит – почему надо рвать и метать во имя устава?
В конце-концов, даже и кровью написанный закон создан не ради закона, а ради благотворных последствий!

3
Раннее утро Тураев встречал часовым на посту. С четырёх до шести, когда осеняя ночь подумывает пятиться, он бодро всматривался в туман, молчащей и тревожной стеной подпирающий колючую проволоку, прислушивался к тишине.

Дело шло к смене - темнота растворялась, туман слабел. Вдруг у речки, за ограждением, замаячила размытая фигура. Тураев вздрогнул, насторожился: непрошенный гость хоть и был сокрыт молочной пеленой, но держал курс на пост.
- Стой, кто идёт? – положенный окрик Антона встрепенул тишину.
- Не бойся! Свои, - фигура беспечно приблизилась, и у ограждения обрисовалась в незнакомого курсанта. Поношенные погоны, петлицы его мерцали слабыми огоньками. «Своих на посту нет»! - Антон потянулся к предохранителю: - Стой, стрелять буду!

Незнакомец миролюбиво взметнул руки вверх.
- Э, друг!– воскликнул он. – По своим не надо!
Тураев вгляделся: судя по вальяжному виду – четвёрокурсник, взгляд - открытый, даже усталый. Тем не менее, постороннее лицо устав требовал задержать. Задерживать нарушителя Тураеву совсем не хотелось - на налётчика тот не тянул. «А не проверка ли первокурсника? Но проверки – дуром на пост - строго запрещены! – в голове Тураева понеслись варианты. – Прикинуться своим хочет, и отобрать автомат»!

Незнакомец счёл пацифистскую агитацию успешной, вновь шагнул вперёд.
- Стрелять буду! – без шуток выкрикнул Тураев.
- Ну, самовольщик я. Из деревни иду, - утомлённо признался курсант. – Я в дырку пролезу и всего пять метров через пост пройду… Родина не пострадает, точно тебе говорю.
Тураев держал руку на затворе, молчал.
- Первый курс? – осенило нарушителя. – Ну, влип!
Антон попытался состроить непроницаемое лицо.

- Твоя задача пост стеречь, а не самовольщиков, - посыпались из старшекурсника уговоры. – С постом ничего не случится - мне он сто лет не нужен! Я от подруги иду. Её, дуру, убалтывал два часа, ещё тут стоять! Подъём скоро!
Ему не терпелось прошмыгнуть в учебный центр, и оказаться уже не самовольщиком, а просто нарушителем распорядка дня. Однако, словить пулю от бдительного часового тоже не хотелось. Слишком глупый и неравноценный обмен.

В душу Тураева закрались сомнения насчёт вытворяемой им строгости – в самом деле, пусть идёт человек по своим делам. От поста не убавится, не прибавится – вверенные ему склады ещё одна колючка отделяет – надёжная! А самовольщику, такому же курсанту как он, только четверокурснику, его упрямство обернётся неприятностями.

Молчание часового ходоку надоело. «Добро, дружище»? – поторопил он.
- Давай! – резко скомандовал Тураев, словно очнулся: если уж пропускать, то быстрее, пока разводящий не застукал за такими вольностями. Цепко держа взглядом самовольщика, он отошёл подальше: если тот задумал что недоброе – дистанция и внимательность не повредят.

- Вот так-то, любезный! – весело отозвался старшекурсник, когда пролез через дыру. – Устав - уставом, а жизнь есть жизнь. Бывай!
Курсант счастливо нырнул в туман, а Тураеву от его благодарственных ноток на душе стало радостно: была проблема – и нет! Без стрельбы, криков и погонь! Полное обоюдное спокойствие! 

А если бы действовал строго, без отката – то палил бы в воздух, кричал, ждал бы сейчас группу усиления с разводящим! И так - смена уже сама идёт. Впереди разводящий - Лаврентьев, и насупленный Лужило за ним – худые плечи чуть ушей не касаются – они и не знают, как тут Тураев дело уладил!

Через пост лежал путь ещё одного охотника до деревенских красоток, но этому любителю заночевать подальше от казармы не повезло. Возможно, девушка обнимала его жарче и держала крепче, возможно, самовольщик проспал, да только появился он у лаза на двадцать минут позже своего товарища, когда между рядами колючей проволоки уже прохаживался Лужило.

Вчерашний замкомвзвод заступал в караул с чувством большой обиды на наглого Кулешу и на бесчувственных офицеров. К тому же Кулеша, припоминая былое пустяковое наказание от Лужило, с наслаждением унизил его – при построении смены ядовито закричал: «Чё, Лужило! Шевели своё шевелило!», чем ещё больше заставил воспылать негодованием к миру.

Лужило двигался по посту и несмотря на спокойствие природы вокруг, на тихий ранний час, сам себе недовольно высказывал обиду, представлял что он снова замкомвзвод и может наказать Кулешу по всей строгости. Как он, пользуясь упущенной властью, объявляет ненавистному бегуну наряды с радостью и наслаждением!

Когда следующий самовольщик сунулся в проём, Лужило находился от лаза метрах в сорока. Фигура, пролезающая в ограждении, для часового выплыла из тумана неожиданно. Даже не осознав своих действий, Лужило торопливо передёрнул затвор и без разговоров выпустил по живой мишени очередь. По счастью в старшекурсника попала только одна пуля – в руку. Раненый курсант дал дёру обратно, да так споро, что из-за колючей проволоки едва не остался и без глаз.

На выстрелы через пять минут примчались Худяков и группа усиления. Лужило с караула сняли, раненого быстро отправили в город, в госпиталь.
Стрельбу, конечно же, разбирали в училищных верхах: взысканиями «наградили» Резко и Худякова. Лужило при объяснениях терялся, беспокойно вертелся и с каждым разом выдавал новые пояснения. Без особых хлопот выяснилось, что он предписанных уставом команд не подавал, а сразу схватился за автомат. «Отправить дурака в войска!» - приказал начальник училища.

- Лужило долго не служило! – сострил Кулеша, когда несостоявшийся курсант снова облачился в погоны рядового и исчез из училища.
Само собой, за дырки в ограждении получили и все нужные начальники.

Глава 11
http://www.proza.ru/2009/10/20/366