***

АРХАНГЕЛЬСКИЕ ЭПИЗОДЫ

Руление по Северной Двине

Матвей Сергеев, демобилизовавшись в 1946-м из армии, начал свою мирную работу на Кегострове, что приютился под бочком Архангельска. Во время войны ему пришлось много летать на самолете По-2 с аэродрома Хвойная на Волховском фронте и в Карелии. Полеты трудные и опасные: к партизанам за линию фронта, на бомбежку немецких гарнизонов, перевозка раненых, обеспечение связи. В конце войны переучился на Си-47. На Кегострове основным самолетом был По-2.
Неказистый перкалевый По-2. Несколько приборчиков: указатели скорости, высоты, оборотов мотора М-11, «бензочасы», да магнитный компасок КИ-11, вечный объект для зубоскальства пилотов. Вот и весь основной «пилотажно-навигационный комплекс». Но самолет – трудяга. Многое ему по плечу: разведка тюленьих лежбищ на Белом море, бомбежка ледяных заторов на реках весной, контроль над сплавом леса летом, лесными пожарами, полеты по санзаданию…

На Кегострове Сергеев с вновь вспыхнувшим чувством неприязни увидел Ю-52, фашистская свастика которого явно просматривалась сквозь темнозеленую краску и белые буквы «СССР» на фюзеляже и крыльях. С любопытством познакомился с «Каталиной» - американским гидросамолетом.
По анализу полетов Матвея Васильевича Сергеева можно было составить интересную монографию непредвиденных случаев и принятых неординарных решений. Вот такой полет был в 1947-м.
В конце февраля Сергеев спешил не упустить короткий световой день и вернуться засветло на Кегостров. В Лешуконском высадил врача и намеревался еще сделать посадку в Пинеге – отдать в сельсовете пакет и брезентовый мешок денег для жителей всего района. Вскоре после взлета выскочил на высоте 300 метров на реку Кулой. Быстро сориентировался по знакомым приметам, довернул влево с курсом на Пинегу. Необычайно яркий для конца февраля солнечный денек, прозрачный морозный воздух радовали и бодрили. Внизу на искрящемся крупчатом снеге мелькнуло что-то рыжее:
- Ба-а, так это же лиса!
Молод еще был. Душа пела, силушка распирала грудь. Удаль, не расплесканная на фронте, искала выход: «В марте у жены день рождения, вот и воротник будет к случаю». Быстро снизился до бреющего полета. Осмотрелся. Лед надежно укрыт толстым слоем снега. Застругов и торосов не видать. Лиса заметалась, почувствовав опасность. Прицелился, боевой опыт пригодился, и на малой скорости аккуратненько стукнул левой лыжней по лисе. Взмыл, развернулся и сел. Лежит рыжая!
- Во-от, голубушка, помышковала ты, погоняла тетеревов да рябчиков. Теперь украшай и согревай шею моей жены. Ты уж извини меня, красавица!

Вскоре приземлился на окраине районного села Пинега. Вездесущие пацаны весело галдящей стаей, одетые кто во что горазд, в основном в материнские или бабушкины обноски, окружили самолет.
Матвей закрывал задубевшее от мороза лицо меховой рукавицей от злого ветерка, тянувшего от затихшей подо льдом реки. Подумал: «Что-то ветерок «кусается», как бы снежком не разошелся».
Около большого высокого пятистенника, с задворней и поветом под одной крышей, встретил председатель райсовета, протянул левую руку с крепкой ладонью – правую оставил на фронте:
- Заходи, Матвей, цайком поцвиркаем, - с местным говорком зацокал Аким Иванович.
- Не могу сидеть долго, Иваныч. Надо засветло добраться до Кегострова.
- И то верно баешь! Спеши, по всему видать – скоро запуржит.
- Вроде бы и солнце яркое…
- Матвей, верь моему слову. Я уж знаю поморскую погоду, да и правая рука, отрезанная в госпитале, ноет с утра.

Немного обогрев свое нутро и руки горячим морковным чаем в алюминиевой кружке, Сергеев поспешил к своему По-2. Ребятня стайкой полевых мышек сиганула по глубокому снегу в разные стороны. Один любопытный впопыхах даже свой дедовский подшитый валенок оставил в кабине.
- Эй, дружок, ногу обморозишь! Держи-и!
Проверив, не примерзли ли лыжи к снегу, дозаправив самолет бензином с помощью сельсоветского одноного сторожа. Пилот с первой попытки запустил мотор, который немного почихал синим дымом из выхлопных патрубков. Проверив отклонение рулей, Матвей с места пошел на взлет, благо детвора рассыпалась по сторонам.

Минут через 50 полета, в месте слияния Пинеги с Двиной, в воздухе заметалась белая «мошкара». Из-за начавшей давить сверху облачности пришлось снизиться до100 метров.
Начавшаяся поземка шевелящимся покрывалом скрадывала расстояние до замерзшей реки. Быстро возникшая снежная круговерть уменьшала видимость, больно била по лицу, вынуждала еще снижаться и цепко захватывала самолет в свою смертельную пелену. Усилившийся ветер трепал легкий биплан.
- Вот попал. Куда деваться? Справа – крутой берег, его уже не видно. Слева скоро должна появиться высокая труба Архбумкомбината. Внизу поверхность заснеженной Двины не видать!
- Хватит судьбу испытывать. Надо садиться прямо перед собой.

В голове мелькнула мысль, что где-то рядом должна быть запань и как бы не врезаться во вмерзшие в реку плоты бревен. Прибрал сектор газа на себя, одновременно борясь по указателю крена и скольжения – «пионеру» за сохранение нормального пространственного положения. Пилот из-за порывистого ветра с трудом парировал возникающие опасные крены. Скорость уменьшилась до посадочной. Матвей старался в режиме «парашютирования» смягчить удар о «землю» при посадке вне видимости естественного горизонта.
Хлоп! По-2, подпрыгнув – «скозлив» несколько раз, покатился, покачиваясь на небольших снежных застругах: «Удачно приземлился!». Остановился, выключил мотор. Отдышался.

Выбрав удобный момент ослабления ветра, закрепив «ручку» управления ремнем к приборной доске, Матвей выскочил из кабины и поставил струбцины на рули, чтобы ветрюган не поломал их. Оставалось только ждать. Уже стемнело. Ветер выл. Приходилось временами выскакивать из кабины, обметать снег с самолета, разгребать быстро наметаемые сугробы, а то занесет снегом и до весны не найдут. Заодно и сам согревался. Каждый час запускал мотор для прогрева. Все бы ничего, да пожрать хочется! А в кармане только крошки от крепкого поморского самосада.
Буран к утру угомонился, высыпав все свои запасы снега. Томительная ночь с тяжелыми мыслями и необходимыми мерами по выживанию и сохранению самолета подходила к концу. С запада пахнуло едким дымом от Архбумкомбината. В утренних сумерках появилось очертание высокой трубы. Вчера с километр не долетел до нее. Везун!
Надо выбираться из этой западни. Трофейные часы «Лонжин» показывали 8.30. Матвей решил не взлетать – можно разбить самолет на взлете после такого снегопада, да и видимость еще плохая. Решил рулить по реке до Кегострова. Один раз повезло при посадке – дважды судьбу не испытывают!
- Такого еще небывало, чтобы вместо прилета самолет прибывал на аэродром, как аэросани, - невесело усмехнулся он.

Порулил. Внимательно осматривал снежную поверхность, не наскочить бы на вмерзшие плот или лодку, бревно. Проторенные ранее дороги, тропы через Двину за ночь буран занес ровным слоем снега. Даже зимник «город – вокзал» не представил большого препятствия для преодоления на лыжах. Редкие в такую пору пешеходы с удивлением и непониманием смотрели на появившийся из белого сумрачного небытия самолет. Минут через 15 реальной надеждой заблистали красные молнии проблескового маяка на диспетчерской вышке аэродрома Кегостров. У-ух! Гора с плеч. Осталось только забраться по слипу, используемому весной и осенью для спуска и подъема аэропортовских катеров. Верно, что удача сопутствует только смелым и находчивым.
Забрался по слипу у склада ГСМ – эарытых в землю цистерн с бензином. На звук мотора бежали встревоженные механики и часовой, сбросивший где-то свой провонявший за ночь кислятиной от дыхания тулуп.
- Сергеев? Ты откуда появился? Мы же тебя вчера еще потеряли!
- Братцы, помогите выбраться из кабины.

Технари вытащили озябшего пилота из кабины. Помогли дойти на плохо сгибающихся от мороза и сидения ногах до штаба.
Командир авиагруппы Илья Бурханов, сидевший с озабоченным выражением лица у жарко гудящей «буржуйки», вскочил, не веря своим глазам:
- Матвей? Как добрался? Где самолет? Разбил?
- Много вопросов, Илья Григорьевич. Все в ажуре. Летел по-пешему, рулил по Двине, как на аэросанях, от самого Загорья.
- Так это же километров 40! Ну-у, оре-ел! На-ко стакан спирта, на тебе лица нет. Мы пытались дозвониться до Пинеги. Связь прервана. Ночью здесь та-акая пурга завывала – света белого не видать! Минут 10 назад из архангельского НКВД позвонил дежурный, почему наши самолеты рулят по Двине и пугают людей. Я не поверил ему. Подумал, что померещилось ему после ночного дежурства и пропущенного стакана спирта.
- Докладывай! – Потребовал командир авиагруппы. По мере доклада его лицо все больше и больше мрачнело:
- Не мог вернуться в Пинегу? Или не мог сделать вынужденную посадку засветло у какой-нибудь деревушки? Да-а, Матвей, хоть ты и отличный пилот, и воевал в моей эскадрильи, но тут дал маху - недооценил погоду. Вынужден наказать тебя!
- Буран внезапно налетел. Я подумал, что это кратковременный снежный заряд, что часто бывает у нас в феврале. Да и синоптики обещали хорошую погоду. Хотя, Аким Иваныч в Пинеге, жалуясь на боль в отрезанной руке, предупреждал о непогоде. Нет вопросов, Илья Григорьевич. Виноват. Наказывай!
Человек, профессионал, всегда силен своей решительностью и умением найти выход из создавшейся ситуации и подчинить себе обстоятельства.

                Ноябрь, 2004 г.