Стихия воздуха

Обстоятельства моего рождения были не совсем обычными... Дело в том, что я родилась на высоте десять тысяч метров над землей. За бортом самолета было минус 55 градусов.
Мама, тогда студентка консерватории, ожидала меня дней через пять, и радовалась, что все складывается как по маслу: она сдала (отлично) последний экзамен утром, вечером был самолет, завтракать она планировала уже у родителей и потом из отчего дома спокойно отправиться в роддом, где родная тетя была заведующей отделением и собиралась лично принять в свои руки внучатого племянника или племянницу.
Самолет набрал высоту не очень плавно... Мама почувствовала, что ее мутит, но справилась с дурнотой, ритмично дыша и стараясь думать о приятном. Наконец, воздушные ямы и тряска закончились. Лететь предстояло четыре часа... Стюардессы начали разносить напитки, но мама не хотела ни есть, ни пить. Она чувствовала дискомфорт еще с утра, низ живота деликатно ныл, но это то усиливающееся, то утихающее нытье никак не было похоже на ужасные схватки, о которых читала мама и о которых рассказывали рожавшие подруги. В этих описаниях и рассказах схватки представали чем-то вроде адовых мук, ни с чем не сравнимыми кошмарными страданиями, и мама с самого начала беременности морально готовила себя к этому неизбежному испытанию.
Она сидела, откинувшись на спинку кресла, прикрыв глаза... А в ней, свернувшись клубочком, повернувшись головой вниз, в окружении медленно двигающейся пуповины, сося пальчик, крепко зажмурившись, плавала я. Но недолго мне оставалось уютно плавать в этом маленьком водном пространстве, казавшемся мне таким незыблемо надежным...
Стюардессы начали разносить так называемый консервированный ужин – подносы, где в пластиковых емкостях располагались кусочек курицы с рисом, кружочек соленого огурца, листик салата, сыр, копченая колбаса, от которой остро и вкусно пахло, булочка, пирожное и пакетики с сахаром, солью и пряностями. Мама не стала даже опускать столик. Она прислушивалась к тому, что происходит в ней... Ощущения переместились в низ живота, и тупая, какая-то вязкая боль стала наплывать волнами. И вдруг... да. И вдруг мама с ужасом почувствовала, что стало мокро сидеть. Первая мысль была о том, что она, к своему стыду, неожиданно оконфузилась, но потом перед глазами вмиг встала страница книги про акушерство, которую мама читала в библиотеке, а именно глава «Отхождение вод». Молчать дальше не имело смысла.
Мама дотронулась до рукава соседа, который как раз жевал аэрофлотовскую курицу:
- Извините, пожалуйста... Но не вызовете ли вы стюардессу? Кажется, у меня начались роды...
Сосед, дяденька средних лет полной комплекции, оставил курицу на произвол судьбы и не стал жать на кнопку вызова, а выскочил из кресла и бросился вперед, туда, где маячила синяя шапочка стюардессы.
Принятие пищи было прервано призывом к врачам, если таковые есть, подойти к креслу такому-то, к беременной женщине. Новость взволновала весь самолет. К маминому креслу подошли целых шесть человек, среди них две стюардессы, две медсестры, врач-офтальмолог и врач-гинеколог. Присутствие последнего было подарком судьбы. Он начал немедленно распоряжаться.
Маму перевели на первый ряд кресел, где было больше свободного пространства. Людей, сидевших там, изгнали в хвост самолета. Никто не роптал, ибо все прониклись торжественностью момента. До посадки оставалось два часа, и тут самолет вошел в зону турбулентности. По мере качки у мамы перехватывало дыхание, страшная сила тянула из нее ребенка, голова шла кругом, одна из медсестер держала ее за руку и шептала: «Всё хорошо, родимая, тужься, тужься давай! Дыши! Не дыши. Дыши! Не дыши. Тужься сильнее!! Ну, родимая!»
Врач-гинеколог стоял в ногах, готовый принять ребенка, офтальмолог и вторая медсестра находились рядом, стюардессы приготовили люльку и даже нашли пеленку. Все пассажиры напряженно ждали первого крика младенца. И вот, наконец, тряска закончилась, мама стиснула зубы, пальцы ее, сжимавшие руку медсестры, побелели, врач сказал:
- Вот головка! еще немного, ну!
И я родилась.
Наверное, не так много в мире людей, чей первый крик сопровождался аплодисментами более сотни человек, раздававшимися на высоте десять тысяч метров над землей.
... У трапа нас ждала машина «Скорой помощи». А потом в газете даже была заметка об этом случае. Правда, журналист, который ее написал, почему-то приврал, сказав, что меня назвали Аэриной, типа – воздушная. Что за бред?!
Никакая я не Аэрина, но стихия воздуха точно моя, это правда.