Собачья жизнь

           За высоким дощатым забором жил цепной пес. Еще подростком он оказался на цепи, долго выл,  потом смирился с неизбежностью – привыкнуть к цепи невозможно. Хозяин сколотил  большую будку у забора, и пес целыми днями сидел на ее крыше, а  голова торчала над забором, - смотрел на вольную жизнь.
          Иногда его соплеменники устраивали на улице базар, тогда он тоже откликался, метался, гремел цепью:
- Где? Что? Кого?
Вроде бы участвовал – так ему хотелось  думать.

По-настоящему с ним общался только хозяин – не потому, что кормил. Просто пес помнил, как  хозяин иногда носил его, юного, на руках - вместо внука. Хорошо бы, конечно, пройтись с ним по улице, пусть даже на поводке…
Но хозяину было некогда. Он часто ходил в магазин и приносил домой по две-три красивые бутылочки. Почему-то  много не покупал, наверное, в них было что-то очень вкусное, - никогда не угощал! - и хозяин боялся выпить все сразу. Потом он метил крыльцо – в этом они, честно говоря, были так похожи!
 Временами  пес  подозревал, что хозяин носит бутылочки в какое-то другое место. К вечеру он, пошатываясь, плелся домой, случалось - падал и, не в силах встать, на четвереньках добирался до калитки, а пес с горечью и оторопью недоумевал:
- Как бездарно подражает... эх, хозяин! Хозяин жизни…
Он бы никогда не стал переучиваться ходить на двух лапах! Хотя... в его жизни тоже были эпизоды, но лучше о них не вспоминать - стыдно.
Так хозяин и жил – пропиваючи.
 
А раньше у него была жена. Сначала она куда-то уходила надолго и когда возвращалась, пес радостно бросался ей на грудь. Она ругалась, но пес понимал по интонации – не сердится. Потом она не стала никуда ходить, только сидела на стульчике перед домом, а пес лежал рядом и дремал. А когда наступила весна, пришло много людей, принесли длинный ящик и положили в него хозяйку,  пса же отвели за дом и привязали там. Он даже обиделся: ну что, он не понимает что ли?  Он тоже умеет  хоронить. Сколько раз хоронил любимую косточку на черный день! Так и хозяин, -  тогда у него был такой вид, как будто он потерял след, - когда ему будет совсем плохо, закопанная  в землю хозяйка  выручит его как-нибудь.

Частенько  хозяин выходил на улицу, приветствовал какого-нибудь знакомого, и они подолгу разговаривали. О чем можно так долго говорить? Пса охватывала ревность, и он начинал нарочно  громко лаять - понятно зачем. Якобы припугнуть… на всякий случай.
Знал он эти разговоры: одни «тудыт – растудыт», да еще хозяин хвалился своей большой дочкой.
Дочка была такая большая, что когда она приближалась по утрам к калитке – проверить, жив ли? – под ее ногами дрожала земля. «Глупая женщина, - думал пес, притворяясь спящим, - разве я был бы так спокоен в случае чего?».

Каждое утро, еще до прихода дочери, хозяин начинал с чистого листа – выносил полную сумку пустых бутылок. С такой сумкой неудобно закрывать распахнутую настежь калитку, и пес, иногда пользуясь случаем,  радостно вырывался – на сколько позволяла цепь – за забор. Но хозяин быстро пресекал эту вольность. Ну и пусть! Зато у пса  потом  было такое настроение, что весь день так и хотелось шугануть какого-нибудь воробья.
В отличие от хозяина, он вообще-то не стал бы болтать с кем ни попадя – они уйдут, а он останется со своими мыслями. К нему под забор тоже захаживали всякие разные, не считая кошек. Этих он совсем  не принимал всерьез, правда, иной раз  забавно за ними наблюдать.
Лучше уж смотреть вон в то окно дома напротив. Там часто бывает видно одно  бледное лицо. Глядя на него, псу очень хотелось завыть, как на луну, но он сдерживался – нельзя расслабляться.

По вечерам пес видел, как по тротуару, там, где бурлила цивилизация, прогуливались стриженые, причесанные, ухоженные собаки с дорогими ошейниками и со своими такими же причесанными хозяйками. Хотел бы он быть на их месте?  спрашивал себя  пес. Он знал, такие вопросы - безответные - сами приходят, без спроса, и не пускать их в голову не получается. Просто надо переждать...

Признаться, последнее время его голова была занята другими мыслями. А как все начиналось - вспомнить обидно.
- Глядите, какой красавец сидит! С ума сойти!
- На себя посмотри, лахудра! Шляешься повсюду, а я работаю. Охранником. Без меня хозяин пропадет: вечно у него дверь нараспашку!
Сцепились они тогда не на шутку, а потом устали, …или ненависть закончилась.
Она еще немного повертела хвостом и убежала – некогда ей, видите ли!
И с тех пор стала приходить каждый день. Придет и даже не смотрит в его сторону, а вид такой, будто хочет сказать:
- И  зачем я опять приперлась?
Пес смотрел на нее обреченными глазами:
- Я тебе ничего не обещал.
- Знаю. Ну, пока. Дела.
И она деловито опять куда-то трусила, но на утро снова стояла перед калиткой и смотрела за забор: нет ли там перемен? На самом деле она ни на что не надеялась - только хвост и уши выдавали ее волнение.

Он стал ждать ее появления и однажды   чуть не признался, что нюхал во сне ее большие соски.
В конце концов ей надоело притворяться, и теперь, прибежав утром, она сворачивалась клубком на сухой опавшей листве и лежала подолгу, но каждый раз, словно начитавшись Экзюпери,  пристраивалась поближе к забору с будкой.  Так они, не глядя друг на друга, грелись  под  осенним солнышком целыми днями и мысленно перебрасывались пустяковыми фразами.
- Хорошо, что ты есть, - не выдержал, наконец, он.
- И ты.
Они помолчали и посмотрели на траву так, как будто видели ее впервые в жизни.
- Можно тебя спросить?
- Спрашивай.
- А если у меня случайно появятся щенки?
- Я буду любить их, как родных.
Она тихонько заскулила в ответ. Ветерок, не по-осеннему теплый, доносил до чутких собачьих носов аромат друг друга, и их головы кружились от нежности.

20.10.09