заблудший дух

Я никогда раньше не видел мою младшую сестру, я даже не знал, что она вообще у меня есть, я десять лет уже не был дома. Я не думал, что когда-нибудь обнаружится то, что всё ещё может меня связывать с моей семьёй, а это «то» сейчас сидит на подоконнике моей кухни и рисует пальчиками узоры на морозном стекле.
Я узнал о ней впервые, когда мне позвонила мать, десять лет не дававшая ничего о себе знать, и истерически, на грани нервного срыва умоляла забрать это «исчастие ада» из их дома. Заочное знакомство с сестрой началось весьма колоритно.
Я узнал немного – только то, что в шесть лет она чуть не умерла и после этого изменилась до неузнаваемости, что она до сих пор выглядит, как шестилетняя, и что родители четыре года терпели это существо рядом, смертельно его боясь и больше не выдержав. Видимо, вспомнили, что у них существует сын и решили спихнуть ад на него. Больше мне ничего не сказали, боясь, что я испугаюсь.
Они привезли её ко мне, ссадили с машины и тут же газанули прочь. Она медленно брела ко мне, неся в маленьких ручках чемоданчик, а мне было до смерти интересно – что же в этом ребёнке такого страшного? Когда она приблизилась и подняла на меня совершенно прозрачные глаза, в которых еле-еле проблёскивал намёк на светло-голубую радужку глаза и зрачок светло-синего цвета, я понял, что они нашли меня.
Они, от которых я начал прятаться с тех самых пор, как перестал их видеть, от которых теперь бежал по лестницам через две ступеньки и запирался за дверью собственной квартиры, которые упорно преследовали меня по лабиринтам города, хоть я и стал слепым на потусторонний мир, из-за которых я путал следы, играл в северо-западный проход, идя к знакомым местам каждый раз новыми путями, и шёл через тёмные проходы между домами.
Чудеса всё равно нашли меня и смотрели на меня глазами шестилетней девочки, в которых не было ничего человеческого, лишь струящаяся вода и кусочки цветного льда.
Она молчала, бродила по моей квартире босиком, завернувшись в голубой плед, сидела на подоконниках, рисовала тонкими бледными пальцами на стекле какие-то завитушки и пила холодный чай. У неё была тонкая, полупрозрачная, нестерпимо бледная кожа, ледяные пальцы, под которыми не таял снег, по которому она рисовала на стекле, прямые серебристые волосы до пояса, на её шее не билась жилка и изо рта не вылетали облачка пара на морозе. Мы жили в одной квартире, но почти не встречались в пространстве одной комнаты, кухни и коридора.
Мы пересеклись всего лишь раз третий за месяц совместного пребывания в доме – она как всегда сидела на подоконнике в неизменном пледе и пила чай, а я мыл посуду.
- Ты потерял свою Тень, - неожиданно раздался в кухне тихий голос.
Я обернулся. Чашка выскользнула из рук и разбилась на тысячи кусочков, ужаливших меня по босым ногам, а я смотрел на повернувшуюся ко мне шестилетнюю малышку, впервые заговорившую. Голосом двадцатилетней девушки.
Она отхлебнула ещё чаю.
- Поэтому ты больше ничего и не видишь. А твоя младшая сестрёнка действительно умерла в шесть лет, ты не знал её никогда.
- А ты тогда кто? – вырвалось у меня.
Она оказалась заблудшим в этом мире духом, приблудшей душой без тела, которых в этом мире пруд пруди. Кому-то повезло выцарапать тело, кто-то ругается с сознанием своего соседа, а другие так и мотаются по миру в обличие бесплотных теней. Ей казалось забавным бродить в теле шестилетней малышки и смотреть, как бы она выглядела в мире людей, но она не росла.
- Иди сюда, - попросила она, закончив краткую биографию, и спрыгнула с подоконника.
Было невыносимо странно слышать этот голос, звучащий из уст шестилетнего ребёнка.
- Зачем?
- Тень попробую твою выцарапать…
У неё получилось – перед глазами снова забегали ленточки энергии, оплетающей мир, людей окружил сияющий кокон, и я снова увидел улыбку ветра. Правда она оцепенела на три дня, но потом очнулась.
Рядом со мной теперь по улицам бродил дух, которого я хотя бы ради приличия заворачивал в тёплую одежду, хотя эти существа никогда не мёрзли. Люди удивлённо оборачивались на её серебристые волосы, а она сидела на чёрном заборчике и, чуть склонив голову, внимательно смотрела на почерневшее дерево. Я сидел поодаль и курил, не мешая ей вести одним духам понятный разговор с природой.
А ещё она слышала Это.
- Ты же слышишь, да? – она дергала меня за рукав куртки, когда никого не было рядом, и тревожно прислушивалась к звону ключей, который всегда слышался, когда спускался большой лифт.
- Не слышу я ничего, - отнекивался я, а она осуждающе смотрела на меня, что выглядело ужасающе, не смотря на то, что она казалась шестилетней девочкой.
В какой-то момент она не выдержала, и, когда мы поднимались вверх и звон раздался совсем уж явственно, она ударила кулачком по кнопке лифта. Жалобно скрипнув, лифт остановился, а она коснулась рукой его дверей, которые немедленно открылись. По кабине разлилось серебряное сияние, мне пришлось крепко зажмуриться, чтобы не ослепнуть, а потом до меня донёсся знакомый звон, и лифт снова тронулся вверх. Я открыл глаза. Она разглядывала мерцающий полупрозрачный серебряный ключик на своей ладони.
А потом в наш дом пришёл он – Ключник, усмехающийся одним кончиком губ и глазами, постоянно меняющими цвет.
Она вложила ключик в его раскрытую ладонь.
- Кто из наших сейчас фактически умирает от невозможности попасть домой? Ему и отдай, - коротко попросила она.
- Ты же столько лет умирала здесь, про последние четыре года я вообще молчу, что изменилось за последний месяц?
Она кивнула на меня.
- Я с ним останусь.
- Вот оно как, - усмехнулся Ключник, ехидно посматривая на меня. – Ну, ты знаешь, чем это чревато.
Она пожала плечами.
- Подарок тебе сделать?
- Они у тебя специфические, но почему бы и нет.
- Расти теперь будешь. Тебе теперь… хм… двадцать шесть. Как и ему.
Ключник исчез, а я свалился со стула, потому что бывшая шестилетняя малышка, уже двадцатишестилетняя девушка, пыталась разглядеть себя в зеркало, в котором в упор не отражалась.
- И насколько ты мне не младшая не сестра? – поинтересовался я, когда она, смеясь, помогла мне встать.
- Я тебя старше лет эдак на двадцать. Тысяч.
- И чем грозит то, что ты остаёшься здесь?
- Очеловечусь, - просто сказала она, проводя холодными пальцами по моей щеке.
Кажется, они стали чуть теплее.