***

В Мадриде – туман

                Анатолий Орлов 2

Романтика воздушных полетов всегда таила в себе опасность для жизни. Составной частью успеха стала высокая организация рабочего процесса и ответственность за исход.
Тяжелый Ил-62 под флагом авиакомпании «Кубана» натужно ревет турбинами, медленно ускоряясь, упорно приближается к невидимому рубежу Рока. Еще быстрее кончается бетонка аэродрома Хосе Марти.
Штурман по переговорному каналу отмечает динамику разбега самолета:
- Половина полосы!.. Скорость принятия решения!
Командир корабля отбрасывает какие либо сомнения, оставляя один вариант действия:
- Взлет продолжаем! – Это – решение!..
Все! Уже ничего нельзя повернуть вспять, исправить…Только – вперед! В другое измерение! В полет к Истине!

Лев Назаров упорно продолжает вбивать «горячие гвозди» в сознание членов экипажа:
- До конца полосы – 500 метров! Скорость 280!
 Еще 8 секунд и сразу же за взлетной полосой стоит гряда пальм с бесстыдно обнаженными стволами. Их кроны в 50-е годы пытались рубить своими винтами самолеты Ту-114 перегруженные керосином в дополнительных баках для полета по северному маршруту в Москву.
- Скорость отрыва!
Самолет, словно одумавшись от команды штурмана, почувствовав твердую руку пилотов, перестал цепляться за стыки бетонных плит и нехотя «завис» на малой высоте. Напряженная тишина в кабине. Даже муха, пытавшаяся спрятаться от жары в прохладе вентиляторов, вдруг ошалела и притихла в уголке лобового стекла. Каждый член экипажа в подсознании внутренней энергетикой пытался помощь лайнеру.
- Давай-давай, родимый! Иди в набор – там полегче будет твоим турбинам! – человек и самолет едины в своем желании.
Медленно идет разгон скорости и набор высоты. Внизу промелькнули, отчаянно мотавшие своими космами крон, пальмы.

Через 25 минут контрольный пункт Варадеро прошли на заданной высоте. Заходящее солнце бросило вслед самолету прощальные лучи и скрылось в водах Карибского моря. Впереди по курсу светится город Нассау – столица Багам. Слева полыхает неоном побережье Флориды. Ночная темнота принесла с востока спокойствие и умиротворение. Обожравшиеся на взлете и наборе высоты керосином турбины чувствительно облегчили самолет и теперь мирно урчали, как насытившиеся антилопой леопарды.
Мозговой центр лайнера – экипаж работает по своей программе. Стюардесса Куки угостила ароматным густым кубинским кофе и взяла у штурмана палетку с расчетными данными для информации пассажиров. Пилот Николай Гуреев и инженер Павел Крылов спешат, пока спокойно, заполнить свои оперативные документы. Радист Иван Петрович Лазуткин щелкает тумблерами и бубнит в свой микрофон, поддерживая радиосвязь с Нью-Йорком. Радиоэфир забит какофонией голосов. Вот впечатление: такой хор невидимых голосов, а ты  одинок в стихии.
 Атлантика необъятно громадна, но воздушное движение над ней интенсивно, как над Европой. Самолеты на встречном или пересекающемся курсах обозначают свою стремительность проблесковыми маячками. Фронтальные грозы, отказ двигателя создают проблему для изменения высоты полета.

«Проткнули» сторону таинственного треугольника и держали курс на его главный привод – Бермуды.
Все бы ничего, но информация Льва Назарова не радует экипаж:
- Встречный ветер отнимает 100 километров скорости. Время полета до Мадрида вместо 9 часов может увеличиться до 10-ти.
- Ну, Лева, нам еще 9 часов лета, а ты уже вносишь коррективы.
- Что поделаешь, – Атлантика непредсказуема.
Пролетели Бермуды траверзом с курсом на Азорские острова. Павел Крылов, заглядывая в свой инженерный журнал дальности, чаще начинает пощелкивать переключателями, проверяя наличие керосина по бакам.
- Что, Павел?
- Керосин-то быстро убывает.
- Так летим же.
Прошло 6 часов полета. Снова пересекли атмосферный фронт. Поболтало. Облачность огрызалась частыми молниями. Наиболее «свирепые» грозовые очаги обошли стороной. Это лишний расход топлива.

Семь с половиной часов полета. Перед Санта-Марией, аэродромом на Азорах, где можно произвести посадку в неотложном случае, члены экипажа берутся за навигационную линейку, рассчитывая наиболее возможный остаток топлива в Мадриде.
- Получается впритык.
Командир Владимир Федорович анализирует обстановку:
- Прогноз погоды по Мадриду соответствует посадочному минимуму экипажа. Продолжаем полет по плану. Запасной аэродром – Лиссабон. Уход с точки возврата.
Полет продолжается, пока штурман не докладывает:
- Точка возврата!
 Радист информирует:
- В Мадриде видимость 5 километров, ясно. В Лиссабоне погода хорошая. В Севилье – видимость 4 километра.
Момент принятия решения. Решения четкого, не оставляющего места сомнениям, альтернативе. Твердый уверенный голос Владимира Федоровича отрубает все другие варианты кроме одного единственного, выверенного анализом воздушной обстановки, погодных условий, возможностей самолета и экипажа и опыта экипажа.

- Курс – Мадрид! Когда снижение?
- Через 20 минут.
- Приступаем к снижению!
- В Мадриде видимость 5 километров, прогноз устойчивый, - Иван Петрович внимателен.
После перехода на связь с диспетчером посадки аэродрома Барахас (Мадрид) на высоте 600 метров доложили о входе в облака. Диспетчер разрешил заход на посадку. Экипаж постоянно запрашивает свое удаление до полосы. Диспетчер молчит. На высоте принятия решения 80 метров земли не видно.
Командир дает команду:
- Уходим на второй круг!
 Взревели турбины на максимальном режиме. Бортрадист доложил диспетчеру о повторном заходе. Вот только сейчас диспетчер выходит на связь и информирует:
- Видимость на полосе ниже государственного минимума. Летите в Севилью. Там хорошая погода.
- Вы же давали пять минут назад видимость 5 километров!
- Условия изменились.
Условия стали меняться и в пилотской кабине. Нарастало напряжение. Какое принять решение? Дефицит времени! Секунды решают все!
- Набираем высоту 4500 метров!
- Разрешаю. В Севилье видимость 3 километра, - подтверждает диспетчер и переводит на связь с Севильей.
Диспетчер Севильи при первой же связи сообщает, что видимость на полосе 200 метров.
- Что происходит?!

Голова командира, его мозг работают со скоростью новейшего компьютера в режиме поиска верного решения: «Экипаж в Севилье не был. Аэродром не знаком. Как работает курсо-глиссадная система – неизвестно. Посадочная полоса имеет переменную ширину, иногда сужаясь до 40 метров».
Ужов командует:
- Возвращаемся в Барахас! Выбор у нас один – произвести посадку!
.Нередко внезапно возникающие ситуации парализуют волю слабых людей. Но не опытных пилотов. Чувство опасности мобилизует внутренние силы организма. Сердце мерно качает кровь. Адреналин делает сознание ясным. Скрытая энергия вступает в активную фазу.

Диспетчер посадки Барахаса дает нестандартную информацию: «Погода ниже государственного минимума!» - так заедало старый советский патефон. И все! Ни рекомендации, ни разрешения, ни запрещения. Вообще-то, по правилам ИКАО капитан сам принимает решение. Но и служба движения не освобождается от помощи экипажу, попавшему в экстремальные условия. Экипаж докладывает о решении произвести посадку на аэродроме Барахас. На настойчивые требования сообщить фактическую видимость диспетчер не реагирует и отвечает:
- Условия погоды ниже государственного минимума.
- Парни! Это похоже на провокацию. Нас подставляют.
- Будем садиться!
Керосина в баках после неудачного захода повторить попытку не хватит. Только посадка! Только жизнь! Жизнь 130-ти пассажиров и 30-ти детей пятилетнего возраста!
В пилотской кабине идет напряженная работа. Второй пилот Николай Гуреев четко пилотирует самолет, выдерживая параметры снижения и курса. Ярко красные лампочки минимального остатка топлива в баках не выбивают из режима контроля работы двигателей бортинженера Павла Крылова. Спокойный анализ навигационной обстановки, четкие коррективы по курсу и удалению, скорости и высоте штурмана Льва Назарова спокойны и своевременны.

Это не высокопарность, это реалии работы экипажей Аэрофлота, когда воля и профессионализм командира корабля формируют алгоритм и мобилизуют всех членов экипажа в один процессорный блок.
Самолет продолжает свой опасный, но необходимый десяткам людей полет в тумане. Скорость полета 280 километров в час. Это 80 метров в секунду! Вертикальная скорость снижения – 5 метров в секунду.
- Высота 100 метров! Земли не видно! – Лев Назаров.
- Высота принятия решения!- он же.
- Продолжаем заход! – командир корабля.
- Высота 70 метров! 60! 50! – земли и огней подхода не видно!
Представить трудно такие условия полета, такой заход, такую ответственность командира и экипажа, когда за одну секунду лайнер пролетает 80 метров и теряет 5 метров высоты. Разящий удар боксера – 0,2 секунды! А самолет за этот миг уже пролетел 16 метров. Какая скорость мышления и работы сознания?! Права на ошибку даже в 0,2 секунды по времени нет!
На высоте 25 метров мелькнули зеленые входные фонари:
- Полоса прямо по курсу! Высота 20 метров!
- Садимся! - и команды:
 - Всем малый (режим)!
- Касание! – фиксирует штурман.
- Перекладка! – створки-ковши реверсивного устройства мягко толкнули экипаж по инерции вперед.
- Реверс! – мощно взревев, выходя на режим обратной тяги, двигатели быстро гасят поступательную скорость. Командир боковым зрением видит ограничительные огни полосы. Направление движения самолета выдерживается по приборам. Только под носом самолета просматриваются бетонные плиты посадочной полосы.
- Перекресток полос! – докладывает Лев Назаров. И тут же вдруг «вырубается» все освещение взлетно-посадочных полос. Самолет замедляет движение под рев турбин на обратной тяге. В тумане иногда приоткрывается бетонка метров на 100-120. Остановились. Нервно-эмоциональное напряжение, физически ощутимое, сейчас снимается нарочито спокойными движениями членов экипажа.

Диспетчер молчит, явно пораженный уверенным заходом и посадкой в такой ситуации советского экипажа. Тишина в кабине. Какая звонкая тишина!
Твердый голос командира в эфире вернул всех участников события в действительность:
- Прошу выслать автомашину-лидера для сопровождения на перрон!

Что же произошло? Можно выдвигать любые версии. Можно обвинить экипаж за нарушение минимума. Но истина воплощается только в жизнь.
Это был конец 1972 года. Генералиссимус Франко еще у власти. Представитель «Кубаны» в Мадриде Родригес всегда встречал советские экипажи, выполняющие рейсы под флагом Кубы, недружелюбно. Кто он? Явно – не друг СССР. Явно – не сторонник Фиделя Кастро. Как рассказывал позднее стажер кубинского представителя, Родригес задумывал что-то провокационное. Со всего Мадрида в Барахасе было собрано много санитарных машин. Любой промах советского экипажа, любая его ошибка со 170-ю пассажирами с детьми на борту могла вызвать негативный резонанс в мире, нанести урон советско-кубинским отношениям. Советско-испанским – наверняка.

Почему испанский диспетчер не давал значение видимости в конкретных значениях: 100 метров, 200, 300… 500, а нестандартной фразой «Ниже государственного минимума»? Конечно, эта версия трудна для анализа и не отрабатывалась.
 Кого обвинить? Для начальства экипаж всегда рядом!
Владимир Федорович предусмотрел такой вариант и для облегчения разбора полета подготовился. Все полетные документы и метеосводки, прогнозы были собраны. Информация самолетных магнитных самописцев не расходилась с объяснениями членов экипажа.
В Москве труднооспоримость приведенных фактов, документов и настойчивость командира Ужова убедили все комиссии в логичности действий экипажа. Владимир Федорович сумел доказать, что из-за явно не оправдавшегося метеопрогноза, провокационной дезинформации испанского диспетчера экипаж не имел другого выбора. Была борьба за спасение пассажиров. Обвинительную вначале позицию разбирающих удалось изменить фактом высокого профессионализма экипажа, его уверенной и четкой работой на заключительном этапе полета.
Сейчас уже не узнать, была ли ошибка службы контроля Мадрида. Или сговор с представителем «Кубаны»? Кого с кем? И причина?
Воля и стремление к Истине привели к Жизни. Это закон авиации!

Октябрь, 2005 г.