Калейдоскоп страстей. Лысый

«Лысый».

С Лёней я проучился в одном классе все десять лет. Прозвище «Лысый» прилипло к нему где-то в возрасте 11 лет, когда после летних каникул, Леня появился в школе коротко стриженным с абсолютно белыми волосами, выгоревшими под ярким сочинским солнцем за три месяца отдыха на море у любимой бабушки. Первое, что приходило на ум, при взгляде на его крупную, лобастую голову – это слово «белобрысый», которое быстро трансформировалось кем-то из ребят в более удобоваримое – «лысый».
Вне всякого сомнения, Лёня был самым талантливым из нас в части точных наук, и именно поэтому, он без труда сдал в 1967 году вступительные экзамены в МИФИ, при конкурсе более 4-х человек на место. По характеру, Лысый был типичным индивидуалистом, довольно закрытым для общения, предпочитавшим отмалчиваться при всяких шумных спорах, но, безусловно имевшим обо всем свое собственное мнение. Ярким проявлением его характера стал отказ от вступления в комсомол по причине – «не готовности стать пламенным продолжателем идей великого Ленина». Самое смешное, что Лёня умудрился откосить от комсомола и в МИФИ, что давало ему моральное право игнорировать всякие субботники и поездки на картошку. Литературные пристрастия Лысого полностью отвечали его характеру: Достоевский, Фолкнер, Кафка. Причем я на сто процентов уверен, что Леня прочел от корки до корки все собрание сочинений Ф.М. Достоевского и мог свободно по памяти цитировать любимые места из его произведений. Совершенно естественно, что музыку он слушал только классическую (Моцарт, Вивальди, Брамс) и еженедельно посещал с родителями по абонементу музыкальные вечера в зале Чайковского. Пишу эти строки, и получается портрет идеального молодого человека, умницы, интеллектуала и интеллигента в десятом поколении. Все так, если бы не одно но. Леня был подвержен двум страстям – картам и алкоголю.
Карты в моей жизни появились в шестом классе, когда практически все приятели одноклассники стали собираться после уроков у Пашки, жившего в так называемом «профессорском» доме, соседнем с нашей школой №150. Кстати, Лысый тоже жил в сталинском доме, рядом с территорией школы, только с другой стороны, ближе по Ленинградскому проспекту к метро Аэропорт.
Мать Пашки часто лежала в больнице (по-моему, спустя год она умерла), а отец находился в постоянных командировках. Поэтому большая комната его квартиры была в полном нашем распоряжении, и мы устраивали там настоящие карточные баталии. Первое время предпочтение отдавалось «очку» и «секке», а в седьмом классе мы уже плотно подсели на покер. Играли исключительно на деньги со ставкой одна копейка и максимальным подъемом в пять копеек. Вспоминаю эти игры и прихожу к выводу, что карты удивительно демократичная вещь, способная собрать за одним столом второгодников и отличников, примерных учеников и хулиганов, интеллектуалов и полных балбесов. За Пашкиным столом мы все становились, равны перед фортуной и уже было неважно, кто ты и каков твой социальный статус: будь ты Саркисяном из семьи профессора математики или же Заворуевым из деревянного барака в Эльдорадовском переулке. Лысый был одним из самых желанных для всех игроков, поскольку всегда имел в кармане пару полновесных рублей, в отличие от большинства, располагавшего 15-20 копейками на школьный завтрак. По идее, Лёня со своими математическими способностями и отличной памятью должен был ходить в постоянных победителях. Однако неуемный азарт вечно играл с ним злую шутку и Лысый чаще уходил из-за стола с похудевшим кошельком, чем с ощутимым выигрышем. Позже, уже в старших классах, появился «Кинг», а потом и преферанс, тем не менее, Лысый так и остался приверженцем карточных игр с быстрым конечным результатом. Во всем этом я убедился в студенческие годы, когда мы с Леней, совершенно неожиданно, стали закадычными приятелями и встречались у него дома по несколько раз в неделю, несмотря на то, что к тому времени его семья переехала в кооперативную трехкомнатную квартиру на Водном стадионе. Довольно дальние поездки к нему домой были обусловлены строгими правилами, которые Лысый разработал для себя и всегда придерживался во время нашего общения. Первое правило гласило – любые карточные игры на деньги проходят только в интерьерах его собственной квартиры. Второе – употребление алкогольных напитков осуществляется в хороших ресторанах, за правильно сервированным столом, дома и, в виде исключения, в гостях. В последнем случае, алкоголь приобретался собственноручно и выпивался за общим столом. Конечно, если прочие гости просили налить из его бутылки, Лысый подчинялся, но показывал всем своим видом, что это действие не доставляет ему удовольствия. Вот так, незаметно, я и подобрался ко второй страсти нашего героя – алкоголю.
Лёня, как подлинный эстет, из всех напитков предпочитал: трехзвездный коньяк армянского разлива и хорошие грузинские вина типа - «Ахашени». «Чхавери», «Твиши». Конечно, в случае их отсутствия, для Лысого вступал в силу принцип латиноамериканской мартышки, которая ничего не ест кроме бананов, а когда нет бананов – жрет абсолютно все! Лёня по складу характера и поведению был достаточно флегматичным человеком, и выпитый алкоголь делал его движения еще более замедленными, и умиротворенными. Вспоминая наши приключения, я вдруг понял, что он внес для меня свежую струю в достаточно банальную, хотя и очень популярную в России, тему пьянства и его последствий.
Самое смешное то, что инициатором наших совместных попоек чаще всего выступал я и мы, как правило, гуляли у моих институтских приятелей или, даже, у приятелей этих приятелей. О его друзьях я знал только то, что в его группе учился мастер спорта по хоккею с мячом, который внес в наш лексикон две изумительных фразы. «Ночью стакан звенел» - это необходимая преамбула, перед неожиданным предложением завалиться немедленно в кабак. «На старые грибы легло» - это уже коронная реплика Лёни, когда после ста граммов коньяка, он вдруг становился пьяным в полный хлам. Интересно, что пьяным до изумления, он становился абсолютно всегда, просто для достижения этого заветного для него состояния требовались различные временные отрезки  и доза принятого на грудь спиртного. Независимо от степени отключки, мозг Лени всегда четко моделировал его дальнейшее поведение. Если бухали в ресторане, то после десерта и мороженного, Лысый прямиком направлялся в туалет для того, чтобы от души поблевать на дорожку. Горе было тому, кто случайно оказывался на его пути. Именно так случилось августовским вечером 1971 года в ресторане Арагви, когда представительный армянин замешкался в дверях при входе в туалет и Леонид незамедлительно наказал нерасторопного, вывалив на его белый пиджак две порции мороженного и половину не переваренного цыпленка табака. Кстати, после этого случая, я зарекся ходить с ним вдвоем в рестораны.
 Схема поведения Лёни при застолье у кого-нибудь на квартире была совершенно другой. В какой-то момент он молча вставал из-за стола и шёл в хозяйскую ванную комнату, где запирался на задвижку и, раздевшись до гола, начинал принимать, как белый человек, теплую ванну. Всякие попытки изъять его оттуда, поскольку все гости уже разошлись, Леня пресекал, просунув под дверь красный червонец, за доставленное беспокойство, и продолжал водные процедуры до полного протрезвления. В принципе, у себя дома, Лысый не изменял выше описанной процедуре, только несколько упрощал ее: не закрывал дверь в ванную комнату и не раздевался, а просто ложился в костюме и галстуке в теплую, благодатную воду.
Казалось, что эта фантасмагория будет происходить с моим приятелем всегда. Однако, осенью 1973 года (через три месяца после моей свадьбы), он женился на моей соседке по школьной парте – тихой, симпатичной и скромной Татьяне, которая быстро превратила Лысого в заботливого мужа и затем и отца двоих сыновей. Тем не менее, речь не шла ни о каком сухом законе и мы часто с супругами ходили в рестораны и устраивали домашние праздники. Последний раз мы с женой гуляли у них в 1989 году на сорокалетии Леонида, после почти пятилетнего нашего пребывания в загранкомандировке. За годы моего отсутствия, Леня здорово погрузнел и стал напоминать конную статую Александра III. Почти готовую диссертацию он решил не защищать и продолжал работать в ЦКБ «Алмаз», проводя три недели каждого месяца на полигоне в Подмосковье, что позволяло ему, помимо зарплаты, получать очень приличные командировочные. По его же словам, на объекте народ пил водку и рубился в шахматы, а достойные карточные партнеры просто отсутствовали.
Началась перестройка, и жизнь совсем развела нас. Казалось бы – возьми и набери телефон старого приятеля, поинтересуйся – как у него дела? Но нет, не звонишь. Наверное, потому, что знаешь наперед содержание разговора: дети, внуки, работа, здоровье, машина, дача.  А может позвонить? Все-таки Леонид был одним из самых неординарных людей встретившихся на моем жизненном пути. Но стакан по ночам упорно молчит и больше, наверное, никогда не зазвенит…«ЧП»


Рецензии