Возвращение
К лету сорок пятого послевоенного ... эшелоны товарных поездов всё чаще прибывали переполненными фронтовиками. Станция Манкент – железнодорожный узел райцентра всё чаще гудела радостью 0прибывающих с фронта солдат в родные селения и люди съезжались со всех сторон в надежде встретить кого-то из родных и близких.
Привокзальная площадь (если можно было так назвать прилегающий к территории станции пустырь) заполнялась телегами и прочими повозками, способными везти людей и разный скарб привезенный солдатами с войны в качестве трофея.
Мы ждали деда. На двоих из его сыновей пришли похоронки, но надежда теплилась: а вдруг ...
И вот наконец-то этот день настал. Вернее – ночь. Бестарка в одну ослиную силу, в ряду других повозок, потрясывалась на гравийной дороге, нагруженная дедовским трофеем: котомками; рулонами; узлами ...
Сверху на этом завоёванном богатстве восседал я, пятилетний мальчишка, ещё плохо понимающий что к чему.
Дед, истискав до слёз, усадил меня на транспортное средство, а сам, сопровождаемый многочисленной роднёй и односельчанами, шёл рядом с повозкой, увлечённый долгожданным трёпом обо всём ...
Тут же, на телеге, был организован импровизированный стол с закусками, вином и четвертью кумышки* – первача для долгожданных, выживших на фронте мужиков.
- Теперь на славу заживём – у каждого идущего табором теплилась думка – мужик вернулся, зацветут дела, случилась всё-таки победа долгожданная. Случилась! Под Сталином живём, а он пропасть не даст. Такую силищу угрохали! А уж в миру - то ...
Повозок двадцать набралось со всей округи. Из них почти две трети тарахтели по булыжнику впустую ... Люди заранее пытались узнать на станции когда очередной состав прибудет из Германщины и с явною надеждой отправлялись каждый раз встречать демобилизованных солдат. И был счастливым день когда хоть кого-то из сельчан возвращался на родину. Демобилизованная братия, в своём подвеселевшем большинстве, на каждой станции на волю выпускала однополчан под добрый хохот, сердечные пожелания и привезенное встречающими вино.
Как по реке плыла толпа, двигаясь в направлении своих посёлков. На каждом ответвлении дороги устраивались прощальные попойки с сердечными пожеланиями до новых встреч.
Моя бабка, в то время сорока пяти летняя Нионила Филипповна, почти всю дорогу от станции до дома выписывала кренделя, потрясывая справным задом, выплёскивая свою радость в лунную ночь.
- Угомонись ты, Нилка, тебе ишо плясать да плясать сёдни под Серёгой, уж он – то тебя отъездить за всю отлучку ... – увещевал счастливую бабку Потапыч, сосед по двору, постукивая своей деревянной культёй по гравийной дороге .
- Тьфу, дурак, - с хохотом возмущалась ещё не старая женщина – молодых бы постеснялся, Ирод. Стучишь культёю, вото и стучи, охальник.
Потапыч уже как пару лет вернулся с фронта, оторвало бедняге осколком по самое колено ногу, да слава Богу, сам остался жив. А вот на двух сынов ... На старшего уже в конце войны из Праги похоронка пришла ... двадцать пять едва стукнуло. Младшенького под Кенигсбергом ... без вести пропал ... небось бомбой накрыло. Не верится отцу ... и шастает теперь Потапыч , ещё мужик в соку, на станцию с односельчанами ... а вдруг ...
Сергей Михайлович с годами лет под пятьдесят был дедом по существу. Я! наградил его почётным титулом поскольку был первенцем из внуков. Да и сестрёнка-трёхлетка укрепила его в этом звании. Отец наш армию прошёл, но трудовую. Не взяли на войну по состоянию ... Он средним был среди троих сынов у деда. И старшему пришлось повоевать лишь полтора года. Вернулся с прострелянным лёгким и продолжил службу начальником районного радиоузла, откуда был призван ... А вот последнему Василию и семнадцати не исполнилось когда добровольцами с соседским пацаном Антоном укатили ... Последнюю весточку от младшего Нионила из-под Курска получила.
Рассказывала бабка, что я, родившийся полу годом раньше до войны, последнюю ночь перед уходом дяди Васи , по его просьбе спал с ним. Моя мама Клавдия Фёдоровна , ну, попрощаться как бы, разрешила деверю, так тот во сне, подвыпивший, чуть не задавил меня ... так рассказывали. Заорал я во время.
Дорога тянулась между мелких сопок у подножья отрогов Тянь–Шаньских гор и полупьяная компания , сопровождаемая полной луной, то скучивалась у одной из неторопливо ползущих телег, дабы продозировать очередную остановку, то запускала песню в предрассветную сверчковую звень.
Я в полусне, пригревшись среди баулов, хорьком выглядывал со своего гнезда, улавливая обрывки фраз из общих разговоров.
Я понимал, что закончилась война и этому все рады. А вот представлялась война лишь из детских игр ...
Я видел радость шедших во хмелю и ощущал, что это счастье. Рассвет застал толпу уже перед селом. Туннель под железнодорожным полотном впускал идущих в свои дома из военного ада в будущую жизнь, ещё не ведомую, но желанную.
Уже коров хозяйки выпроваживали со дворов в стадо, по хозяйству неспешно колготились мужики и, ощущая чью-то радость в новом дне, выплывали навстречу шествующей компании.
Село гудело ульем. Последний эшелон вернул в село двоих. Сергей и Пётр воевали врозь, а вот победу обрели вместе.
Повозка в окружении родных и близких под радостные возгласы и слёзы вползла во двор.
О, Господи, ... злобный пёс Гурон, ещё до войны приобретённый дедом Сергеем у друзей чабанов, взорвался визгом: не лаял пёс; стелился перед дедом ... И дед к нему рванулся ... Мялись, словно детвора ...
- Вишь, зараза, не забыл – талдычил дед, утопая в объятиях Гурона ...
*кумышка - самогонка.
10.07.2009.
Свидетельство о публикации №209102100062