Многоугольный Париж

Многоугольный Париж
Уверена, на свете мало просвещенных женщин, которые бы не хотели в Париж. Мне в далеком девяносто шестом году об этом говорил швейцарец Дазен - сотрудник фирмы Фриза, где я работала одно время. В ответ на мои заявления типа: «Пари ма рев!». (Вычитала, в разговорнике, что это должно означать: «Париж – моя мечта»). Дазен, показывая в ухмылке свои кривые и прокуренные зубы, цедил:
- Моя жена тоже хочет в Париж.
- Ей-то что хотеть? Села в поезд или автомобиль да поезжай! Швейцария – рядом с Францией. Это всё равно, как мне до Москвы из Питера доехать,- удивлялась я.
- Она была там множество раз, и всё равно хочет вновь, потому что она – женщина.

Ромка с Мишкой, наши молодые приколисты, повесили в офисе сделанный на скорую руку коллаж, где я была изображена на фоне Эйфелевой башни. Этот рисунок был необычайно популярен во "Фризе". Надо мной подтрунивал даже лишённый чувства юмора Жан-Клод. А сколько раз мои друзья меня донимали известной шуткой: «Я опять хочу в Париж. А что, уже была? Да нет, уже хотела». Когда родилась эта мечта – побывать в Париже, я не помню, могу только предположить, что в советские времена, когда, став доцентом, что по советским меркам было очень даже доходно, и, почувствовав себя богатой, я захотела одновременно иметь шубу и побывать в Париже. Если учесть, что шуб в то время в продаже не было, а для того, чтобы побывать в Париже, надо быть, как минимум, дипломатом или, на худой конец, Пугачевой, то становится понятным, что «сбыча мечт» была задачей мало реальной.

А вот свершилось! Спустя десять лет после покупки шубы, когда она (ШУБА) уже стала мало походить на мечту и до чёртиков надоела, я наконец-то побывала в Париже. Дочь Маринка путёвку подарила: «Мама, зачем тебе этот юбилей? Поезжай лучше в Париж!»
Я очень волновалась перед встречей с Парижем. А вдруг обманет? Честно говоря, когда после безликого пригорода, отделявшего аэропорт от центра, попала на узкие улочки старого города, заполненные чёрно-жёлтым народом, и забралась по узюсенькой лесенке на воспетые романистами парижские мансарды, в свой номер, статус которого оценивался в +2 звезды (за что «две» понятно, а вот за что плюс добавили, так и осталось загадкой»), стало мне как-то не по себе от такой «встречи» с мечтой. Загрустила и как эколог, когда, пробираясь в туннелях узких парижских улиц к Опере, где была назначена встреча группы, задыхалась от выхлопных газов автомобилей, которые каким–то чудом протискивались между двух таких же узких как и мостовая, тротуаров.

Странно, но в тот первый поход я нашла Оперу сразу. Это потом, для того, чтобы найти её или любой другой отмеченный на карте пункт, я, тупо налюбовавшись картой города, где названия без лупы не прочесть, кидалась к прохожим и на плохом франко-англо-немецком с тоской и надеждой произносила ключевые слова «Опера» (с ударением на последнем слоге) или «Лувр». Это потом, чертыхаясь, я пыталась доехать до этой самой «Опера» на метро, и исчезала на часы, время от времени выскакивая на поверхность, чтобы сориентироваться на местности. А тогда  -в первый раз дошла быстро, с удивлением считая углы парижских перекрестков. У нас в Петербурге есть заметное место, которое называют площадь «Пяти углов», т.е. на этой странной площади встречаются одновременно не четыре, а пять улиц. О том, что в Париже все площади многоугольные, я не знала. Да что там пять углов? А двенадцать, как у Триумфальной арки, не хотите?

Если и есть у меня собственная гордость, так это ориентирование в чужих городах. До встречи с Парижем я была уверена, что внутри у меня есть своеобразный гироскоп, который даёт возможность правильно находить направление. Оказывается, мой «встроенный» прибор хорош только в правильных городах, а Париж оказался неправильным. Не идут там с «севера на юг «авеню», а с запада на восток – «стриты». Тут нет вообще параллельных и перпендикулярных улиц, все под углом да наискосок, да лучами. Создаётся впечатление, что город строился по вдохновению. Протоптали древние французы тропинки в поле, кому куда надо, вот и получилась паутина, сотканная из множества тропинок и дорожек, направленных вроде и туда, куда надо, но все сикось-накось. Потом вдоль этих тропинок построили здания и получились площади многих углов и разноугольные дома.В связи с такой планировкой много в Париже домов, расширяющихся от размеров комнаты до размеров квартала. Немало домов, которые представляют собой треугольные строения, стоящие вдоль трёх улиц с внутренним двориком, через который не пройдёшь: итак всё сокращено до предела. Одни гипотенузы, вдоль которых, как известно, ближе, чем вдоль двух катетов. Промажешь и нырнешь в не тот уголок, и вроде мал он, да выведет за полкилометра от назначенной цели.

Еще сразу бросается в глаза одноцветность домов. Париж весь бежевый, так как построен из известняка, который добывают тут же из горы Монмартр. Странно, что, за века строительства, гора всё также возвышается над городом, а мир знает её не по собственным, внутренним, заслугам, а как место тусовки художников.
Со строительным материалом Парижу явно повезло: и везти недалеко, известняк хорошо обрабатывается, но, самое главное, не надо штукатурить: пыль и даже грязь с него запросто смывается дождями. Не материал, а сказка! Вот и стоит всем на зависть известняковый Париж однотонный и всегда чистый.

Что ещё удивляет в Париже, так это малая толика старинных зданий. Это вам не Рим, где века и тысячелетия смотрят почти с каждой стены. Париж не то чтобы молод, а в полном  расцвете сил. Французы не носятся с ветхостью, как с писаной торбой, а непрерывно перестраивают всё, что, на их взгляд, отслужило свой век. Вот, например, Лувр строился и достраивался четыре века. Лувром в том виде, в котором он дошёл до нас, не успел полюбоваться ни один из королей, так как к концу долгостроя, грянула революция, а там уже и республика подоспела. Ни та, ни другая Лувр не пощадила. Революция, понятное дело, разграбила Лувр, а Республика, уже, кажется, Пятая или Шестая по счёту, не оставляет его своим вниманием до сих пор.

Это в Питере спорят до хрипоты: можно ли снести то или иное здание, мимо которого то ли проходил кто-то из великих, то ли чайку заходил к другу попить? Во Франции, похоже, архитектурная вольница. При президенте Ф.Миттеране для обустройства входа в музей во дворе Лувра соорудили стеклянную пирамиду, а под дворцом в одном месте расположили огромный супермаркет. Новое стеклянное сооружение занятное с виду, но во дворе величественного Лувра смотрится, как бикини среди фраков. Красиво, но, на мой взгляд, совершенно не к месту.

Ещё радикальнее перестроил Париж Наполеон III, при котором в XIX веке в самом центре города был снесён огромный старый город и выстроен новый, с красавцами-домами, возведёнными по проекту архитектора Xаусмана. С этого момента в Париже началась эра типового строительства. Эти дома называются хаусманами, видимо по примеру их наши новостройки шестидесятых именуют "хрущевками". Правда, наши убогие хрущобы радовали разве что только самим фактом появления массового жилья, а сейчас, спустя полвека, уже пугают своей убогостью и неопрятностью. А вот хаусманы, простояв полтора столетия, выглядят, как новенькие. Несмотря на всё тот же известняк, на практически стандартные пояски балконных решеток из чугунного литья, на одинаковые узкие окна и незыблемую иерархию этажей (первый – под кафе и магазины, второй – для служащих этих заведений, третий – для хозяев, а верхний и мансардный под крышей – для сдачи внаём), эти парижские шестиэтажки смотрятся элегантно и нарядно. Проект типовой, но вряд ли на улицах Парижа можно найти два одинаковых хаусмана.

В центре города эти хаусманы столпились вокруг помпезного здания Оперы. Не покидает ощущение, что это не дома, а приодевшиеся к празднику гости собрались вокруг великолепного праздничного торта. Слово «помпезный» французы переводят как «пожарный», т.е. излишне нарядный (читай: безвкусный). Здание парижской оперы удивительно разное со всех четырёх сторон, и называется по-разному: Опера, Академия музыкальных искусств и ещё как-то. Французы подтрунивают над этим чудаковатым зданием, но любят назначать встречи на его ступенях. Толпится здесь разноцветный и разноязычный мир и большинство туристических маршрутов начинается отсюда. Народ, я бы сказала - человечество, стекается сюда по большим бульварам.

Что в нашем понимании бульвар? Как правило, это широкий проспект с зелёной аллеей посередине и автомобильными трассами по бокам, отделёнными от тротуаров ещё двумя рядами деревьев. Знаменитые парижские бульвары – это практически наши озеленённые улицы. Даже самый широкий из них – Елисейские поля несколько уже многих наших проспектов. Спросите, портит ли это Париж? Нет, ничуть, уютно там. Шагая под ухоженными рядами платанов мимо кафе и кафешек, ресторанов и ресторанчиков (с обязательными столиками на тротуарах), заполненных неторопливой публикой, любой турист, наверное, ловит себя на мысли: вот сел бы здесь, да и сидел до конца своих дней, наблюдая за разноликой и разноголосой толпой нового Вавилона.

Народ  здесь действительно со всего света. Азиатов больше всего. Вот одинаково чистенькие и опрятные японцы, и на их фоне практически не жёлтолицые китайцы. Вьетнамцы с оравой детишек, африканцы и африканки с кучей косичек на голове. Думаешь, что им Париж? Неужели тоже выросли на чтении приключений трёх мушкетеров и Д,Артаньяна? По численности русские туристы на втором месте после азиатов. Со всей матушки России, наскучавшись за железным занавесом, кинулись россияне смотреть Париж. Москвичей больше, но и провинция не отстает. Тут и Поволжье, и Сибирь, и Кубань. Наши одеты во всё светлое, как европейцы конца прошлого века, а Европа ходит в тёмном и невзрачном. Искала украинцев. Нашла только их след: одна полька – продавщица сказала, что бывают, очень красивые – в макияже и на каблуках. Не поняла - издевается или восхищается. Сама же практически перестала краситься, чтобы не выделяться в толпе. Народ, в основной своей массе, стройный. Обрадовалась, увидев впереди двух упитанных дам. Да, они оказались с наших российских просторов.

Американские толстушки, расплывшиеся на генетически модифицированных продуктах, не попадались. Им, наверное, за самолет двойную плату вносить надо, вот и не едут. Француженка-гид поведала, что русские по манере поведения очень похожи на американцев: просты в общении, не зануды, но в отличие от янки более просвещённые. Приятно. Постепенно глаз стал выхватывать из толпы французов. Молодые изящные, узколицые, темноволосые с близко посаженными глазами. Женщины в возрасте - сухонькие и потому морщинистые. Старушки все в шляпках. Пожилые месье напоминают состарившегося Пьера Ришара: худенькие, в седых кудряшках и щетине.

В городе, битком набитом туристами, французы не отмахиваются от гостей, спрашивающих дорогу. Я когда-то выучила 300 французских слов, но основную часть уже забыла, а оставшиеся в памяти слова произносила так, что никто меня не понимал, но пытались понять и помочь абсолютно все. Одна пожилая мадам даже вышла из вагона метро для того, чтобы перевести меня на нужную ветку. Парень проехал со мной целую остановку, чтобы показать, где пересесть. Старушки и старички, увидев туриста, рассматривающего карту, не ворчат как наши: «Понаехали тут», а спрашивают: «Чем могу помочь?».

Особенно умилила дама, моя ровесница, которую я встретила на одной подозрительной улице, где у каждого подъезда ранней ранью стояли женщины, в профессии которых сомневаться не приходилось. Услышав мой вопрос «Лувр?» эта «ночная бабушка» просто расцвела и, энергично размахивая силиконовыми прелестями, очень доходчиво объяснила, как мне выйти из этих лабиринтов на утреннюю экскурсию по Лувру. Приятно, наверное, ей было пообщаться на непрофессиональные темы…

Французы, как все европейцы, одеты просто. Из примет моды – шарф на шее, даже летом. Лет десять назад я отметила шарфы - как модную деталь на замороженных январём швейцарцах, а здесь француженки в конце мая кутаются в шарфы. Значит, всё ещё модно. Говорят, что и сапоги даже летом на пике моды. Видела одну в лёгком платье и растоптанных сапогах типа «казаков». Правда, утверждать, что это француженка, не берусь, так как было это возле Лувра, где французы - не частые посетители. Была и в нашей группе одна «супер» из Воронежа: трико до колен, поверх – защитные шорты, сверху топ на одной лямке, на руке одна сетчатая перчатка, а снизу «казаки». Поинтересовалась у неё: «Не жарко?». «Нет, они продуваются», - ответило это милое создание.

По магазинному ассортименту определила, что сейчас в моде чёрно-белое и фиолетовое. Купила дочке парижские наряды, хотя есть подозрение, что всё французское сейчас шьют в Китае. Принаряженных иностранок видела только в Мулен-Руже. Приоделись они, по всей видимости, даже не в связи с походом с прославленный мюзик-холл, а потому, что во всех туристических проспектах и путёвках всегда указано, какова должна быть форма одежды или сообщается, что в театры и рестораны не пускают в джинсах и кроссовках. Быть нарядным по-европейски - это в платье на бретельках со скромной цепочкой и минимумом помады на губах. Стояли рядом две дамы, вероятно, англичанки, смахивающие, как точно подметил М.Задорнов, одновременно на селёдку и лошадь. Ни бретельки, ни шпильки, ни предвкушения встречи с канканом не превратили их в обаятельных женщин. На лице ни любопытства, ни интереса к происходящему – ничего, кроме холода. Не знаю уж, на кого смахиваем мы, русские, но многие из толпы, валившей с предыдущего представления, именно со мной делились впечатлениями, типа:
- Супер!
- Фантастик!
- Прима!

Они, похоже, были рады, что и я смогу взглянуть на чудо под названием Мулен Руж. Когда подошёл наш сеанс, то ко мне – одинокой русской в этой скучной очереди, кинулись распорядители и, назвав «Олей», за руку потащили вперёд к нашим нарядным и возбуждённым соотечественницам. Осталось загадкой, как французы узнают, что я русская? Видимо мы для них тоже на одно лицо.
 
О Мулен–Руже надо бы в конце. Париж был счастьем, а пик счастья это Мулен-Руж. Яркое, пронзительное и незабываемое зрелище. Дело даже не в броских красочных костюмах, не в обнажённых грудках танцовщиц, бестелесных до безэротичности. Дело даже не в канкане,на наших сценах девчонки тоже неплохо машут ножками. Восторг Мулен-Ружа в редкой гармонии музыки, красок и действа. Гармония эта не случайна. Говорят, что репертуар этого театра за столетие не изменился. Зачем менять, когда ещё не весь мир посмотрел этот спектакль, а на лицах тех, кто смотрит, полное блаженство?.

Сопоставима с этим восторгом только Эйфелева башня - Железная мадемуазель, как её называют французы. Зная башню по картинкам, я считала, что она отличается от железных телевышек только размерами, эдакий  сварной мост, поставленный вертикально. Издали и на многих картинках она так и смотрится. Вопреки есенинскому «лицом к лицу лица не увидать», величие и красоту Эйфелевой башни можно оценить только стоя под кружевами арочных сводов её опор. Между ними мог бы свободно разместиться едва ли не любой из парижских кварталов. Железная паутина башни красива и изящна, как морозный узор на окнах, как знаменитые французские или вологодские кружева. Размеры башни особенно впечатляют, когда, забравшись на верхнюю смотровую площадку, видишь весь Париж с его пригородами. Особенно хороша башня вечером и ночью в лучах подсветки. Остаётся только удивляться, как удалось засветить все её железные нити? Огненное шоу башни, когда по всей её высоте скачут и подмигивают тысячи цветных лампочек, – одно из удивительных зрелищ Парижа. Прекрасен и вид, открывающийся со смотровой площадки башни. Вон там Лувр с парком Риволи, от которого начинаются Елисейские поля, а здесь тонкая ниточка Сены с бесчисленными мостами и картинной галерей Mus;e d'Orsay, где висят полотна знаменитых французских импрессионистов. С другой стороны – Дом инвалидов, напоминающий американский Белый дом, левее площадь Бастилии, с неудачным, на мой взгляд, зданием новой парижской Оперы, на горизонте – башни современного административного центра, который потряс  своими авангардистскими архитектурными формами воображение даже скептически настроенных питерцев.

Когда смотришь на Париж сверху, понимаешь, чем он отличается от наших столиц.  В первую очередь - это плотность застройки и полным отсутствием промышленных зон в черте города. Последний завод – знаменитый «Ситроен» вывели за пределы города совсем недавно. Нет в Париже даже полупромышленных зон, отведённых под тепловые станции, трубы которых возвышаются над всеми нашими городами и совершенно  их не украшают.Отопление у парижан не центральное, а индивидуальное. В каждой квартире работающие на газу котёл и бойлер. Дым отводится в каминные трубы. Гид, отвечая на мой вопрос об отоплении домов,выговорила: «Почему Россия назначает такую большую цену за газ?». Была бы она русской, то, наверное, добавила бы «Просто кошмар!», а так просто поджала губки… Неудобно было объяснять, что мы «слизали» эти цены у Норвегии – давнего поставщика газа в Европу. В то же время высокие цены на топливо приучили парижан к экономии, поэтому зря они отопление не включают, да и улицы, в отличие от нас, наземными теплотрассами и продуваемыми окнами не отапливают. Плотная застройка домов, между которыми нет зазоров, а в домах нет подворотен, а есть чёрные ходы, также способствует энергосбережению.

Благодаря плотной застройке, в пределах первого парижского кольца проживает 2,5 млн. жителей. Именно эта цифра мелькает в сводках статистики. На самом деле, в Париже с пригородами около 14 миллионов человек. Пригороды отличаются от центра большим количеством зелени, а вот видимых границ с основной частью города не имеют. Нет там и жилых высоток. Спальные районы малоэтажны. Типовые постройки очень похожи на наши хрущовки, но только разнообразно раскрашены. Стоимость квадратного метра такого жилья составляет в среднем 4,5 тыс. евро. Максимальны цена в элитном 16 квартале города, где проживают богачи, от 16 тыс. евро за квадратный метр. С виду квартал обычный, просто зелено, чисто и тихо. Чем-то напоминает этот квартал улицы Киева и старой Одессы. Может быть потому, что любили наши предки строить у себя маленький Париж?

Прекрасны известные с детства по мушкетерским фильмам дворцы: Пале-Рояль, Версаль, Фонтенбло. Чтобы оценить их красоту, не стоит сравнивать эти дворцы с резиденциями русских царей. Не забудем, что архитектура наших российских дворцов в основном заимствована, а этих придумана французами. Очень впечатлил рассказ гида о том, что, когда Людовик XIV с досады, что его вороватый министр Фуке построил себе роскошный дворец, решился на строительство собственного дворца в Версале, то он, прежде всего, потребовал, чтобы всё было французским: и архитекторы, и строители, и мебельщики и даже ткачи и кружевницы. Этот указ не только обеспечил национальный колорит дворцу, но и на многие годы дал работу простым парижанам, заложив основы национальных мануфактур. Выражаясь современным языком, Король-Солнце поддержал отечественного производителя. Так, что не только введением моды на парики (из-за врождённой плешивости) и непрерывной сменой фавориток был славен этот король. Он вполне оправдал себя как государственный деятель. Французы говорят о нём с большим уважением, хотя и не забывают позабавить туристов байками о славном семнадцатом веке.

 В ту пору какой-то горе-эскулап порекомендовал французам не мыться, чтобы не смывать с себя защитный слой, уберегающий от болезней. В связи с этим Король-Солнце под пышными камзолами прятал грязное тело, которое было омыто лишь два раза: после рождения и после смерти. Купался он один раз, когда, оступившись, свалился в фонтан.
Так что великолепная Анжелика в коротенькой рубашонке и в подвязках на глазах у Людовика, входящая в воду пруда, - обыкновенный вымысел создателей сериала о любвеобильной мадам. Не купались французы в ту пору. Мерзли их короли в огромных покоях дворцов, которые невозможно было протопить, оправлялись в горшки или, при их отсутствии, прямо на пол, на глазах невозмутимых придворных. Выветривался «злой» дух сквозняками, в связи с чем, все обитатели дворцов были сопливы. Приходилось им, бедолагам, чтобы как-то дышать, спать сидя. Так что великолепный Людовик на деле был вонюч и соплив, что, однако, не делало его малопривлекательным в глазах таких же немытых и залитых отечественными духами, дам. Их можно понять: это был интересный мужчина (Версаль густо завешен его портретами), ну просто наш знаменитый актер Михаил Державин. Странно, что Екатерина Рождественская, снимающая галерею образов, до сих пор не обратила на это внимания, как в прочем и на то, что один из придворных короля – вылитый российский актёр Стычкин.
 
В Версале мало что сохранилось от пышного убранства королевских покоев. Хищная революция растащила всё. Сейчас французы вынуждены за огромные деньги скупать за океаном мебель и утварь бывших королей. Горка королевской посуды в Лувре просто умиляет своей убогостью на фоне сказочных сервизов Романовых, экспонирующихся во всех дворцах царственно династии. Однако, три кровати Людовика XIV: для супружеского долга, для утех и для себя любимого, по сей день роскошны и неприкосновенны. Чтут французы места, где зачинали их правителей.

Замок в Фонтенбло богаче Версаля. Из-за отдалённости от столицы он был менее разграблен, но особого впечатления не произвёл. Произвела впечатление дорога туда и обратно. По дороге в Фонтенбло расположено знаменитое русское кладбище Сен-Женивьев де Буа. Езды до него из Парижа почти час, а я же всегда считала, что оно находится в черте города. Душа замирает, когда читаешь на надгробиях знакомые имена: Бунин, Кшесинская, Тарковский, Галич, Нуриев… На могиле Бунина скромный крест. Могила Нуриева укрыта каменным, мозаичным покрывалом, напоминающим кусок затканного золотом занавеса. И всё же эти знаменитости получили во Франции даже при жизни свою порцию славы, а русское офицерство, не сумевшее победить большевизм, получило признание только посмертно. Благодаря спонсорству одного из русских, сохранивших часть капитала после бегства от красного террора, эти россияне лежат теперь рядом в отдельном пантеоне, расположенном в центре русского кладбища. Здесь есть даже надгробия Колчака и Деникина, прах которых покоится в другом месте. Интересно, что французы, сдающие землю в аренду под захоронение только на определённый срок, это кладбище не трогают. Русское кладбище превратило никому не известный французский городок в туристическую Мекку. Вряд ли на свете есть более посещаемое кладбище. Здесь не гремят оружейные залпы и не звучат панегирики, но сердце любого россиянина, пришедшего сюда, наполняется грустью и покаянием.

Дорога обратно запомнилась маленьким курортным городком, где, по словам гида, имеет загородные дома французский бомонд: музыканты, художники, актеры и просто богатые люди. Богатая французская вилла – это скромная русская или украинская дача среднего класса. Дома в основном небольшие: одно или двухэтажные без всяких излишеств. Заборы заменяют живые изгороди или увитые плющом сетки. Огородов и садов нет, только зеленый газон и цветы, но до чего же красиво! Тут же вспоминаешь наши «новые» дачи, прячущие за высоченными заборами амбиции и дурной вкус своих владельцев.
 
Рассказ о Париже был бы неполным без упоминания о музее французских импрессионистов Де Орси. Под музей переоборудовали стоящий на берегу Сены старый железнодорожный вокзал и наполнили его полотнами французских художников ХIX-XX веков. Нигде больше в мире вы не найдёте более полного собрания Моне, Дега, Сезанна, Тулуз-Лотрека и других французов, которые заменили тяжелый реализм в живописи вдохновением, которое всегда воздушно и приятно. В наших музеях Лотрек редок, там в Париже я поняла, что настроение лучше его на полотне никто передать не мог. Настроение сложно описать и словами, а вот на полотне это лучше всего сделал калека-аристократ, жизнь которого могла держаться только на зыбком настроении. Лучшие картины располагаются на самом верхнем этаже музея, под самой стеклянной крышей. Из этих залов – выход на смотровую площадку с видом на Сену. Тут бы и испытать гордость великоросса за широченные Неву и Волгу, против которых Сена – закованная в камень речушка, но вот нет этой гордости, потому что в русской начитанной душе эта река уже давно своя, родная. Мосты, мосты и мосты. Самый красивый из них подарок России Франции – мост Александра III в золоте и лепнине. Рядом – другой мост и причал, откуда начинаются водные маршруты по Сене, а ещё печальная достопримечательность Парижа – туннель, где погибла в автокатастрофе принцесса Диана. Как можно было разбиться в этом пустынном и широком туннеле? Думать над вопросом: убили Диану или нет, некогда, лучше сесть на прогулочный корабль и прокатиться по Сене.

Был дождь, я сидела на корме и перемигивалась с французскими мальчишками, которые тоже не боялись дождя и вертелись на палубе. Французские дети – основные туристы всех маршрутов майского Парижа. Они и во дворцах, и в парках, и на кораблике. Гидесса поведала, что по школьной программе два процента учебного времени юные французы должны провести в музеях. Вот детки и сидят во дворцах на полу с обречённым видом, что-то царапая в альбомах. По команде «Подъём!» со всех ног кидаются вперёд и мчатся по длинным коридорам и залам. Их понять можно. Наших просторных дворов в Париже нет, а где ещё и побегать как не во дворцах? В Пале-Рояле мальчишки гоняли в футбол, не обращая никакого внимания на туристов.

Не обращают внимания на туристов и клошары – бомжи по-нашему и «звонари» по-французски. Увы! Их много и в Париже. Чем ближе к центру, тем больше бездомных. И если на лицах наших бездомных ничего кроме отпечатков от огромного количества выпитой водки и другого алкоголя не почтешь, то лица выброшенных из жизни французов тихи и несчастны. Благодаря усилиям общественных организаций, у них есть спальные мешки или малюсенькие одноместные палатки, которые они ставят прямо на уличных газонах. Удивил один клошар, который спал посреди тротуара, положив под голову рюкзак.

Еще удивили парижские рынки. Я была уверена, что рынки под рваной полиэтиленовой пленкой – изобретение постсоветского пространства. Но оказывается, что все окраинные улицы Парижа, где живёт французская беднота, сплошь заставлены грязными по виду палатками, где торгуют всякой всячиной. В чистые кварталы рынок приезжает два раза в неделю. Устраивается на площадях и торгует всем подряд. Гидесса уверяла, что парижане очень любят эти рынки. Ещё бы не любить! Если дамская шляпка в самом главном супермаркете Парижа - «Галерее Лафайет», стоит от 100 евро, а на рынке почти на порядок дешевле.

Главный парижский магазин расположен рядом с «Опера». Его основная гордость - мозаичный купол в центре здания, под которым расположились представительства всех известных парфюмерных фирм. У какой женщины не замрёт сердце от таких названий как: Шанель, Нина Ричи, Диор, Валентино, духами которых  благоухает главный зал «Галереи Лаффает»! Музей духов, куда водят всех туристов, после этого зала почему-то не впечатляет.

Как бы ни был великолепен главный прилавок Франции, наибольшую прелесть для женской души представляют маленькие магазинчики, которых на улицах Парижа великое множество. Основная часть из них торгует с женской одеждой. Можно подобрать на любой вкус и на любой кошелек, сложно только найти размеры выше 50. Есть два магазина в центре, которые торгуют одеждой для полных дам, но цены  в них на уровне «Лафайета». Так что Париж – город для стройных женщин!

Увы, но среди наших юных и стройных дам уже не так много фанаток Парижа. Читают они мало, а французское кино с наших экранов практически полностью вытеснено американским. На десяток имен американских актёров современная молодёжь с трудом назовёт пару французских, да и то из числа прежних. Как объяснить им, что когда-то весь мир замирал от звучания таких имён, как Жерар Филипп или Ален Делон? К сожалению, один из них уже давно далеко от нас, а другой, страдая от одышки и забывая слова, всё же срывает аплодисменты постаревших, как и он, поклонниц во время участия в спектаклях на парижской сцене.

В Париже 178 театров. Ни в одном из них я, к сожалению, не была. Определить современных французских кумиров пыталась с помощью телевизора. Ничего не получилось и даже не из-за языкового барьера, а по той причине, что шесть бесплатных телевизионных каналов, доступных для просмотра в номере отеля, потрясающе скучны. Это вам не мыльная опериана украинского телебачення, не криминальные ужасы российского ТВ. Французский телеэкран заполняют говорящие головы – близкие родственники давно забытых советских теледив. Ни мексиканских сериалов, ни красочных реклам, ни бесконечных юморин и шоу с бывшими КВНщиками. Одни унылые мадам, толкующие о чём-то с не менее унылыми месье. Один раз даже поняла, о чём идет речь. Ругали правительство за высокую цену за квадратный метр жилья. Брали интервью у многодетного француза, живущего в парижской хрущобе. Он был поразительно похож на ревнивца из замечательной комедии  «Налево от лифта», но от этого передача более интересной не становилась.

Как-то  спросила у знакомых французов, о чём говорят парижане, собравшись за столом? Оказалось, что они непрерывно жалуются на жизнь и ругают власть. Очень похоже, что на телевидении та же тема. Однако, не хотелось бы верить в то, что те же разговоры ведутся за столиками в многочисленных кафе и ресторанчиков города. Хотя быстрее всего основная часть посетителей кафешек – туристы, которые наверняка толкуют о достопримечательностях Парижа. Ведь это город для них. Нигде в другом месте я не видела так отлично поставленного туристского бизнеса. Французы обошлись без гигантских гостиниц «аля советико». Просто чуть ли не в каждом доме – свой частный отель размером в подъезд, а в соседнем подъезде – кафе, рядом – магазинчик и парикмахерская. Цены тут колеблются от пары десятков до пары тысяч евро за номер. В дешёвых, понятно, студенты и мы – простые русские туристы, а в дорогих – наша новорусская элита и нефтяные короли из эмиратов... Обильно и дёшево можно покушать в китайской кафешке, а ложечку фуа-гра  и  эскарго из нескольких  улиточек   по заоблачным ценам можно откушать в дорогих ресторанах.
 
И всё же не всё ли равно, сколько денег ты проел в кафе и какова комфортность твоего временного пристанища в Париже? Город один и тот же для всех. Для не обременённых деньгами он особенно хорош. Ходи пешком, смотри, дыши Парижем и радуйся, что теперь он доступен для каждого из нас, россиян. Главное – мечтать, а мечты, как известно, рано или поздно, сбываются.