Серебряные свинки, ч. 1, x-xii

X

Петроний и я проскользнули в мощёный переулок между лавками ножовщика и сыродела. Мы завернули на лестницу мимо изысканной квартирки на первом этаже, которая принадлежала одному вольноотпущеннику-бездельнику, владельцу этого дома  (и парочки других рядом; они умеют жить). Мы зашли в облупленное серое здание позади складов Эмпория, построенное неподалеку от реки, но не настолько близко, чтоб затопляться по весне. Это был бедный район, но вокруг всех колонн вдоль улицы вился зеленый плющ, летом на подоконниках дремали сытые гладкие коты, на балконах цвели гиацинты с аллиумом, и кто-то всегда выметал крыльцо. Для меня это место было из разряда дружелюбных, но это потому, что я давно его знаю.
Мы постучали в кирпично-красную дверь, которую однажды под конвоем я выкрасил собственноручно, и были впущены крошечным рабом-беспризорником. Дорогу в комнату, где, как мне было известно, будут все, мы нашли самостоятельно.
— Ха! Винные лавки сегодня рано закрылись?
— Здравствуй, мама, — ответил я.
Моя мать была на своей кухне, надзирая за своим поваром, что означало, что повара поблизости нигде не фигурировало, а она острым ножом стремительно сооружала что-то из овощей. Мама руководствуется принципом: хочешь что-то сделать хорошо – делай это сам. Толпа вокруг неё состояла из чужих детей, стальными челюстями вгрызающимися во фрукты с хлебом. Когда мы пришли, Сосия Камиллина сидела за кухонным столом и поглощала кусок коричного пирога с таким аппетитом, что стало очевидно – она чувствовала себя совсем как дома: ровно как любой, попавший под мой отчий кров.
А где собственно мой отец? Лучше не спрашивать. Он ушел поиграть в шашки, когда мне было лет семь. Игра, должно быть, затянулась надолго, потому что домой он до сих пор не вернулся.
Как послушный сын я поцеловал мать в щеку, с надеждой, что Сосия это заметит, и за свои старания был ударен половником.
Ма поприветствовала Петрония нежной улыбкой. («Такой хороший мальчик; такая трудолюбивая жена; такая постоянная хорошо оплачиваемая работа!»).
Моя старшая сестра Викторина тоже там была. Мы с Петронием оба подобрались. Я-то испугался, что Викторина назовет меня при Сосии «Горем-злосчастьем». А почему взволновался он,  я не мог представить.
— Приветик, Горе-злосчастье, — сказала моя сестрица, затем Петронию, — Здравствуй, Примулка!
Она теперь замужем за штукатуром, но во многом совсем не изменилась со времен, когда тиранила весь XIII-й округ в бытность нашу детьми.  Петроний остальных тогда не знал – но, как все на мили вокруг, он был знаком с нашей Викториной.
— Как мой любимый племянник? — спросил я, поскольку она держала на коленях своего последнего курносого отпрыска. У него было лицо в морщинах и слезящийся пристальный взгляд столетнего старика. Младенец уставился на меня поверх её плеча с очевидным презрением: едва ползал, но вранье уже чувствовал.
Викторина посмотрела на меня устало. Она знала, что мое сердце принадлежит Марции, нашей трехлетней племяннице.
Мать начала вселять покой в душу Петрония миской изюма, параллельно нахально вытягивая из него информацию об его отношениях с женой. Мне удалось ухватить кусок дыни, но младенец Викторины уцепился за другой конец. У него был захват либурнинского борца. Мы пободались несколько минут, и я уступил сильнейшему. Негодяй бросил дыню на пол.
Сосия наблюдала за всем этим огромными, внимательными глазами. Думаю, она в жизни не бывала в доме, где происходило так много всего и в таком добродушном беспорядке.
— Привет, Фалько!
— Привет, Сосия! — мой сладкий голос будто окутывал её тело жидким золотом. Мать с сестрой обменялись насмешливыми взглядами. Я поставил ногу на скамью рядом с Сосией и принялся взирать на неё алчным взором, пока мать не обратила на это внимание:
— Убери ногу со скамьи!
Я убрал ногу со скамьи.
— Маленькая богиня, нам с тобой нужно поговорить наедине.
— Все, что тебе нужно, — проинформировала меня ма, — можно обсудить прямо тут!
Усмехаясь сильней, чем мне это казалось уместным, Петроний Лонгин уселся за стол и подпер подбородок рукой, ожидая, когда я начну лепетать. Всем было очевидно, что я совершенно не представляю, чего сказать.
Пару раз раньше случалось, что возмущенные девицы описывали мне выражение лица моей маменьки, когда она застукивала в моей комнате какую-нибудь размалеванную мадам в надушенных шмотках. Случалось, никогда после этого я их больше не видел. Отдадим должное моей матери, подчас мои трофеи действительно оказывались большой промашкой.
— Что здесь происходит? — вот так моя мать набросилась на Сосию, обнаружив её в моей комнате, пока я вел принудительную беседу с Пертинаксом.
— Доброе утро, — ответила Сосия. Моя мать фыркнула. Она зашагала в спальню, отбросив занавес, и мгновенно оценив ситуацию с походным спальным местом.
— Так! Вижу, что творится! Ты клиентка?
— Мне не разрешено говорить.
Моя мать ответила, что сама решит, разрешено или нет. Затем она усадила Сосию и дала ей чего-то поесть. У нее свои методы. Довольно скоро она вытянула всю историю. Спросила, что подумает благородная мама Сосии, на что Сосия неблагоразумно упомянула о том, что у нее никакой благородной мамы не имеется. Моя собственная милая родительница была потрясена.
— Так. Ты пойдешь со мной! — Сосия пробормотала, что тут ей достаточно безопасно. Мать окинула её острым взглядом; Сосия поднялась и пошла вслед с нею.
           Сейчас Петроний, благослови его небеса, решил меня выручить.
— Пора отвести вас домой, маленькая госпожа!
Я сказал Сосии, что сенатор меня нанял. Из этой фразы она вывела нечто большее:
— Так он все объяснил? Мне казалось, дядя Децим на первых порах осторожничает!.. — она запнулась, потом взглянула на меня обвиняюще, — Вы понятия не имеете, о чем я говорю!
— Ну, скажи мне тогда, — произнес я очень мягко.
Она была сильно обеспокоена. Её огромные глаза обратились к моей матери. Все доверяют моей матери.
—  Я не знаю, что мне делать! — взмолилась она.
Моя мать раздраженно ответила:
— Не смотри на меня, я никогда не вмешиваюсь.
На эту реплику я фыркнул. Меня ма проигнорировала, но даже Петроний не сдержался и позволил своему ржанию прорваться наружу.
— Да расскажи ты ему про этот ящик в хранилище, дитя! Самое ужасное, что он может сделать – его украсть, — сказала мать.
Ах, какое доверие! Все же нельзя её винить. Мой старший брат Фест непонятным образом умудрился стать героем войны. Я не могу с этим соперничать.
— Дядя Децим прячет что-то очень важное в моем банковском хранилище на Форуме, — виновато пробормотала Сосия. — Только мне известно число, которое открывает ячейку. Эти люди тащили меня туда.
Я уставился на неё неподвижным взглядом, чтоб заставить её помучиться. Затем заговорщицки обратился к Петронию:
— Что ты думаешь?
В его ответе я не сомневался:
— Прошвырнуться и заглянуть!
Сосия Камиллина вела себя весьма кротко, но разомкнула уста, чтоб предупредить нас о том, что надо взять ручную тележку для перевозки ящика.
 
XI

На Форуме стало попрохладней и поспокойней с тех пор, как мы с Сосией там побывали – в особенности под длинной колоннадой, где менялы-аргентарии предлагали хранилища надежные гражданам нервозным. Семья Камиллов вела дела со скалящимся вифинцем, весьма неблагоразумно тратившим свои прибыли на наращивание подкожного жирка.  Сосия шепнула ему число, чтобы удостоверить свое право на собственность; красавчик открыл её ящик. Ящик был здоровым, а вот то, что хранилось внутри, оказалось сравнительно небольшим.
Крышка откинулась. Сосия Камиллина отошла в сторону. Когда Петроний и я заглянули внутрь, оказалось, что сбережений у нее даже меньше, чем у меня. Её дядя арендовал для неё этот несгораемый ящик как разумную предосторожность, но само имущество состояло из десятка золотых монет и пары приличных украшений, которые, по мнению её тетушки, ей было еще рано надевать. (Это как взглянуть. По мне, так девочка была в самом соку).
Вещь, за которой мы пришли, была обернута в войлок и перевязана пеньковой веревкой. Поскольку аргентарий наблюдал за нами с обычным для вифинцев любопытством, Петроний протянул руку, чтобы помочь мне достать сверток, не снимая обертку. Он оказался невероятно тяжелым. Удачно, что мы позаимствовали тележку моего шурина-штукатура, как обычно, безработного. (Мой шурин сидел без дела не потому, что все римские стены ровны да гладки. А потому что римляне предпочитают любоваться ободранными кирпичами, чем нанимать такую косоглазую, тощую, праздную свинью, как он).  Мы покатили прочь нашу тележку, скрипящую от тяжести. Петроний позволил мне взвалить на себя основную работу.
— Осторожнее! — вознаградила мои страдания Сосия.
 Петроний подмигнул ей:
— Он не такой слабак, каким кажется. Тайком накачивает бицепсы в школе гладиаторов. Используй свои мускулы,  нежная фиалка.
— Ты должен мне как-нибудь рассказать, — выдохнул я мстительно, — почему моя сестра Викторина кличет тебя «Примулкой».
Он ничего не ответил. Но покраснел, клянусь, что покраснел.
К счастью, Рим – город умудрённый. Двое мужчин с девчонкой и тачкой могут спокойно зайти в таверну, не вызвав комментариев. Мы зашли в сумрачный переулок, нашли дверь. Я сел за стол в темном углу, а Петроний отправился за горячими пирожками. Потребовались силы нас обоих, чтобы с глухим стуком поставить ценный сверток на стол. Затем мы осторожно развернули войлок.
— Тьма Гадеса! — проговорил Петроний.
Мне стало понятно, почему дядя Децим не хотел, чтобы об этом прибавлении в его семействе трубили на перекрестках.
Сосия Камиллина понятия не имела, что это такое.
Петроний и я знали. Нас обоих слегка затошнило. Петроний, с его железным желудком, все же склонился над столом и сомкнул зубы на овощном пироге. Вместо того, чтобы предаваться неприятным воспоминаниями, я впился в другой. Мой был с крольчатиной, куриной печенкой и, думаю, свежим можжевельником.  Еще там была тарелка ветчины, её мы отдали погрызть Сосии.
— Самая заброшенная дыра среди всех пограничных постов… — начал с ужасом вспоминать Петроний. — В устье Сабрины, на чужой стороне границы. Заняться нечем – только пересчитывать лодки-кораклы, снующие в тумане, и держать ухо востро на случай, если смуглые человечки переберутся через реку с набегом. О, милостивые боги, Фалько, ты помнишь дождь!
Я помнил тот дождь. Бесконечный безотрадный дождь в юго-западной Британии незабываем.
— Фалько, что это такое? — прошипела Сосия.
Я, сделав драматическую паузу, произнес:
— Сосия, это – «серебряная свинка»!

XII

Это был слиток свинца.
Он весил двести римских фунтов (Прим. пер.: около 65 кг). Однажды я попытался объяснить подруге, каким тяжелым он был:
— Чуть поувесистей тебя. Ты — девочка высокая, телосложение крепкое. Жениху придется тащить тебя через порог в быстром темпе, чтобы успеть удержать глупую радостную улыбку на своей физиономии.
Девка, которую я, видите ли, таким образом оскорбил, просто имела за что подержаться – никакого лишнего мяса.  Звучит жестоко, но если вы когда-нибудь пытались взять на руки молодую даму, которая нормально питается, вы поймете, что мое сравнение достаточно верное. Если честно, рывком подняв этот серый сверток и не зная, что там внутри, мы оба заработали нытье в пояснице.
Петроний и я глазели на «серебряную свинку» как на старого и абсолютно нежданного друга.
— Так что это такое? — требовала объяснения Сосия. — Почему вы зовете их «свинками»?
Я объяснил ей, что когда ценную руду очищают, металл для литья слитков стекает от доменных печей по длинному желобу, вдоль которого формы для отливки слитков скачут вверх-вниз как неопытные поросята около свиноматки. Петроний на меня скептически уставился, когда я все это выложил. Иногда мне удается удивить Петрония своей эрудицией.
Этот ценный поросеночек был длинным тусклым слитком металла, приблизительно тридцать пядей длиной, семь в ширину и пять в высоту (Прим. пер.: «пядь» — digitus, древнеримская мера длины, приблизительно 1,85 см, т.е. слиток имел размер примерно 55х13х9 см), слегка скошенный по бокам, с именем императора и датой на длинной грани. Солидного впечатления он не внушал, но если кто лихо вскинет его на спину, то вскоре согнется пополам. Двадцать четыре ковша литой руды в каждую стандартную форму – наливать легко, а вот спереть трудно. Хоть и стоило бы. Процент серебра в свинцовой руде из Мендипа на удивление высок, в среднем 130 унций на тонну. Мне стало интересно, выплавили ли уже серебро из этой безделки у моей тарелки.
Правительство объявило себя монополистом на эту ценную руду.
Откуда бы слиток ни взялся, находится ему следовало на Монетном Дворе. Мы перевернули его, разыскивая официальное клеймо.
С клеймом все оказалось в порядке – TCL TRIP, новый вариант абракадабры, причем не один раз, а четырежды, потом EX ARC BRIT – старая знакомая проба, которую мы и боялись, и надеялись отыскать. Петроний застонал.
– «Британия», прекрасная надпись! Кто-то наверняка вспотеет.
Недоброе предчувствие поразило нас обоих одновременно.
– Лучше двигаться, – предложил Петроний. – Я спрячу это? Наше обычное место? Ты забираешь девчонку?
Я кивнул.
– Фалько, что случилось? – потребовала ответа взволнованная Сосия.
– Он спрячет «серебряную свинку» в какую-нибудь дыру, слишком вонючую, чтобы уголовники стали там рыскать, – сказал я. – Ты отправляешься домой. И мне необходимо срочно побеседовать с твоим дядюшкой Децимом.