Житие упыря Марии гл. 8

Глава  8    МОЛИТВА  УПЫРЯ  МАРИИ                Одной из многочисленных знакомцев Ульяновых в городе Симбирск была преподаватель женского училища Вера Васильевна Кашкадамова. Однажды в марте 1887 года  школьный  курьер  вручил ей нежданное письмо. Обратного адреса на конверте не было, но по почерку она догадалась, что послание пришло из Санкт-Петербурга от её подружки Екатерины Песковской, замужней дочери старшей сестры упыря Марии – Анны Александровны Веретенниковой (урождённой Бланк). Перед уроками провинциальный адресат  письма не успела прочесть весточку из столицы Российской Империи, зато на одной из перемен она в учительской с нетерпением распечатала конверт. Быстро прочитала  первые строки сообщения подруги и не поверила глазам. Господи, о чём это пишет Катя? Не ошиблась ли часом?  Как это могло случиться, что Аня и Саша Ульяновы арестованы столичной полицией и их обвиняют в подготовке покушения на Священную особу Государя императора Александра Третьего Александровича!  У Веры Васильевны от испуга так и зашлось сердце, буквы письма слились во взоре  в один неразборчивый ряд. Ноги перестали держать телеса… - Вера Васильевна, что с вами? – подбежала к ней  в испуге заботливая молодая учительница. – Вам дурно? - Нет, нет… Ничего особенного… Сейчас пройдёт.  Но вы, если сможете, подмените меня на уроке в моём классе. - Хорошо, Вера Васильевна… Я как раз свободна, подменю… Когда прозвенел звонок на урок и все преподаватели покинули учительскую, госпожа Кашкадамова снова достала из дамской сумочки зловещее письмо и принялась перечитывать его во второй раз. Катя Песковская просила Веру Васильевну сообщить Марии Александровне Ульяновой о несчастье с её старшими детьми. Но сообщить только  после предварительной подготовки вдовы к скорбному известию… - Мне принести такую ужасную весть в дом безутешной вдовы? – заплакала преподавательница Симбирской гимназии. – Нет, это выше моих сил! Мария Александровна не оправилась ещё  после смерти мужа, а тут – арест Ани и Саши! Да не за участие в безобидных студенческих демонстрациях, а в покушении на Царя! Господи, что делать?  И совсем не сказать ей об аресте – тоже нельзя, непорядочно… Да и Мария Александровна позже всё равно узнает об этом если не из газет, то из людской молвы. Что делать?  А вот что: поговорю-ка я со средним братом Ульяновых, с гимназистом Володей. Он  выпускник в этом году  мужской гимназии, он почти достиг юношеского  возраста, вот он и передаст матери скорбную весть. Обрадованная свой находчивостью преподавательница послала курьера  в соседнюю гимназию за гимназистом Владимиром Ульяновым, благо что там как раз заканчивались дневные занятия. Тот прибежал на призыв весёлый, радостный. Круглые щёки его разрумянились, карие глаза ярко искрились, Но при виде заплаканного лица Кашкадамовой гимназист нахмурился и спросил: - Что с вами, Вера Васильевна? - Со мной ничего особенного, Володя. А вот ты успокойся… - Да я и так совершенно спокоен. - У вас… вашу семью… - начала косноязычно Кашкадамова, совсем все слова, какие приготовилась сказать выпускнику мужской гимназии. – Вашу семью постигло большое несчастье… - С мамой случилась что-нибудь? – испуганно вскричал «Кубышкин» и кинулся к двери учительской. - Нет, нет, Володя! – едва удержала  собеседника преподавательница. – С Аней и Сашей случилось несчастье.. У меня  прямо язык не поворачивается. На вот, прочти сам прочти письмо Кати Песковской из Санкт-Петербурга. - Кто такая Песковская? - Это же твоя кузина, Володя. Дочь Анны Александры Веретенниковой, твоей старшей тёти. Разве ты не помнишь её? - Ах да, вспомнил… Владимир Ульянов взял протянутое ему письмо, быстро пробежал глазами текст раз, второй. Смысл написанного доходил до юноши с трудом… «Замешаны в заговоре против жизни Государя… Саша и Аня Ульянова…» - А  Аня почему  с ним?  Я ведь о ней ничего не писал в «Доносе на гетмана-злодея царю Петру от Кочубея»… - растерянно подумал средний сын упыря Марии. – Интересно, о чём кузина сообщает ещё? « Нужно осторожно сказать об этом  тёте Марии, чтобы с нею не случился удар. Ведь годовщина смерти Ильи Николаевича была совсем недавно…» – говорилось далее в послании Песковской. Володя опустил руки с исписанной бумагой. Они у него вздрагивала.     - Когда вы получили письмо? - Сегодня утром, Володя. Гимназический курьер принёс. - Мама не знает? - Конечно. Я сразу послала за тобой. Ты в доме старший мужчина. Надо найти какие-то верные слова для Марии Александровны. Я очень боюсь за её сердце. Эта недавняя годовщина кончины  отца. Ведь она так тяжело перенесла её… Какое горе. Одно за другим… У слушателя госпожи Кашкадамовой брови сурово сдвинулись, глаза остро прищурились, чем ещё больше подчеркнули неизлечимые последствия младенческого приступа. Он долго молчал, не отрывая взора от письма из Санкт-Петербурга. Лицо его побледнело, губы твёрдо сжались, и весь он как бы преобразился, - это был уже не прежний, шумливый, жизнерадостный гимназист, а взрослый человек,  глубоко задумавшийся над важным жизненным вопросом. Но самым неожиданным открытием педагога Веры Васильевны стала истина – Володя не испугался, не растерялся от страшного известия, Откуда было знать доброй женщине  о доносе среднего брата на  старшего! Доносчик ожидал неприятностей для своего обидчика Саши, но не таких же… Да и сестра Аня не причём… - Дело серьёзное, оказывается, - после продолжительного, напряжённого молчания сказал Ульянов. – это может плохо кончиться для Саши! - Володя, я не знаю, как об этом…- неуверенно напомнила Вера Васильевна о цели встречи. - Я сам обо всём скажу маме! – решительно заявил гимназист. Он взял свой ранец со стула и вышел из учительской. День был солнечный, но морозный, от реки Свияги дул, ожигая лицо, колючий ветер. В иной день Володя побежал бы, чтобы поскорее ноги сами просились ускорить шаг. Но сегодня он не торопился к домочадцам. Войдя в дом, средний сын упыря Марии остановился  в прихожей и долго не мог сделать первого шага вверх по ступенькам лестницы в комнату матери на втором этаже. - Володя, это ты пришёл? – раздался голос дочери адамита Бланка. – Почему ты не отвечаешь, Володя? Вдова Ульянова спустилась вниз и вошла в столовую на первом этаже. «Кубышкин» шагнул следом за ней  через порог. Подошла к сыну и положила ему властную руку на затылок. Тот поднял голову и посмотрел на мать растерянно и беспомощно, чем вызвал у неё тревогу. - Что случилось, Володя? Что-нибудь в гимназии? Ну-ка иди сюда, к свету. Смотри мне прямо в глаза. Говори немедленно, что произошло? Коренастый, лобастенький, с золотистым пушком на подбородке, средний сынок  стоял перед матерью непривычно понурый, вялый. Взгляд его жалобно заискрился блестящими точками в карих зрачках. Он поджал задрожавшие губы и заговорил невнятно, но отрывисто: - Мамочка, помнишь я тебе говорил, что  прошлой осенью отправил в Санкт-Петербург в адрес царя донос на Сашу! - Думаешь твоей выдумке в столице дали ход? Пострадали Саша и Аня? Неразумный мститель горестно кивнул. -  Когда? Кто сообщил? Ты-то от куда узнал? - Мамочка, только не волнуйся. Ещё ничего не известно. Всё может измениться. Я очень прошу тебя, верь в хорошее. - Володя не мучай меня. Не причиняй мне лишних страданий. Говори. - Аня и Саша были в студенческом кружке. Их арестовали. Даже для бессердечной матери это известие оказалось тяжёлым, её рука стала искать край стола. Нашла. Опёрлась. Медленно опустила своё тело на стул. - Кто сказал тебе? -Вера Васильевна Кашкадамова получила письмо от Екатерины Ивановны Песковской. Сегодня получила. К концу занятий вызвала меня к себе в женское училище. Коварный сын взглянул на мать. Та смотрела куда-то мимо него, в бесконечную даль. Лицо её хмурилось – было похоже, что она прислушивается к чему-то… Выпускнику гимназии не был известен мрачный секрет его матери. А уж в страшные заветы упыря Марии с Сатаной Володя и вовсе не был посвящён. Поэтому отрок и не догадывался о том, что его мать в минуты скорбного известия  выслушивает советы Князя Тьмы о дальнейших её поступках. - Что ещё было написано в письме? Ты принёс его? В её голосе, всегда спокойном и ровном, вдруг послышались необычная интонация – неуверенная, просящая. - Нет, мамочка, оно осталась у училки. - Я пойду к ней… - Мамочка, прошу тебя. Я схожу к ней сам. - Нет, нет… Я сама… Доносчик вдруг увидел, что лицо матери стало неестественно бледным. - Мама, что с тобой? Сердце? - Принеси мои капли, Владимир. Они наверху, на комоде. Когда сын спустился со второго этажа с пузырьком сердечных капель в руке, упырь Мария сидела прямая, строгая. Бледность лица стала меньше. Только плечи заострились так, что мать стала сильно напоминать летучую мышь! И глаза стали другими – глубокими, с траурными полукружиями внизу.  Да и какой другой вид, чада мои, может принять упырь перед вылетом из гнезда? - Я и без письма Кати Песковской  знаю всю правду об Анне и Саше, - сказала вдова Ульянова твёрдым и громким голосом. – В «Симбирских Ведомостях» было сообщение об аресте 1-го марта сего года на Невском проспекте Санкт-Петербурга  студентов с бомбами. Они ожидали экипаж Царя. Среди арестантов и мои дети! Вдова встала со стула. Сын протянул ей сердечные капли, но ещё недавно недужная женщина покачала отрицательно головой. - Нет, нет… Я абсолютно здорова. Я должна быть здорова, Я должна ехать спасать их… Или отдать палачу за выкуп! «Кубышкин» слушал мать с испугом и недоумением. - Почему Саша замыслил убить Царя! – тихо заговорила упырь Мария. – Хотя  мне его поступки понятны, он мужчина Но Аня? Она же девушка, как  она оказалась способной на покушение? - Она  Саше говорила в саду за домом, что отец Ани не наш папа, а… нынешний Царь Александр. Она говорила, что ты когда-то была фрейлиной в царском дворе. Вот Саша и  поклялся отомстить насильнику за тебя и сестру! - А-а… Она узнала про то  письмо… Но ведь Аня нездорова, тюрьма для неё будет губительной. Нельзя ей туда, нельзя… Упырь Мария прижала ладони к лицу. Потом резко опустила  руки вниз, не разъединяя пальцев. Чуть запрокинув голову, женщина обратилась с молитвой к Князю Тьмы. - Владыка мой, единственный! Почему ты так часто требуешь жертв от меня? Я уже отдала тебе беспрекословно  и маленькую  дочь Олю, и сыночка Колю, и супруга моего Илью Николаевича. Теперь тебе нужны мои  самые старшие дети… Я смирюсь с жертвой тебе непокорного и начитанного Александра… Но со старшей дочерью я хотела бы прожить долгую и безбедную жизнь… Верни мне Анну, Господин мой! - Мамочка, что ты говоришь? Ты в беспамятстве, да? – прервал Володя её странную, не по православным канонам, молитву. - Почему они не подумали о нас? -  вдруг строго обратилась мать к сыну. – Ни Аня, ни Александр не подумали обо мне и о вас когда пошли на злодейство? Ведь вас осталось у меня четверо нахлебников: ты, Оля, Митя и Маша… А кроме пенсии за отца у нас нет никаких источников к существованию. Никаких! Сын едва сдерживал слёзы. И не мудрено, чада мои, впервые он видел властную и чёрствую мать в такой растерянности. Даже на папиных похоронах в января прошлого года она не была такой слабой духом к неудовольствию симбирских  кумушек. Может потому, что горе тогда было единственным, а сегодня несчастье удвоилось. Или молитва Князю Тьмы помогла, или холодный расчёт взял верх над чувствами, но вдова быстро овладела собою. - Володя, помоги мне одеться, - приказала она сыну строго. – Я схожу к Кашкадамовой, а ты присмотри за сёстрами и братом. Хорошо? - Да, мамочка!                Мать государственных преступников своим приходом  в женское училище выбила из обычной колеи Веру Васильевну. Но  госпожа Кашкадамова, быстро преодолев замешательство, внешне участливо бросилась к вдове со словами сочувствия, чтобы услышать в ответ властный голос: - Покажите, пожалуйста, письмо милочка! Несколько раз перечитала писанину племянницы Кати, упырь Мария не заплакала, спокойно произнесла: - Я в ближайшие дни поеду в Петербург. Навещайте моих детей пожалуйста, Вера Васильевна.  Досвидания!                Назавтра деятельная вдова добралась с почтовым ямщиком до станции Сызрань, откуда начиналась железнодорожный путь  до Северной столицы Российской империи. Сатана сделал так, что это был тот самый ямщик, который прошедшей осенью отвёз донос Володи на старшего брата к почтовому вагону. Господи Боже наш милосердный, избави нас от происков Лукавого, спаси и помилуй нас ныне и присно и во веки веков! Аминь!