Житие упыря Марии гл. 11

   Глава 11  ВЫРУЧКА  ЗА  ВИСЕЛЬНИКА-СЫНА                Приезд в Санкт Петербург  матери государственных преступников Ульяновых  стало для тунеядцев в голубых мундирах  второй горстью манны небесной в безводной и бесплодной пустыне Египетской. Ведь жандармы явно поторопились с победным рапортом Государю о предотвращении обширного заговора злоумышленников. Было арестовано около семи десятков подозреваемых, но к суду могли быть привлечены лишь пятнадцать человек. Паче того, при аресте метальщиков бомб на Невском проспекте с жандармами произошёл великий конфуз. Василий Осипанов выхватил револьвер  и выстрелил в упор городовому в грудь. Выстрела не последовало. Отняв у злодея безопасную железку,  агенты наружного наблюдения почему-то его не обыскали перед отправкой в участок. Там террорист вытащил из кармана пальто картонный цилиндр и швырнул его на пол помещения. Динамитный снаряд не разорвался. Пахом Андреюшким прогуливался с толстой книгой под  мышкой, и в момент ареста дёрнул за бечёвку, выпущенную из переплёта. Бечёвка оборвалась…  При осмотре книги обнаружено было, в обложке от медицинского справочника находилось взрывное устройство, сиречь бомба примитивной конструкции! Не лучше был вооружён и третий бомбист Генералов…  В итоге всего стало очевидно, что горе -бомбисты не представляли собою никакой угрозы!  Коль об этом об этом проведает Государь, то он обязательно выведет за штат Отдельный жандармский корпус. В Северной Пальмире  у провинциалки из города Симбирска оказались родственники по линии её отца Бланка и матери Гроссшопф. Многие из них занимали высокие правительственные посты, поэтому упыря Марию без препон принимали в любом министерстве либо канцелярии.  А уж аудиенция с генералом Оржевским  злокозненной вдове  удалась  без труда. В груди Петра Васильевича горела негасимая ненависть к выходцам из иудейского племени. И не без причины, надо сказать. Первым злом от них, считал честолюбивый поляк, было занятие ими выгодных должностей в Империи путём смены иудейского вероисповедания на православное. Вторым злом он считал участие иудеев в противоправительственных организациях. Но бесспорно убедить в  этом Государя генералу никак не удавалось с 81 года по нынешний 87-й, когда к нему в кабинет пришла на приём госпожа Ульянова. Бессердечная и корыстная вдова с лёгкостью доказала собеседнику в голубом мундире, что Александр Ульянов чистокровный иудей по материнской и отцовской линии. А если господин генерал не верит, то пусть лично послушает арестованного отрока – мальчик сильно картавит! Причём картавит по наследству как и его отец, Элия Герц. Вдова подробно поведала о печальной одиссее жидёнка из Волыни до Астрахани в царствование крутого характером Николая Первого Павловича. Рассказала о покупке умирающего мальца сектантами. Об усыновлении Элии Герца старостой молоканского ковчега «портным» Николаем Ульяниным. Об многолетней опеке  священника Ливанова над неофитом Ильёй Николаевичем Ульяновым. О финансовой поддержке Василием Ульяниным  названного брата Ильи… - Я охотно  верю вашему рассказу, госпожа Ульянова. – приветливо сказал генерал Оржевский, но сообщённых вами сведений о действительном вероисповедании вашего сына явно недостаточно… Нужны метрические записи  о происхождении вас, милостливая государыня,  и вашего покойного супруга. -Ваше превосходительство, Саша  как снял  с себя православный нательный крестик в 16 лет от роду, так мы с супругом не смогли заставить его носить заново сей символ православия… - Весьма сочувствую вам, но сей поступок не наказуем ни по светскому  суду, ни по нашему ведомству. Это епархия Духовного суда и приходского священника. К сожалению, понятие атеист не равнозначно понятию революционер. При этом не одиночка какой-нибудь, а активный член многолюдного преступного сообщества, партии либо фракции в крайнем случае. Сказать по  секрету, Мария Александровна, ваш сын совершенно случайный человек в  арестованной  компании воинственных мальчишек. Мы за  время следствия так и  не смогли установить настоящей причины его сомооговора: дескать, и прокламации он один гектографировал тысячами экземпляров, и бомбы изготовлял из самодельного динамита, и по-детски наивную программу террористической фракции партии «Народная воля» написал по памяти в крепостном каземате… В действительности же, Александр Ульянов не виноват и мы вынуждены будем его освободить за не имением в его действиях состава преступления. Признаюсь вам, сударыня в том, что нам совершенно не понятно: почему вдруг студент-отличник хочет поменять учённую карьеру на печальный удел революционера?  - Это я виновата, господин генерал…- всхлипнула посетительница и вытерла носовым платочком  сухие глаза. – Я слишком сурово его воспитывала в своём доме… Я в письмах его ко мне и в разговорах с ним не угадала о его пылкой  влюблённости  в эту Реввеку Шмидову… Я возможно удивлю вас, ваше превосходительство, но о его жертвенных чувствах к этой шлюхе я сама случайно узнала из сплетен в пассажирском вагоне во время приезда из Симбирска сюда! - Пылкая любовь?! К шлюхе? Ба-а… До чего  же мы очерствели, охранители Священной особы Государя. Мы смотрим на арестантов как на движущиеся и говорящие механизмы, а не живые существа с нежным сердцем и романтическим умом… Выходит причина сомооговора вашего сына – юношеская любовь?  И бьюсь об заклад, любовь безответная? - К несчастью, не безответная, господин генерал. Мнится мне, что это шантаж через постель блудницы: вступишь в члены преступного сообщества – останусь с тобой, мой милый;  не вступишь – уйду к более решительному революционеру. Мерзавка! Змея подколодная! - Вы сообщили мне весьма облегчающие обстоятельства, госпожа Ульянова. –  обрадовался хозяин кабинета. – Я уверен, что вашего сына легко можно оградить от шантажистки, предав её суду по уголовной статье, а не революционной. Паче того, отделим её от горе-цареубийц, поместив её в женскую тюрьму с гулящими девками… - Нет-нет, господин генерал. Пусть шлюха остаётся  рядом с Александром и во время дознания, и во время суда. В своём стремлении спасти Шмидову от виселицы мой сын выступит перед самыми высокими и строгими судьями с нужным вам программным заявлением. Не мне вам говорить, что без этой бумаги вся эта слежка за Государём на Невском проспекте с негодным оружием выглядит выходкой великовозрастных шалунов! Моя старшая дочь Анна весьма искусно может подделать почерк брата, поэтому вам самим останется лишь  составить крамольный  текст программы. Я даю вам гарантии властной и полной хозяйки в моей семье о том, что не только Александр, но и все мои другие дети будут революционерами на страх Царей и на радость жандармам. Но при вот каком условии: руководство за преступной деятельностью моих детей надо осуществлять только через меня – мать бунтовщиков! Заказы на заговоры, на переворот либо на революцию будете мне делать загодя и через одного лишь доверенного лица! - Весьма разумные предложения я слышу от вас сударыня. – искренне похвалил собеседницу шеф Отдельного корпуса жандармов. – Позвольте узнать о цене ваших услуг. - Сейчас скажу, ваше превосходительство, запоминайте! – охотно ответила вдова. – Освобождение из узилища моей старшей дочери Анны, раз! Пожизненный пансион для матери казнённого Александра Ульянова, сиречь меня, и для всех моих детей, два! Отсутствие запрета для всех  революционеров Ульяновых на учёбу в университетах России и в Европе, три!  Лазаретный режим содержания в местах ссылки либо тюремного заключения  для моих детей во время нарочитых арестов и задержаний, четыре! Освобождение Реввеки, пять! - Однако же, Мария Александровна, - опешил Оржевский, - не много ли вы просите? А как мне быть, если ваши дети возьмутся за бомбы? - Они никогда не возьмутся за бомбы, господин  генерал. – обиделась вдова. - Мы пойдём другим путём. Вы вправе не поверить мне, но прокламациями и созданием  многолюдных партий мои революционеры на заказ нагонят на монархов больший страх, чем террористы. - Резон в ваших речах настолько велик, что хоть сегодня надо прекратить аресты  Желябовых, Шевырёвых и иже с ними! Так что ли? - Так, Пётр Васильевич! Оставьте кое-кого на развод, как говаривал предшественник на вашей должности, лучший сыщик державы Судейкин. - О-о, сударыня! Вы и о Судейкине наслышаны. – уважительно произнёс генерал. – Откуда и от кого сие знание, позвольте полюбопытствовать? - Из анекдотов про жандармов и от покойного супруга Ильи Николаевича, царство ему небесное. - Не могу не отметить, госпожа Ульянова, но Господь Бог был весьма щедрым когда наделял вас рассудительностью ума и твёрдостью характера. Я принимаю все ваши условия за исключением свободы для Шмидовой. Как решит суд… Позвольте теперь мне перечислить мои условия… Запомните или вам их записать для памяти? - Боже сохрани, ваше превосходительство. Революционеры не должны оставлять улик, пусть даже они – революционеры на заказ. А мы с вами разве не революционеры, генерал? - Гм…гм… Кхм…кхм… -  растерялся  даже Оржевский от безмерного цинизма собеседницы. -  Мы с вами, мадам, скорее всего   заговорщики! Да, так вернее: заговорщики и не более! Согласны?  Ну и отлично. Тогда запоминайте мои условия. Первое: никакого упоминания в речах  вашего сына на суде о его сообщниках из Вильно – народовольцах из города Вильно Исааке Дембо и Антоне Гнатовском.  Второе: все бомбы, присланные ими из Вильно студентам из университета, изготовлены, якобы, Александром Ульяновым здесь в Санкт-Петербурге. Понятно? - Да, - ответила торговка жизнью сына. – Вильновцев оставляем на развод. - Третье. После вынесения судом приговора вашему сыну о смертной казни через повешение – никаких прошений о помилования от него на имя Государя. Упомянутое мною условие самое трудное из-за непредсказуемости поведения осужденного. Одно дело вечная ссылка, каторга, одиночная камера на долгие годы… Но всё же это жизнь, госпожа Ульянова! И совсем другое дело, когда обречённый на смерть узник  знает о своей неминуемой казни в этом ли месяце, в другом ли… Поверьте мне сударыня, мне известны случаи, когда приговорённые к смерти преступники помощью ловких стряпчих продлевали себе жизнь на полгода, а то и на год путём посылки кассаций во все инстанции. А там вдруг открывались новые обстоятельства и злодей бывает помилован… - Мой Саша не злодей, господин генерал, и вы это знаете. – упрекнула высокого чина в голубом мундире мать узника. – Но писать челобитную он не будет, я вам обещаю. И вот по какой причине. Мой  покойный родитель, царство ему небесное, много лет назад был не один год полицейским врачом здесь в  столице.  Его жена, сиречь моя мать, наложила на себя руки по причине распутства супруга. Его выслали из Санкт-Петербурга на Урал, где  и он   воспитывал нас, дочерей с помощью свояченицы фрау Катарины. И вот по возрасту лет он свою самую любимую дочь из своего барского имения Кокушкино  опять в столицу империи в пансионат графини… Простите, но не буду  называть её фамилию. Она отдала Богу душу задолго до упразднения крепостного права… - Любимица вашего отца –это вы, Мария Александровна? Я угадал? - Угадал, Пётр Васильевич.  Считалось, что в  том  пансионате потомственных дворянок готовили к счастливому  жизненному уделу служить фрейлинами при дворе Его и Её Величеств.  Но неудачниц из числа воспитанниц, сиречь не прошедших отбора в свиту царя или царицы, предлагали на содержание именитым холостякам. Так случилось и со мною, великовозрастной кандидаткой во фрейлины. Фамилию моего совратителя я вам тоже не скажу, генерал, не обессудьте… - И в мыслях не держал подобного намерения. Напротив, мне импонирует, сударыня, ваше бережное отношение к чужим тайнам. Но поторопитесь со своими воспоминаниями. Меня ждёт с хорошими новостями о вас директор департамента полиции  Пётр Николаевич Дурново. - Хорошо, я потороплись в своей исповеди. В 1863 году я забеременела от холостяка, чем нарушила условия договора о содержантках. Благородный и богатый сановник весьма щедро наградил меня и за свой счёт отправил к отцу в в Кокушкино под Казанью. А грех моего прелюбодейства уже бросался в глаза родне и знакомцам. Вытравить младенца из чрева  не решился даже бесстрашный Александр Дмитриевич Бланк, опытный хирург-акушер. Нужно было срочно искать мне мужа. И вот в Нижнем Новгороде в семье старшей сестры моей Анны Веретенниковой (урождённой Бланк) я познакомилась с преподавателем физики Ильёй Николаевичем Ульяновым (урождённый Герц)…Первую дочь я родила через четыре месяца после венчания. - Вы хотите сказать, горе-фрейлина, что Анна Ульянова родилась не от господина директора Народных училищ Симбирской губернии? - Да, Пётр Васильевич. Эта была моя семейная тайна до прошлого года. После смерти моего супруга дочь Анна однажды разбирала архив отца и нашла моё оправдательное письмо к Илье Николаевичу и изложением обстоятельств насилия надо мною, фрейлиной-де Его Величества, со стороны Великого князя Александра Александровича, наследника трона в том году, и Государя императора – в нынешнем году! - Что-о? – вскочил с кресла возмущённый слушатель выдумщицы. – Да как вы посмели оклеветать Священную  особу Монарха? Или вам не известна статья «Уложения о наказаниях» за подобные деяния? - Известна, господин генерал. Но это не клевета на Самодержца, а невинная девичья выдумка для оправдания порченной невесты перед обманутым женихом. Взамен своей сговорчивости мой отец через свои старые связи в Санкт-Петербурге устроил ему очень хорошую карьеру. Я была уверена, что супруг уничтожил это письмо, но ошиблась, к счастью. Теперь Анна считает побочной дочерью Царя, а Саша – мстителем Царю за мать и сестру. Вот почему приговоренный к смертной казни злоумышленник  Александр Ульянов не обратится к Александру Третьему Александровичу с прошением о помиловании… Понятно теперь вам, ваше превосходительство? - Так точно, сударыня! – ответил генерал по  воинскому уставу, встал с кресла, вытянулся «во фрунт» и даже щёлкнул каблуками сапог. – Вы не поверите, но я хотел бы иметь вас в штате Отдельного корпуса жандармов. И я не ошибусь, коль напророчу вам, Мария Александровна, успешную карьеру умного и деятельного соглядатая и слухача в среде революционеров и заговорщиков, щедрое вознаграждение за службу и долгих лет земной жизни! - Я не против, Пётр Васильевич, поступить к вам на службу. – улыбнулась польщённая женщина. -Тем паче, что и оперативная кличка у меня уже есть! - Да? И каков же он на слух? - Весьма приятный, господин генерал: ФРЕЙЛИНА! - Превосходно! – в очередной раз поднялся из кресла  довольный воитель с российским еврейством. – Быть по сему, госпожа Фрейлина!  «Цалую рончики», как говорят в Польском королевстве. И пусть наш милостливый Господь Бог поможет нам с вами в наших намерениях. И корыстная торговка жизнью сына ничтоже сумняшеся подала Оржевскому руку для поцелуя,  фарисейски перекрестилась на икону в красном углу кабинета и  сказала на прощание: -Аминь!