Житие упыря Марии гл. 18

Глава 18   СЫН  НА ЗАКЛАНЬЕ                Чада мои! Утомил я вас юридическими и техническими словесами, каюсь.  Но без них опять утонула бы в море лжи настоящая причина внезапного появления на скамье подсудимых  здравомыслящего студента-отличника Александра Ульянова. Опять роль упыря Марии останется во мраке, ибо никто не брал на себя смелость перечить Истории КПСС, отыскивая тайные корни зла, опутавшего  доброго отрока. По должностному и нравственному долгу упомянутый труд относился к епархии главного Обвинителя Неклюдова, но «Пилат» был испуган заключением судебного эксперта Фёдорова: динамитные снаряды и револьвер наивных Цареубийц не представляли никакой опасности для жизни людей!  Обвинение разваливалось прямо в зале Суда: обер-прокурор гнул своё, генерал – своё. Выиграть дело мог только другой, более сговорчивый, знаток по метательным снарядам. Но где его взять? Неожиданно для «Пилата» таким оказался сам Александр Ульянов:  тесный умом отрок попросил слово во время очередного судебного заседания и стал нахваливать примитивные и безобидные взрывные устройства.  С той минуты  мальчишечья выходка студентов показалась судьям в таких мрачных тонах, что  метальщикам «игрушек» грозила смертная казнь. Довольный нежданным подарком,  Неклюдов сделал пазу в своей красочной речи,  выпил  несколько глотков воды и поставил стакан на край прокурорской кафедры. -Теперь ваша честь, я перехожу к обвинению подсудимого Александра Ильина Ульянова. – сообщил он Суду… Наивный Саша  нашёл глазами маму в конце  судебного зала, ободряюще кивнул ей, но в ответ не получил от неё ни одного знака внимания. Огорчённый сын перевёл взгляд на главного Обвинителя. - Принадлежность обвиняемого Ульянова, - с нескрываемым пафосом вещал тот, - к преступной организации, именующую себя террористической фракцией партии «Народная воля» доказана в процессе Особого присутствия полностью, господа сенаторы и господа сословные представители! Само участие его в преступном замысле против Священной особы Государя императора может быть разбито на три главные линии… Я попрошу Суд, Обвинение и Защиту не пропустить ни одного слова из моей речи. Во-первых, Ульянов обвиняется в содействии другим злоумышленникам в деле приобретения денег для выделки снарядов! Он, и никто другой, заложил за 100 рублей в ламбарде  Савватеева свою золотую медаль за научные исследования на кафедре биологии Императорского университета  в Санкт-Петербурге. Обратите внимание на вот какой казус: его сообщник по злому умыслу, студент Иосиф Лукашевич, тоже был удостоен в 1886 году серебряной медали за научные исследования на кафедре химии, однако он предмет своей научной гордости в скупку не понёс… Между тем, по оценке господина Савватеева, серебряная медаль  в его ламбарде тянула на 79 рублей! Выводы делайте сами, господа. - Ну, Лукашевич! – раздался голос Андреюшкина. – Ну, пан посполитный, берегись… -Господа, господа обвиняемые. – подал голос Первоприсутствующий член Суда, - прошу соблюдать порядок. Генералов, Осипанов – успокойтесь! - За эти 100 рублей в городе Вильно, - продолжал Неклюдов, - были куплены  азотная кислота, два револьвера, лабораторная утварь, листовой свинец и стрихнин! Во-вторых, участие подсудимого Ульянова в заговоре на Священную особу Государя императора выявилось в том, что он изготовил материалы для метательных  зарядов в виде нитроглицерина, динамита, белого пороха и гремучей ртути! И  самым  сатанинским способом, господа сенаторы и господа сословные представители, Ульянов их изготовил. Уважаемый эксперт, его превосходительство генерал-майор от артиллерии Фёдоров, был изумлён изобретательностью злоумышленника. В отличии от заводских технологий в военных  мастерских адские лаборатории Ульянова не выделяют запаха аммиака!  Можем ли мы оставить в живых подобного умельца, который изготовит взрывчатку на даче, в городском доме, в студенческом общежитии? В –третьих, подсудимый Ульянов принял участие  в общей сходке террористической фракции сего февраля месяца 25-го дня на квартире подсудимого Канчера, на которой был определён  покушения… Паче того, сей обвиняемый студент содействовал побегу за кордон действительного предводителя заговорщиков Ореста Говорухина, снабдив последнего 30-ю рублями, занятыми у студента Туликова. Кроме денег Ульянов снабдил беглеца адресом жителя города Вильно, заранее предупреждённого… - Кха… кха… - громко закашлялся генерал Оржевский, подавая этим самым оратору сигнал о его ненужной болтливости… - Я могу, милостивые государи и государыни, поведать ко всему прочему,  - смешался  Неклюдов, - и про тот факт, что у Ульянова находилась часть кассы студенческого землячества, из которой злоумышленники брали деньги на преступные цели. Господа Судьи! Господа сословные представители! На основании всего, мною сказанного, исходя из статей 17, 18, 241 и 243 Уложения о наказаниях, я требую у Особого присутствия Правительствующего Сената приговорить подсудимого Александра ильина Ульянова, двадцати одного года от роду, уроженца Нижнего Новгорода, сына действительного статского советника, предварительно лишив его всех прав состояния и сословных  привилегий  к смертной казни через повешение!
           И гробовая тишина в зале, чада мои, вскоре сменилась шумом от  одобрительных рукоплесканий! Саша вздрогнул, почувствовал лёгкий озноб между лопатками. Он хотел было посмотреть на маму, но непонятное препятствие  помешало сыну сделать это – незнакомая  до сих пор, странная скованность плеч, шеи и подбородка.  Потом всё-таки посмотрел. Опять не видно родного лица. Чёрная наколка на голове клонилась всё ниже и ниже. Господин Песковский,  муж кузины Кати, что-то быстро говорил чёрной вдове.  И никто,  кроме довольного Петра Васильевича Оржевского, не догадался о том, что наклон головы был нужен для сокрытия радости в глазах упыря Марии от удачной торговли жизнью сына!                - Подсудимый Ульянов, что вы желаете сказать в свою защиту? –обратился Дейер к жертве. Петушиный выкрик председателя Суда  заставил отрока вздрогнуть. Вот и настал миг, которого он так страшился и к которому он готовился долгими тюремными ночами. Он оглядел враждебный зал, в который почти никого не пустили из родни подсудимых. «Значит судьи боятся той речи, которую ты приготовил!» – подумал он про  себя гордо. От адвоката Саша отказался не потому, что намеривался удивить противную сторону своим краснобайством и логикой.  Стряпчий обязательно будет просить у Суда помилования для своего подзащитного, как для душевнобольного. А коль добьётся своего, то обеспечит ему, учёному-биологу пожизненное заточение в тюремном лазарете среди неизлечимых идиотов и параноиков. Сама мысль о растительном существовании была противна герою. Нет, нет и нет! Лучше смерть в петле на виселице! Вот только не расскажешь сотоварищам на скамье подсудимых у тебя   за спиной и домочадцам в городе Симбирске всю правду о причине своего прихода в кружок Шевырёва – Говорухина: о письме матери к отцу про тайну рождения старшей сестры Ани, во-первых; о большой и сладкой его любви к Шмидовой, во-вторых; о мнимом его  конфузе с динамитными снарядами, всю вину за изготовление которых он благородно взял на себя, в третьих. Обидно,  право, что Лукашевич ни словом, ни жестом не поблагодарил даже своего спасителя от петли… Поучился бы  подлый шляхтич у простолюдинки   Реввеки,  которая  при каждой встрече здесь, за решёткой, нежно берёт его руку в свою, страстно шепчет слова о любви… - Господа сенаторы и господа сословные представители! – громко заговорил Саша. – Я в полном уме и сознании добровольно отказался от услуг казённых или  платных стряпчих  дабы самому  защититься от предъявленных мне обвинений. Фактическая сторона моего участия в настоящем деле установлена полностью и не отрицается мною. В своих поступках я руководствовался  не сиюминутными впечатлениями, а выношенными за много лет убеждениями. Я должен их смысл разъяснить вам. В свободном отечестве есть один правильный путь развития – это путь просвещения и научной печатной пропаганды народа, потому что всякое  изменение общественного строя в стране есть, результат изменения сознания в обществе. Но по мере того, как теоретические размышления приводили меня к этому выводу, жизнь показывала самым наглядным образом  печальную картину о том, что при существующих в России условиях таким путём идти невозможно… Судьи заметно скучали. Первоприсутствующий член Суда  косил глазами на министра юстиции Манасеина, который задумчиво оглаживал свою бородавку на щеке. Дряхлый сенатор Лего наперегонки с московским городским головою Алексеевым клевал носом стол. Другие сословные представители о чём-то шептались между собой. Нарядный генерал-майор Фёдоров, словно изумляясь нынешнему действу двигал густыми бровями и таращил глаза. Все досадовали на подсудимого: зачем такие длинные речи?  Дейер дождался паузы и звонко выкрикнул:- - Надо быть кратким, подсудимый Ульянов! Всё это старо и нам хорошо известно! Александр испугался возможности лишиться слова, ведь он должен высказать всё, что замыслил. И не для вас, сонных, но безжалостных сантрапов… - При таком отношении царизма к умственной деятельности  верноподданных невозможна на только экономическая пропаганда, но и даже просветительская. Государственная машина настолько могущественна, а интеллигенция настолько слаба, что правительству легко отнять у неё последние остатки свободы слова. Вот почему наша интеллигенция, а студенты в первую голову, не могут вступить в открытую борьбу с ним, и только систематическим террором защитит своё право на передовую и свободную мысль и на активное участие в общественной жизни. Террор  есть та единственная тропа войны с тиранией, по которой может пойти меньшенство, сильное только сознанием правоты… Обвиняемый  заговорил о систематическом терроре и о том, что борьба правительства против него не ослабляет, а, напротив, усиливает террор, потому как власти, сражаясь не с причиной, а с последствиями, не врачует сию болезнь, а только усугубляет… Первоприсутствующий член Суда  моргал веками и кривил рот. И ещё раз пытался прервать крамольную речь, но его старания были напрасны. Удар пламенному оратору был нанесён с другой стороны, совсем неожиданной им! В одном из самых обличительных мест его речи, когда Александр возвысил свой голос и придал ему пророческое звучание, в дальнем конце судебного зала поднялась из кресла скорбная женщина во вдовьем одеянии. Господин Песковский остался на месте, а она направилась к выходной двери помещения, прижав к своему лицу носовой платок. Это была  мать оратора! Он узнал предательницу, покидающую его во второй раз сейчас, во время судилища, точно так же,  как она уже покинула однажды, во время дознания. Преданный упырём Марией сын до того растерялся от её вероломства, что  упал духом, сбился с мыслей и забыл продолжение речи.  Лицо у Саши сделалось серым, цвета мраморной стены зала, на глаза навернулись слёзы и мешали провожать взглядом маму пока та  брела  по проходу между кресел. К явному неудовольствию подсудимых оратор замолчал. « Что маме так не понравилось? – подумал сын в страхе. – Что с ней случилось?  Ей плохо со здоровьем?  Или я говорю не те слова?» Откуда было знать наивному книгочею, что корыстная вдова в очередной раз выполнила команду воителя с Петра Васильевича, которому не по душе пришёлся ораторский пыл «новоявленного Кибальчича». - Вы закончили  свою защиту, Ульянов? – нарушил Дейер долгую паузу. А что спрашивать, коль душевный недуг уже дал свои ядовитые побеги в мозгу приговорённого к петле человека. Александр с трудом собирая рассыпанные мысли, отрывочно говорил: - Всегда найдётся.., да! Десяток… Не составит жертвы… Умереть за своё дело… Таких людей нельзя запугать! Несчастный отрок намеривался сказать много оправдательных слов и о случайных и невиновных  соседях на скамье подсудимых – об отце Михаиле, о его тёще Ананьиной, о Пилсудском, о Пашковском, о Сердюковой и о звезде, вновь вспыхнувшей на сером небосводе его жизни, о… Реввеке!  Сникший оратор хотел уверить судий в том, что в их несчастьях виноват лишь  он один, Александр Ульянов! Но вместе с разумом отказала вдруг и сердце. Острая боль в левой стороне грудной клетки даже парализовала всё тело, гнетущая тоска омрачила душу… Саша тихо-тихо отошёл от барьера  и осторожно опустился на скамью подсудимых. Он едва ощущал дружеские рукопожатия и хлопки по спине соратников за хорошую речь… Но все недуги отступили от жертвы словно по волшебству от пленительного голоса любимой Реввеки: - Саша, милый, ты такой смелый и умный! Я люблю тебя, люблю больше жизни своей непутёвой… Как я казню себя за причинённую тебе боль, родной мой!
-    -Встать! Суд идёт! – громогласно объявил судебный пристав несколько дней спустя после сомозащиты Александра. Шум в зале, Суматоха на скамье подсудимых. Председатель Суда  Дейер шествует медленно и важно словно с великой вестью для Государства Российского. В затылок за ним – сенатор Окулов. Остальные члены Суда идут гурьбой, без соблюдения чинов и сословий. - По указу Его Императорского Величества, - начал оглашать Пётр Антонович приговор, - Правительствующий Сенат в Особом присутствии для суждения дел о государственных преступлениях слушал с 15-го по 19-е апреля сего 1887 года  «Дело…» о дворянине Симбирской губернии Александре Ильине Ульянове и других, в числе 15 лиц, преданных Суду Особого присутствия по обвинению Ульянова  и с ним 14 лиц в принадлежности к преступному сообществу и посягательстве на жизнь Священной особы Государя императора… На основании дознания, актам которого в силу Высочайшего Повеления сего марта 28-го дня с. г. присвоена сила и значение актов предварительного следствия, пятнадцать арестованных… обвиняются в том, что принадлежа к преступному сообществу, именуемому террористической фракцией партии «народная воля», и действуя для достижения его целей, согласились меж собой посягнуть на жизнь Священной особы Государя императора и для проведения сего злоумышления в исполнение изготовили разрывные метательные снаряды коими некоторые из соучастников, с целью бросить означенные снаряды под экипаж Государя императора, неоднократно выходили на Невский проспект, где, не успев привести злодеяние в исполнение, были задержаны сего марта 1-го дня 1887 года». Братья и сёстры мои во Христе, простите меня за то, что у меня нет  ни сил, ни желания пересказывать полностью  сей лживый документ. Приведу лишь строки, которыми чины в голубых мундирах скрыли имя настоящего доносчика на Александра Ульянова, подвергнув неправедной каре совершенно невиновную православную душу. «… Подсудимая Анна Андрианова  Сердюкова обвиняется в том, что, узнав от Пахомия Андреюшикина, о задуманном посягательстве на жизнь Священной особы Государя императора и имея возможность заблаговременно довести о сём до сведения властей, не иполнила этой своей обязанности верноподданой Государя императора». Оканчивается приговор так: «Ввиду изложенных обстоятельств все означенные лица преданы Суду по обвинению в преступлениях, предусмотренных 241 и 243 статьями Уложения о наказаниях. На дознании и судебном следствии собранными посредством обысков, осмотров, письменными доказательствами, показаниями свидетелей, а также благодаря личным признаниям некоторых подсудимых установлена вина каждого… По изложенным выше основаниям Особое присутствие постановляет: всех подсудимых, лишив всех прав состояния, подвергнуть смертной казни через повешение!» И опять зал рукоплескал сенатору Дейеру также одобрительно, как это было несколько дней назад после обвинительной  речи обер - прокурора Неклюдова. Чада мои, в ликующем зале в этот  день  отсутствовала упырь Мария, отдавшая сына на закланье. Лживая История КПСС  оправдала сие предательство сына будто бы неотложными делами в городе Симбирске, куда удачливая торговка выехала несколько дне назад! Решение Правительствующего Сената оказалось менее жестокосердным, чем приговор Особого присутствия: восьмерым приговорённым смертная казнь была заменена каторгой или ссылкой! За своего соотечественника   вступился генерал Оржевский;  за богослова Новорусского – всесильный Константин Победоносцев,  обер – прокурор  Святейшего Синода Русской православной церкви. Вот почему в числе не помилованных висельников  оказались Андреюшкин, Генералов, Осипанов, Ульянов и Шевырев, царство им небесное. Из упомянутых в числе восьми рабов Божиих Сенат определил: Лукашевичу и Новорусскому – бессрочная каторга с отбыванием её в Шлиссельбургской крепости; Ананьиной – каторга 20 лет; Пилсудскому – 15 лет; Канчеру, Волохову, Горкуну и Пашковскому – по 10 лет каждому; Сердюковой – тюремное заключение на 2 года с лишением лично и по состоянию присвоенных прав; Шмидовой – недолгая ссылка в Сибирь. Не было среди  приговорённых и сообщницы злоумышленников Анны Ульяновой. Жандармский генерал честно выполнил свои условия договора с упырём Марией.                В ночь перед казнью, иначе сказать с 7-го на 8-е мая 1887 года,   Александр Ульянов крепко спал в своём узилище на диво всем тюремщикам. Один из них вспомнил про сон «тесного умом» арестанта в тюремной карете в день его ареста. Разбудил смертника громкий топот в коридоре, скрежет ключа в замке, скрип открываемой двери. Узник увидел за спиной надзирателя генерала Ганецкого и православного священника с большим крестом в правой руке. Комендант крепости  объявил Ульянову  об утверждении Государём императором приговор Суда и предложил смертнику приготовиться к казни через повешение. Священник выступил вперёд генерала и сказал тонким, дрожащим голосом: - Желаешь ли ты, сын мой, последний час своей жизни провести как христианин: исповедаться перед Господом Богом и причаститься Святых Тайн? - Нет батюшка! К тому, что я сказал на Суде, - твёрдо ответил проданный сын упыря Марии,  -  мне нечего добавить и на исповеди! Из рапорта Министра Внутренних дел Империи, графа Д.А. Толстого на имя Государя известно, что Цареубийца Ульянов взошёл на эшафот бодро и спокойно, сам встал на роковой табурет, но отдал Богу душу без покаяния! Царство ему небесное, сироте при живой матери… Аминь!