Дорога в Никуда. Гл 11. Родина-мачеха - 93
5/IX – 1968
АБАКАН
Майе Доманской
Здравствуй, Майя.
С трепетом душевным прилагаю к этому письму тетрадку с описанием «хождения за три моря». Пусть она хранится у тебя, пока не попрошу обратно. Будущее неопределенно и не знаю, где завтра приклоню голову. Робкие притязания закончить училище по классу кларнета, мягко выражаясь, не вызывают энтузиазма. Ко мне относятся настороженно, наверное, тавро бродяги, тавро отверженного, навеки выжглось на высоком челе Вадима Далматова. Да и не забыла свора Максимов Перепелиц, больших и маленьких, басом гавкающих и дискантом подтявкивающих, что тянется за Далматовым густая и длинная бахрома диссидентских выходок, что трепал его, почему-то, КГБ, таскал, зачем-то, свидетелем (пока?..) на суд Снежкова. Надо оно дирекции – подставлять шею под намыленную веревку из-за какого-то изгоя, пусть даже и талантливого? Правильно: не надо.
Но – посмотрим, может, все это лишь панические домыслы. Надо постараться для общества – получить диплом. Да и посетила простая, как репа, мысль: а что будет, если покалечу себе руки и не смогу больше зарабатывать на хлеб игрой на саксофоне? Ведь не помогут семьдесят семь пядей во лбу, не поможет никакой педагогический талант, если все это не подтверждено всесильной бумажкой.
Пришел к Вере Филатовне, обнаружил в ее общежитской келье Хорунжего, оформил вышеприведенные благие намерения в пламенную речь, ту речь толкнул и заслужил оглушительный аплодисмент. По этому случаю утащил Валерку в магазин, там мы разорились на бутылку вина, вернулись и распили на троих. На троих – это, пожалуй, громко сказано. Примерно, как ежели третьим был бы комар или муха дрозофила. Гм… Дело в том… А, была не была: Вера Филатовна ждет ребенка. Это тайна, и тайна страшная, такая страшная, что ее знают, в сущности, абсолютно все. Вот и еще потеря (одна из потерь – ты!) на бесконечной Дороге: Вера Филатовна, конечно же, не останется в Абакане, где ей ничего не светит, кроме общежитской комнатенки, и уедет на родину. А я вот сейчас думаю, что никто не имел на меня такого духовного влияния, как она и хотя часто приходилось быть по отношению к ней эгоистичной и неблагодарной скотиной, все же память о ней никаким огнем не выжечь из души. Память эта умрет только вместе со мной, а может – переживет всех нас.
Но все же есть к ней претензия: Вера Филатовна из самых благих намерений вздумала принести мир Далматовскому расхристанному семейству, в результате чего получил письмо с сообщением, что я есть и каков есть за гусь и жук. Мирить нашу шатию-братию все равно, что проповедовать людоедам Соломоновых островов вегетарианство, или тыкать голым пальцем в осиное гнездо с целью перевоспитания его разбойных обитателей в благородных пчел. И первое, и второе, и третье – предприятие абсолютно дохлое.
Странный это феномен – семья. Он не присущ нормальной живой природе. Вернее, присущ ровно настолько, чтоб произвести потомство, выкормить его, выпихнуть в мир и начисто о нем позабыть. Человеческая семья – это лишение двух людей свободы, отсюда вечная грызня, измена, развод, трагедия детей, анархия в их воспитании. Живем-то один раз!.. Вот вам брошенные дети, уличное хулиганство, исправно набитые тюрьмы и лагеря. Человек не ищет родителя для своего будущего потомства, он ищет удовольствия. И, вопреки всякой логике, множество «искателей жемчуга» открывают для себя пренеприятнейший факт: жемчужина, которая оказывается к тому же не бог весть какой чистой воды, тянет за собой данайский дар – потомство. Изволь его терпеть, изволь с ним возиться, изволь на него горбатиться! А живем один раз! И хочется, ах, как хочется! прожить этот единственный раз для себя, распроединственного.
Из Речного порта уволился и ухитрился за время плавания по величайшему из морей получить при расчете рублей сорок. Я – Ротшильд! Бойцом в охране работать передумал – вполне возможно, что Дорога в Никуда и не собирается кончаться, а подводить начальника отряда не хочется: он хороший мужик. С улицы Кирпичной выписался, паспорт на данное мероприятие сдавал в отдел кадров, так что и знать не знаю, где она – улица Кирпичная, на каком краю Абакана.
Живем мы с Валеркой у Ивана, на нашей старой квартире, только временно не в комнате, а в сараюшке. В комнате учинен ремонт и побелка, хотя что в ней чинить и что белить – мне никогда не сообразить. Койка в сараюшке одна и узкая, на дворе уже прохладно, но нам не привыкать, было хуже. Как-то в Новогоднюю ночь являемся к себе во времянку, быстренько выгребаем золу из печки, несем угля, растопку, заряжаем плиту, хвать – нет спичек! Изругали друг дружку самыми поносными словами, заглянули в ведро, а там вода обратилась в ледяной монолит, плюнули в то ведро и, как были в шапках, пальто, башмаках, залезли под одеяло. А куда было идти искать спичек в четыре ночи? Или утра?.. Простудились тогда жестоко.
Занимаюсь на кларнете. С остервенением. Забьюсь в какой-нибудь отдаленный класс в училище и гоняю «Полет шмеля» и «Концертино» Краутгартнера. В дверь то и дело заглядывают. Если физиономия любопытная или восхищенная, то это может быть кто угодно, а если нарисовывается кислая рожа – обязательно студент-духовик. Да видал я их всех. Вкатился и педагог (он фаготист), я обрадовался было: сейчас состоится светская беседа, кто вы, да что вы, да не собираетесь ли поступать и так далее. Но соло на фаготе прогудело сдуру: он Далматова узнал и с каменной миной выкатился обратно. И что бы все это значило?..
Все же мечтается сыграть на госэкзамене «Концертино» Вебера. И сыграю. И очень даже прилично сыграю.
Познакомился со студентом третьекурсником, он постарше, в Абакан откуда-то перевелся, парень, вроде, неплохо играет. Посмотрел его кларнет, там дата: тысяча восемьсот восемьдесят какой-то год. «Ого!» – говорю. «Не ого, – отвечает, – а ключ от собора. Твой-то еще древнее».
Не имею ни малейшего представления на какие капиталы жить дальше. Деньги пока есть, но надолго ли их хватит? Ну, хоть какая-нибудь бы заначка в виде сберкнижечки с тысчонкой-другой!.. Как не хочется идти искать халтуру… Витя Лихницкий проворачивает какие-то ему одному ведомые делишки и намекает, что Далматов ему очень понадобится, как саксофонист. Посмотрим. Еще, совершенно неожиданно, встретил Яниса, он форменным образом вцепился. Передавал привет от брата, тот благоденствует в леспромхозе и настоятельно зовет туда же и меня. Говорит, что мы втроем (с Янисом) слепим непревзойденное трио и прославимся на всю поднебесную. Янис забросил саксофон, купил себе хороший баян и рвет, день и ночь, меха. Спросил его: жениться не собираешься? В ответ он рычит, как уссурийский тигр. Особенно у него хорошо получается: «кур-р-р-рицы!!!» Это он про вашу сестру, оптом.
Я его обнадеживаю (мало ли чего), а сам подсчитываю, не получится ли выкрутиться на почасовой оплате за хор и народный оркестр. В хор уже записался, там не хватает мужских голосов, а оркестр еще не начал репетировать. Возьмут, конечно, с руками и ногами, студентики там слабенькие и упустить такого кашалота, как Далматов, преступлению подобно. Жаль, что за игру в духовом оркестре ничего не заплатят: если возьмут на кларнет, то играть буду обязан по статусу. Гроши, конечно, но годик поголодаю, дело знакомое.
А какую девочку на хоре увидел – чудо! Первокурсница, вот только не знаю, сколько ей лет. Зато имя узнал – Верочка! Она такая ладная, невысокая, темноволосая, глазки большие, серые, личико – совсем детское. Любуюсь ею, как цветком, она так радостно смущается на мои восхищенные взгляды. Ей все внове в училище – обстановка, атмосфера, люди, она еще не привыкла к музыкальной богеме. Хотя, что там за богема… Да из-за нее одной никуда не хочу срываться из Абакана. Короче, Майка, влюблен, окончательно и на веки веков! Вот только ее тезка, Вера Филатовна, никак не желает признать этого непреложного факта и всячески сживает Ромео Далматова со свету.
А за что, я вас спрашиваю? Все вы думаете, что Вадька человек непостоянный, сегодня по одной страдает, завтра по другой. Нет ничего, более далекого от истины. Вадька Далматов страдает только по дочке, которой у него нет, а на вакансию мамы для нее, единственной, готов рассмотреть очень широкий круг претенденток, и требования-то достаточно несложные: чуть-чуть быть по сердцу, чуть-чуть быть милой, чуть-чуть не дурой. А вы свое: «Дон Жуан! Ату его!» Не Дон Жуан, но и не Петрарка, что сочинил свою Лауру.
Сижу сейчас у Веры Филатовны, предварительно слопав все наличные запасы печенья, варенья, конфет и чая, а она вопрошает: «Послушай, пачкун несчастный, когда ты перестанешь переводить бумагу?» Я огрызаюсь, тогда она клеймит писателя шестистопными ямбами: «Ты гнида мерзкая и жалкая притом! Ты не поэт – бумагомарка ты ничтожный!» В ответ с достоинством: некоторые (не будем пальцем показывать) литературные бездари, разные там Васисуалии Лоханкины, завидуют истинным гениям и от зависти готовы… Получаю по шее. Ах, так!!! Драка.
Сочинил песню – «Мост Мирабо». На слова Аполлинера. Мелодию наплескало Красноярское море. В Абакане взял гитару и как-то сразу подобрал аккомпанемент. Когда-нибудь сыграю тебе свои песни? Неужели никогда не увидимся?.. Пою песню и слезы набегают: Сашку вспоминаю, предвечную мою Киарину. Там такие слова есть: «А внизу под мостом – волны рук, обреченные муке и глаза, обреченные долгой разлуке…» Не долгой – вечной.
Не думай, что сейчас люблю ее меньше, чем тогда, в Джамбуле. Просто Саша, та, моя Саша, – умерла. Той Саши, с которой целовался в Джамбульском тумане, уже нет, есть другая девушка, с другой, незнакомой жизнью, и кто ты такой, Вадик Далматов? Не злой джинн, а ее светлый лик запечатлен в хрустальном флаконе и хранится в темных омутах памяти. Он выходит, временами, и протягивает мне руки и ох, как больно тогда на сердце! И всегда будет больно, даже когда побелеет голова.
Как получишь бандероль – сразу напиши. Адрес неизменный – «до востребования».
До свидания.
Вадим.
P.S.
В детстве серьезно считал, что буду геологом и путешественником. Землю Санникова найду! Отец некогда работал в лаборатории нефтегазразведки и часто приносил мне красивые камешки. Затеял собирать геологическую коллекцию и он сделал для нее чудесный ящик с задвигающейся крышкой и высверленными продолговатыми отверстиями под образцы, я в них складывал свои сокровища.
P.P.S.
А когда мать с сестрой уехали на Север, знаешь, как я первый раз жарил себе картошку? Налил в сковородку масла, накрошил туда лука, пережарил лук до коричневого цвета и лишь потом загрузил сверху картошку! Да еще воды налил, чуть не полчайника. Подходящий багаж для вступления в самостоятельную жизнь…
Свидетельство о публикации №209102301011
Элла Лякишева 23.07.2018 23:57 Заявить о нарушении