Глоток чистоты

Пыльная лента дороги убегала назад. В приоткрытые окна врывался плотный горячий воздух. В этот момент не существовало ничего, кроме темнеющих силуэтов по краям дороги и глухо ворчащего автомобиля, везущего в никуда четырех утомленных пассажиров. Казалось, серая дорога под колесами машины – единственное, что осталось в мире, время навсегда остановилось, и эта душная июльская ночь никогда не закончится.
Но вот серое ватное одеяло облаков начало отступать к горизонту, постепенно, почти неуловимо сдавая свои рубежи. Только что было темно, и вдруг воздух стал как бы звонче, прозрачнее. И, снова побеждая мрак, над далекой призрачной границей, где земля соединялась с небом, торжествующе распростер свои золотистые крылья-лучи огненный шар, приветствуя зарождающееся новое утро.
Но на душе у Вики по-прежнему было сумрачно. Снедало довольно непривычное чувство. Она была недовольна собою. И кто знает, почему, к этому, как ни странно, примешивалось ощущение если не вины, то вполне определенной неловкости. Остальные трое пассажиров, с трудом разместившиеся на заднем сидении, четко осознавали цель своей поездки. Вика же, занимавшая привилегированное место рядом с водителем,  понятия не имела, зачем она здесь находится. Разве что из обычного праздного любопытства. Всегда интересно стать свидетелем чуда. Но чувство неловкости появлялось именно из-за абсолютной неуместности этого любопытства.
Да и что это за чудо? Еще один ясновидящий. Сколько их развелось в последнее время. И люди верят им, не понимая, что за ясновидение выдается искусство говорить общие неопределенные фразы, которые, увы, ничего не значат и не объясняют. Но охотно позволяющие одурачить себя посетители сами вкладывают свой личный смысл в каждое «пустое» предсказание, и потом трубят на каждом углу о чуде.
Но если быть честной до конца, то дело не только в этом. По крайней мере, не в этот раз. Ясновидец, к которому едут эти уставшие от неразрешенных проблем люди, еще и священник. Причем не какой-нибудь сектант, а самый что ни на есть православный. То есть заведомо известно, что ни на какой обман он не пойдет. Сочетание просто удивительное и редко встречающееся. Но поэтому любопытство и неуместно.
Конечно, нельзя утверждать, что Вика была неверующей. Хотя и обратного она про себя не смогла бы сказать. Как вся легко увлекающаяся современная молодежь, она металась от одного объяснения существования этого мира к другому, от буддизма до атеизма. Крестик, данный ей матерью при рождении, пылился в дальнем углу старого комода. Душа металась, не находя успокоения. И, наверное, именно поэтому Вика сейчас ехала неизвестно куда и непонятно зачем.
Автомобиль свернул с шоссе и покатил то ли по узкой ухабистой дороге, то ли по широкой разъезженной тропе. Замелькали пышные зеленые рощицы, вдали показались позолоченные купола. Дышать стало легче.
Остановились на краю маленькой деревушки, возле радующей глаз чистотой свежей побелки церкви. Пока ожидали провидца, Вика украдкой рассматривала своих попутчиков. Вот этот сосредоточенный симпатичный юноша хочет посоветоваться, можно ли ему уйти в монастырь. И чего не живется спокойно? Видный, серьезный. Многие девчонки охотно пошли бы за такого замуж. У этой женщины тяжело болен сын, поэтому она здесь. Правда, чем ей может помочь провидец, Вика не совсем понимала. А эта застенчивая девчушка часто ездит сюда на исповедь. У всех троих сосредоточенный, отрешенный вид. Такое ощущение, что готовятся к чему-то очень важному и серьезному. Скорее всего, молятся, решила Вика и невольно усмехнулась этой мысли.
За наблюдениями она пропустила момент появления главного героя этой драмы и очнулась оттого, что ее обожгло огнем между лопаток. Вика резко обернулась. Позади нее стоял сухонький старичок, одетый во что-то черное и длинное. На груди сверкал большой крест. Но, к великому разочарованию Вики, ничего особенного в священнике не было. Обычный, незаметный дедушка невысокого роста и со строгими глазами. Вот и все. Чуда не будет. И зря она сюда ехала.
На исповедь Вика пошла самой последней. Хотя рассказывать о своих прегрешениях она ему и не собиралась. Просто подошла ее очередь. А отказываться было слишком неловко.
Что произошло потом, Вика плохо помнила. Осталось единственное ощущение: она и этот священник, и больше никого и ничего вокруг нет, не было и не будет. Невзрачный старичок вдруг преобразился. Он как будто стал выше, больше, и вокруг него разлился ослепляющий свет. И самым непереносимым и страшным были его лучистые скорбные глаза, прожигающие насквозь, заглядывающие на самое дно Викиной души.
Нет, она и не рассказывала ему своих прегрешений. Это сделал он сам. Все ее даже мельчайшие проступки, подробно разобранные им, вдруг стали ужасными и невыносимо постыдными. Вику бросало то в ледяной озноб, то в жар пламени. Провидец как будто поставил ее перед зеркалом, и она увидела в нем себя. Не ту себя, которой сама все прощала, а такую гнусную и омерзительную дрянь, которая втихаря творит свои черные делишки, уверенная, что никто и никогда ничего не узнает. И ни в ознобе, ни в жаре не было ни малейшего спасения от самой себя. И от великого ужаса и стыда.
Тогда Вика покаялась со слезами на глазах. Она была омерзительна сама себе. И жуткой казалась мысль, что она снова может стать такой. Обратный путь был легок и сладок. Он пролетел за одно долгое мгновение, когда освобожденная от огромного гнета душа расправила свои крылья и пела от радости…
С тех пор прошло… Сколько?... Десять, пятнадцать лет? Где же эта радость и песнь души? Где это желание остаться такой же хорошей? И где тот великий стыд очищения? Горькая усмешка исказила лицо Виктории Степановны. Наивная дурочка. Сейчас-то она понимала, что поехала тогда с неосознанным вызовом самой вере, с вопросом «Есть ли Бог?». И провидец имел полное право с позором выгнать ее оттуда. Но он предпочел принять вызов и всей своей мощью наглядно продемонстрировал существование высших сил. Зачем только? Не лучше ли ей было не знать это?
Виктория Степановна задумчиво покрутила бокал в руках, потом сделала маленький глоток. Коньяк приятно обжег горло, неся успокоительное опьянение. В глазах слегка плыло. И зачем она сейчас это вспомнила? Виктория попробовала сосредоточить внимание на человеке, сидящем рядом и что-то с жаром ей доказывающем. О чем может спорить с ней этот лысеющий донжуан с расплывшейся фигурой? О чем с ним вообще можно разговаривать? Зачем она сейчас сидит с ним, уговаривая далеко не по первой порции коньяка?
Ах, да, бизнес. Ее дела в последнее время идут не очень хорошо. И надо заставить этого идиота спонсировать ее. Если потребуется, то и, хмм, на весьма щекотливом обеспечении. Хотя что ей мешает? Она не замужем, да и не собирается – достойных кандидатов так и не нашлось. А то, что он женат, так это его проблемы, для нее же это обстоятельство только упрощает дело и его последствия. Что ж, раскручивать на значительные суммы подгулявших человеческих самцов приходится не впервые. Только надо делать это прямо сейчас. Судя по его раскрасневшейся физиономии скоро он просто отключится. Напоить его во второй раз может оказаться довольно сложной задачей. Трезвые же денежные мешки слишком здраво оценивают все потенциальные угрозы своему кошельку. А у этого где-то под слоями жира скрывается нечто редкое, именуемое отзвуком совести. И поэтому сей ценный экземпляр не сможет отказать в небольшом одолжении после ночи, проведенной вместе. Подобный нонсенс в очередной раз доказывает полную несовместимость совести и капиталов. Пора действовать. Виктория еще раз усмехнулась и попросила счет.
Потом все было как в кошмарном сне. Новая порция алкоголя, чтобы расслабиться, но которая только до боли напрягла каждый нерв и вызвала  очередной приступ головокружения и тошноты. Музыка, призванная придать происходящему хоть минимальную видимость романтизма, и только подчеркивающая скотоподобное грязное вожделение. Грубость и развязность пьяного мужика, потерявшего последние признаки человеческого облика.
Ноющие нервы все натягивались и натягивались…
И вдруг лопнули.
Виктория, со слезами злости и отчаянно матерясь, сбросила с себя полуодетую шевелящуюся тушу собутыльника. Как в дурмане, вызвала такси под его невнятное мычание. С огромным трудом усадила в машину неудавшегося любовника и отправила его домой, к любящей женушке. А затем залезла под душ. Подставляя ярко раскрашенное лицо под прохладные тугие струи, Виктория рыдала о сегодняшнем омерзительном вечере, о пятнадцатилетней омерзительной жизни. Откуда-то выплыли слова когда-то полюбившегося псалма: «Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится…». Виктория пыталась вспомнить дальше, но не получалось, и от этого становилось еще хуже и больнее...
Долго в этот вечер она не выходила из-под воды, стараясь хоть немного освободиться от той многолетней грязи, которая не могла быть отчищена с помощью мыла и мочалки. И все время перед глазами стоял давно прошедший день, когда наивная девочка Вика возвращалась из далекого нелегкого пути с поющей душой…