Фальстарт Глава 7

В блиндаже господствовал беспорядок – вчера вечером и сегодня утром Исаев копался в документах, уничтожал старые, раскладывал новые, как удобно ему, новому командиру, просматривал кассеты, потом плакал, сдавленно всхлипывал, кусая фаланги указательных пальцев, ругался. Свалившаяся на голову должность командира серба не воодушевляла, а только угнетала. Он, приближенный Эмира, второй человек в организации и человек, надо сказать, не глупый, был осведомлен лишь о делах Балканского филиала. Эмир не готовил себе приемников. Единственное, что знал Исаев, как, впрочем, и я, что нельзя терять связь с Боссами, что надо разобраться в смерти Эмира и не допустить утечки информации о его гибели, что надо удержаться на месте командира, и, что нужны новые подрывы, теракты, бои...
Полевой командир – одна из тех профессий, где сначала ты пашешь на авторитет, а затем авторитет пашет на тебя.
После густой пустоты блиндажа прохладный воздух снаружи показался легким и невесомым, пахло ухой, почти полная тишина, лишь слабый хриплый шелест разговоров. Я сплюнула кислую слюну, переступила с ноги на ногу.
Блин, закупили миниоперационные, медикаменты, все навороченное, а валерианки или настойки Зеленина купить не дано.
Я закурила, но на этот раз дым показался отвратительным, к горлу подступила тошнота, я сплюнула, выкинула непотушенную сигарету.
Признаюсь, по другому представляла себе токсиколога. Нет, не то чтобы шаблонного старца с курчатовской бородкой, но почему-то ждала человека именно немолодого, лет сорока пяти, но уже обязательно с залысинами, с морщинами, в очках с толстой оправой и внимательным цепким взглядом. К одежде стереотипов не было, но он должен был быть обязательно невысокого роста и худощавого телосложения. И потому очень удивилась, увидев мужика лет двадцати пяти с пепельно-русой шевелюрой, довольно высокого и крепкого, облаченного в форму пятнистого цвета без каких-либо знаков отличия.
-Здравствуйте, - сказала я неуверенно, сомневаясь, тот  ли передо мной человек, - пройдемте в блиндаж. Серег... командир подойдет через полчаса. Вам чай, кофе, спиртное? Закурить?
-Нет, спасибо. И обращайтесь, пожалуйста, на «ты», мы с тобой практически одного возраста. Давно воюешь?
Я пожала плечами:
-Полтора года плюс «учебка».
-Связистка?
-Снайпер.
Он явно удивился:
-Редкость. Я думал, связистка у Эмира. Меня зовут Матвей, а тебя?
-Лада Русова.
Матвей смутился, сказал, почему-то переходя на «вы»:
-Извините, вам сейчас очень тяжело, а я... Давайте перейдем к делу, но для начала, короткое отступление...
После пяти минут общения, я поняла, что Матвей Геннадьевич  Гладков – токсиколог от Бога, как, впрочем, и все в окружении Эмира, у которого даже связной – гений в радиотехнике. Матвей благоговел перед ядами, боялся их свойств и одновременно любил их, он умел и любил использовать растения не только как яд, но и как лекарство. Можно даже сказать, что свойства тех или иных растений лечить возбуждало в нем большее любопытство, чем способность убивать.
-Наперстянка, - сказал Гладков торжествующе.
-Что? – переспросила я, впервые слыша такое название, так как к растениям никогда не испытывала никакого интереса, и знала кроме подорожника еще пять-шесть дикорастущих растений.
-Наперстянка, - повторил токсиколог, - ядовитое растение, которое одновременно является и лекарством. В 1824 году Леройе извлек из нее дигиталин, и наперстянка вошла в медицину как одно из ценнейших лекарств при заболеваниях сердца. Но нас интересуют ее ядовитые свойства, так вот ядами наперстянки оказались гликозиды…
-Подождите минуточку, - попросила я, доставая из стола листок бумаги и карандаш, - сложно, я лучше запишу.
Токсиколог улыбнулся. Да его хоть посреди ночи разбуди, он тебе все виды гликозидов выпалит и о каждом подробно расскажет, да еще и структурную формулу напишет.
-По свойствам, - продолжил Гладков, - гликозиды похожи на амигдалин – это яд горького миндаля, из которого выделяют цианистый калий...
Миндаль ядовит… хм, это надо запомнить.
-...Гликозиды получили такое название потому, что в их молекулах содержится остаток сахара – гликон и остаток какого-либо другого органического вещества несахарной природы. Обычно их называют агликоном или ......... Так вот гликозиды в больших дозах вызывают паралич сердечной мышцы. Еще один нюанс, он и тебе на будущее сгодиться, если травить кого будешь, - токсиколог усмехнулся, - гликозиды наперстянки имеют особенности кумулировать...
-Накапливаться?
-Ага, накапливаться, - Матвей перешел на человеческий язык, - в организме. Ну, хочешь отравить... свекровь... к примеру. Даешь ей немного наперстянки в течении полугода. Свекрови становится плохо с сердцем, она обращается к врачу, в медицинской карте пишут о шумах в сердце, о склонности к инфаркту и так далее, а потом – бац! – и даешь ей убийственную дозу. Вскрытие никто делать не станет – посмотрят в карточку, а там все написано...
-Но это невозможно… в дано случае.
-Естественно, - Гладков одобрительно кивнул, - никому это и не надо. Им надо было устранить: вкачали убийственную дозу, и все. А вот каким образом ее вкатили, это интересно.
Матвей извлек вложенный в файлик листок, испещренный арабской вязью, произнес:
-Я не знаю, что это за текст потому, ибо данный язык изучать не приходилось, но именно этот листок был отравлен.
В землянку, громко захлопнул за собой дверь, вбежал Серега, кивнул токсикологу. Единственный человек, которого я называла в уме командиром, был Воислав, к Милораду, как к командиру не успела привыкнуть, Эмира я очень любила, а Сергей... хм... не знаю, никогда не могла представить его командиром отряда.
-Похоже, - сказал Исаев, - тебе придется повторить то же самое для меня.
-Ты не так уж много пропустил. Эмир был отравлен одним из глюкозидов наперстянки в соединении с химической основой через этот листок бумаги.
Сергей взял из рук токсиколога бумагу, просмотрел, кивнул:
-Письмо от брата, от Абделя. Бред какой-то получается.
-Почему бред. Отравить-то мог кто угодно.
-Письмо привез Илья, - вставила я.
Командир нахмурился:
-Подтверждает подозрения?
Я пожала плечами:
-А больше нет вариантов. С письмом соприкасались только Абдель и Илья. Есть одна идейка, она тебе понравится – допустим, по пути в первый базовый лагерь их захватили штатовцы, предложили денег, тот согласился... и... и... понимаешь.
-Илюха не сдал бы Эмира.
-Допустим, его запугали, - вставил токсиколог.
Исаев посмотрел на меня, потом на Матвея, буркнул:
-А где Максим?
-Кто? – не поняла я.
Сергей стянул берет, отер им с лица пот, расстегнул рубашку.
-Брат Ильи, - пояснил он. – Возможно, его взяли в плен и сказали, что убьют, если он не сдаст Эмира. Только это маловероятно, по причине того, что для того, чтобы реализовать данный план, надо хорошо знать, что и где искать. Или, по крайней мере, знать, кто и куда везет эту кассету  с отчетом, знать, кому предназначен отчет, а это невозможно.
Невозможно... Я потерла глаза, в виски давит, голова как в тисках, извилины ворочаются со скрежетом, как шестеренки в кремлевских курантах.
-Предложения будут? – спросил Сергей.
Гладков сложил руки, положил на них подбородок, покачал головой:
-Если вы командир, у вас должны быть военные советники, аналитики, помощники, приближенные.
-Аж пять раз... Я был единственным приближенным Эмира, даже Горан меньше знал о делах командира, чем я. Эмир был сам себе аналитик, у него военных советников отродясь не водилось.
-С его деньгами он мог нанять себе лучших аналитиков, политологов, социологов, футурологов.
-Деньги не его, а Центра, и за них он отчитывался каждый квартал. А футурологией он и сам занимался.
-Кто был Эмир по профессии, - полюбопытствовал токсиколог, - на кого он учился?
-Физик он был. По крайней мере, учился физике. В Гарварде. Всякая там молекулярная физика, физика низкотемпературной плазмы...
Я так любила этого человека и так мало о нем знала. Физика низкотемпературной плазмы... Футурология. Выходит, в той тетради именно размышления Эмира, анализ прошедших, настоящих и будущих событий.
В блиндаж вошел Милорад, произнес:
-Товарищ командир, Младен и еще какой-то командир хотят отделиться от формирования. Насколько я понимаю, Младен уходит и переименовывает свой отряд в «Славянское Братство». Это все.
Сергей ударил кулаком по столу, тот вздрогнул, нервно брякнув, подскочила посуда, командир выругался, бросил:
-Тварь он, и больше никто!
-Разрешите идти.
-Иди. Да, и еще, у нас в плену трое американских морпехов – расстрелять. Русова, проследи за исполнением приказа.
Я вскочила с места, пулей выскочила из душного помещения в объятья прохладного ветерка. Неожиданно ощутила такой прилив ненависти к американцам, ко всему западному, омерзение к их образу жизни и чувство брезгливости, что пальца сами потянулись к кобуре на поясе.
Подошла к расположившимся кругом около костра боевикам, те сидели хмурые, кто-то хлебал из кружки уху, кто-то чистил оружие, кое-то переговаривался, глухо, полушепотом. Я привстала на цыпочках, на мгновение ощутила себя в роли Милорада, сказала:
-Командир отдал приказ расстрелять заложников. Мне нужно пять человек.
Боевики разом вскинули руки, как выучившие урок школьники, оживились.
-Пять, а не двадцать пять, - уточнила я, - Збигнев, Милош, Всеволод, Мила, Макс, пошли. Где пленные?
-В яме, - отозвалась Мила тонким, совсем детским голосом.
Збигнев отбросил ногой лист фанеры,  из черной дыры пахнуло  холодом, сыростью и мочой. Гнилостное зловоние проникло в легкие, сигаретный дым показался им сказкой, я прикрыла лицо ладонью, Мила гадливо скорчилась, проворчала:
-Лад, а Сергей точно сказал «расстрелять»? Их придется оттуда выковыривать, сами провоняем. Может, гранату туды и все?
Да, Мила права, бросить бы РГДшку и засыпать... Но тут же появилось желание самой приставить пистолет ко лбу захватчика, надавить на спуск...
-Не-е, - протянула я, - раз командир сказал «расстрелять», значит «расстрелять», и никак иначе. Макс, сбегай за лестницей.
-Гоу, гоу, - крикнула в яму Мила, когда мужики опустили лестницу, - гоу, гады, шнель!
Выбравшись из темницы, заложники робко оглядывались по сторонам, щурились от яркого солнца, тихо переговаривались. Сквозь серые, пыльные, в кровавых подтеках маски, на сербов смотрели три пары глаз, волосы американцев, слипшиеся и засаленные, висели вдоль головы жалкими лохматыми прядями. Эти сволочи думают, что их обменивать пришли, уже отряхивают одежду, вытирают грязь с лица, приглаживают волосы, думают, их сейчас освободят, а на родине они будут героями, о них будут писать статьи самые известные газеты, будут снимать кинофильмы об их подвигах. Гниды!. Не желая подходить к пленным и вдыхать зловоние, крикнула на растоянии, подкрепляя приказы жестами:
-Гоу, бегом, бегом, вниз, давн, на колени!
Всеволод указал на землю, еще раз крикнул «давн», одна из заложников, та женщина, которую я избила прикладом, покорно села на землю. Остальные опустились рядом, исподлобья смотря на страшных боевиков, не зная, чего ожидать от этих славянских варваров, что даже о правах человека не знают, и не понимают, какое благо несет американская демократия всему миру. Збигнев передернул затвор, скользнул взглядом по пленным, что уже поняли, что никакой обмен их не ждет, защебетали:
-Ноу, ноу, плиз, ноу!..
-Мочить? – спросил серб, направляя ствол своего автомата на американцев.
   Пальцы коснулись жесткой текстуры кобуры и замерли, я медленно отняла руку, не спуская глаз с американцев и уже осознавая, что именно сегодня, в этот день, быть может, даже в эту минуту, я не хочу нажимать на спуск, и только непосредственный приказ заставит меня сделать это… Я вяло махнула рукой и обронила сдержанное:
-Пли!
   Сзади грохотнул залп, три других тела дернулись, обмякли и мягко завалились на бок, я обернулась, крикнула раздраженно:
        -Вы одурели так стрелять! Сдурели, блин!
        -Успокойся, - вскинул руки Милуш, - мы меткие.
        -А трупы мы здесь оставим, - спросил Всеволод, - или все же закопаем?
        Копать не хотелось, как и прикасаться к провонявшим испражнениями трупам, я нахмурилась, бросила:
        -Надо было расстреливать рядом с ямой, чтобы трупы туда попадали.
        -Слушай, я вон тот, по-моему, еще дышит, может сам до ямы доползет?
        Боевики заржали, я ухватила пленного за рубашку, противно, а что поделать, личный пример подвигает других на дела высокие...
        Збигнев перестал ржать, произнес:
        -Лад, ты иди, мы сами как-нибудь справимся.
        -Да, - согласилась я, - вы их в яму и это… засыпьте…
          

               
        -Русова! Быстрей в блиндаж!
        Я вбежала в землянку, как ошпаренная, там Исаев и несколько подчиненных ему полевых командира приникли к узкому экрану дешевого китайского телевизора. Так и не поняв, зачем я в этой компании, я замерла, прислушавшись к неразборчивой речи диктора. Андрей осторожно, чтобы не шуметь, взял со стола пульт, увеличил громкость, я начала разбирать слова на сербском, очень похожем на русский, языке:
        -...да, эта информация получила подтверждение в Пентагоне. Теперь мы можем твердо сказать о том, что Эмир Аль-Хатари уничтожен американскими спецслужбами. Была проведена трудная агентурная работа, которая наконец-то увенчалась успехом. Неоднократно проходили слухи о гибели Эмира, но все они не находили подтверждения, но теперь в руках американских спецслужб оказалась кассета, на которой записаны похороны этого полевого командира, весьма одиозной фигуры, через которую шло финансирование боевиков как в Сербии и Черногории, так и за рубежом, - по экрану пошла картинка, страшная картинка, что заставила на мгновение отвернуться от монитора, сделать глубокий вдох и лишь потом снова перевести взгляд наполненных слезами глаз туда, где вновь было то страшное мартовское утро, где Сергей, то и дело отворачиваясь, пытался что-то объяснить Боссам, где я, стоя на коленях, сжимала руку любимого человека...
Дикторша что-то говорила, но я не слышала слов, я смотрела на экран, видела, как бью кулаком в землю, что-то кричу, медленно шевеля распухшими от плача губами. Картинка оборвалась, громкая и, как нарочно веселая, музыка, вывела из короткого транса. Андрей вырубил звук, атмосфера в маленьком, заполненном людьми блиндаже, начала накаляться, казалось, вот-вот начнет плавиться бетон на стенах. Мало-помалу начала доходить вся серьезность этого сообщения, я повернулась к Исаеву, спросила сипло:
-Что это значит?
-Мне тоже интересно. В первую очередь мне интересно, откуда у штатовских спецслужб появилась эта видеозапись. Дело в том, что есть только два экземпляра. Один здесь, - Сергей выдвинул ящик, демонстрируя присутствующим черную прямоугольную коробочку, - а другую Илья повез Боссам. И теперь она у штатовского командования.
Андрей сказал уверенно:
-Учитывая обстоятельства смерти Эмира, я предполагаю, что Илья сам отдал кассету американцам.
-Сомнительно, - бросил один из полевых командиров Исаева.
Я вышла из блиндажа с твердым убеждением в правоте Андрея, села на бревно, и открыла тетрадь. Первые страницы пролистала, не обнаружив ни слова на русском, страниц через двадцать на глаза попалась многократно обведенная надпись красным «БАЛКАНЫ», и следующая, поменьше: «предварительный анализ вверенного мне региона. 1999 год».
Предпринятый мною поиск араба не увенчался успехом. Все находящиеся в лагере арабы – телохранители – знали Эмира много лет, его мысли, его подчерк, сотни раз видели тетрадь у него в руках. Они сидели обособленной группой, ожидая, когда Исаев рассчитает их, готовые навсегда покинуть Югославию. В их глазах - боль и чувство вины. Они не воевали за чужую страну, они были готовы умереть только за Эмира…
Краткое описание здешней природы – на безупречном русском языке - я пропустила. Я провела ладонью по лицу, выдохнула. Тяжело, но как говорил Эмир, куда бы мы не шли, это в гору и против ветра...
Ровный аккуратный подчерк, как у школьника, старательно переписывающего из черновика домашнюю работу.
«В начале двадцатого века Фонд решил, что для дальнейшего выживания человечества, его надо объединить в единую мировую систему. Без научно-технического прогресса задумка оказалась невыполнимой. Но это не остановило Фонд. Такую махину развернули! Началась экспансия ценностей, началась борьба за равноправие. Чтобы обеспечить прогресс, нужны были огромные человеческие ресурсы. Тут-то и пригодилось созревавшее в недрах женских курсов и гладильных цехов равноправие. Удивительно, даже феминизм придумали мужчины, как только увидели насколько это выгодно. Фонд из сил выбился, чтобы выгнать домохозяек учиться и работать. А все оказалось проще простого – надо было дать им идею борьбы за равные права с мужчинами. Что сказать, бабы… Все новые и новые жизни сжигались в топках научно-технической революции!..»
 «…объединение Европы... И все бы удалось, но несколько государств были им как кость в горле. Одно из них Югославия, Хопкинс сказал: «мочить», Серебряков сказал: «отставить», качнул Симонова, тот разыскал меня, вытащил из насиженного места, что сказать, я и сам рад, что мотнулся сюда. Мыслей нет, первый день в незнакомой стране с устоявшейся иерархией командования. Симонов – ты молодец, нашел, как взбесить Хопкинса, я его всегда раздражал...»
Я не слышала никогда этих фамилий – Симонов, Серебряков, Хопкинс...  И про Фонд я тоже никогда не слышала. Какое объединение, какая единая система, и какое отношение к ней Эмир? Из всего вышеизложенного следует, что все они входят в какой-то Фонд. Нахлынуло приятное, бурлящее чувство сопричастности, заставляющее быстрее двигаться, острее чувствовать и эффективней соображать. Фонд. Может это аббревиатура - ФОНД? Опять-таки что-то не то. Финансовое общество… нет… Физкультурно-оздоровительный... Тьфу! Эмир получал деньги из Центра, от Боссов, связь с ними шла через Илью и Максима. Если Андрей прав, то и тот, и другой не появятся здесь никогда. Связь утеряна.