Герои и звезды

   Когда это случилось, я только перешел на второй курс военного института. Эти события взбудоражили весь мир. Наверно не осталось человечных людей, чьи сердца не содрогнулись от чудовищности того «черного сентября». Беслан, один из небольших городков моей любимой Осетии, покрылся черным трауром и кажется навсегда утонул в слезах. Тысячи людей по всей стране в те дни устремились в пункты сдачи крови, чтобы хоть чем-то помочь раненным. Мы с ребятами выклянчили увольнение, чтобы тоже сдать кровь.


   Прибыв на место мы удивились огромному количеству людей. Вот уж действительно, людей сплачивает общая боль и трагедия. Пройдя процедуру, мы все собрались у выхода и решали, куда бы нам пойти на оставшееся от увольнительного время. Я позвонил ей. Она тоже училась в одном из столичных ВУЗов, и нас познакомил с ней общий знакомый. Она мне понравилась, и сейчас позвонил именно ей, в надежде встретиться. Она не узнала меня и довольно весело мне ответила. Но поняв, кто ей звонит, она изменила тон, и ответила категоричным отказом. Дескать, второй день уже безутешно оплакивает несчастных детишек, а я предлагаю ей какую-то там встречу.


   Я почувствовал себя виноватым из-за ее слов, извинился и даже выразил ей свое сочувствие, и попросил не убиваться, так сильно. Положив трубку, подумал, что наверно я стал черствым. Если ранее я мог всплакнуть даже по сущему пустяку, то сейчас я не плакал, хотя и испытывал сильные переживания. Прошло время, я и забыл об этом случае. В конце того учебного года мне опять посчастливилось встретиться с ней в компании. Нас было много и мы даже сдвинули столики в кафе. Все кто служил, наверняка знают, как сложно порой военнослужащему найти общую тему с гражданской молодежью. Эта сложная система меняет человека. Не все новое успеваешь уловить, не всегда в курсе свежих сплетен. А гражданская молодежь и вовсе не понимает вояк. Ни сленг, ни хохм, ну, ничего не понимают.


   И вот мы собрались, разношерстая по составу компания. У всех как всегда куча общих знакомых, какие-то родственные связи. Одним словом есть о чем поговорить. Естественно это долго не продолжается и в одно время девочки и не служившие ребята отделяются в беседе. Они шумно обсуждают  какой-то телевизионный проект. Я пытаясь понять тему их разговора стараюсь вслушаться. Выясняю, что это какие-то ребята, которых они знают по именам и фамилиям. Знают, кто с кем дружит, кто кого обманывает и любит. Кто-то из девочек заявляет, что встретила кого-то из них в ГУМе, другие удивленно расспрашивают, о том какой он в жизни. Я, не сдержав своего любопытства, отважился спросить, о чем и о ком они говорят. Наступила секундная пауза, девочки удивленно переглянулись и залились громким хохотом, парни, тоже подхватив их заразный смех, захохотали. Посмотрел на своих военных. Им тоже не смешно. Вот уж действительно с другой планеты. Мне становится неловко, что я сорвал такой бонус, и я спрашиваю, в чем собственно заключается вся комичность моего положения? Она знает меня больше остальных девочек, и берет на себя разъяснение смехотворности ситуации:


   - Ты серьезно не знаешь, о ком идет речь? – удивленно мотая головой, спрашивает она.

   - Нет – отвечаю, выждав некую паузу – не знаю.

   И на, опять хохот. Это начинает меня злить, не люблю, когда надо мной смеются, да еще и не понятно по какой причине. Я чувствую, что пора переходить в наступление, но она опережает:

   - И после этого ты мне хочешь сказать, что военные не тормоза? Да их вся страна же знает! Как ты можешь не знать? Ты хоть помнишь, как выглядит телевизор?
После ее слов, опять все громко гогочут. Я вспоминаю, что каждый день смотрю телевизор, уж каждое будничное утро точно. Перед началом занятия ответственный курсант обязательно проводит информирование. Конечно, он всегда безответственный и начинает к нему готовиться перед самым началом занятия, путем просмотра телевизора. Соответственно вся группа до прихода преподавателя смотрит новости. Но уж точно никогда не видел тех, о ком идет речь, тех, кого я должен знать, чтобы быть от мира сего, а если и видел их, то они мне не запомнились. Мне кажется, что я готов провалиться в этот момент сквозь землю. Или кого-то надо поставить на место.

   - Хорошо – начинаю теперь я, когда хохот стихает – а почему это я их должен знать?
   - Да, потому – отвечает она – что это звезды. Их все знают, кого не спроси.
   - Вова, Рома, знаете их? – спрашиваю я, озираясь по обе стороны от себя, у своих неотесанных военных.
Те в ответ, в недоумении пожимают плечами, Рома улыбается, он наверно знает, но из солидарности со мной не говорит об этом. Ситуация начинает, приобретать накаленный характер и уже никто не смеется. Теперь за нашим столом две баррикады, и кто-то должен победить, а кто-то обидеться.

   - Ну, ладно, пусть мы тормоза, кроме того, что магазин АК-74 на 30 патронов, мы ничего не знаем, но – спрашиваю у «противников» – кто из вас, смеющихся надо мной, знает хоть одного Героя России?

   Она мой оппонент, и не дожидаясь пока кто-то другой ответит, выстреливает:
   - Сталин! – при этом исказив лицо в удивленной легкому вопросу мимике.
   Еще одна хохотушка, вдогонку подруге:
   - Ленин!

   - Да, это великие люди, но, увы, не Герои России. И после этого вы – говорю – девочки и мальчики смеетесь над нами, над военными? А скажи мне – обращаюсь я к ней – ты знаешь фамилию и имя хоть одного из тех ребят, которые отдали свои жизни за тех детишек, скорбя о которых ты плакала несколько дней? Ведь это ребята, которых действительно должна знать вся страна. Или я не прав? Или они не заслужили своим мужеством, своей отвагой и самоотверженностью того, чтобы их знала вся страна? А вы знаете? – обращаюсь я и к остальным свистунам.
Да, они молчат, конечно, они молчат.

   - Вот они ваши герои, и герои нашего времени, тех которых знает вся страна – вмешивается Рома, с улыбкой победителя – Собчак, Березовский, «Япончик».
Они молчат, наверняка они всех этих товарищей знают, наслышаны.
   - Принесите нам счет, пожалуйста! – окликает Рома официантку.

   Правильно Рома, нам не стоило и вовсе сюда приходить. Кто-то из парней пытается оправдать ее? и сгладить ситуацию, но уже поздно. Она плачет. На глаза наворачиваются слезы, я вижу, как ей обидно. Сейчас уж она точно плачет. Официантка приносит к столу, за которым царит молчание счет в помятой коробке от CD и протягивает Роме. Тот, открыв ее, вкладывает в нее купюру, мы тоже с Вовой протягиваем ему свои деньги. То же самое делают некоторые из тех других, но он берет только наши деньги. Вова рассмеялся, и добавляет:

   - Спокойно, гусары денег не берут! Пойдем! –  обращается он к нам, и мы выходим.
Выходим и нам не стыдно, что мы не знаем звезд.