Калейдоскоп страстей. Внучка

Внучка.

Когда я, наконец, очнулся и открыл глаза, мне понадобилось некоторое время для того, чтобы осознать – я лежу, приваленный, как мешок с картошкой, к дощатой стене собственного сарая. Еще несколько мгновений, и я с ужасом понял – моё тело полностью парализовано, поскольку все попытки пошевелить хотя бы пальцами рук, завершались только частыми ударами пульса в висках и легким холодком и покалыванием вдоль позвоночника. Как она это сделала? Хотя какая теперь разница, если жить мне осталось, судя по косым лучам послеполуденного солнца, бьющим через щели между досками стен,  пять, шесть часов до наступления темноты.
 Вместе с тем, несколько часов вполне достаточный срок для спокойного осмысления всего случившегося со мной за последние три летних месяца 2002 года.
«Думай, Паша, думай! Поймешь и возможно обрящешь.» - мысленно накручивал я себя, в глубине души надеясь на волшебное спасение из этой безнадежной ситуации.
Перелом в моей размеренной жизни подмосковного пенсионера, случился 25 мая, когда совершенно неожиданно зазвонил мобильный телефон. Почему неожиданно? Да просто потому, что мой номер знает только один человек – мой сын Павел, который второй год подряд находится в командировке на Кубе. Чем он там занимается? Честно говоря, я совершенно не знаю. Единственное, что он мне рассказал, во время нашей последней встречи, накануне его вылета, это то, что он будет выполнять специальное задание какого-то секретного ведомства. Господи, парню уже 32 года, а он все мотается по свету, ни имея не семьи не детей. Слава богу, что ему хватило ума своевременно приобрести 2-х комнатную квартиру в Матвеевском и теперь у него есть угол в Москве, куда он может вернуться после выполнения своих секретных миссий.
Звонок был от подполковника Серебряковой, из Московского УВД на железнодорожном транспорте, которая проявила чудеса криминалистики, разыскав меня в глухой подмосковной деревушке Ваулино, где я постоянно проживаю последние шесть лет. Полностью привожу текст того разговора (насколько я его запомнил), который в конечном итоге поверг меня в состояние шока:
«-Алло. Это - Чирков Павел Андреевич?
-Да. А кто у телефона?
-Подполковник милиции Серебрякова. Скажите, Павел Андреевич, кем вам приходится Анастасия Чиркова?
-Анастасия Чиркова? Понятия не имею и первый раз слышу!». Я уже хотел отключить телефон, когда, вдруг, неожиданная догадка пробила меня холодным потом. «Алло, алло! Анастасия – это девочка 5-6 лет?» - прокричал я, боясь, что собеседник положит трубку. «Совершенно верно, Павел Андреевич. Значит, я не ошиблась!» - услышал я в ответ.
«-Ради Бога, скажите, где я смогу её увидеть?
-Записывайте адрес: Московский приемник-распределитель для несовершеннолетних ГУВД Москвы, Алтуфьевское шоссе, д.13, корп.4 стр.4. Ежедневно с 12 до 18 часов.
-Огромное Вам спасибо!
-На здоровье. Запишите, на всякий случай, мой рабочий телефон.
-Спасибо, он у меня определился». Разговор давно закончился, а я все сидел на лавочке в саду, где застал меня звонок подполковника, бездумно перебирая обструганные палки штакетника, подготовленного мною для ремонта ограды.
 «Аня, Аня. Неужели ты осталась жива? А вдруг, это не её дочь и моя внучка? Просто совпадение и только. Ведь фамилия Чирков довольно распространенная! Но почему тогда позвонили именно мне? Завтра поеду в Москву, и все выяснится» - рассуждал я и нахлынувшие мучительные воспоминания о давней трагедии нашей семьи, нестерпимой болью отозвались в моем сердце. Таблетка валидола под язык (более сильных средств  пока стараюсь избегать) и я, успокоившись, смог вновь окунуться в водоворот событий семилетней давности.
События 1995 года открывались перед моим мысленным взором в темпе «слайд-шоу». Сначала шли яркие сочные фотографии: последний звонок; выпускной вечер, на котором Анечка выбрана королевой бала; утро на Красной площади; мы всей семьей на Миусской площади после оглашения результатов вступительных экзаменов; посвящение в студенты МХТУ им. Д.И. Менделеева. Всё. Цветное кино закончилось, и начались черно-белые снимки, чем дальше, тем всё более размытые и смазанные, снятые неверной дрожащей рукой: я с супругой, Верой Ивановной, в прихожей у телефона, в ожидании ночного звонка от дочери; Анна в «готическом» наряде и макияже; Аня на «квартирнике» с сигаретой во рту и стаканом в руке; дочка в дверях, обернувшись перед тем, как окончательно уйти из дома, возвращение на третьем месяце беременности холодным январским вечером. 
Январь и половина февраля 1996 года, стали счастливым периодом возрождения милой, доброй, красавицы, заботливой, любимой дочери - Анечки и всей нашей семьи в целом.
Дочка оформила академический отпуск и уже планировала свою дальнейшую учебу и жизнь после рождения внука или внучки, когда поздним вечером 13 февраля раздался звонок. После очень короткого разговора, Анна стала лихорадочно одеваться и, не вдаваясь в подробности, заявила, что ей нужно срочно уехать на три дня в Питер. Супруга, впав в истерику, намертво сжала в своих объятьях обтянутые черной кожей плечи дочери, и категорически отказалась выпускать ее из дома.  Дочь, неожиданно резко и грубо оттолкнула мать и, даже не попрощавшись, громко хлопнула напоследок входной дверью.
Ночью Вере стало плохо с сердцем, и пока врачи из «скорой» приводили ее в чувство, выписывали рецепты и давали рекомендации по дальнейшему уходу, я немного отвлекся от состояния тоски, тревоги и полной безысходности. Но когда под утро, супруга, наконец, забылась сном, страх с новой силой охватил меня, в ожидании какой-то неотвратимой катастрофы.
Тем не менее, утренний звонок прозвучал как гром среди ясного неба, и бесцветный голос милицейского чина, ни фамилия, ни должность которого не отложились в моей памяти, сообщил, что мне надлежит посетить морг города Клина, для опознания тела Анны Павловны Чирковой. Вера, в ногах постели которой я сидел, разговаривая по телефону, открыла глаза и, увидев мое лицо, мгновенно все поняла не в силах сдержать поток слез, тихо покатившихся из ее уставших глаз.
Через час приехал сын Павел, взявший недельный отпуск в связи с нашими печальными событиями. В то время он был женат на генеральской дочке и проживал с тестем в загородном доме, постоянно выполняя его многочисленные поручения, практически лишавшие сына возможности часто общаться со своими родителями. Не знаю, по каким причинам брак оказался недолговечным, и спустя всего два года, Паша уже мотался по миру вольной птицей, выполняя всякие хитрые поручения родного ведомства.
Оставив супругу на попечение сына, и целуя её на прощание, я услышал, как Вера  прошептала, слегка сжав ладонь моей руки: «Паша, будь осторожен. Я люблю тебя».
Это тихое признание в любви, после почти 28 лет совместной жизни, настолько потрясло меня, что всю поездку в Клин и обратно, я думал только о своей Верочке.
Наверно это состояние позволило мне более-менее спокойно перенести ужасную процедуру опознания родной дочери среди четырех черных обугленных манекенов без пола и возраста – всего, что осталось от пассажиров и водителя, заживо сгоревших в «Ниве», после страшной аварии на обледеневшей дороге. На самом деле, опознать я смог только фрагмент кожаного Аниного рюкзачка, в кармане которого, чудом сохранился ее слегка обгоревший студенческий билет.
Домой, на улицу Маршала Жукова, я вернулся около восьми часов вечера и, открыв дверь ключами, чтобы не беспокоить супругу, сразу понял – что-то опять произошло!
Квартира была абсолютно темной, и только из-под двери кухни пробивался слабый лучик желтого света. Я, не раздеваясь, бросился туда и, распахнув дверь, увидел - Павлика, курящего, несмотря на вечерний мороз, у широко распахнутого окна. На столе, тускло освещенном одинокой свечей, была початая бутылка водки и два стакана. Сын наполнил их и, протянув один, приказал – «Выпей!».  После небольшой паузы он, наконец, продолжил: «Всё отец. Мамы больше нет…». Эти слова буквально подкосили меня, и я, цепляясь за стену, просто осел на кухонный табурет.
Все дальнейшие печальные события: морг, отпевание, двойные похороны, поминки, мой мозг, оберегая свое психическое здоровье, запаковал в такую мутную, полупрозрачную пленку, что сейчас я воспринимаю их как кадры из какой-нибудь мексиканской мелодрамы. Тем не менее, некоторое время после похорон, я просто физически не мог находиться в квартире, где абсолютно все напоминало мне о моих любимых девочках, и сын, переговорив с тестем, перевез меня на целый месяц в гостевой домик, находившийся на территории загородного дома генерала в районе Галицино. Именно там я и понял, что дальше жить смогу только за городом, на свежем воздухе, а шумная Москва окончательно меня погубит. Тем паче, что теперь в столице меня больше ничто не удерживало, поскольку руководство «30-го завода» благополучно свернуло наше опытное производство, и я, отработав четверть века в гальваническом цеху, стал в 50 лет пенсионером.
Выбор нового места жительства не был сопряжен с какими-то трудностями, поскольку,  часто бродя со спиннингом по Подмосковью, я давно присмотрел деревеньку Ваулино, возле шикарного искусственного озера, созданного на мести пятнадцати волшебных серебряных родников. Продажа московской «двушки» позволила мне не только приобрести большую бревенчатую избу с двадцатью сотками сада, но и сохранить значительную сумму для безбедного существования в течение последующих 10-15 лет.
Дорога до Москвы заняла ровно два с половиной часа, и это притом, что я выехал из деревни на своей старенькой красной «четверке» в семь утра. Вообще, если задуматься, получается удивительная вещь: в какое время не выезжай (хоть ночью), обязательно отдашь почти три часа жизни на преодоление 90 километров пути до столицы по вечно перегруженному ярославскому шоссе.
В 10-30 я уже сидел в кабинете майора Кондрашовой на Алтуфьевском шоссе, слушая историю чудесного появления моей внучки – Анастасии Чирковой.
История началась ровно неделю тому назад с ареста в туалете Повелецкого вокзала гражданки Задорожной, по кличке «Шкраб» (вместе с которой и была внучка), за попытку продажи 500 грамм марихуаны. Из допроса задержанной получалась следующая картина событий:
«- Гражданка Задорожная. Когда и с какой целью вы прибыли в Москву?
-  Сегодня утренним поездом из Воронежа. Так, это – столицу посмотреть.
- Кем вам приходится девочка?
- Наська то? Да никем! Анька «Винт» - её мать. Снимали у меня койку всю зиму. А тут взяла да и сорвалась с циркачами из Дагестана на гастроли в Казахстан, а девку мне оставила да три тыщи рублей на её пропитание. А что на эти деньги теперь купишь? Четыре, ну пять доз «герыча», не больше. Вот я и решила подзаработать и отоварилась на эти крохи травой. Сама то я – эту дурь не курю, люблю чистый продукт.
- Где и как вы хранили наркотики?
- Дык, зашила за подкладку Наськиной куртки и все дела».
Далее в материалах дела начиналось самое интересное. При осмотре куртки девочки следователь обнаружил матерчатую бирку, пришитую к подкладке на которой шариковой ручкой было старательно выведено: Анастасия Сергеевна Чиркова, тел. … Номер телефона соответствовал нашей прежней московской квартире (а другого дочка Аня и не знала) и подполковник Серебрякова, проявив настойчивость, прошла длинную цепочку: новые владельцы квартиры, бывший тесть, прежнее место работы сына, его теперешний служебный телефон, получив, в конце концов, у Павла номер моего мобильного телефона. «Спасибо тебе, подполковник. Дай Бог здоровья тебе и твоим близким!» - подумал я, выслушав историю моих поисков.
Чуть позже в кабинет пришел врач-психолог, который сообщил, что внучка физически абсолютно здорова, если не считать ссадин и кровоподтеков на её запястьях и щиколотках. Задорожная категорически отрицала применение со своей стороны насилия к девочке и предполагала, что это следы воспитания ребенка безголовой мамашей. Вместе с тем, психическое состояние Насти вызывало у врачей некоторые опасения, поскольку внучка была крайне замкнута и на все попытки разговорить её, отвечала односложными – «да» или «нет». После этого мне пришлось заполнить целый ряд бумаг, для дальнейшего оформления опеки, прежде чем мы прошли в игровую комнату, где и должна была состояться долгожданная встреча.
 Я сидел и разговаривал с психологом на низеньком диванчике, когда дверь открылась и в помещение вошла воспитательница, ведя за ручку худенькую девочку в скромном шерстяном платьице, с лисичкой на кармане, синих толстых колготках и теплых, не по погоде, войлочных ботинках. Девочка не проявляла никакого беспокойства и внимательно посмотрела прямо в мои глаза. Боже мой, у меня перехватило дыхание от пристального и немного тревожного взгляда огромных серых глаз – точной копии прекрасных глаз моей незабвенной Верочки. «Здравствуй, Настенька. Я твой дедушка Павел Алексеевич» - произнес я прерывающимся от волнения голосом. Внучка медленно подошла ко мне и, неожиданно, порывисто уткнулась мне лицом в грудь, крепко обняв маленькими ручками.
Комок подступил к горлу, глаза увлажнились, и я стал нежно поглаживать худенькую спину девочки, четко осознавая, впервые за последние годы, смысл моего дальнейшего существования.
Оформление опеки прошло удивительно быстро, и уже первого июня я вез свою принцессу в её новое королевство в деревне Ваулино.
Возвращаясь из города в свою деревню, я всегда с нетерпением жду последние двадцать минут пути, когда, свернув с шоссейной дороги, идущей дальше на Новую Шурму, моя «четверка» начинала скрипеть и петь, отвечая на все неровности грунтовой дороги.
Слева вдоль пути, на небольшой возвышенности чередовались: дубовые рощицы с тенистыми полянами и густые заросли орешника с вкраплением берез и осин. Зато правая обочина открывала вид на обширные заливные луга, где практически на пределе видимости шла полоса кустов и деревьев, обозначающих извилистый путь быстрой речки Дубны.
 Еще один поворот направо и грунтовка сменялась двумя полосами бетонных плит, с расшивкой молодой зеленой травой, где обзор был ограничен высоким еловым лесом и молодыми сосновыми посадками, подступающими к самому краю дороги. Ну вот, наконец, дорога резко уходила вверх, и машина неожиданно оказывалась на плотине, за которой открывалась чаша большого чистого озера. Господи, сотни раз совершал этот подъем и каждый раз тормозил машину, не в силах отказать себе в удовольствии насладиться потрясающим видом. Слева, сразу за шумным водопадом переливающейся воды, падающей в широкую горловину бетонного тоннеля слива, начинался просторный сосновый бор, в тени которого, практически все лето было разбито несколько палаток туристов. Противоположный берег представлял собой крутой открытый косогор, окраска которого менялась несколько раз в течение лета, в зависимости от цветения луговых трав. На самой вершине холма стояла изба и небольшая деревянная часовенка, которая так и просилась на холст какого-нибудь пейзажа в стиле «а ля рюсс». Далее берег плавно понижался, покрываясь, все гуще, кустами, а затем плотной стеной елового леса, который скрывал от глаз дальний край озера. Наш правый берег был чуть менее крутым и зеленел ярким газоном посевов овса, очерченного по косогору, темным деревом заборов и сараев задворков деревни Ваулино.
В тот раз, приезд внучки озеро отметило полным штилем, в зеркальной глади которого отражались берега, деревья и яркая бирюза безоблачного неба.  Мы вышли из машины и молча любовались яркими красками наступающего лета, когда в кустах под нашим берегом раздался сильный всплеск. «Деда, большая рыба!» - неожиданно громко воскликнула девочка, прервав свое многочасовое молчание. «Господи, какое сладкое и волшебное слово – «деда»! Какое счастье, что Настенька признала меня своим!» - с каким-то особенным удовольствием подумал я.
Деревня Ваулино состоит из двух десятков домов, расположенных вдоль единственной улицы, заканчивающейся возле шлагбаума преграждающего дорогу в дачный поселок бывшего совместного предприятия «Диалог». Моя изба, постройки 30-х годов прошлого века, была третьей слева, считая со стороны плотины. За шесть лет проживания, я удосужился только заменить часть стропил крыши, покрыть её красной металло-черепицей и перебрать русскую печь, благо, что рядом в поселке ГАЭС жил отличный печной мастер Саня. В доме была небольшая терраса, горница и две комнаты, которые, я обставил мебелью из московской квартиры. Часть чердака была очищена от всякого барахла, и приспособлена для вяления рыбы и сушки грибов. Остальные постройки на территории моей усадьбы состояли из деревянного туалета типа «сортир», дровяного сарая и одновременно мастерской с верстаком и тисками, а также дощатого курятника, где я держал полтора десятка птиц. Из благ цивилизации, наша деревня была осчастливлена электричеством и летним водопроводом (от водонапорной башни дачного поселка), вода из которого годилась только для полива. Поэтому, каждое утро, в любую погоду, как и 50 и даже 100 лет тому назад, немногочисленные жители Ваулино медленно шли с ведрами через поле в сторону леса, где ближе к озеру находился сруб старого колодца с  родниковой водой. Я, для того чтобы избежать этого ежедневного паломничества, изготовил из старой детской коляски тележку, на которой возил 50-и литровый молочный бидон, объем которого обеспечивал меня чистой водой минимум на два дня.
Наконец, чтобы завершить утомительное описание моих владений, должен к нему добавить – старый яблоневый сад с беседкой и шесть соток огорода, где помимо нескольких грядок с зеленью, основные посадки составляла картошка. При этом я не большой любитель ковыряться в земле, и предпочитаю все свободное время посвящать любимой рыбалке, охоте и сезонному сбору грибов и ягод.
Все мои опасения связанные с тем, что Настенька с большим трудом будет привыкать к деревенской жизни, оказались совершенно напрасными, поскольку моя беспутная дочь, мотаясь по просторам России, всегда предпочитала останавливаться именно в таких домах со всеми удобствами во дворе.
Первые две недели пролетели совершенно незаметно во всяких мелких заботах по переустройству моего отшельничества в полнокровную семейную жизнь.
Настя из тихого задумчивого ребенка, превратилась в веселую, общительную девочку, взахлеб рассказывающую мне о своих дневных приключениях с другими детьми, приехавшими в деревню на летние каникулы.
 Вообще летние месяцы до неузнаваемости преображали Ваулино, в шумный поселок с: детьми, молодежью, машинами в каждом дворе, шумными воскресными праздниками, запахом шашлыков и обязательными пьяными разборками.
Мы с Настенькой жили, душа в душу и наш быт не только наладился, но и стал прирастать некоторыми традициями. Одним из таких ритуалов стало ежевечернее чаепитие в беседке яблоневого сада, во время которого мы обсуждали события прошедшего дня, да и вообще разговаривали «за жизнь».
 В один из таких вечеров, когда растущая луна ярко освещала деревянную столешницу стола с самоваром, чашками и вазочкой с брусничным вареньем, внучка задала неожиданный вопрос: «Деда, а ты видел крылатых людей?». «Крылатых людей?» - переспросил я. «Видел в церковных книжках и на иконах. Их называют ангелами» - ответил я. « Нет, Деда, я говорю о настоящих людях – таких как я и ты» - возразила Настя. «Девочка моя, тебе, наверное, наши старушки всяких глупостей наговорили. Выдумки все это и сказки!» - постарался убедить я Настю. «Нет, дедушка, это не выдумки. Я знаю такого ангела, и зовут его - Рафаил!» - обиженно воскликнула внучка и поведала мне очень странную историю.
«Прошлую зиму мы с мамой жили у тети Гали в почти таком же доме, что и у тебя. Только у нее вместо чердака, были комнатки на втором этаже. Мама работала продавщицей в городе: один день целиком, а два дня отдыхала. Но даже в те дни, когда она не работала, её дома почти не было. Она все время куда-то уходила и объясняла мне, что ищет своего принца. Тетя Галя её ругала и говорила, что мама ищет не принца, а приключения на свою худую задницу». «А в каком городе работала мама? Наверное, в Воронеже?» - попытался уточнить я. «Не знаю, Деда. Но город большой и зимой мама водила меня на елку в Дом культуры, а весной на цирковое представление в настоящий шатер. Там было много зверей, и даже живой верблюд. Мама познакомилась с настоящим артистом Асланом, который скакал стоя на коне и кидал в воздух горящие кольца. Она сказала, что Аслан настоящий принц и уехала с ним гастролировать. Она обещала за мной вернуться, а я теперь у тебя. Как же она узнает - где меня искать?». «Вот черт, старый дурак! Девочка абсолютно права! А я ведь об этом даже не подумал! Какая бы не была Аня, но она мать и обязательно вернется за дочерью. И что она увидит? Пустой дом, поскольку Задорожная сидит в следственном изоляторе и ей грозит приличный срок. Наверное, нужно как-то связаться с этим цирком шапито. Не думаю, что их существует великое множество, да и приблизительный маршрут гастролей известен. Надо завтра обязательно позвонить Серебряковой и обсудить все возможные варианты дальнейших действий» - раздумывал я, несколько отвлекшись от рассказа Настеньки.
«Друзей у меня не было, и я играла с нашей кошкой Дусей или помогала тете Гале лечить больных людей. Я целый день сидела у окошка и смотрела, когда к калитке дома подойдут люди. Тогда я выбегала на улицу и брала у них деньги и отдавала в доме тете Гале. Взамен она давала мне пакетик с лекарством, и я вновь бежала к калитке и передавала его больным дядям и тетям, у которых всегда очень тряслись руки и были красные глаза. Один дядя даже не смог дождаться лекарства и упал на снег, и тетя затащила его на крыльцо, где сделала ему укол прямо через брюки в ногу. Когда дядя очнулся, он не стал благодарить тетю Галю, а вскочил и начал ее душить и кричать какие-то непонятные вещи. Я испугалась и побежала к сараю, где взяла топор, подкралась к дядьке и стукнула его по ноге. Он вскрикнул и, отпустив тетю, убежал с нашего двора». «Просто кошмар! Детство в наркопритоне! Анька сука, никогда не прощу!» - я просто пылал от возмущения, представив себе весь ужас, который пришлось пережить моей внучке.
«Тетя Галя очень хвалила меня за помощь и подарила целый пакетик сухой лапши «Ролтон». Дедушка, сухая лапша – это вкуснее любых конфет. Самое главное, ее не нужно варить, а надо есть маленькими щепотками сухой, посыпав из прилагаемого пакетика пряностями. Тогда не только вкусно, но и есть после не хочется целый день. Вообще тетя Галя очень хорошая и когда мамы не было дома, никогда не ругала и не била меня, а только жалела и угощала: вареной картошкой, черным хлебом и даже иногда супом. Ели мы всегда вечером, когда мама с друзьями приходила домой, и они приносили всякие вкусности и много вина. Вина я не пробовала, а вот один раз выпила чашку пива. Жуткая гадость – горькая и совсем не вкусная. Толи дело «Спрайт» и «Пепси» - это настоящая вкуснота. Рафаила я увидела первый раз в тот вечер, когда случайно очень сильно порезала ладонь об крышку банки со шпротами. Кровь никак не хотела останавливаться, и мама стала страшно ругать меня, поскольку в доме не было ни бинтов, ни йода, ни зеленки. Рафаил был среди трех приглашенных в тот вечер мужчин, и аккуратно взяв мою руку, сильно подул на ладонь, обдав её настоящим морозным ветром, приятно покалывающим кожу. Кровь чудесным образом перестала идти и он тихо, только для мня, сказал на ушко: «Завтра все заживет, моя принцесса». Мама тут же отправила меня спать наверх, и я долго не могла заснуть, разглядывая, тонкую коричневую полоску на месте раны, из которой совсем недавно бежала кровь. Мама всегда укладывала меня в холодной комнате на втором этаже ( где, несмотря на печную трубу, приходилось спать в одежде, под двумя одеялами), когда оставляла кого-либо из гостей на ночь». «Господи, да Анька еще и обычная шлюха!» - не мог успокоиться я.
«В этот раз принцем был Рафаил, но ночевать он так и не остался, поскольку, когда они были уже вдвоем, то еще долго сидели в большой комнате и о чем-то говорили, и я видела, как через щели в полу пробивался снизу свет, и слышала звуки их голосов. Затем, мама стала громко кричать, что никто не имеет права вмешиваться в её личную жизнь, и тем более учить воспитанию её собственной дочери. Резко хлопнула входная дверь, и в доме стало совсем тихо, только мышки громко бегали, где-то между стен. Утром я проснулась от сильного кашля и жара. Мне было так плохо, что я даже не могла сделать глоток воды. В ушах все время тоненько звенело и я, то засыпала, то снова просыпалась. Последнее, что я помню – это ладонь своей руки без каких-либо следов от вчерашнего пореза.
Деда, проснулась я ночью в больнице, и у меня от обеих рук шли трубочки к баночкам, закрепленным над кроватью, из которых что-то постоянно в меня капало. Рядом на кровати, поверх одеяла спала в халате мама. Неожиданно, окно в конце комнаты бесшумно распахнулось, впустив в палату волну морозного воздуха. В следующий миг, в окно влетела громадная птица и сев на подоконнике, стала складывать за спиной большие крылья, отливающие серой, натянутой кожей в ярком свете полной луны. Я, даже совсем не испугалась, и вскоре поняла, что это не птица, а Рафаил, который сидел на подоконнике в черных джинсах и белых кроссовках, но совсем голый до пояса. Из-за его широких плеч выглядывали края острых крыльев, длинные черные волосы были туго стянуты на затылке, а большие темные глаза дружелюбно смотрели на мое бледное лицо. Обнажив в улыбке свои крупные, желтые зубы, он тихо произнес: «Ты сильно заболела, моя принцесса. Спасти тебя теперь сможет только поцелуй вечной жизни. Если ты согласна, то просто кивни мне и все будет хорошо». Я кивнула и Рафаил, беззвучно подплыл ко мне и тихо подул, уже знакомым мне морозным дыханием в шею, за правым ухом. Мне сразу стало намного легче, и я села на кровати. Рафаил отсоединил от меня все трубочки, заставил надеть теплую кофту поверх ночной рубашки и, взяв за руку, подвел к двери из палаты и, затем, распахнул её. Я ожидала увидеть темный ночной коридор, а мне в лицо ударил плотный жар раскаленного неба, из которого падали громадные горящие камни. Мы стояли с Рафаилом на краю высокой скалы, а внизу шипело и бурлило темное море, выстреливая фонтанами пара от каждого упавшего обломка. В некоторых местах из моря вырастали каменные острова, переливаясь красно-черными бликами остывающей лавы, и на них из толщи воды начинали выползать громадные коричневые черви. Как только они заползали на раскаленные камни, то сразу начинали шипеть, надуваться и лопаться, разбрызгивая вокруг изумрудные внутренности. Черви все лезли и лезли друг за другом, пока островок окончательно не остывал, сплошь покрытый остатками зажаренной плоти.
«Принцесса, посмотри какая мощь и первозданная красота!» - неожиданно громко воскликнул Рафаил, и его крылья несколько раз громко щелкнули, расправившись и сложившись, как веер тети Гали. «А ты кто, ангел?» - спросила я Рафаила. «Нет, принцесса. Я просто человек, ну, может быть, чуточку другой, чем все остальные. Ну, вот и всё. Кино закончено и пора в постель» - ответил мой спутник, и я проснулась оттого, что мама ласково гладила меня по голове, нашептывая какие-то приятные слова.  Чувствовала я себя намного лучше, но все равно еще пролежала в больнице целых две недели».
 «Значит, с тех пор, ты стала дружить с Рафаилом?» - решил уточнить я. «Нет, Дедушка. Я его больше не видела и только иногда, перед самым сном слышу его голос, но что он хочет мне сказать - я не понимаю».
«Господи, вот это полет фантазии. И, главное, все выстроено в логическую последовательность. Наверное, у внучки есть настоящий талант рассказчика» - умилялся я, направляясь с Настенькой в дом, укладываться ко сну, поскольку на завтра нами была запланирована утренняя рыбалка на Ваулинском озере.
Скорее всего, под впечатлением от рассказа внучки, а может быть по каким-то другим причинам, я не мог долго уснуть, страдая от приступов угрызения совести.
«Боже мой, ну почему я не общался со своей дочерью, когда она была в возрасте Настеньки! Какой бес заставлял размыкать её ручки, крепко обнимавшие меня, как только я возвращался с работы? Кто гнал меня прочь из дома в гараж или в пивной бар, вместо того, чтобы лишний раз поболтать с Аней о её детских мечтах и заботах? Всего-то небольшое усилие и вся наша жизнь могла бы пойти совсем по другому сценарию! Теперь я уже не буду совершать таких дурацких ошибок и с Настей у меня все будет совсем по-иному!».
Утро выдалось идеальным для рыбалки: чистое небо, абсолютный штиль и теплое июньское солнце. Быстро погрузив на мою универсальную тележку (сделанную из детской коляски) рюкзак: с резиновой лодкой, складными веслами и насосом «лягушкой», чехол со спиннингами, а также плотный пакет под улов, в котором пока лежали бутерброды и бутылка с водой, мы через десять минут были на берегу озера.
 Надув двухместную лодку, я спрятал тележку в кустах и мы, отплыв 60 метров от нашего берега, заякорились старым чугунным утюгом на моем заветном, уловистом месте, расположенном прямо напротив уютного заливчика, скрытого от посторонних глаз густыми кустами и плакучими ивами. Рыбалка была отличная, и каждый заброс небольшой бронзовой вращающейся блесны завершался резкой окуневой поклевкой. Рыба попадалась не крупная, весом 100-150 грамм, но зато по-весеннему яркая, голодная и активная. Настя была первый раз на рыбалке, но удивительно ловко снимала добычу с крючка, и быстро прокусив загривок каждой пойманной рыбе, отправляла её в пластиковый пакет. На мой удивленный возглас: «Зачем ты это делаешь?», Настенька рассудительно ответила, что так рыбки умирают сразу и будут как живые долгое время. «Интересно, откуда она это знает?» - подумал я, но скоро забыл обо всем, подцепив сильного, 500 граммового «горбача». Самое любопытное, что внучка оказалась права и вечером, чистя улов для ухи, я не переставал удивляться свежести окуней, сохранивших  ярко красные жабры и живые, сочные цвета.
К сожалению, это было утро субботнего дня и скоро к озеру стали подъезжать машины с отдыхающими из окрестных поселков, вплоть до самого Сергиева Посада.
 Да, теперь Ваулинское озеро превратилось в шумный центр массового отдыха, а еще в конце 90-х, я мог просидеть на берегу с удочкой, в абсолютной тишине, несколько часов кряду.
Около девяти утра, на берег заливчика, практически вплотную к обрезу воды, подъехал черный джип, из которого вывалились: два по пояс голых «качка» в «бермудах» и две девицы «ларёчного» вида в купальниках. Вся гоп-компания была уже в сильном подпитии и, широко распахнув двери внедорожника, врубила на полную мощность акустическую систему машины. Озеро и его окрестности накрыл примитивный матерный «блатняк», и мне, в какой-то момент показалось, что все песни записали сами бандиты в одном из «караоке» - баров. Жажда неуемной деятельности, заставила одного из «качков» - здоровенного, бритоголового типа, обратить внимание на нашу лодку и тут же хрипло проорать: «Эй. Дед! Ну-ка греби сюда! Девочки хочут покататься!». Я проигнорировал это наглое предложение, и продолжил забрасывать блесну по направлению к центру озера, где находилась яма, облюбованная крупными окунями. Бандит вытащил из-под сидения джипа помповое ружье и, не целясь, выстрелил в нашу сторону, прокричав строчку из популярной песенки 90-х годов: «Я убью тебя, лодочник!». Заряд ударил в воду в 20-и метрах от нас и, срикошетив, осыпал дождем из потерявших скорость свинцовых дробинок, которые угрожающе забарабанили по тугой резине лодки. Мы быстро снялись с якоря, и я стал лихорадочно грести в сторону плотины, испытав приступ сильнейшего страха за здоровье и безопасность любимой внучки. Залив быстро скрылся из виду за кустами и деревьями, а нам в след продолжали нестись угрозы и отборный мат. В сложившейся ситуации, возвращаться за тележкой в стан бандитов было чистым безумием. Поэтому я распределил наш скарб, вручив внучке - пакет с уловом и удочки, а сам закинул за плечи тяжелый рюкзак с лодкой и её причиндалами.
День клонился к закату, когда мы с Настенькой решили, что бандиты уехали, и настало время забрать тележку, так необходимую в нашем нехитром деревенском быту.
На середине склона, спускающегося к берегу озера, стояла группа зевак, наблюдавших за тем, как милиция и ОМОН обыскивают моих утренних обидчиков, поставив их в характерную позу «раком» - руками на капот собственного джипа.
Мы присоединились к зрителям, среди которых помимо дачников, было представлено в полном составе мужское население нашей деревни: Витька Громов, Сашка – «морячок» и Толя – «червонец».
 Громов, высокий, крупный мужчина (сорока с небольшим лет) обычно находился в двух состояниях – сильного подпития или жестокого похмелья. Поэтому он проводил все дни в поисках 10-15 рублей для покупки самогона у Зинки, жившей в самом конце деревни, рядом с водонапорной башней. Несмотря на то, что Виктор успел провести пятнадцать лет в лагерях, за убийство собутыльника, он отличался удивительно спокойным и даже рассудительным характером, полностью опровергая своим поведением и манерой общения, расхожее мнение о том, что тюрьма оставляет неизгладимой след на всем облике человека. Громов жил напротив меня, через дорогу, в добротном доме вместе с матерью и. в редкие моменты просветления, создавал чудеса столярного искусства, правда, за достаточно приличные деньги. Так в обстановке моей горницы появился великолепный дубовый стол и две скамьи (все за 1000 рублей), которые могли бы украсить интерьер даже какой-нибудь городской кухни в «русском» стиле.
Сашка, по кличке «морячок», подвижный как ртуть, болтун, враль и балагур, был прямой противоположностью Громова, что не мешало им оставаться приятелями и проводить время в совместных поисках спиртного. Хотя «морячок» в своей жизни избежал тюрьмы, она по нему давно плакала, поскольку более вороватого и нечистоплотного человека я раньше не встречал. Справедливости ради, необходимо отметить, что Сашка всегда знал меру, и больше спаивал Громова, используя его в своих сомнительных гешефтах и авантюрах.
Несколько особняком, в этой галерее ваулинских «богатырей», стояла фигура Анатолия - сторожа, который круглогодично проживал в уютной сторожке на территории дачного кооператива. Получая стабильную зарплату в садовом товариществе, он зарабатывал неплохие дивиденды, занимаясь браконьерством в окрестных лесах и водоемах.
Толя, по прозвищу «червонец», как и я, был - абсолютно городским, пришлым для деревни человеком, однако смог завоевать уважение, (а может быть и страх) у местного населения. Прошлое этого 50-и летнего гражданина, было покрыто мраком, а из слухов и сплетен у нашего колодца я успел выяснить, что Толя бывший москвич, который после очередной отсидки, женился (по переписке) на Валентине из Сергиева Посада, которая  часто гостила у него летом и являла собой яркий пример передовика прилавка времен «советской торговли». В отличие от Витьки, тюремные годы наложили на «Червонца» неизгладимый отпечаток: сутулые, немного вывернутые вперед плечи, напряженные, полусогнутые в локтях руки, шаркающая, немного расслабленная походка опытного рецидивиста, а главное – пронзительный, холодный взгляд прищуренных глаз. Толя передвигался настолько бесшумно, что, часто столкнувшись с ним в лесу, во время охоты или сбора грибов и ягод, я неизменно ощущал острое чувство опасности.
Итак, бандиты были обысканы, закованы в наручники и отконвоированы в милицейский «воронок». Когда их вели мимо строя зевак, Толя громко сказал: «Хотьковские», и один из братков, оглянувшись на звук голоса, встретился со мной глазами. «Убью, падла!» - прошептал он одними губами, и я тут же подумал: «Господи, ну почему бритоголовый решил, что это я вызвал милицию? Видел ведь, что половину берега занимают дачники с мобильными телефонами. Любой из них мог осуществить это благое дело!». Тем не менее, Настенька заметила реакцию бандита и показала ему язык, приставив к голове растопыренные пальцы в виде рожек. Бандит резко отвернулся, и побагровевшие складки его шеи, очень красноречиво отобразили степень возмущения увиденным.
Вероятно, что события прошедшего дня стали непомерным грузом для детской психики, и внучка, практически до рассвета: стонала, хватала скрюченными пальчиками пододеяльник, скрипела зубами и страшно, по-звериному, издавала рычащие горловые звуки. Естественно, что все это время я провел у ее изголовья, пытаясь успокоить девочку, и только под утро смог отправиться в свою кровать. Проснулся я ближе к полудню и сразу бросился в комнату Настеньки обнаружив, что кровать её пуста. Мне понадобилось добрых полчаса на тщательный осмотр всего дома и нашего сада, прежде чем я догадался подняться на чердак, где и обнаружил внучку, сладко спящую в старом югославском кресле, отправленном мною туда в числе прочего хлама. Девочка уже переоделась для гулянья, снова надев, несмотря на мои запреты, старое, сиротское шерстяное платьице с лисенком на кармане. При этом оно было не просто старым и грязным, а сплошь забрызганным кетчупом или чем-то, вроде томатного сока. «Вот упрямая девчонка! Накупили ей столько нарядов, а она упорно надевает всякое старьё!» - подумал я, аккуратно неся на руках крепко спящую внучку. Поздний завтрак я решил украсить омлетом из свежих яиц, для чего направился к курятнику, встретившему меня неожиданной тишиной. Открыв засов и распахнув дверь загона, я был неприятно удивлен, увидев разбросанные по земле тушки мертвой птицы. Внимательный осмотр трупиков, позволил сделать важные открытия: у кур было прокусано горло и выпита вся кровь! Кроме того, в курятнике стоял неприятный запах жженой серы, что сразу наводило на мысль о всяких мистических персонажах и явлениях. Неожиданно, я вспомнил заметку, прочитанную мною, в одной  Московской газете, где шла речь об очень похожих событиях, которые происходили в штате Техас и в мексиканских деревнях. Там, насколько я помню, фигурировало мистическое животное со странным названием – «Чупакабра».
Собирая птичьи тушки в полиэтиленовый пакет, я услышал за спиной голос внучки:
«-Деда, а почему курочки лежат и не бегают?
-Потому что они заболели и умерли.
-А что теперь нам делать?
-Будем, две недели есть курятину» - ответил я и, оглянувшись, увидел, что Настя вновь надела свой грязный балахон.
«- Настенька, зачем ты опять нацепила это старьё? Мы же с тобой купили столько красивых вещей!
-Деда, не сердись! Мама велела мне всегда носить это платьице!
-Вот когда мама приедет – будешь носить эти тряпки. А пока – марш умываться и переодеваться во все чистое».
Внучка ускакала на одной ножке, а я подумал о том, что требование Анны к дочери носить старое платье имело под собой какой-то скрытый смысл и нужно обязательно внимательно осмотреть это чудо дизайна с лисичкой на кармане. Однако повседневные заботы, многократно возросшие из-за необходимости обработать полтора десятка кур, отложили этот осмотр на неопределенное время.
Вот так и пролетел этот день за монотонным ощипыванием перьев и потрошением полностью обескровленных куриных тушек. Внучка вновь проявила себя отличной помощницей, ловко вскрывая тушки, а затем сортируя по кучкам: сердце, печень и прочие потроха. В какой-то момент острый нож соскочил и сильно поранил палец девочки, и я уже был готов броситься в дом за бинтом и йодом, но Настя остановила меня возгласом: «Постой, деда!». Дальнейшее напоминало какой-то хитрый фокус – девочка облизала палец, и кровь мгновенно остановилась. При этом мне показалось, что на коже даже пропал след от пореза. В тот момент я не стал концентрироваться на увиденном чуде, поскольку моя голова была забита вопросами, связанными с гибелью всей моей птицы.
 По любому, я решил разобраться во всём сам, и пока не информировать деревенское сообщество о постигшей меня беде. Однако принятые мною предосторожности оказались совершенно напрасными, так как утро следующего дня началось с истошных криков и громких причитаний моей соседки Антонины Степановны, которые, как магнит, притянули на ее участок почти все взрослое население Ваулино.
Разбуженный этими криками, я первым делом направился в комнату внучки и, обнаружив отсутствие девочки в постели, прямиком поднялся на чердак и вновь, как и вчера, обнаружил её спящей в кресле и облаченной в тот же ужасный балахон. Сняв со спящей упрямой девчонки это тряпье, я забросил его за кресло и отнес внучку в её кровать. Убедившись, что Настенька продолжает крепко спать, я присоединился к остальным зевакам, толпящимся у входа в сарай Степановны. Увиденное меня не очень удивило, поскольку очень напоминало вчерашнюю картину в моем курятнике, лишь с той разницей, что рядом с открытыми клетками, на соломе валялось, помимо кур, четыре пары кроликов. Из распахнутой двери сарая несло таким сильным запахом серы, что старушки беспрестанно крестились и перешептывались в сторонке, даже не помышляя войти во внутрь помещения. Это событие так потрясло местных жителей, что ближе к вечеру уже обросло десятками слухов, предположений и рассказов «очевидцев». Самые «достоверные» истории гласили о том, что несколько ночей подряд над деревней парит гигантская летучая мышь-вампир, высматривающая свои жертвы, а по деревне бегает на задних лапах собака с горящими, красными глазами, которая легко перепрыгивает через самые высокие заборы и потрошит курятники. Всю эту фантастику мне изложили - Витька и Толя, которые подсели ко мне на лавочку возле дома, когда я выкуривал традиционную сигарету перед сном.
Поскольку Настя уже крепко спала, я имел возможность подробно и обстоятельно изложить собеседникам свою версию загадочных событий.
Два года тому назад, местный леспромхоз вырубил шикарный сосновый бор, состоявший из вековых деревьев, растущих сразу за участками дачного кооператива. Попутно, лесорубы уничтожили своими тягачами и тракторами 1,5 гектара окружавшего бор смешанного леса, превратив его в бурелом из крошева берез, осин и елок. Этот лес был не только нашим стабильным поставщиком грибов и ягод, но и средой обитания различной живности, включая: кабанов, зайцев, лис, куниц, хорьков и даже настоящих норок. Лишившись не только жилья, но и кормовой базы, в виде всяких мелких грызунов, многие хищники стали просто вынуждены осуществлять набеги на деревенскую живность. При этом я предполагал, что бойню в курятнике устроил хорек, о чем красноречиво говорил и специфический запах на месте преступления. Мужики со мной полностью согласились и стали бурно обсуждать методику установки (в деревенских условиях) капканов на мелких и крупных хищников.
 Мне эта тема, в нынешней ситуации полного отсутствия какой-либо живности на участке, была не интересна, и я отправился спать, долго ворочаясь и мучаясь от бессонницы, впрочем, как и большинство обитателей Ваулино, с тревогой ожидавших наступления очередной ночи. Но вот оно, утро нового дня и – ничего не произошло! Все животные и птицы были живы - здоровы, а моя внучка сладко спала в своей комнате, не помышляя больше о бегстве в убежище на чердаке. Шла неделя за неделей, селяне стали забывать о странных и загадочных событиях, а моя Настенька окрепла, загорела и уже ничем не отличалась от благополучных отпрысков дачников.
Я стал задумываться о том, как в следующем году буду обеспечивать школьное обучение внучки, когда коварно и неотвратимо, наступило 20 июля, окончательно сломавшее и разрушавшее спокойное уклад моей жизни.
В тот день я встал в шесть утра, чтобы одним из первых затовариться (на пару дней) питьевой водой из колодца, поскольку из-за сильной жары, многочисленные дачники полностью вычерпывали его уже к 10-и часам утра.
Потихоньку выкатив через калитку тележку с молочным бидоном, я увидел, как из дома напротив выбежал Витька, что-то отчаянно мыча и неловко размахивая большими руками. «Видно здорово прихватило мужика» - подумал я, наблюдая, как он пылит по дороге в сторону дома Зинки-самогонщицы. Однако, сразу за Витькой, на дорогу вышла и его мать – Варвара Ильинична, и, прижав левой рукой, край платка ко рту, стала как-то неуверенно подзывать меня свободной рукой. Когда я подошел, старушка крепко обхватила мою руку и, сквозь рыдания, стала сбивчиво объяснять мне: «Павел Андреевич, ради Бога, прости его бестолкового! Все от глупости! Послушал этого Толика! Тот ему говорит – «Ставь сегодня ночью капкан - будет зверь». Он дурачок и поставил! Господи, что же теперь будет? Второй срок для него – верная смерть! Сжалься, милый человек, не погуби!».
Под аккомпанемент этих странных причитаний, мать Витьки подвела меня к распахнутой двери их сарая и то, что я увидел – остановило мое дыхание и погрузило во мрак короткого обморока.
 Постепенно ко мне возвратился слух и я сев на земле, медленно открыл глаза, втайне надеясь, что страшное ведение – это всего лишь плод моей фантазии.
Однако ничего не изменилось, и я вновь четко увидел: чуть присыпанный соломой волчий капкан, в котором была намертво зажата, отрубленная чуть выше щиколотки детская ступня, в оранжевом носочке и синем замшевом сандалике. Боже мой, в одном из тех носочков, которые выбрала Настенька, две недели тому назад, на торговой ярмарке в Сергиевом Посаде!
Мать Витьки принесла мне стакан воды, и я тяжело поднявшись, стал внимательно осматривать место ночной трагедии. Несмотря на всю серьезность травмы, крови вокруг капкана почти не было, и только чуть заметная цепочка красных капель вела в сторону калитки, пересекала дорогу и исчезала за забором моего участка. Рядом с кровавым пунктиром, на еще влажной от утренней росы земле, четко отпечаталась рифленая подошва кроссовок большого размера. «Значит, она была не одна. Наверное, ей кто-то оказал первую помощь. Но кто этот человек? Почему он принес внучку на мой участок и даже не удосужился разбудить меня? А вдруг – это мистический Рафаил?» - мучился я вопросами, с трудом вытащив из капкана и упаковав в носовой платок страшную находку. Вернувшись в свою избу, я первым делом (непонятно зачем?) убрал в холодильник частичку плоти моей Настеньки, а уж затем продолжил свои поиски. Комната внучки, конечно, была пуста, впрочем, как и югославское кресло на чердаке, сев в которое, я обратил внимание на старое Настино платье, брошенное здесь накануне. Машинально взяв его в руки, я нащупал пальцами за подкладкой кармашка, что-то, напоминающие многократно сложенный бумажный листок. Резко разорвав ткань, я вынул и развернул школьную тетрадную страничку в линейку, которая была исписана характерным, размашистым Аниным почерком. «Вот почему дочь заставляла внучку постоянно носить это старье!» - понял я, пытаясь остановить дрожь в руках и собрать в слова, разбегающиеся как тараканы буквы.
«Внимание, тот, кто читает эту записку, подвергается смертельной опасности! Девочка по имени Анастасия Чиркова – страшный и коварный зверь! Если она живет в вашем доме, обязательно, в дни полнолуния, ночью привязывайте ее к кровати. Но лучше убейте её!
Извините, я не смогла! Мать – Анна Павловна Чиркова» - с ужасом прочел я, в пыльных лучах утреннего солнца, бивших через слуховое окно чердака. Анино письмо просто оглушило меня и я, раскачиваясь из стороны в сторону, прошептал: «Господи, бедная, бедная моя Анечка! Боже, как низко нужно было пасть, чтобы желать смерти собственной дочери? Господи, прости её грешную!».
Наверное, для того, чтобы сохранить свое психическое здоровье, в тот долгий день бесконечных поисков внучки в окрестностях Ваулино, мой мозг полностью отключил эмоциональную составляющую, заставив меня воспринимать окружающее как чужой, утомительный документальный фильм. Ближе к семи часам вечера, я вдруг понял, что с раннего утра не держал даже маковой росинки во рту и еще чуть-чуть – упаду в голодном обмороке. На сегодня поиски были прекращены и, подходя к своему дому, я увидел на лавочке Витька, который, уронив между колен голову, дремал с дымящейся сигаретой, крепко зажатой между желтыми, прокуренными пальцами.
С трудом, растолкав пьяного, я задал всего один вопрос:
-Витя, почему именно прошлой ночью ты установил капкан?
-Андреевич, прости, так вышло! Толик сказал, что зверь обязательно придет в ночь полнолуния!
-В ночь полнолуния? - тихо переспросил я, и медленно пошел в дом, потрясенный догадкой, которая вновь бросила меня в пучину сомнений, страхов и страстей.
Сидя за столом в большой комнате, я меланхолично жевал белое куриное мясо, не ощущая ни вкуса, ни запаха пищи, поскольку был полностью поглощен анализом информации, обрушившейся на меня в течение этого бесконечного дня.
«Полнолуние. А вдруг Анна права и внучка и есть тот загадочный зверь задушивший домашнюю живность? А как же её искреннее удивление при виде дохлых кур? Может все дело в Рафаиле, и он полностью контролирует поведение Настеньки? Господи, да какая разница! Главное – чтобы внучка живой вернулась домой!» - положил я конец все этим бесполезным предположениям и сомнениям.
В течение последнего получаса на чердаке раздавался тихий стук, но я даже не стал подниматься туда, поскольку счел, что в слуховое окно залетел голубь и теперь клюет всякие зернышки и камешки на дощатом полу.
Остаток вечера я решил провести в Настиной комнате, перебирая и разглядывая смешные детские вещички, стопкой сложенные на стуле. Все наряды были куплены мной при активном участии внучки и большинство обновок так и остались ненадеванными, в нетронутой магазинной упаковке.
«Где ты, Настенька? Жива ли ты? Увижу ли я тебя?» - вопросы, вопросы и вопросы, крутились в моей голове. А где-то, в глубине сознания, все настойчивее и настойчивее начинал стучать в виски ответ: «Насти больше нет, Насти больше нет, Насти больше нет».
За окном заметно вечерело, когда со стороны калитки раздался высокий крик Сашки- «морячка»: «Андреич! Выйди на двор  - разговор есть!». «Неужели какие-то новости о моей Настеньке?» - с надеждой и тревогой подумал я, бросившись к входной двери.
Но стоило мне появиться на крыльце, как я, совсем неожиданно, получил сильнейший удар в правый бок и, перелетев через перила крыльца, оказался лежащим на мокрой от вечерней росы траве. Тут же, надо мной грозно нависла крупная фигура бритого, хотьковского братка, с бейсбольной битой в руке, который глумливо процедил: « Ну, что дед, сдал нас ментуре и думал герой?  Попал ты дед. Стуканул – первым, а я настучу – последним!» и бандит угрожающе занес биту, готовый одним ударом размозжить мне голову. Я, уже стал закрывать глаза, чтобы принять неотвратимую смерть, когда, где-то со стороны крыши дома, раздался легкий шорох и я уловил краем глаза нечто, прыгнувшее на грудь бритоголового. В следующий момент, выронив от неожиданности биту, мужчина, еле устояв на ногах, стал страшно хрипеть, безуспешно пытаясь оторвать от своего горла мою внучку, которая, как разъяренный бультерьер, рыча, рвала плоть бандита, разбрызгивая во все стороны обильную кровь. Подельник бритоголового, которого я за шрам на лбу сразу окрестил «меченным», бросился на помощь товарищу и мгновенно получил смертельный удар в горло заостренным концом штакетника, в качестве костыля намертво притороченного проволокой к покореженной правой ноге Настеньки.
 Оба тела, практически синхронно рухнули на траву, и внучка шустро перепрыгнула на «меченного», жадно (как фонтанчик воды в летнем парке), ловя ртом пульсирующую темную струю артериальной крови, бьющую из пробитого горла поверженного врага.
Я, с ужасом и каким-то странным чувством восхищения, наблюдал за этим страшным ритуалом, а в ушах все отчетливая слышался пергаментный шум десятков крыл ночных вампиров, спешащих на этот зловещий кровавый пир.
Наконец, кровавый фонтан иссяк, лишь медленно надувая темные пузыри из раны «меченного» и внучка, тяжело поднявшись, грузно, вразвалку, направилась в мою сторону. Вид у Настеньки был просто устрашающий: красные горящие глаза, лицо, перемазанное запекшейся кровью и оранжевое платьице, всё в темных подтеках и брызгах, натянутое как барабан на непомерно разбухшем животе ребенка.
 Правая, травмированная нога была прочно подвязана (под коленом и ближе к бедру) к деревянному костылю, позволяя внучке достаточно уверенно передвигаться по земле. При этом сама обрубленная щиколотка уже покрылась нежной, розовой кожей и всем своим видом говорила о формировании новой ступни.
Но в тот момент, все эти подробности и весь ужас произошедших событий, меня совершенно не волновали, поскольку случилось самое главное – вернулась моя любимая Настенька! Я, в порыве восторга и нежности, попытался подняться к ней на встречу, но нестерпимая боль бросила меня навзничь, оставив послевкусие крови во рту.
«Скорее всего, сломано несколько ребер и одним из них пробито правое легкое» - поставил я себе неутешительный диагноз. Настя встала рядом со мной на колени, и смачно рыгнув сложным запахом парного мяса и тухлых яиц, прошептала: «Деда, все будет хорошо. Я помогу тебе поправиться».  Девочка аккуратно задрала рубаху и стала водить над моим телом ладошками, вызывая ощущение легкого покалывания кожи. Затем она стала дуть и целовать ушибленное место, полностью сняв болевые ощущения. В завершение терапии, Настя нашептала мне на ухо какие-то смешные непонятные слова, и нежно поцеловав в шею. Я полностью расслабился и стал медленно погружаться в сон, тем не менее, успев заметить, как в наступивших сумерках, Настенька на пару с высоким мужчиной, споро оттаскивает за руки тело одного из бандитов за угол дома, по направлению к дровяному сараю.
Солнце еще не село за ближайший сосновый лес, но дело явно шло к тому, так как прямых солнечных лучей в сарай уже не попадало. До темноты оставалась пара часов, а я, вспомнив последние месяцы своей жизни, так не до чего и не додумался, полусидя тряпичной куклой среди опилок и березовых чурбаков.
С момента моего забытья прошло никак не меньше 20 часов, поскольку внучка поцеловала меня, когда на улице почти совсем стемнело. «Почему 20 часов, а не несколько суток? Действительно – почему? Все может быть, но что-то говорит мне, что все произошло вчера вечером. Интересно, а Сашка-морячок видел эту кровавую бойню? Всё-таки редкая мразь – взял и подставил меня бандитам! Да нет, вряд ли он что видел, поскольку, будучи трусливой скотиной, тут же убежал. Паша, милый, что ты привязался к этому козлу! Подумай о своем спасении!» - я стал убеждать себя, когда, вдруг ощутил болезненный укус комара в шею. Резко прижав подбородок, я придавил кровопийцу и понял, что могу – о чудо, шевелить головой!
 Первым делом я обвел взглядом место моего заточения (лучше бы я этого не делал) и сразу увидел труп «меченного», который был развален на две части. Бывшая телесная оболочка была полностью лишена внутренностей, и вид красных ребер грудной клетки сразу возродили во мне детские воспоминания свиных туш на крюках в магазинах «Мясо».
«Неужели меня ждет такая же страшная участь? Господи, за какие грехи? Наверное, за моих девочек Аню и Настеньку!» - с ужасом думал я, опустив подбородок на грудь, для того, чтобы дать отдохнуть мгновенно уставшей шее. Неожиданно, мой взгляд сфокусировался на шнурке мобильного телефона, уходившего концам за вырез рубашки.
«Мобильный телефон. Что, мобильный телефон? Паша, причем сейчас мобильный телефон? Стоп! Сын подарил мне телефон и предупредил, что сбоку, под пластиковым колпачком, есть кнопка, нажав которую, я смогу вызвать экстренную помощь в случае смертельной опасности. Так, теперь у меня появилась цель – добраться до телефона и нажать эту заветную кнопку!».
Медленно, обливаясь потом и слюной, миллиметр за миллиметром, я стал подтягивать телефон за шнурок зубами, активно помогая себе языком. Наконец телефон оказался у моих губ, и мне пришлось, почти целиком взять его в рот, для того, чтобы добраться до кнопки, которая, по закону подлости, находилась в самом низу, по отношению к месту крепления шнурка. Я с такой силой сжал челюсти, что, похоже, раздавил не только защитный колпачок, но и сам телефон, который был, незамедлительно мною выплюнут, как кляп, препятствующий нормальному дыханию. Телефон повис на моей груди, беспрестанно мигая красным маячком аварийной кнопки.
«Ну, что, Паша. Ты проявил характер и сделал все, чтобы спасти свою бестолковую жизнь. Теперь остается ждать, чтобы понять – в какой степени это тебе удалось?» -  мысленно похвалил я себя и, прикрыв глаза, тихо задремал.

Завершив разговор, Павел* убрал трубку в боковой карман рюкзака, а из центрального – извлек складной, телескопический спиннинг с надежной катушкой «Mitchell» и заветную коробочку с искусственными насадками. Утро только занималось, высветив светлой бирюзой, небо на востоке, поэтому он насадил «твистор» с длинным червяком желто-неонового цвета. Первый же заброс заставил его здорово поволноваться, поскольку наживку схватил крупный хищник, упорно тянувший леску к середине озера. Несколько минут упорной борьбы и на влажные от предрассветной росы доски причала был выброшен очень приличный экземпляр «большеротого американского» окуня.
«Если так и дальше пойдут дела, то я, до приезда Валеры и его команды, обеспечу всю нашу контору первостатейной ухой» - мечтательно подумал Павел, совершенно не обратив внимания на холодок, пробежавший по его спине от затылка до самого копчика.
Неожиданно сработал зуммер аварийного вызова и Павел, с неохотой отложив спиннинг, достал спутниковый телефон. Определитель координат высветил на дисплее только два слова: «Russia, Vaulino». «Господи, только не это!» - испугался он, в то время как на экране появилось имя абонента: Pavel Andreevitch Tchirkov. «Батя, что могло с тобой произойти? Может что-то связанное с дочкой Аньки? Зная тебя, могу предположить – что случилось нечто сверх ординарное. Все будет хорошо и ребята придут к тебе на помощь через полчаса. Держись отец!» - успокаивал себя Павел, нервно вышагивая по дощатому причалу и передавая в Управление по Московской области всю необходимую информацию. Прошло не больше минуты и аварийная кнопка, высветившись зеленым цветом, погасла. «Слава Богу, вызов принят, и тревожная группа вылетает на помощь отцу» - подумал Павел и услышал за спиной стрёкот приближающегося вертолета.
 «А вот и Валера с ребятами. Вот тебе и порыбачил. Самое интересное, что так происходит почти всегда!» - в сердцах воскликну Павел, глядя на одинокий трофей, лежащий на мостках рядом с рюкзаком и спиннингом. Обернувшись на звук вертолета, он с удивлением увидел, как от угла дома взлетела гигантская птица и бесшумно паря устремилась в сторону еще сумеречного леса. «Мать вашу, а это ещё что за полёт валькирий? Нужно не забыть запросить снимки из космоса» - решил Павел Павлович Чирков, внимательно наблюдая за размеренными взмахами гигантских крыльев неизвестного существа.

Я проснулся от настойчивого голоса, громко повторявшего: «Павел Андреевич! Павел Андреевич! Господин Чирков!». Открыв глаза, я увидел сидящего на корточках прямо передо мной человека, в модных очках с тонкой титановой оправой, облаченного в камуфляж с полковничьими пагонами. За офицером стояло три спецназовца в каких-то почти космических костюмах, в шлемах с прозрачными защитными щитками и с баллонами за спиной. Все они, молча и очень внимательно разглядывали меня, прежде чем старший по званию не задал первый вопрос:
«- Павел Андреевич, как вы себя чувствуете?
-Очень плохо, поскольку кроме ограниченных движений шеей, в остальном - я полностью парализован!
- Сейчас мы проведем с вами короткий тест и если, вдруг, вам станет некомфортно, сразу подайте сигнал.
- Хорошо, я согласен».
В сарае уже было почти темно, поэтому синий луч фонарика в руках полковника, блеснул настоящей молнией, а когда он направил его прямо в глаза, мне показалось, что в зрачки вогнали два раскаленных стилета, разрывающих и сжигающих мой мозг. Не в силах преодолеть страшную боль и охвативший меня ужас, я издал такой звериный вой, что офицер невольно отшатнулся, немедленно погасив фонарик.
«- К сожалению, Павел Андреевич, тест вы не прошли.
-Да, я уже понял. А кто еще оказался инфицирован помимо меня?
-Четверо ваших соседей: три старушки и Виктор Громов, ну, и труп в углу этого сарая.
-А как же моя внучка, бритый бандит с перегрызенным горлом и, самое главное, Рафаил?
-Ваша внучка давно не существует, а то нечто, которое в её обличье жило у вас, даже трудно идентифицировать как человека! А вот о двух последних персонажах слышу в первый раз! Будьте так добры – расскажите поподробнее.
-Бритоголовый – это один из двух бандитов (труп второго лежит здесь в сарае), которые вчера напали на меня и были уничтожены Настенькой. А вот Рафаил, судя по рассказам внучки, некий крылатый монстр, превративший мою девочку в кровавое чудовище!
-Блин, дела обстоят намного хуже, чем я предполагал! Степанов! Поднимайте вертушки и расширяйте зону поисков! Вот дьявол, жопой чувствую, что упустили тварей и всё уже бесполезно!» - в сердцах воскликнул офицер.
 Спецназовцы выбежали из сарая и через раскрытую дверь, ворвался натужный гул вертолетных винтов, доносящийся с клеверного поля расположенного за деревней. Полковник, немного помолчав, криво усмехнулся и продолжил прерванный разговор:
«- Итак, Павел Андреевич, предпочитаете жить вечно или как все?
- Конечно, товарищ полковник, как все! Только убедительная просьба – поделикатнее изложить мою историю сыну - Паше.
-Ну, Пал Палыч у нас совсем взрослый мальчик и поймет все как полагается. Тут ваши опасения совершенно напрасны. Кстати, Павел Андреевич, может какое-нибудь «последние» желание перед волшебным укольчиком?
-Да, конечно, я хотел бы проститься с телом Настеньки!
-К сожалению, именно это ваше желание я не смогу выполнить. Дело в том, что при ликвидации существа обитавшего в теле вашей внучки, собственно тело потеряло свою целостность и представляет собой абсолютно непрезентабельный вид.
-Хорошо, полковник. Тогда скажите мне – вы отвезете все тела в Москву?
-Что вы, избавь меня Боже! Утилизация пройдет здесь же, на месте, в симпатичном деревянном сарайчике на краю поля.
-Тогда обещайте мне, что останки внучки положат рядом со мной!
-Ваше желание для меня закон, уважаемый Павел Андреевич!».
 Вот так закончился наш несколько игривый разговор с полковником, и мы попрощались  почти как старые друзья. Он даже протянул мне руку, но, тут же стыдливо спрятал её за спину, вспомнив, что я парализован и не способен на прощальное рукопожатие.
 Офицер вышел, а его место заняла симпатичная женщина, которой предстояло сделать мне спасительную инъекцию и прекратить мучения на этой бренной земле.
Прошло, полчаса и на краю поля запылал большой погребальный костер по жертвам неуловимого и таинственного ангела Рафаила.
Но это было в деревне Ваулино, а мы с Настенькой, взявшись за руки, стояли под раскаленным небом на краю гигантской, километровой пропасти, в глубине которой текла кровь земли – огненная лава. «Ну, внучка, полетели?» - весело спросил я. «Полетели, Деда!» - радостно ответила Настя…
В это время, скрываясь за выступом скалы, за полетом старика и девочки, задолго до падения в огненную реку, превратившихся в две горящие звезды, наблюдал темный ангел. «Какая всё-таки глупость - эта любовь, мелкая сыпь на теле вечности!» - мрачно произнес Рафаил, раздраженно щелкнул крыльями и растворился в черном базальте скалы. «ТК»
* Павел – главный герой рассказа «Невеста».
Москва, март-апрель 2007.