***

Пурга в Анадыре

                Анатолий Орлов

Как-то уже в марте экипаж самолета Ли-2 Владимира Ярыгина произвел посадку в Анадыре. Посадочная полоса длиной 800 метров располагалась на бугре, открытом все ветрам.
Чуть пониже, на берегу Анадырского залива, - рыбкомбинат, от которого постоянно шел аппетитный запах копченой рыбы.
Приземлившись на слабо освещенную полосу, зарулили на стоянку для самолетов Ан-2 и Ли-2. После того, как зачехлили самолет, пришвартовали его к вкопанным в вечную мерзлоту бочкам, вместе с встречающим техником потопали в поселок, в свой балок, приспособленный для проживания двух экипажей. В авиагородке находились: диспетчерская вышка, три жилых барака, маленькая казарма для полувзвода солдат, почта, столовая и сарай с тарахтящим электродвижком.

Тихо. Морозно. Холодно мигающие звезды кажутся такими близкими, что протяни руку и обожжешься плазменным жаром или космическим холодом. Под ногами мерно похрустывал сухой снег. На проходящей параллельно авиастоянке дороге два солдата с примерзшими к воротникам бушлатов соплями сливают на ночь воду из радиатора трактора.
«Отель-халупа» встретил уютным теплом жарко гудящей чугунной печки.
Поужинали домашней олениной. Запили ее холодной водой из деревянной бочки. Лениво перебросились в «храп» - карточную игру коротающих время в ожидании вылета авиаторов.
Утром проснулись от тревожного гула. За затянутыми льдом маленькими оконцами «отеля» выла пурга. Балок испуганно дрожит и по-стариковски постанывает и поскрипывает своими углами под сильным ветром.

Погода на Чукотке капризна и непредсказуема. Люди перестали удивляться ее причудам. Первые шутки проснувшегося экипажа постепенно сменяются нотками озабоченности.
- В домике-то тепло, перезимуем до лета. Кстати, стало холодать – пора подбросить дровишек.
- Слышите, как ветер воет в щелях. Стужу проталкивает.
- Дровец в сенях достаточно.
- А как «до ветру» сходить? – все засмеялись.
- Не ходи – унесет!
- Простудишься! Хотя, тебе мороз не страшен. Обморозишься – дети уже растут! Ха-ха-ха!
Крепкие парни – соленые шутки.
- Смех смехом, как у нас с харчами?
- Пусть Михалыч думает о насущном! На то он и командир!
- Что у нас в «закромах»?
- Кусок вареной оленины.
- Кладу в «общак» балык кетовый.
- Годится. вода - в углу в бочке.
- Буханка хлеба, банка красной икры собственного посола.
- Надвое суток хватит. Будем надеяться, что пурга стихнет.
Пурга все воет, по-дикому поет в невидимых щелях. Ветер расшатывает «отель», словно белый медведь трется спиной. День. Ночь. Еще день. Карты надоели, анекдоты устарели, харчи кончаются, пурга не унимается.
- Надо идти на самолет за продуктами.
- В такую-то непогоду? Унесет в залив!
- Американцы летом выловят в Беринговом море и сохранят для потомков замороженные мумии советских летчиков, - шутят и гогочут в своей уверенности парни.
За обедом задумались – аппетит-то у всех хороший. Надо идти на самолет. Кому? Кто помоложе.
- Всех моложе получается, что я, - встал Ярыгин.
- Я с тобой, Володя, - вызвался радист Роман Чухов.
- Тогда, вперед!

С трудом, навалившись всем экипажем, отворили наружную дверь. Пурга этого только ждала, ворвавшись в сени и обжигая всех колючим снегом. За выскочившими Ярыгиным и Чуховым дверь моментально с треском захлопнулась. Обрадовавшийся ветер появившимся жертвам, тут же скинул с крыльца легкого весом радиста и пару раз перевернул. Владимир не раздумывая, прыгнул вслед и схватил Романа за полу меховой куртки. Поначалу растерялись. Решение пришло сразу.
- Роман, возвращайся! Мы вдвоем только время потеряем!
- Опасно, командир!
- Надо, Роман!

С не меньшим трудом открыли дверь и втащили радиста обратно. Владимир остался один в студеной круговерти. Определился, как мог, по направлению. Ветер северный, с залива. Стоянка самолетов вытянута с запада на восток. Встать невозможно – сбивает с ног. Пополз. Мороз дает себя знать. Вместе со снегом проникает под меховую одежду. Ресницы обледенели, глаза забивает снегом. Ничего не видать. Один на один со стихией. В душу постепенно пробирается противное чувство сомнения: «А правильно ли я ползу? Если ошибусь с направлением, окажусь в заливе.
Приходится подобно кроту головой бороздить снег. Не осмотреться толком. Да и что увидишь в этой мути? Только глаза забьет снегом. Медленно, медленно, иногда переваливаясь на бок, чтобы чуть-чуть попытаться что-нибудь разглядеть в этой серой быстро перемещающейся массе снега. Сколько прошло времени, Владимир не знал. Часы, наверное, сорвало с руки, когда у крыльца держал Романа. Противная мысль о бесполезности собственных действий сверлила мозг, пыталась отнять силы. Страх, как стая вшей ползает по голове. Только сознание успокаивало сердце и двигало вперед: «Ползи, Владимир! Еще немного. Ты сделаешь это! Ребята ждут! Парням надо помочь!». Старался думать о постороннем: «Как бы в комнате ремонт сделать, новые обои наклеить – жена давно просит. Полечу в Хабаровск – привезу красивые». Время иногда становится каким-то осязаемым, упругим.

Но вот голова уперлась во что-то. Глянул вверх, обрадовался: «Так это «дутик» (заднее колесо) самолета Ан-2. Наш Ли-2 рядом стоит». Владимир развернулся, пополз с полной уверенностью в успехе. Вскоре впереди и почти над собой вначале темное пятно превратилось в фюзеляж родного Ли-2. Наконец-то! У входной двери только с третьей попытки удалось, преодолевая напор ветра, подняться и встать на ноги. Негнущимися пальцами оттянул шнур амортизатора и повернул ручку на открытие. Входная дверь легко распахнулась. Забирался трудно, из последних сил хватаясь за любые выступы пола и обшивки. Втянулся наполовину. Сумел ногами в тяжелых сейчас унтах упереться в окантовку двери и вползти внутрь.
Отдышался. Захлопнул дверь. Снял кожаные краги и шерстяные перчатки. Озябшие пальцы сами тянулись ко рту, ища спасительное тепло. В самолете тихо. Пурга воет и скребется снегом где-то там, далеко, за обшивкой. Это успокаивает. Много ли человеку надо?

Передохнул. В заднем отсеке около обогревателя БО-20 нашел старую парашютную сумку. Переложил в нее из ящика три буханки хлеба, замороженные кружки молока и борща. Прихватил канистрочку со спиртом. Сам погрыз мороженую навагу. Она приятно таяла во рту. Сумку закрепил на спине, подумал: «С ней будет труднее – парусность увеличилась».
Вывалился из самолета. Дверь все-таки сумел закрыть чудом. По ветру идти трудно – сбивает. Опять ползком. Холод и снег забиваются под задираемые ветром полы куртки и проникают в самые укромные места. Шерстяной свитер не спасает.
Путь домой всегда короче. Опасения в исходе операции позади. Уверенность руководит действиями.
И вот тут-то случилась промашка. По времени должен быть у бараков. Увы! Промазал с направлением: «А может, ветер изменил направление? Так можно уползти в тундру. Замерзну на радость песцам. Скоро уже потемнеет». Волосы вновь зашевелились и стали приподнимать шапку.

Повернул назад. Упрямому всегда везет. На этот раз уткнулся в трактор, из которого вечером солдаты сливали воду. «Он на дороге. Рядом с дорогой на низких столбах навешены провода, идущие от рыбкомбината к поселку». От столба к столбу провода привели к первому бараку. Он оказался местным почтовым отделением. Металлической лопатой, найденной под низким крыльцом, Владимир приподнял входную дверь, отжал ее и ввалился в тамбур.
Довольный удачным завершением похода подумал о скорой встрече с товарищами. Ближайших домиков не видать из-за пурги и наступающей темноты. Надо ждать. Безрассудно в этих условиях искать свой балок. Снял, было шапку, но накопившаяся стужа тут же заледенила волосы. В сенях – тамбуре нашел уголь и дрова. Железная печка сразу же загудела, жадно пожирая дрова. Ветер увеличивал тягу в трубе.

Свой опасный и рискованный успех Владимир отметил за ужином стаканом спирта. Отварная навага и нагретый в консервной банке брусок борща хорошо согрели уставшее тело.
И опять мысли. Закон энергичного человека – сознание не дает покоя мыслям: «А как там мои ребята? Голодные сидят! Диспетчер уверен, что у нас есть продукты и не вылезет из теплого барака в такую непогодь».
Прошла ночь. После обеда пурга устала. Иногда появлялись кратковременные просветы, показывая стены соседнего домика. И тут же ветер опять начинал свирепствовать и месить снежную муть. Ярыгин определился с удачным моментом и бегом рванулся к своему балку. Обессиленный бегом, задыхающийся от нехватки воздуха, только успел вцепиться в дверную ручку и забухать унтами, как ветер, словно поняв свою оплошность, еще сильнее завыл с досады. Ребята услышали и втащили своего командира. Помогали раздеваться. Со смехом выковыривали отверткой набившийся в карманы снег. Проголодавшие парни хлопотали вокруг Владимира и его спасительной парашютной сумки. Скрывали за бодрыми подначками свою быстро прошедшую  обеспокоенность за жизнь ушедшего трое суток назад в пургу командира. Думали, что пропал человек. Что греха таить, проскальзывали такие мыслишки.

Еще через трое суток, так же внезапно, как и начинался, ветер стих. Видимость установилась «миллион на миллион». Снег вновь заискрился под робкими лучами как будто виноватого солнца. Откопали самолет, солдаты очистили полосу. Взлетели с курсом на Магадан. После посадки на родном аэродроме бортмеханик, старожил этих мест, не выдержал и похвалил:
- А ты – крепкий мужик, Владимир Михайлович!
- Ну, уж, скажешь тоже, - смутился Ярыгин и добавил:
- Спасибо за рейс, ребята! Сейчас по домам. Привет семьям!

Январь, 2005 г.