Битва на реке которосль

 

            Иисус Христос: Ударившему тебя по щеке подставь и другую (ев. от Луки 6:29)
            Моисей: Око за око, зуб за зуб (исх. 21:24)    
            Ламех: За меня будет отомщено семьдесят раз всемеро. (быт. 4:24)


Часть первая

Рука Станислава потянулась к наборному охотничьему луку за спиной. Шагах в двадцати рыжая Стрелка сделала стойку. Передняя лапа поднята, морда повернута вверх. Там в кроне молодого дубка, метров восьми в высоту, несомненно, кто-то прятался. Мелькнула черная шубка, загудела спущенная тетива из сыромятной кожи, и красавец-соболь черный, как печная сажа, упал с дерева со стрелой в глазнице. «Ах, что за молодец этот Владко, лучший охотник в селе», - подумает сегодня каждая встречная девушка, когда он будет возвращаться с охоты, - «А как сказки сказывает, какой затейник в игры играть! Молод, строен, пригож, чем не жених мне?!  Вот только… отец у него… колдун!…», - и сладкие девичьи грезы вмиг разлетятся от страшного слова. «А еще поговаривают, что не похож он на своего отца, что уродился весь в красавицу Ладу, свою маму. Да и то посмотреть: отец волосом черен, как этот соболь, а у сына голова цвета зрелой пшеницы. Глаза Владислава – синее-синее небо, а у родителя его – черная ночь. Да и характером разные. Молодой – приветливый и веселый; старый – молчаливый и угрюмый».
Но невдомек заневестившимся девицам, как и никому из односельчан, что не так это. Все-таки кое-что унаследовал молодой охотник от отца. И была это сила тайная…
*          *          *
Лада и муж ее Неждан стали замечать за своим первенцем, еще с младенчества некоторые «странности». То, вдруг, выпавшая из люльки игрушка обратно прыгнет, дверь избы сама откроется, когда Лада спешит в дом со двора к своему сынишке. А затеет ребенок с мамой в прятки играть – так она его найти не может, хотя вот он сидит себе на лавочке, зажал рот ладошками, чтобы не хохотать, только ногами дрыгает. А сам захочет – видит через стену. Вот его Дружок, большой серый пес, за сараем обнюхивает чью-то норку. Мальчик может позвать его беззвучно, и собака прибежит к нему и уставится преданными глазами.
Только строго-настрого запретил Неждан сыну показывать все это на людях. Не хотел он ребенку такой судьбы, как у него самого. Сторонились ведуна односельчане, побаивались. Когда болезнь какая случалась – прибегали, мол, помоги, Нежданушко! Частенько приходили спросить совета, начинать ли дело какое, будет ли в нем удача; или вот еще: что покупать, что продавать на торжище осенью и по какой цене? А так… сторонились, детей потихоньку уводили с глаз. Вдруг, осерчает ведун на что-нибудь, да и сглазит. Мало в том радости, когда тебя боятся, если ты не нелюдь или злодей какой. Тем это, конечно, нравится, им это за счастье.
В селе «Лебяжье» Неждан был пришлым. Лет двадцать тому назад проходил он лесом по своим делам мимо и увидел, как мужичок топором от трех волков отбивается. Четвертый волк лежал неподалеку с перебитой передней лапой, щелкал зубами и пялился злющими, желтыми глазами. Плохо бы пришлось мужику, но едва ведун показался, как волков, тут как и не было. Даже раненый вскочил и ухромал на трех лапах.  Осмол, так звали лебежанина, пригласил спасителя в гости. Там и познакомился Неждан с Ладой, дочерью Осмола. И уже никуда не смог уйти от ее прекрасных глаз.
Они поженились, родился у них Владислав, а через три года бросилась Лада в реку спасать маленькую девочку, да и засосал их обеих водоворот.
Остались сын и отец вдвоем. И минуло с тех пор четырнадцать лет.
*          *           *
Ох, как хотелось иной раз молодому парню (да нельзя, отец не велел показывать силу) похвалиться тем, что никто бы не смог сделать (кроме его родителя, конечно). Показать сверстникам, а пуще того девчонкам, что он может. Особенно теперь в возрасте, когда хочется нравиться, когда пришла пора выбирать себе пару. Хотя выбирать – слово неправильное. В случае с Владом больше подойдет слово ожидать. Отец напророчил сыну, что найдет он свою суженую на торжище, которое каждый год проходило осенью, в пятидесяти верстах вниз по реке Чучерка, у города Ростова, что стоит на озере Неро, или как его называют в племени меря – Каово. От села Лебяжье полдня по воде.
Отец, это Влад хорошо уяснил, никогда не ошибался. Да и сам парень часто видел один и тот же сон, как садится он в лодку, а с холма ему машет соседка Весняна, неоднократно прежде занимавшая мысли молодого охотника. Над девушкой светит солнце. Река несет лодку, потом поворот. А со следующего холма ему машет рукой «другая», лица которой он не мог разглядеть. Над незнакомкой сияет полная луна…
Обо всем этом размышлял молодой охотник, пробираясь по тропинке, что вела из леса к небольшому дому с высокой крышей, приютившемуся на окраине села. Не дойдя четверти версты до места, Влад почувствовал: что-то случилось. Рыжуха Стрелка по своему собачьему обыкновению навострила уши. Он посмотрел не глазами, а так как умел – разумом. Во дворе было семь человек. Отец и шестеро местных, все чем-то озабочены. Парень ускорил шаг, и вскоре, открыв калитку, увидел лежашего на земле Русая, двадцати пяти лет, здоровенного увольня, рыжего и веснущатого. Русай был сыном старейшины Дивозора. Чуть поодаль расположились кучкой еще четверо парней, которые, видимо, и принесли пострадавшего. Вскоре  Влад выяснил, что беднягу ужалила гадюка, и, конечно, теперь его отец-ведун лечит больного. Старейшина, еще бодрый, худой старик, морщинистый, с седой узкой бородой до пояса, спросил:
- Что скажешь, Неждан?
- Поправится, через седмицу встанет с постели. Но потеряет много сил.
Дивозор покряхтел, покачал головой, а спустя минуту спросил опять:
- Как же быть? Скоро торжище. Пять дней осталось. После – игрища, после – кулачный бой. Ведь Русай то мой первый боец в селе. Выручай, Неждане!
- А вы возьмите моего Владка. Не смотрите, что молод. Но вот мое слово – с ним победите! Без него – нет!
Сказал бы кто другой такое – подняли на смех. Парень встретил только семнадцатую осень, никакого опыта, да и на вид худой, несильный. Одно слово птенец птенцом. Куда ему против опытных кулачников, с саженными плечами. Но раз ведун сказал – так тому и быть.

                *          *           *
               
Ой, да по небу, небу синему,
Небу-небушку, да бездонному
Облака плывут – кудри девичьи,
Облака плывут – отражаются.
Отражаются все в речной воде,
Воде чистой, воде быстрой.
Да по той воде корабли плывут.
Два кораблика, две резных ладьи.
А вокруг леса – красно-желтые,
Красно-желтые, все осенние.
А над л;сами – солнце красное,
Красно солнышко улыбается.
А на парусе корабельщиков
Тоже солнышко улыбается.
Корабельщики тоже веселы,
Воды пенят, себе, веслами,
Чтоб быстрей доплыть
В славный Ростов-град,
В славный Ростов-град,
Да на торжище.
На том торжище –
Свой товар продать,
На том торжище –
Славно погулять.
Славно погулять,
Себя показать.
А на них на всех
Рубахи вышиты,
Плащи-мятли разузорены.
А на них на всех
Сапожки красные,
Ой, да красные, все сафьяновы.
Да и все они, словно на подбор.
Добры молодцы разудалые!

«Ох, и ловок ты, Вдадко, песни  складывать», - молвил Прозор, - долговязый кормщик лет тридцати.
«С твоими песнями дорога легка и приятна», - поддакнул кормщику, сидевший подле Владислава, парень тремя годами старше последнего. Лицо его красиво обрамляла молодая русая бородка, звали парня Станята.
«Поешь ты хорошо, а что ты понимаешь в кулачной потехе?» – продолжил Прозор.
Вмиг поднялись все четырнадцать весел на лодке (кроме двух кормовых, продолжавших рулить). Наступила тишина. Видимо этот вопрос волновал каждого.
- А вот понимаю, - ответил Влад, - отец научил.
Раздался общий звук, обозначавший приблизительно – Во как!
«Это что же ведовское? – гнул свое Прозор.
Владиславу вспомнилось, как пять лет тому назад, его двенадцатилетнего мальчишку подозвали взрослые мужики. И осторожно, уважительно стали расспрашивать, мол, отец твой добрый ведун, людей лечит, будущее знает, а ты, мол, знаешь что-нибудь этакое?
«Нет, - сказал тогда мальчик, - у отца своя дорога, а у меня своя. Я люблю песни складывать, да на коне скакать, да стрелять из лука», - тут он показал свой небольшой простой лук, сделанный из цельного куска дерева.
В это время на поляне, где беседовали мужики и Влад, раздалось заполошное карканье и, оравшая во все горло, ворона свалилась на землю шагах в пятнадцати ото всех, возле большого березового пня. Ее атаковали сразу трое шершней, каждый ростом с воробья. Чем уж несчастная птица не угодила полосатым разбойникам неизвестно, но они бы зажалили беднягу до смерти. Вдруг одна за другой просвистели три стрелы. Двое шершней свалились замертво. Третий, с перебитым крылом, кружил по земле. Ему удалось все же взлететь и сесть на березовый пень, сантиметрах в тридцати над травой. Там его и пригвоздил охотничий нож.
Влад не спеша собрал стрелы, убрал в ножны нож, подмигнул вороне и открывшим рты мужикам и пошел по своим делам.
Парню тогда поверили…, почти. Его воспринимали все-таки не как отпрыска пришлого Неждана, а как сына своей односельчанки Лады. И вот теперь опять слова Прозора: «Это что же, ведовское?» Тогда Владислав рассказал своим спутникам, как года два назад отец, вдруг, начал учить его какому-то странному воинскому искусству, мол, пригодится. Сказал, что так бьются в каких-то дальних странах на восходе.
«А, покажи!» - молвил Станята и встал со скамьи, кинув шапку на палубу. Все зашумели, освобождая место и с интересом наблюдая за зрелищем.
За два года обучения Владислав прошел путь воина, мастера древнего искусства Дао, который где-нибудь в Китае проходят за всю жизнь. Секрет был в том, что отец вкладывал знания прямо ему в голову, оставалось только немного поупражняться в спарринге со своим учителем. Кроме того Влад при встрече с обычным противником всегда знал, что и как тот будет делать за мгновение до его действий, поэтому контрмеры были тут как тут.
Владислав немного поиграл со Станятой, ловко уклоняясь от его кулаков, а затем уложил его одним ударом ( в пол силы) в область переносицы. Все зашумели: кто с одобрением, кто недоверчиво.
«Ну со мной у тебя так не выйдет», - сказал Булыга – второй силач на селе (первым был Русай, укушенный змеей). Он засучил рукава рубахи, не торопясь, посмеиваясь подвязал их тесьмой чуть ниже локтей и встал на место Станяты, который уже пришел в себя, часто моргал и потирал лоб.
Булыга был на голову выше Влада, гораздо шире в плечах и на десять лет старше. Его видимая неуклюжесть была обманчивой. Он, как медведь, мог быть быстр и коварен. Но его противник оказался быстрее. Булыга хотел просто сграбастать соперника и позабавиться с ним, как кошка с мышью. Но «сграбастать» не получилось. Каждый раз Влад оказывался то справа, то слева, то сзади. Через две минуты такого издевательства Булыга окончательно рассвирепел и вдруг почувствовал, что противник поймал его руку и как-то так вывернул, что он ничего не может с этим поделать. Мало того. Ноги перестали подчиняться Булыге, а встали на носки и пошли туда, куда им «велела» вывернутая кисть руки, а именно по кругу и за борт. Раздался сильный всплеск и оглушительный взрыв хохота с обеих ладей.
*          *           *
Торжище встретило их многотысячной разноголосицей, пестротой товаров и лиц, суетой, которая непривычного селянина могла вогнать в состояние отупения. Но Владислав был здесь уже третью осень подряд, торгуя шкурками зверьков, добытых им на охоте, а также оберегами, которые отлил Неждан из разных металлов. Кому побогаче – из злата-серебра; а победнее – так из меди либо олова. Девицы разбирали коньков да утиц, мужики и парни – обереги-топорики. Молодой охотник стал на время купцом и бодро выкрикивал зазывалки:
«Соболя, куницы,
Белки и лисицы,
Мех зимою всех согреет,
Покупай, бери скорее!»
Его кричалкам-зазывалкам многие завидовали, просили сочинить что-нибудь и для них:
«Обереги, амулеты,
Стороной пройдут все беды,
Радость будет в вашей власти,
Подходи, кто хочет счастья!»
Народ подходил. К вечеру первого дня Влад продал почти весь свой товар и пошел выполнять поручение отца. Нужно было зайти к старому знакомому Неждана, ведуну Усыне. Передать привет и еще два слова: «Близится срок». Владиславу не нужно было спрашивать дорогу. Тайная сила вела его, и еще ощущение  необыкновенного.
А рынок кипел и бушевал вокруг него яркими красками. Хазары, греки, германцы, викинги, словене-новгородцы, меряне и другие финны понавезли товаров со всего света: медь, олово, свинец, дорогие восточные ткани и пряности, соль, расписная посуда, кожаная обувь, украшения и, конечно, оружие.
*          *           *
Усыня оказался пожилым ведуном, у которого, в самом деле, были длинные седые усы и седые же, косматые брови. Только Влад обменялся с ним приветствиями и передал отцовский наказ, как в горницу вошла Леля – дочь ведуна. Это была девушка из его снов. Как и во сне, Влад увидел луну, только не над Лелей, а в ее ожерелье, которое стоит  того, чтобы о нем поговорить подробнее. В середине изделия, величиной с золотую византийскую монету было изображение лунной коровы Земун с рогами полумесяцем. Вправо и влево от нее монетки постепенно делались ущербными, изображая все фазы растущей и убывающей луны. Сережки – тоже луниты-полумесяцы. Все из чистого серебра. Сама девушка была чудо как хороша! Словно сотканная из нежности и очарования, словно в ней воплотилось лучшее и совершенное ото всех женщин на земле.
Внезапное обоюдное чувство захватило Лелю и Влада, как вихрь пушинки, и унесло куда-то ввысь. Наш герой провел рядом с любимой пять дней, начисто позабыв про торг, кулачный бой, земляков. На шестой день Влада нашел запыхавшийся Станята: «Скорее, друже, все ждут только тебя. Кулачный бой вот-вот начнется».
*          *           *
Две группы бойцов собрались по обеим сторонам небольшой речушки перед мостом. Одну группу составляли отборные ростовские бойцы, другую – сборная от окрестных сел. От лебежан были только двое: Булыга и Влад.
Как обычно бой начинали лучшие бойцы. Первым вышел ростовский богатырь Сувор. Краса и гордость княжеской дружины и всего города, неизменный победитель единоборств последних пяти лет. Он был известен тем, что не просто гнул подковы (это могли многие), а скручивал их спиралью в четыре-пять витков. Однажды Сувор на спор с бортниками поднял три восковых круга по десять пудов каждый, пронес их с берега на этот самый мост и сбросил в реку, к общему восторгу зрителей.
Сувор стал выкликать себе супротивника зычным басом. Вдруг толпа зрителей ахнула – вышел Влад. Раздался смех, перешедший в хохот.       Смеялись все, утирали слезы, все, кроме земляков лебежан, да еще ,пришедших посмотреть ,Лели и ее отца.
Сувор посмеялся тоже, потом картинно сложил руки на груди и изрек громко» «Ну, вдарь разок, блоха, разрешаю», - чем вызвал новый взрыв хохота среди зрителей. Правда, смех этот был недолгим, потому что Влад «вдарил». От этого удара Сувора согнуло вдвое. Потом последовала серия мощнейших боковых и прямых ударов, повергших кумира всего Ростова наземь. Зрители затихли, застыли в изумлении. Их любимец лежал сейчас в крови, поверженный каким-то пришлым мальчишкой. Отомстить! Уничтожить! Разорвать на части! Разгневанные ростовские кулачники бросились на Влада. Им навстречу устремились селяне. Наш герой оказался в самой гуще схватки. Он ставил блоки, вертелся ужом, почти каждым своим ударом выводя из боя противников. Минут через десять все было кончено. Последние ростовцы позорно бежали с моста. Итог боя был таков: несколько сломанных ребер, выбитых зубов и слава, громкая слава Владиславу со товарища. Победители получили от князя Ярослава (совсем еще молодого, в дальнейшем получившего прозвище - Мудрый) бочку зелена вина и шапку серебра на всех.
*          *           *
«Приманил Неждан удачу сыну», - говорили, собираясь в обратный путь лебежане.
Был Владко первым охотником и песенником на селе. А теперь он первый кулачник во Владимирской земле (сменил Сувора). Знай наших! Сам князь Ярослав его в дружину зовет! А невесту нашел себе! Красавица из красавиц, из большого богатого рода. И ждать не надо очереди сватов засылать. Старших двух дочерей Усыня уже замуж отдал. Да и сговорились, оказывается, они с Нежданом поженить своих детей аж двадцать лет тому назад. Оба же ведуны, книгу судьбы наперед читать могут. Осталось Владу только родительское благословение получить, а без того нельзя. Вот он и ходит, чудак, хмурый. Разлучаться со своей ненаглядной Лелюшкой не хочет. Ну так ненадолго. Воротится домой, а там уже со сватами и обратно. Почитай за седмицу обернется. Ден пять груженые лодьи против течения гнать, день на сборы, да день обратно.
*          *           *
Не знали земляки, что Владислав такой хмурый стал после разговора с Усыней. Проговорили они с зори вечерней до первых петухов. Много нового порассказал старый ведун своему будущему родственнику. Оказывается, не все ведуны служат добрым богам. Есть среди них жрецы Чернобога – Велеса, врага рода человеческого. Приносят они своему поганому богу человеческие жертвы, особенно ценят, если это будет невинное дитя. Терпеть не могут, когда людям хорошо, но больше прочего ненавидят, если кто-нибудь делает добро просто так, без всякой выгоды. От этого они просто впадают в бешенство.
*          *           *
Много лет тому назад был у Усыни младший брат Баташ, работящий, веселый, курносый. Печи клал да плотничал. И жену нашел себе под стать хохотушку Дарену, тоже курносую, но очень симпатичную, певунью и плясунью. Жили они втроем: Баташ, Дарена и их первуша – дочка, которая уже научилась ходить, однако, была еще немовля, еще не разговаривала. Избы братьев стояли рядом. Заскочила как-то вечерком Дарена перемолвиться словечком с женой Усыни Зареной. Были они подругами с детства. Вместе играли, пели да плясали. Парни, шутя, называли каждую, - эй, Дарена-Зарена, ой, нет же Зарена-Дарена. Тут и рассказала Даренка, как шел ее Баташ сегодня с работы и узрел такую картину: небольшая толпа зевак наблюдала за четырьмя пьяными варягами. Один из них лаял и гонялся за большим белым псом, который бегал от пьяного, отлаивался, но не смел кусаться. Большинство зрителей посмеивались. Это было бы и вправду забавно, если бы не девочка-мерянка  лет десяти, видимо, хозяйка собаки. Она плакала, кричала что-то по-своему псу, пытаясь его увести. Баташ вступился за ребенка, хотя и знал, что с пьяными наемниками лучше не связываться. Он встал на пути варяга, который, будучи пьяным, от неожиданности сел на землю. Баташ вытащил из котомки бублик, поднял его над головой и строго так, как говорят собакам, приказал: «Пегаш, голос!» Сидящий и правда был пегий. В толпе рассмеялись, засмеялись и варяги, а после, постепенно трезвея, и изображавший пса. Девочка с собакой скрылись. Все кончилось хорошо. Вот только поймал Баташ злой волчий взгляд одного из толпы. Приметное было лицо, с ожогом на правой щеке.
*          *           *
Через два дня ночью изба брата Усыни сгорела. После пожара нашли обгоревшие тела Баташа и Дарены. Но тела их дочери не было. Усыня, бросился к Неждану, жившему тогда на соседней улице. Они каким-то ведовским способом пошли по следам чернобожника, обнаружили их мерзкое капище. Там на жертвенном камне лежала маленькая раздетая девочка. Вокруг было пятеро жрецов Чернобога, среди которых был и тот, с обожженным лицом. Увлеченные обрядом они не заметили Усыню и Неждана. Те напали неожиданно и сразу убили двоих. Ведунам не нужно оружие. Они могут бить силой на расстоянии, направляя ее на те участки тела противника, где кровь подходит близко к поверхности. Например, на сонную артерию. За двумя первыми через секунду последовали еще двое. Последний пятый, тот самый, помеченный огнем, сумел скрыться.
Усыня забрал племянницу к себе в дом, назвал своей дочерью. Это и была Леля.
*          *           *
Ведуны знали – чернобожник отомстит. А чтобы месть была слаще, выберет момент, когда его враги будут особенно счастливы. Больше всего для этого подходила свадьба Лели и Влада. Убить детей ведунов, причинить им нестерпимую боль, вернуть своему богу обвешанную жертву и еще одну – ее жениха! Вот о чем мечтал чернобожник.
*          *           *
Владиславу несколько раз снился еще один сон Будто он в огромном здании, с потолком до неба, длинными коридорами и отходящими от них боковыми проходами.
По одному коридору, прямо в его сторону двигался караван из животных и людей. Животные разные: лошади, быки и еще неизвестные, с горбами на спинах, и еще огромные с носами до земли. Всех их объединяло одно: и у людей, и у зверей были красные, горящие глаза. Некоторые сворачивали в боковые проходы.
Прямо на Влада шел огромный черный бык – демон. Он вызывал непреодолимый ужас.
«Бежать! Скорее в боковой проход!», - за спиной тяжелые шаги. Проход заканчивается стеной с узким окном наружу, - «Туда, я успею!» Влад пытался пролезть в окно, застревал и просыпался в ужасе.
*          *           *
Неждан, когда сын поведал ему этот сон, выслушал очень внимательно. После долго думал и, наконец, сказал: «Бык этот – ты сам, твоя темная половина, вернее, не половина, а какая-то часть. Но этой части хочется завладеть тобой целиком. Не пускай зло к себе в сердце! Бык – это зло!»
*          *           *
«Владко, проснись, Владко! – Усыня тормошил парня. – Вставай, собирайся, пора в путь».
Влад сел на полатях, перед ним все еще стояли жуткие глаза быка. Он тряхнул головой, отгоняя виденье.
- А как же товарищи мои? Проститься бы, отче.
- Не досуг, сыне. Леля после скажет, что ускакал ты с Усыней по срочному делу.
- Она знает? С ней-то проститься можно?
- Прощайтесь. Только недолго.
Суженая Владислава тоже была немного ведуньей, несильной, правда.
Любовь ведунов не похожа на обычную, как у простых людей. Она гораздо сильнее, ярче. Здесь не может быть обмана. Чувства любимого буквально «видны». Их души, как два прекрасных цветка, раскрываются навстречу друг другу, любуются друг другом, отражаются и становятся еше сильнее. Если это радость, счастье – они огромны. Но огромны - и грусть, и горе.
Парень и девушка не в силах были разомкнуть объятий, хотя уже и Усыня кашлял, и лошади топтались. Наконец, оба услыхали мысленный призыв Усыни, мягкий, но непреклонный: «Пора!»
Кони помчали двоих всадников в рассветном тумане, пропитавшем сразу влагой их одежды. Хотя рубаха и мятель одного из них и так были мокры от девичьих слез.
*          *           *
«Ах, какая благодать это бабье лето! Вот уже две седмицы стоят леса нарядные, играют красками. Залюбуешься ими, как невестой на свадьбе, - думал Владислав, - тепло, свиту одевать не надо. Можно ходить в одной рубахе, погреться напоследок, перед осенним ненастьем, на солнышке».
Они с Усыней остановились попить водицы из родника, что бежал, петляя между мягкими лесными мхами.
«Послушай, Усыня, ведь жрецы Чернобога тоже люди. Как же можно служить такому повелителю. Какая в том радость?» – задал Влад давно занимавший его вопрос. Спутник молодого ведуна немного подумал и начал так: «Это трудно понять… Нечасто, но встречаются люди, которые никому не верят и всех считают врагами. Как можно тогда им не бояться, чувствовать себя легко? А так: нужно устроить, чтобы опасность грозила кому-то другому. Оболгать, оклеветать кого-то, натравить людей друг на друга, а самим стоять в стороне и радоваться, что это не их сейчас ругают, бьют или убивают, главное, что они в безопасности. Вот цель таких людей. Из них получаются отличные слуги Чернобога. Будучи у него на службе они считают, что теперь-то  уж защищены от любого зла, ведь они ему и служат».
- Скажи, а тот с ожогом на лице будет участвовать в битве?
- А как иначе? Чернобогу теперь нужны все его слуги. Близится час битвы добра и зла, жрецов Перуна и слуг пекельного владыки, повелителя навья. Наш враг там будет обязательно. Тогда-то мы его уничтожим, иначе жди беды. Твоя свадьба превратится в тризну.
*          *           *
В глухой чаще леса, в труднодоступном месте находилось святилище Перуна. В форме громового колеса метров ста в диаметре, по краям глубокий ров и небольшой насыпной вал. Сам круг был разделен на шесть равных частей, чередующихся по цвету: черный, белый, снова черный и так далее. Цвета выложены угольками и небольшими светлыми камешками. В центре расположилась пятиметровая статуя громовика из мореного дуба, опиравшегося двумя руками на меч.
Вокруг сидели ведуны. Человек сто. Из них двенадцать – седые старцы, которые всем распоряжались. Десятка три составляли середняки, ведуны со стажем, там были Неждан и Усыня. Влад находился среди остальной, молодежной части. Целый день жрецы молились и совещались. На закате совершили обряд, в конце которого о меч статуи Перуна было разбито яйцо, символизируя этим смерть Чернобога – Велеса.
Назавтра предстояла битва с силами зла. Итогом ее будет то, каким быть людям, политике всему миру восточных славян.
*          *           *
Огромный матерый медведь, разбрызгивая радужные капли, отфыркиваясь и отряхиваясь, вылез из небольшой речки. Он был и чувствовал себя здесь полновластным хозяином. В зубах зверь нес пойманную стерлядь. Реки в те времена изобиловали рыбой, а леса дичью. Довольно урча, косолапый принялся лакомиться. Съев половину рыбины, он вдруг почувствовал тревогу. Зверь повернул морду на закат к границе своих владений, где стояла старая, высоченная сосна, на которой он оставлял когтистыми лапами отметины другим медведям, чтобы не смели приближаться к его царству. Тревога шла оттуда. Вдруг умолкли птицы. В речке забурлила вода, это рыбы покидали опасное место. Затрещали ветки, показалось небольшое стадо оленей. Рогач-вожак уводил маток и оленят к югу. Неподалеку завыли волки. Следом спешила всякая мелочь: зайцы, барсуки, еноты. По веткам прыгали белки.
У медведя не возникло ни малейшего желания кого-нибудь сцапать. Хотя сейчас это было так легко сделать. Огромный косматый тур перепрыгнул в три прыжка речушку, скосил на бурого мишку умный глаз и скрылся в чаще, раскатисто протрубив на прощанье. Медведь ушел последним, так и не доев улова. Впервые за много лет он покидал это место. С заката надвигалась уже не тревога, оттуда шел ужас. Ему навстречу с восхода также приближались страх и смерть.
*          *           *
Макушка высокого лысого холма, площадью около километра, с запада обрывалась в овраг метров ста в глубину, где среди камней протекала река Которосль. С остальных трех сторон  макушка ограничивалась лесом. Отряды жрецов Перуна и Чернобога подошли к холму с севера и юга почти одновременно. Больше всего это напоминало игру в тавлеи. Примерно равные по количеству воинства расположились так: первая линия – молодые. Во второй, на флангах более опытные середняки. В самом центре между ними мудрые старцы, несомненно, сильнейшие из всех. Расстановка отрядов была одинаковой, отличаясь только внешне. Все жрецы Перуна были одеты в белые одежды, с вытканными изображениями громового колеса на груди.  У старцев еще в руках были длинные посохи.
У их противников одежды были черные, на груди вышита алая бычья голова. И на всех надеты маски быков с красными глазницами и губами. В центре второй линии из-под масок выглядывали длинные седые бороды. В руках черных старцев были тоже посохи, но кривые.
Вдалеке кружились вороны, они чуяли поживу и смерть, она влекла их и в то же время пугала, не пуская ближе. Навье тоже кружилось. Его внутренним взором видели все жрецы, но призраки тоже  не могли приблизиться из-за защитных оберегов.
И вот началось. Посохи старцев обоих войск вытянулись в сторону противников. Заклятия слетели с их губ, наводя морог. Одновременно черные двинули вперед свой правый фланг, а белые ему навстречу свой левый. Обе стороны намеревались сокрушить и сбросить соперника в овраг. Молодые подошли к врагу и шагов с десяти стали наносит удары силой. Середина и другой фланг противных сторон тоже медленно двинулись навстречу.
Теперь для Влада пришло время применить все, чему учил его отец. Он катался по земле, уходя от ударов, высоко подпрыгивал, разя с высоты. Владислав сокрушил уже троих черных из молодых, двое из которых оказались просто наваждением. Кто-то «морочил» ему голову. Молодой чернобожник разил направо и налево, нанося белым большой урон. Влад встал у него на пути. Черный крикнул так, что все вокруг схватились за уши. Оглушенный Владислав в краткий миг увидел, как в него летит желтый сгусток силы из посоха. (это оказался черный старец, заставивший всех думать, что он черный молодой). Но вдруг кто-то слева поставил невидимый щит, спасая Влада. Это был Усыня. Он и другие белые середняки с фланга обходили сражение по широкой дуге, заходя черным в тыл. Черный старец зашипел, но вдруг обмяк и упал замертво. Ему в упор сзади ударил молодой черный. Хотя на самом деле это был прикинувшийся старец белых. Все это промелькнуло за пару секунд. Влад упал на колени, закрыв руками уши, из которых пошла кровь. Ему понадобилось минут пять, чтобы заговорить кровь и снова вернуться в сражение. Но как, же все изменилось за это время. Последние десятка два черных и белых, перемешавшись, бились у края обрыва. Влад увидел , как отец ударил черного старца, но не пучком силы, а волной. Так можно толкнуть и закрыть, например, дверь. Неждан «так» сбросил черного колдуна в пропасть, но и сам получил удар от черного середняка. Отец упал в метре от обрыва, он был еще жив. Над ним склонился повергший его чернобожник. Вдруг он скинул маску, показывая умирающему свое лицо. Влад, отчаянно спешивший к отцу, увидел хохочущее лицо с ожогом на щеке, выплеск силы из вражеских  рук и последний раз дернувшееся отеческое тело. Владислав был уже в пяти шагах, но опьяненный местью враг его не видел. Он вдруг наступил на лицо своей жертве.
За те пять шагов, которые сделал Влад, произошло очень многое. Бешенство, ярость, ненависть ворвались в его душу. Они захлестнули, заполнили ее своими черными волнами до отказа. Последнее, что видел Владислав, это как он летит вниз вместе со своим врагом, хохочущее лицо, безумные красные глаза и сплетенные воедино тела: его собственное и бычье.
*          *           *
Белые все же победили. Их осталось в живых всего пятнадцать человек, все раненые. Среди них был и Усыня. Черных уничтожили всех, раненых добили, как ядовитых змей. Своих, в том числе Неждана и Владислава, похоронили с честью. По славянскому обычаю совершили тризну.
*          *           *
Через три года Леля вышла замуж и выполнила главное предназначение женщины на земле, родив пятерых сыновей и двух дочек.
Муж ее оказался человеком не очень богатым, не очень знатным, зато чистым душой. Жили они хорошо. Только иногда нападала на дочь Усыни грусть-тоска, особенно в полнолуние. Тогда можно было увидеть ее на высоком холме у реки, где когда-то провела она несколько счастливейших дней и ночей. Леля смотрела на речную воду и часто пела только ей известную песню:
Ой ты, Леля-Лелюшка, моя ненаглядная,
Ты, моя лебедушка,
Ты, моя отрадушка.
Самая пригожая, самая нарядная.
Ты, одна зазнобушка,
Ты, одна мне Ладушка.
Не нужны мне яхонты, жемчуга прекрасные.

Я б на них и не глядел,
Если рядом милая.
Ой, вы, очи девичьи нежные и ясные,
Я бы к вам спешил – летел
Пташкой сизокрылою.
Погодит и сбудется, что судьбой назначено.
Мне дорожка лунная
По воде начерчена.
 Ты, считаешь, будто я жалован удачею.
Сказка моя юная,
Как глядишь доверчиво.