Он - дурак

   Это было в те славные времена, когда Советское государство после окончания молодыми людьми ВУЗов гарантировало им трудоустройство при условии, что каждый из них получив высшее образование,  бесплатно будет не менее трех лет   отрабатывать его на объектах, назначенных  комиссией по распределению.
Конечно, записные отличники, обладатели красных дипломов, и комсомольские активисты имели возможность какого-то выбора из того, чем располагала сама комиссия для того, чтобы, по возможности, остаться хотя бы в пределах Закавказья, а не загреметь куда-нибудь  в сибирскую глубинку. В этом случае от распределителей зависело многое, и вполне понятно, что никому из выпускников не приходило в голову осложнять в этот период свои отношения с членами комиссии.
Однако  в тот год, о котором идёт речь, чрезвычайное происшествие (ЧП) на электромеханическом факультете института, случившееся  как раз в самый  канун заседания комиссии, опровергло эту, казалось бы, очевидность.
Дело в том, что один из наиболее преуспевающих и именитых  выпускников, которого по представлению  деканата комиссия  прочила, чуть ли не в аспирантуру, некто Павел Малышев, против всякой логики, в самый канун своего распределения, не только повздорил с деканом доцентом Каблуковым (членом упомянутой комиссии), но в запальчивости назвал его дураком.  В кабинете во время этого они были  одни, и никто из нас  толком не знал, из-за чего и при каких обстоятельствах  это  произошло.
Что и говорить, положение было не из приятных.  Декану бы  разобраться, с чего это безупречный в течение  пяти лет обучения Малышев потерял  контроль над собой и, сорвавшись,  выразился подобным образом, да ещё накануне распределения (нашёл время). Ему бы, не оглашая инцендент, объясниться с молодым специалистом на пороге его самостоятельной жизни и, разделив  обоюдное сожаление о случившемся, уладить это дело полюбовно.
Ан нет, себялюбивый декан обиды не снёс и, растрезвонив  о конфликте всему институту,   потребовал от Малышева публичных извинений.
Малышев тоже  не лучше. То, что декан Каблуков умом не блещет ни для кого в институте секретом не было. Но заявление  об этом во всеуслышание  из уст вчерашнего студента да ещё перед самым распределением умным  тоже не назовёшь.  Оба хороши.
В этой ситуации, возможно, никто  бы не стал,  спорить, что декан  вполне заслуживает эпитета, которым его наградил Малышев, но в результате его выходки в  дурацком положении оказались не стороны спора, а председатель  комиссии, который должен был  решить судьбу молодого специалиста.
За сутки  между скандалом в деканате и  заседанием комиссии  никто, конечно, личного дела Малышева не обновлял и в руках председателя,  пригласившего  виновника на заседание, была подшивка ранее сочинённых документов, изобилующих самыми лестными характеристиками. С одной стороны, на них следовало реагировать положительно. Но, с  другой стороны, нельзя было не считаться с деканом Каблуковым, который, будучи членом  комиссии, исключал какие бы то, ни было переговоры с Малышевым, пока тот публично перед ним  не извинится.
В случае, если этого не произойдёт, то он, Каблуков, грозил поставить  вопрос об отзыве у выпускника его  инженерного диплома, а, если и согласиться на меньшее, то опять-таки  при условии, что это меньшее будет направлением молодого специалиста на работу  не ближе, чем в Петропавловск на Камчатку и на должность не выше  сменного мастера вагоноремонтного  депо (одна такая вакансия в распоряжении комиссии действительно была).
Весь вечер до поздней ночи по  случаю ЧП заседал институтский комитет комсомола, тщетно пытавшийся  мозговым штурмом найти достойный выход из создавшегося положения.
Малышев был у комитетчиков  на хорошем счету, и они всеми силами стремились  додуматься, как его вызволить из тупика, в который он сам себя загнал. Отзывать выданную ему перед этим блестящую характеристику было бы недостойно, однако и настаивать на ней означало бы нежелательное  ввязывание комитета  в  дрязги с деканатом.
Пытались усовестить  самого  Малышева.
- Паша, а может, плюнешь и извинишься?
- За что?
- Ну, хотя бы за то, что погорячился.
- И сгоряча сказал правду?
- Но, согласись, что    «правда»  твоя оскорбительна.
- Оскорбительной может быть только  ложь. Уверен, что вы сами ничуть не сомневаетесь, что  декан,   в самом деле, дурак.
- Так-то оно так, но…
- Ну, а, если так, то извиняться выходит не в чем. 
Ближе к полуночи, когда дело стало выглядеть абсолютно безнадёжным, и усталые комитетчики поняли, что Малышева им к извинению не склонить, они  не нашли ничего лучшего, как обязать его сделать это в порядке комсомольской дисциплины.
К их удовлетворению, непримиримый до этого Малышев сказал, что не собирается из-за  «дурака» - декана ссориться с товарищами и, подчиняясь их решению, пообещал на завтрашнем заседании комиссии перед деканом, так и быть, извиниться.
Усталые, но довольные собой, комитетчики, препоручили контроль  исполнения принятого решения  своему представителю в комиссии, и с сознанием выполненного долга разошлись по домам.
 Представ на следующий день на комиссии, Малышев действительно начал с обещанного заявления. Однако так, как именно он это сделал, свидетельствовало о том, что к собственному согласию он-таки не пришёл.
- Я хочу, - обратился он к председателю, -  первым долгом извиниться перед присутствующим здесь деканом факультета доцентом Каблуковым  за то, что вчера в полемической запальчивости обозвал его дураком.  Я был не прав. Декан факультета не может быть дураком. Если бы он был дураком, его бы не назначили деканом. А поскольку его деканом всё-таки назначили, значит, он не такой уж и дурак, и я глубоко сожалею, что назвал его дураком совершенно не обосновано.
Председатель комиссии обомлел. Он тут же хотел прервать сомнительный монолог Малышева, от которого за версту несло прямой издевкой, но тот, что называется, закусил удила.
- Прошу уважаемого декана меня  извинить, - продолжал он покаянно, - за «дурака», которым я  его обозвал. Я заверяю его, что глубоко  об этом сожалею и никогда не позволю себе повторно назвать декана дураком. Я вполне понимаю, что совершенно недопустимо со стороны студента, хотя бы и дипломника, называть декана дураком, поскольку мы должны видеть в декане своего руководителя, а не  дурака. И так далее в таком же духе.
Неизвестно, сколько   это  могло  продолжаться.
Члены комиссии, чувствуя двусмысленность положения, стараясь не глядеть в сторону Каблукова,  тщетно пытались сохранить на своих лицах благообразие и сочувствие декану,  ожидая  какого-то правильного решения со стороны  председателя.
Тому было  вполне достаточно   опыта и власти, чтобы, хотя бы из корпоративной солидарности,  пресечь  зарвавшегося дипломника, но его поразила самодовольная физиономия самого  декана Каблукова, принимавшего извинения Малышева за чистую монету,  судя по всему, вполне удовлетворённого собственной «победой» над ним, и не видевшего в капитуляции своего  незадачливого противника никакого подвоха.
- И впрямь, дурак, - подумал председатель, и отказавшись от вмешательства,  отложил распределение Малышева до другого заседания.
Впоследствии обсуждение судьбы возмутителя спокойствия   подгадали аккурат  под тот день, когда  декан Каблуков по случаю надуманной руководством командировки в институте отсутствовал.
Малышева, при этом, конечно, диплома  не лишили и ни  на какую  Камчатку не упекли, а всего лишь подержали некоторое время  в министерском резерве, а, когда волнение окончательно  улеглось, не привлекая внимания,  распределили на вполне  достойную вакансию.
История эта не прошла в институте бесследно. Доцента Каблукова,  путём сложных кадровых комбинаций, в конце концов, с поста декана сместили, заменив его другим, не менее опытным, но более авторитетным педагогом.
Место Каблукова в комиссии по распределению со следующего года занял уже  его преемник. Всё это стоило и ректорату и председателю комиссии немалых хлопот и нервов, ибо терпеть много лет в своих рядах  дурака, как выяснилось, было  намного проще, чем  от него избавиться.
Но, в конце концов, процедура  оказалась не такой уж  сложной. Надо было  всего лишь, чтобы просто  кто-то в один прекрасный день решился, и первым назвал  дурака  «дураком».
Москва, сентябрь 2009 г.