Он явился во всём своём блеске

Он явился во всём своём блеске, довольный и лоснящийся, и мягко ступая на своих лапах протёк в кухню. В вышеозначенном помещении находился Иннокентий, браво распевающий древнюю песню «Зайка моя». Кот не слова не говоря, достал из холодильника бутылку кефира, налил стакан, выпил, крякнул, вытер усы и вежливо попросил:
   - Заткнись!
   Попугай, как и следует из вежливости, в полемику вступать не стал, а просто ответил:
   - Сам дурак! – и скосив круглый глаз, добавил, - так пою-то я получше некоторых…
   Кот возражений не принял, и, глотнув ещё кефиру, что добавило ему куражу, сказал, без экивоков и реверансов, как положено:
   - От дурака и слышу! Право дело, без обиды, - он мурлыкнул, прошёлся гоголем по кухне, отодвинув небрежно лапой стоящую на пути табуретку, - слух –то у тебя есть, голос – любой, на выбор, а вот песенка дрянь… нет у тебя вкуса.
   Он помолчал секунду и добавил:
   - Как, в прочем много чего…
   Попугай оскорблено задумался. Но налил и себе кефиру, выпил пол стакашки, аккуратно закусил, и многозначительно промолчал. Но на кота эта многозначительность не подействовала. То ли он её не заметил, то ли ему было глубоко на неё плевать. Только  опять глотнул кефиру и продолжил променад по кухонному пространству. Но, не молча, а по самые усы в рассуждениях.
   - Вот так и получается, что товарищ прямо-таки весь из себя с виду, а на самом-то деле… впрочем, и дела-то ни какого нет, так, безвкусица…
   Иннокентий, как-то враз замялся, глотонул ещё кефира, осмелел и хотел вступить в рукопашную дискуссию, но во время подумал, что кот не сосед, можешь и сдачи получить, даже не успев оплатить по счёту. По этому, он только сугубо поинтересовался:
   - И чем это тебе колоритный певец не угодил?
   - Это ты о ком? – кот аж притормозил в своём пленере.
   - Не о себе же, - попугай скромно уступил пальму первенства первоисточнику.
   Кот быстро срезюмировал:
   - Значит оба дураки. Но он сам по себе, а ты отдельно… как соавтор по исполнению, - быстро поправился он, глядя, как попугай одним глазом смотрит на кефир, а другим на него. Оба глаза были не добрыми, а особливо тот, который на кефир. Сделав надлежащий вывод, быстро добавив себе напитка в стакан, он сжал его в лапе.
   Но попугай, ещё раз крепко, но быстро подумав, решил не переводить диалог в мордобой, отделался только репликой:
   - То же мне, Добролюбов с Белинским отыскался, коктейль критики, радость поэтов. Сам-то чего можешь?..
   Кот глубоко оскорбился, напыжился, отпил кефира, и, вальяжно усевшись на табурете, который только недавно оскорбил своим пренебрежением, уставился на попугая и начал распевно, в нос гундосить:               
Ты сама и свет, и небо,
Ты сама зима и лето,
Ты со мною, где б я не был,
В глупой памяти поэта.
Ты в ночи дождь шелестящий,
Звёздный свет во тьме летящий,
Солнца луч, сквозь тучи бьющий,
Птичий хор, в лесу поющий.
Ты сады Семирамиды,
Ты – в Египте пирамиды,
Ты глоток воды в пустыне,
Ты огонь в моём камине.
Ты в саду цвет вишни спелой.
Ты со мною, что поделать…
Мне б с судьбой своей б не спорить,
Взять себя и успокоить.
Что, не так, как надо скроен.
Видно, я тебя не стою.
Только знаю вещь простую,
Ты как воздух, чем дышу я…

   В дверях кухни послышались аплодисменты. Их издавал сосед, весь в вытянутом трико и выгоревшей майке, разнокалиберными тапочками на босу ногу. Под мышками он держал две бутылки возвышающей дух простокваши.