О Хоробре и Чернобоге

Как-то сыну сказку перед сном надо было рассказать. А поскольку все сказки русские и карельские он уже слышал, я выдумывал по ходу рассказа. Получилось на удивление складно. И сына впечатлило. Вот - восстановил по-памяти. Не у одного же меня дети будут.





Был во дружине у князя ладожского храбр. Князю долго служил-ратился, земель-поместий не выслужил, но и лаской княжьей обделен не был. Отпустил его князь домой во Пчеву – родню проведать да гостинцев им принести. Собрал храбр гостинцы родне, да иные гостинцы, коими врагов угощают, не позабыл. С тем, да княжьим напутствием, в дорогу пеш и отправился.
Долго идти. Уж накрыла ноченька Землю-мать покрывалом рваным, а ротник все в пути. Задумался он: где б ночлег искать – в лесу костер готовить, аль заимку какую сыскать получится?
Не успел подумать – а тропка мимо дома идет. Не дом – хоромины, да вот незадача – в хлеву скотина не ворохнется, в окне лучина не полыхнется, во сне никто не матернется. Как есть пусто жилище. Помыслил воин так: «во стенах ни волков сторожить не надо, ни людей лихих. Заночую в доме.» Да на том порешив и ночевать в хоромах и остался.
Да не ведал ротник, что не просто в доме остался – на самого Чернобога храм набрел. Прокляли люди бога ночного кровавого, да дорогу к его мольбищу позабыть всем велели. Без ухода людского поосыпались с храма все маковки, все прирубы пообрушились, лишь сруб главный стоять остался. В нем воину ночь и коротать довелось.
Прочуяли то верны чернобожнички – упырь, ведьма да оборотень, что во храме ночами служили хозяину. Порешили, что не увидеть рассвета воину: либо одним из них станет, либо кормом для их братии послужит.
Первым оборотень пошел. Идет волчара – нет волка его больше, во глазах мертвая луна застыла, клыки из пасти - как могильне кости. Вошел в дом оборотень, на ротника оскалился, в горло тому метит. Поднялся ротник – за меч было взялся, да смотрит – у волка-то ступни повернуты не по-волчьи, а по-людски. Усмехнулся ротник, узнав, что за гость к нему пожаловал: «и не таких ловили, да на охабени пускали». Ухватил волка за шкирку да тряхнул со всей силы. Глядь, а в руках лишь волчья шкура осталась, а на полу парень валяется. Упал хоробру в ноги парень, да о пощаде взмолился; рассказал, как некогда завлекла его ведьма да волколаком и обернула. Велел ротник несчастному под печь лезть, а сам стал остальных гостей дожидаться.
Глядь - и ведьма явилась. Колдует подлая, морок наводит: то сквозь крышу звезды западают, то по полу змеи заползают. Усмехнулся ротник: «таким чудесам я тоже обучен!» Ухватил ведьму за косу, да как даст ей по лбу – ведьме всего вдвойне показалось. Вломил в правый глаз – всего в двое уменьшилось. Вломил в левый – вообще видеть перестала. Вырвалась ведьма – да бежать. И вовремя, а то хоробр уже новые чудеса сотворить измыслмил.
Видит упырь – ему лишь идти осталось. Вошел – пена с клыков падает, когти воздух скребут: хочется поскорей ему в теплой крови губы смочить. Увидел хоробр нового гостя, да сказал: «жаль меч о тебя, нежить, поганить», за окном сломил осинку малую – всего во три пяди обхват, да в пасть упырю и вогнал. Подавился упырь, да от несварения желудка и помер во второй раз.
Проведал про то Чернобог – сам явился. Росту – сажень косая. Лицо – бурной тучи мрачнее. Глаза – как огонь пекельный. Во руке - меч ледяный. Ну да что сосульке-то против стали доброй! Разлетелось оружие чернобогово с первого же удара. Зажал ротник врага в угол меч тому к горлу приставил, да молвит: «вот и свиделись наконец! Сколько невинных загубил ты? Сколько товарищей моих под клинки вражие подвел? Сколько раз от гнева перунова уходил? Тперь за все с тобой сочтемся!» А сам на меч налегает. Взмолился Чернобог смертному: «отпусти меня ротник – злата тебе не пожалею!» Отвечает ротник: «злато твое – крадено, татьбой да обманом добытое». А сам сильнее на меч налегает. Видит Чернобог – дело, как при запоре желудочном туго, взмолился второй раз: «отпусти ротник – всех товарищей павших к жизни верну!» Отвечает ротник: «лжешь, вор могильный: лишь под мечи подвести ты сумеешь, а в Навь людей Морана уводит! Не в твоих силах вернуть их, гадина!» Да подналег на меч всем телом. Полилась из раны Чернобога кровь темная. Испугался выродок, как пугался лишь молний перуновых. Взмолился остатками голоса: «отпусти меня ротник – покажу тебе, куда дары божии делись, что Колаксаю подарены были – плуг с ярмом, секира да чаша златые, что в нашествии хунском сгинули!» Отвечал ему воин: «соврешь. Сбежишь.»
- Залог возьми – Чернобог хрипит.
- Какой с тебя залог?
- Руку руби!
Отрубил ротник Чернобогу левую руку, да молвил: «смотри, грешный: слова не сдержишь – век с одной рукой бегать будешь!»
Застонал Чернобог, как пещеры обрушились, побежал во леса темные, да принес воину блюдечко. А на блюдечке том – яблочко катается – во блюдечке все кажет.
Видит он свод небесный, Сварогом из железа кованный, а на своде том – часты звездочки. Пригляделся ротник, да охнул: сложилися звездочки иные в вещи золотые, там ярмо сияет, тут плуг валяется, здесь секира повешена, а в середке самой – ковш-чаша золотая.
Понял воин, что не достать ему тех даров, да порадовался, что не сгинули они совсем, не погублены хунами, а на небе людям сияют, да, может еще и вернуться.
Вернул воин Чернобогу руку, за то, что тот слово сдержал, да молвил: «гляди впредь! Еще услышу, что набедокурил ты где – и из под земли тебя неумытого достану!»
Удрал Чернобог в пещеры глубокие. И хоть и творил зло – до самой смерти воина с оглядкой: все боялся, что тот в его пекло заглянет. А рука его, левая, до сих пор болит.