Романтика. Ч 1. Город судьбы. Гл 7. Концерт

                7. Концерт

Распелся ансамбль, распелись вокалисты, перетер в пюре все свои замысловатые балалаечные вариации Коля, из зала уже несся ровный мощный гул, то и дело разрываемый треском недружных нетерпеливых аплодисментов, а концерт не начинали.

Олег осторожно раздвинул занавес и выглянул в щелку. Зал был полон под завязку, лишь с первого ряда худрук и завхоз сгоняли вездесущую галдящую детвору и некоторых несознательных граждан постарше. Один гражданин оказался настолько несознательным, что пришлось звать на помощь дружинников и выволакивать гражданина из зала. Гражданин популярно при этом излагал свое мнение и о дружинниках, которые сами жрут, как свиньи, о дворце культуры, который не что иное, как хлев, об артистах, которые... Но тут гражданина вывели.

– В чем дело? – нервничала Инна Константиновна. – Сколько еще ждать! Пойду, узнаю.

И решительно, мужскими шагами, пошла со сцены. Через десять минут явилась обратно.

– Бригаду ждут. Коммунистического труда. Пока не приедет – концерт не начинать.

Вбежала запыхавшаяся Елена Леонидовна.

– Все! Ребята, начинаем!

– Приехала бригада?

– Приехала. Ансамбль, постройтесь перед занавесом. Готово? Я выхожу!

Но еще какой-то миг помедлила и пристально, словно в первый раз увидела, посмотрела на Олега. Олег не выдержал и торопливо раскрыл ноты. Нет, не взгляда Елены Леонидовны не выдержал Олег, – не выдержал он ее убийственного декольте. Кожа на шее Елены Леонидовны, на ее ключицах, на... Одним словом, кожа была белой, свежей, без малейших признаков увядания, смотреть на нее – сладость, но покой!.. но здоровье!.. А Елена Леонидовна выбрала себе платье именно имея в виду укоротить жизнь своему концертмейстеру!..

– Иоганнес Крейслер, вы готовы?

Олег поднял непонимающие глаза:
– Я?..

– Ты. Красивые глазки у вашей Юлии. Я выхожу!

– Ни пуха, Елена Леонидовна!

– К черту!

Елена Леонидовна раздвинула занавес и вышла на просцениум. Зал грянул аплодисментами. Женщины, возможно, аплодировали началу концерта, но мужчины наверняка аплодировали лично Елене Леонидовне, – она, в своем концертном платье, напоминала прекрасных актрис прошлого, какими их рисуют старинные фотографии и гравюры.

Более всех старалась передовая бригада. В грязных фуфайках и замасленных ватных штанах она расселась на первом ряду и не жалела заскорузлых ладоней. Со странной смесью презрительного высокомерия, восхищения и злобной тоски слушали они певучий голос артистки из Энска, их приветствующей и восхваляющей их трудовые подвиги.

Да, клёвая баба, можно посмотреть и даже профессионально прищуриться: дескать, во время оно, имели мы и таких и даже получше, но в глубине души точил червяк – ничего ты не имел, кроме своей визгливой, замученной и задавленной бесконечной работой жены. И зависть точила: где-то живут без лопат и навоза, без тракторов и солярки, чисто одеваются и лапают таких вот холеных баб и знать ничего не знают о грязи до подмышек.

Ну, и извечная вина всякого интеллигента перед всяким тружеником: ест, окаянный, чужой, незаработанный хлеб, да тебя же быдлом называет.

Все время, пока пел вокальный ансамбль, Нина с негодованием следила за Олегом. Он аккомпанировал одну, другую песню, аж взмок от напряжения, видно, боялся нафальшивить, но сам то и дело поглядывал на директрису. И Елена Леонидовна, какая бессовестная! Объявит песню и обязательно встанет за кулисами так, чтоб Олег мог ее увидеть из-за пианино! У нее же муж есть! Нина видела: такой важный, представительный – прямо министр. И директором завода вертит, как хочет, кто этого не знает?! А теперь еще Олешку у нее отбивает! Ну, так я вам покажу, будете знать...

И Нина прокралась за спину Елене Леонидовне и встала немного сбоку. Ага! Попался! Зыркнул на свою Елену Леонидовну, а потом ее увидел, а теперь глаз от нот не поднимает!

Вокальный ансамбль перепел свои песни, чинно поклонился и уплыл за кулисы.

– Олег Васильевич, берите гитару.

– Так сразу?! Елена Леонидовна...

– Не сразу. Сейчас я выступаю. Посмешу людей и объявлю вас.

Олег приглушил струны носовым платком и лихорадочно забегал пальцами по грифу.

– Олешка, сейчас ты выступаешь? – зловеще ласково спросила. Нина.

– Я, – виновато ответил Олег.

– Ой! Послушаю.

Пользуясь тем, что выступает в глухой провинции, Елена Леонидовна рискнула прочесть «Нервных людей», на всякий случай не упоминая при этом Зощенко, и ее вознаградили бурей оваций. Еле откланялась.

– Продолжаем наш концерт. Композитор Малатс! «Испанская серенада»!

Олег долго усаживался и устанавливал перед гитарой микрофон, подстраивал струны.

– Разводного ключа не надо? – насмешливо выкрикнул кто-то в зале.

– Давай тащи, поможешь, – ответил Олег. В зале засмеялись.

Гитаристы из ВИА свысока наблюдали за его возней, бас-гитарист довольно громко съехидничал:
– Послушаем, как звучит рондад на «Фендере»!

После первых же тактов острить оставалось только в собственный адрес. Когда зал зааплодировал Олегу, барабанщик подвел черту:
– Ребята, кочумайте. Человек играет, а вам рядом с ним ловить нечего. Только гитару его носить, если разрешит.

– Ловить нечего! – не сдавался бас-гитарист, особо невзлюбивший сегодня Олега. – Одно дело – классика, другое – джаз!

– Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала! – встряла в разговор Нина. – Олешка тоже в джазе играет, и на электрогитаре! Вот! Только не в самодеятельности, а в Московском цирке! Понятно?

И в доказательство полного своего презрения к обормотам из ВИА и восхищения искусством Олега, привстала на цыпочки и чмокнула его в щеку, когда он вернулся за кулисы.

Но надо же такому: Елена Леонидовна взяла и поцеловала в другую!.. В качестве административного или личного поощрения?..

У Нины от возмущения перехватило дыхание, а у Олега порозовели уши. Он кусал губы и глядел в пол, боясь повернуть голову в ту или другую сторону.

Пока Елена Леонидовна объявляла сцену из «Свадьбы в Малиновке», Олег пожал Нине запястье и на всякий случай ретировался с опасной позиции.

«Ревнует! – подумала Елена Леонидовна, мельком глянув в сверкающие глазки Нины. – Рассерженная кошечка...»

– Коля! – позвала она балалаечника. – Сейчас ваш номер.

Коля выволок Олега из-за экрана, куда новоявленный Буриданов осел спрятался от Нины и Елены Леонидовны.

– Сейчас нам играть.

– Тебе. Я то что? Ис-та, ис-та, тра-та-та! Давай на актеров посмотрим.

Виртуозное соло о Трандычихе вызвало гомерический хохот в зале, Олег и Коля тоже схватились за бока. Не смеялась лишь Елена Леонидовна: Яшкина «в ту степь» плясалась без музыки, и Елена Леонидовна сжимала кулаки и мысленно клялась самолично придушить пьяницу баяниста.

– Она руководит драматическим? – шепотом спросил Олег. Коля кивнул:
– Театральный институт закончила. Муж у неё какая-то шишка, не пустил работать в театр.

Появление на сцене балалаечника встретили шумом и оживлением. Молодежь насмешливо шушукалась, поколение отцов и дедов с интересом тянуло шеи.

– А ну, давай! – взвизгнул чей-то пьяненький голос.

Закаленный в подобных схватках с публикой, балалаечник спокойно сел и кивнул Олегу.

Игра его произвела впечатление разорвавшейся бомбы – никто и предположить не мог, что на зачуханной балалайке можно вытворять такое. Зал взвыл.

– Бис!!

– Браво!!

– Еще!!

Елена Леонидовна объявила «Светит месяц» и в зале мгновенно воцарилась тишина.

– Вот как играть надо! – укорил музыкантов из ВИА кто-то из певцов Инны Константиновны. – Без дураков! Без электроники! Не то, что ваша шатия-братия. Одно горлобесие.

Шатия-братия молча глотала пилюли. И откуда в их мутную лужицу заплыли два таких кашалота? Раскидали хвостами всю рыбью мелочь и не заметили даже учиненного разгрома!

Концерт шел без антракта, всю вторую его половину отдали на растерзание ВИА, а песенное однообразие ансамбля разбавляли три цирковых номера: сначала трио, через три, четыре песни – кольцо, Лариска, то есть, и на закуску, как грубовато острил Анатолий Иванович, – пластический этюд, чтоб мужичкам неспокойно спалось.

– На закуску? – чуть улыбнулась Елена Леонидовна. – Да... Красивая девочка ваша Нина.

– Ничего.

– В каком она классе учится?

В тоскливой надежде ожидала Елена Леонидовна услышать цифру восемь, в крайнем случае – девять.

– Что вы, Елена Леонидовна! – бодро возмутился Анатолий Иванович. – Ей замуж пора. И кава`льтер есть, пианист ваш. Каждый вечер провожает, там такая любовь, фу-ты нуты!

Анатолий Иванович резал по живому, без наркоза, Елена Леонидовна прикусила губу.

– Ребята, – обратилась она к ансамблю, – занавес закроем на минуту, чтоб мигом встали за инструменты. Все у вас работает? Ничего не сгорело?

– Работает.

– Начинайте.

Раз-два-три-четыре, сухо прощелкали барабанные палочки и разом взвыл электроорган, заревели гитары, загрохотала ударная установка. Стремительно побежал в стороны занавес (постарался Анатолий Иванович), молодежь в зале в телячьем восторге вытаращила глаза и развесила губы.

– Стиляги!! Волосатики!! – в пику ей вопила образцовая бригада. Кто-то даже засунул в рот два грязных пальца и засвистел.

– Деревенщина!! Заткнись!!

Классический конфликт отцов и детей с трудом притушило какое-то начальство: прошлось вдоль первого ряда и неизвестно чьим носам адресуя, потрясло кулаками.

Олег из-за кулис щурился на ансамбль, а молодые люди в узких белых брюках-дудочках, обвислых белых же пиджаках, со встрепанными шевелюрами, похожие на грибы-поганки, беспощадно и убого импровизировали, пели пронзительными голосами и неуклюже пританцовывали. Анатолий Иванович поморщился:
– Музыка для носорогов! Уши лопаются... Девочки, все здесь?

– Все, Анатолий Иванович!

Трио в черных купальниках с серебряными полосами наискосок груди и голыми ногами переминалось за кулисами, иногда мелко подпрыгивая на носках и встряхивая плечами. Анжела поглядывала на Олега с признательностью: Коля ей заявил, что если Олег останется в Энске, он на госэкзаменах будет играть только с ним, потому, что лучшего концертмейстера свет не видывал, у Нины до сих пор не выветрилась обида за возмутительный поцелуй Елены Леонидовны, Райка Олега не замечала. Он ее тоже, но, время от времени, когда Нина отворачивалась, окидывал взглядом аппетитные телеса и думал с некоторой злобой: «Показал бы я тебе, годен я к службе или негоден! Гусыня упитанная!»

– Девочки, пошли! пошли! Ваш выход!

– Идем! идем!

Под «Вишневый сад», за неимением помповой трубы исполняемый на электрогитаре, трио выплыло на сцену, смешно выставляя правые руки и манерно оттопыривая мизинчики. Р-р-раз! Трио крутнуло арабское колесо и тут же вышло на три, очень крутых мостика. Постояли, довольно синхронно задрали по одной ноге и через руки вышли на исходные позиции. В зале неуверенно зааплодировали. Голые женские ножки – это та платформа, где интересы не только отцов и детей, но даже дедов и прадедов полностью совпадали! Лишь какая-то бабка проголосила:
– Срам-то, срам какой!..

Бабку дружно обхохотали.

– Тебе понравилось? – счастливо улыбалась Олегу Нина после выступления. «Бог с ней, с Еленой Леонидовной! Пусть-ка наденет купальник да встанет рядом с Ниной! Небось, и целоваться расхочется!..»

– Понравилось?

– «Зачем тебе, Хрущев, вишневый сад...»

– Не понравилось!

– «...там кукуруза не растет!..»

– Конечно, у вас там в цирке... Не то, что мы...

– Понравилось.

– Будто я не вижу?

– Вот чтоб я сдох, – понравилось!

– А, ну тебя.

Нина убежала.

– Олег, – подошел Анатолий Иванович, – поможешь?

– Лариска выступает? Что делать надо?

– Как она сядет в кольцо и пристегнет лонжу, я ее подниму, а ты постоишь у веревок и подержишь их.

– А вы?

– Я под кольцом встану. Мало ли чего.

– Эдак вы будете бегать взад вперед. Я ее подниму и опущу.

– А сумеешь?

– Да уж как-нибудь.

– Тогда смотри. Будешь тянуть веревку, пока вот эти красные вязочки опять не сойдутся. Тогда обе веревки вот так скрутишь и держи, не отпускай до конца номера. И опускать будешь – смотри, не выпусти.

– Надо было штанкет правильно загрузить.

– Я тоже не первый день на сцене. Здесь все грузы разворовали солить капусту!

Олег опустил штанкет с кольцом, объявили номер Лариски. Лариска, рыжая, конопатая, лукавая и симпатичная в ярко-красном купальнике выскочила на сцену, стрельнула в зал широкозубой улыбкой и села в кольцо, подогнув одну ногу и вытянув носок другой. Анатолий Иванович пристегнул лонжу, Олег потянул веревку, Лариска плавно поехала вверх. Весила Лариска чуть больше курицы.

Олег держал переплетенные веревки и с интересом наблюдал за юной артисткой. А Лариска храбро и ловко выполняла свои трюки. Вот последний, «смертельный» трюк – обрыв, публика ахнула, какая-то женщина взвизгнула, Анатолий Иванович изобразил чрезвычайное волнение, Олег опустил штанкет, ВИА разразился реактивным ревом колонок.

– Обалдели! – плевался Анатолий Иванович за кулисами и вытолкнул сияющую Лариску на сцену, еще раз поклониться публике. Нина ревниво проводила Лариску взглядом.

– Олешка, вынесешь мне пьедестал?

– Вынесу.

– Бессовестная, – беззлобно укорил Анатолий Иванович. – Олег полконцерта провел на сцене – играл с ансамблем, с балалайкой, с певцами, на гитаре, Лариску тягал вверх-вниз, а теперь ещё твой пьедестал носи!

– Ой...

– Вынесу.

– Ой, не надо, Олешка!.. Анатолий Иванович, вы, ладно?

– Ладно уж!

Визгливая девица, солистка ВИА, пропела две песни, Анатолий Иванович с пьедесталом в руках вышел на сцену, Елена Леонидовна объявила номер Нины.

Электроорган заиграл «Маленький цветок» и безбожно при этом переврал мелодию, жадные, бегающие мужские взгляды впились в красиво изогнутое тело девушки, но Нина ничего этого не замечала, не замечала даже как работает: за кулисами Олег и Елена Леонидовна встали рядышком-рядышком, смотрят на нее и о чем-то разговаривают.

– Берите ее замуж, Олег Васильевич.

– Заботитесь о концертмейстере для Инны Константиновны? – сухо ответил Олег. Увы, он отлично знал, как относятся к таким, как он, «свободным художникам» родственники добропорядочных девушек.

– Хотя бы. Я думала, она школьница, а ей скоро восемнадцать.

– У нее есть папа с мамой, они как-нибудь сами приищут себе зятя. Посолидней, чем цирковой музыкант.

– При чем тут папа с мамой? Пригласи ее к себе и... осчастливишь девочку! Потом она уже никуда не денется, и папе с мамой некуда будет деться. Бедняжка об этом только и мечтает, ждет, не дождется, а ты ворон пересчитываешь.

– Елена Леонидовна, какой молоденькой балованной девчонке не хочется заполучить в поклонники такую... редкостную птицу, как ваш слуга покорный? Ради этого можно и самой вообразить себя влюбленною. Что это стоит для девицы семнадцати с половиной лет? А потом родители прицыкнут и – прощай любовь! Что делать там – в светлом, холодном, пустом небе? То ли дело – толстый, солидный у`жик-му`жик – тепло и сыро!

– Тебе бы писателем! Так складно мелешь! Ты слабый и робкий зяблик, поэтому и прячешься за своими бицепсами, за своей музыкой и книгами. Таких, как ты, на войне убивают в первые секунды: ты побоишься голову перед пулей наклонить. Все у тебя недоладом, вся жизнь!

Елена Леонидовна мрачно задумалась. Толстый солидный уж. Не вышла ли за такого и она? Пятнадцать лет назад? Нет, то был тогда одаренный интересный мужчина, это сейчас он матерый кособрюхий бюрократ, оглушительно равнодушный ко всему во вселенной, кроме своей утробы и своего логова, сквозь зубы цедящий слова всякому, кто хоть на ступеньку ниже его сидит на иерархической лестнице. Сразу уж рождается ужом, или птица перерождается в гада? Нет, птица остается птицей. Олег – птица. Феникс.

Нина отработала номер и, глядя в пол, хотела было прошмыгнуть мимо Олега и Елены Леонидовны, но директриса поймала ее за руку и заставила еще раз выйти на несмолкающие аплодисменты. «Твой, твой будет Олешка», – думала она, глядя на несчастное личико и вымученную улыбку девушки. А потом вновь поймала и толкнула к Олегу:
– У тебя очень трусливый кавалер: ты его целовала за гитару, а он боится!

Олег прижал немые губы к теплой щечке засиявшей Нины.

После концерта зав клубом произнес довольно бестолковую речь, адресуя ее спинам расходящихся и весьма непринужденно разговаривающих зрителей, вручил Елене Леонидовне грамоту и пригласил приехать еще раз. Нина жалась плечом к Олегу и радостно взглядывала то на него, то на сцену.

– Какая Елена Леонидовна хорошая, правда, Олешка?

«И врут все про нее и директора завода – видела она того директора! Морда свинцовая, глаза оловянные, под глазами мешки. А Елена Леонидовна – вон какая красивая! Одеть её в купальник, да поставить рядом с Ниной, небось, неизвестно, на кого больше глазеть будут!»

Олег нашел Нинины пальчики и легонько пожал. «Он какой-то грустный сделался и нервный, молчит... Ну, да то все пустяки!»

При погрузке в автобус у ВИА появилась целая рота помощников: все хотели побыстрее уехать домой и уже не давали советов, а деятельно трудились на грузчицком поприще.

В автобусе Нина притворилась очень усталой и требовательно положила голову на плечо Олегу. Тому пришлось сесть так, чтобы ей было поудобнее и пришлось даже обнять ее за плечи.

Ансамбль Инны Константиновны расшалился и всю дорогу до Энска горланил песни и дергал своего концертмейстера, приглашая присоединиться, но Олег отмалчивался.

Молчал он и провожая в первом часу ночи Нину. Лишь у подъезда, до боли сжал ей руку.