Романтика. Ч 1. Город судьбы. Гл 10. В гостях у Ни

                10. В гостях у Нины

Во вторник вечером Нина уныло оглядывала сцену. Шумно и весело в цирковой студии! Даже придурок Борька, хоть и не умеет ничего и ничему толком не хочет учиться, вроде как бы свой, привычный: слоняется от девчонки к девчонке, чего-то ловить пытается. Иосиф про него говорит: дурак на сцене и клоун в жизни.

Все довольны, одной Нине плохо – Олешки нет. Без него булавы неповоротливые, шарики рассыпаются; повторила пластический этюд, – гнуться тяжело. Трио из-за нее два раза заваливало трюки, змея Райка рот за это разинула. Анжелке хоть и хотелось заступиться за подругу, да пришлось смолчать: Райка хорошая нижняя, еще бросит студию, тогда прощай их трио. Анатолий Иванович около Райки вьюном кружится. На Анжелу-то с Ниной он – как на каменную гору. Но, как знать: Анжелка с Колькой в эту осень задружили не на шутку, чем-то все кончится?

Олешка сейчас в гостях, там и тетя Маша, чего переживать? Тетя Маша ее полюбила. Но ведь Олешку она все равно больше любит, он ей сын! Вдруг там среди гостей окажется какая-нибудь... фифа? И понравится тете Маше больше, чем Нина...

Скоро кончится репетиция?! Сколько можно болтаться по сцене... А уйти неудобно – начнут зубоскалить: Олега, дескать, нет, она и репетировать не хочет.

Но все на свете имеет конец, репетиции цирковой студии тоже. Нина понуро, в одиночестве, шла из дворца, как вдруг услышала топот и тяжелое дыхание:
– Вот она ты!.. Еле успел...

– Олешка!

Нина не помнила себя от счастья. Прибежал! С другого края города прибежал! Чтобы ее проводить!

– Хорошо в гостях?

– Да как сказать... Это тетина любимейшая подруга, а я с ними так, постольку поскольку. На Новый Год приглашали. А я не знаю – может к тете Маше поехать?

Олег замолчал. И Нина насторожилась, замолчала. Новый Год… Тут такое закручивается! На Новый Год Нина мечтала пригласить Олега домой, пусть родители, наконец, увидят, кого она себе выбрала. Может, перестанут привязываться со своим Петром Онуфриевичем. Но возникает реальная опасность, что Новый Год придется встречать как в прошлый раз – опять у главврача! Чирей ему на нос... Ладно, она отнекается от его приглашения, но не приглашать же Олешку одного к себе? А может... Нет, родители узнают, голову оторвут. Остаться после концерта на Новогодний бал во Дворце? Вот это самое лучшее – потанцевать с Олешкой, повеселиться вволю около елки! А вдруг он уедет к тете Маше или к этим, к Васютиным своим пойдет? Сказать ему, чтоб никуда не ходил и не ездил, а оставался на бал? А вдруг родители категорически потребуют, чтобы она шла вместе с ними, к их начальнику?!

Ладно, до Нового Года еще далеко, что-нибудь придумается. Почему Олег молчит?

– Олешка, а мы елку купили! Пушистая! А Вовка ее до сих пор не видел. Мы не говорим, а то житья не даст.

– Какой Вовка?

– Братик мой. Ты разве не знаешь? Ему четыре всего.

– Уже и елку купили?

– Ну и что? Что с ней на балконе на морозе сделается?

– Да, мороз...

– Ой, Олешка, мне так неудобно, что ты меня провожаешь...

– А, ясно. Родители запретили? Вчера? Позавчера?

– Олешка...

– Ты с кем-то другим пойти хочешь?

– Олешка, какой ты противный! Родители не запрещают, они наоборот спокойны, что я не одна вечером хожу. Я маме рассказала, как ты Борьке врезал, она...

– Тогда значит...

– Да замолчи ты, наконец! Ты посмотри на свое пальто! Ты же мерзнешь, ты же воспаление легких схватишь! Меня совесть мучает.

– А, чепуха. Я утром и вечером по пояс обтираюсь водой из-под крана и сейчас на мне тенниска, рубашка и свитер.

– И пальто на рыбьем меху. Вот я проверю...

Нина сняла перчатку и просунула руку между пуговиц на грудь Олегу.

– Конечно – холодно под таким пальто! Вот попробуй у меня под шубой... Ай! Нет. Не надо.

– Ты только из-за холода не хочешь, чтобы я тебя провожал?

– Да я вовсе и не не хочу... Я... Ну да, из-за холода!

– Всей-то и радости в жизни – проводить тебя домой. Я не мерзну, не волнуйся.

Нина заулыбалась от удовольствия.

Комплименты комплиментами, но как же все-таки быть с новогодним вечером? Улыбка у Нины погасла. А если так: тридцать первого она идет в гости с родителями, а Олешка останется на бал, а первого вечером она его пригласит домой? Его и Анжелу с Колей. Какая ерунда! – пожала плечами Нина. – Новогодний вечер без Олега! Во-первых, в этот новогодний вечер может решиться судьба всей ее жизни, во-вторых, она с ума сойдет, думая, что он там веселится без нее. Как это может быть: она без него или он без неё? Не может, не должно такого быть. И не будет. И он наверняка оскорбится, потому что приглашение на другой вечер после новогоднего, это – второсортное приглашение. Нетушки, оставаться с носом Нина не хочет. Решено: если родители будут встречать Новый Год дома (пусть кого хотят приглашают, ей все равно) – она пригласит Олега, имеет право! а если пойдут к Петру Онуфриевичу – она останется на бал во Дворце. Останется и все, пусть что хотят делают с ней. Нина успокоилась.

– Олешка, ты танцуешь?

Олег сразу оживился:
– Без памяти люблю! Особенно вальс! Кружился бы до разрыва, сердца! Я когда в театре работал – мечтал в актеры перейти. Петь учился у артистов и играть, а у одной балеринки – танцевать. Она ко мне чувства имела.

«Вот, вот, – будет он с кем-то танцевать, как бы не так! – окончательно утвердилась в своих намерениях Нина. – Елена Леонидовна сцапает его, а не Елена Леонидовна, так еще какая-нибудь уцепится и уволокет, и поминай, как звали!»

– Ты все умеешь: и петь, и играть, и танцевать.

– Рисовать не умею, шить не умею.

– Ага, шить! Олешка, повернись-ка... Да не так, спиной.

– Зачем?

– Повернись.

Нина смерила пальцами от одного его плеча до другого.

– Ого!

– Что – ого?

– Плечи широкие. Олешка, а ты когда утром встаешь? Завтра, например? Нет, не завтра, послезавтра?

– И завтра и послезавтра в семь. Учить партиту ре минор Иоганна Себастьяна Баха.

– Ага.

– А что?

– Ничего. Вдруг я захочу к тебе в гости прийти, а ты или спать будешь, или уже уйдешь!

– Шутишь?

– Конечно шучу.

Но послезавтра, в половине восьмого, Олег убедился, что Нина не шутила, так как столкнулся с ней на пороге номера.

– Бросай свою скрипку и свою партитуру и пойдем.

– Куда? – изумился Олег.

– К нам. Ко мне, то есть.

– Зачем?

– Я ведь до сих пор жонглирую пустыми мячиками. Ты обещал мне накачать их водой.

– Где мячики? Принесла? А иголки?

– Нет, все дома. Пошли! И большой мяч мне ослабишь. Я его попробовала подбросить, так у меня из глаз искры брызнули!

– Дай хоть в столовую схожу...

– Здрассьте! Называется, в гости идет.

– А если твои папа с мамой...

– Их нет, они на работе. А я с занятий сбежала, и мне влетит завтра.

Со странной робостью переступил Олег порог ее дома.

– Ты чего озираешься? Никто тебя не съест.

Нина чуть ли не сама стащила с Олега пальто, повесила на вешалку и обеими руками утолкала гостя на сияющую кухню.

– Сиди вот здесь, а я картошки с мясом нажарю.

Ах, боже мой, как хлопотала Нина над шкворчащей сковородкой! Своими руками сготовить пищу смирному, голодному, любимому мужчине! Нина в голубеньком в белый горошек фартучке порхала по кухне, успевала улыбаться Олегу, перемешивать картошку, ставить чай, накладывать в вазочку варенье.

– Готово! – Нина поставила раскаленную сковородку на стол. – Давай прямо из сковородки, вдвоем?

– Конечно, – Олег облизнулся. – Зачем посуду пачкать!

– Бери вилку.

Картошку с мясом съели. «Если мама узнает, что Олешка заставил меня столько съесть, она меня сразу выдаст за него замуж!» – изумлялась Нина.

– Тебе варенья – в чай или на блюдечко?

– Лучше ни так, ни эдак.

– Нет! В чай?

– Давай прямо из вазочки.

И вазочку варенья из ранетки пятигранки опустошили Олег и Нина. «Ну – на три дня наелась!» – думала Нина.

– Посуду потом вымою. Пойдем в зал.

– Спасибо хозяйке.

– Не за что. Посиди на диване, а я сейчас.

Олег сел и внимательно обозрел стандартную роскошь квартиры. На стенах – ковры, на полу – ковер, на потолке – люстра. Сервант с хрусталем, диван, кресло, пуфики, коричневое, элегантное пианино. Нет, на безлюдных планетах Магеллановых облаков ему было бы уютнее!

Вернулась Нина, переодетая в спортивное трико.

– Олешка, давай музыку слушать! Давай «Ландыши» заведем... Ой, нет! Хочешь – «Главсметану»?! Так смешно!

– Детство, детство золотое, – важно ответил Олег. Нина показала ему язык.

– Подумаешь, столетний дедушка нашелся. Давай Лолиту Торрес послушаем. Она такая красивая! Ты видел «Возраст любви»?

– Ой... может, потом когда?

– А вот Има Сумак.

– Има Сумак? А ну, заведи!

Нина довольно равнодушно слушала жуткие завывания, но Олег весь обратился в слух.

– Олешка, а правда, что её в двадцать четыре часа от нас выгнали?

Олег пожал плечами.

– Говорят, она в ресторане залепила официанту по физиономии и ее за это вытурили. А может, врут. Еще раз завести?

– Не надо. Феномен!

– Олег, помоги мне швейную машинку перенести.

Поймала его за пальцы и повела из зала.

– Это наша с Вовкой пещера.

В небольшой комнате стояли две кровати, стол, книжный шкаф и швейная машинка. Над одной кроватью висели рядышком «Демон» Врубеля и «Сикстинская мадонна» Рафаэля. Нина незаметно наблюдала за Олегом, но он никак не реагировал на её картинную галерею.

– Помнишь, ты рассказывал про «Сикстинскую мадонну»? Я подумала, где бы взять? Чтобы себе. Ну, и выпросила... У нас один мальчишка собирает картинки, у него их много-много.

– Так он, за здорово живешь, и отдал тебе такую хорошую репродукцию.

– А у него их две было.

Нина говорила неправду. У Витьки, ее однокурсника, имелась одна-единственная репродукция «Сикстинской мадонны», и Нине пришлось пустить в ход фейерверк чар, чтобы выудить вожделенную картинку. Она, даже позволила ему дольше обычного подержать свою руку при прощании.

– И «Демона» у него же выпросила?

– Не... «Демон» у меня давно висел.

Опять неправда! И «Демона» Нина достала у Витьки, но на этот раз не ограбив: репродукций Врубеля у него было несколько папок. Нина вздохнула.

– Он на тебя похож. Ты когда наиграешься двенадцать часов – у тебя такие же глаза. И лицо. А вот, посмотри! Мускулы каменные, а пальцы – музыкальные.

– У меня не каменные мускулы.

– Все равно, ты очень сильный. От природы. Если бы ты занимался борьбой или штангой, то был бы чемпионом.

– «Мадонна» и «Демон»... Как-то они рядом... не совсем!..

– Ничего. Потерпят. А папа ругается – развесила, говорит, икону и какого-то урода, а еще комсомолка! А при чем – комсомолка? И Вовка меня дразнит: «икона-мадона»!

Олег промолчал и подошел к книжному шкафу. Нина небрежно махнула рукой.

– Здесь мои учебники и Вовкины детские. В комнате родителей – вот там книги! Пойдем, покажу.

Да, там были книги! Два темных полированных шкафа, застланных под стеклами волнующе-разноцветным ковром корешков собраний сочинений. У Олега разбежались глаза.

– Алика бы сюда!

– Это который на барабане играет? Твой друг?

– Ага.

– А он много прочитал?

– В десять раз больше меня. Конечно, знает себе одну ударную установку...

– Ладно! Кто бы прибеднялся!

– Можно, я вот это... посмотрю?

– Ой, да конечно!

Олег сдвинул вправо стекло стеллажа и вынул том Сервантеса. Странно, во всей квартире ни пылинки, а здесь на полке между стеклом и книгами ничем не потревоженная узенькая полоска тонкой серой пыли. Он бросил быстрый взгляд на Нину, но Нина смотрела на него очень радостно и гордо. Олег раскрыл том, и книга затрещала в руках, на верхнем обрезе лопалась краска. Олег опять взглянул на Нину. На этот раз Нина почуяла что-то неладное и виновато мигнула.

– Это... ты про Дон-Кихота смотришь?

– Да. Дон-Кихот. Самая печальная книга на свете.

– Почему? Веселая. Смотри, какая картинка! За что его в клетку посадили?

– Чтоб с мельницами не воевал. Пойдем, где твоя машинка, мячи и иголки?

– Может... ты почитаешь что-нибудь?

Олег оценил мужество Нины, улыбнулся ей и отрицательно покачал головой.

– Времени нет. Я в училище много читал, и когда в музыкальной школе после армии работал. Ночи напролет. Машинку в зал нести, или сюда?

– В зал.

Олег перенес.

– Дальше что?

– Я буду свою работу делать, а ты на кухне накачаешь мячики. Что тебе дать?

– Иголку и кастрюлю побольше.

– Один мяч ты при мне накачаешь. Я хочу посмотреть.

– Смотри.

Олег проколол теннисный мяч и, не вытаскивая тонкой иглы, опустил его в кастрюлю с водой и начал выжимать воздух. Мелкие бисерные пузырьки по комариному журчали в кастрюле.

– А теперь я перестаю жать и мячик через иголку сам втянет в себя воду.

– Так просто?

– Конечно. Только долго.

– Ты сиди здесь, а я пойду в зал. И два запасных накачаешь!

Олег накачал мячи, встал, разминая мокрые уставшие ладони, и решил посмотреть, чем там занимается Нина.

И что же он увидел?! Его бедное, призрачное пальтецо бесцеремонно распяли на ковре, кругом валялись обрезки темной простеганной с ватином материи, а Нина, тихо смеясь, что-то примеряла.

– Олешка, не шуми! У меня почти все готово. Только обметать и пришить. И мороз не страшен будет. Почему ты не купишь зимнее пальто?

– И везти его в Фергану?

– Продать потом можно. В общем, сиди смирно.

И Олег покорно сидел, лишь изредка поднимаясь для примерки. На роскошном ковре пальто и лоскутки, оставшиеся от Нининой работы, выглядели так сиротливо!

Зато сама Нина – прелесть – ловкая и веселая, она мурлыкала песенку, то, стоя на коленях, то, сидя, подобрав ноги, работала иголкой, перекусывала нитки и вертела пальто Олега самым замысловатым образом.

Олег любовался Ниной, ее прекрасными целомудренными формами. Как убийственно (для Олега, конечно же!) обтягивает их то так, то эдак, гладкая ткань трико! Все потускнело в глазах – лишь небольшой круг яркого ковра и тонкая девушка в нем горели все ярче и ярче. Метнуться сейчас в этот круг, схватить девушку за хрупкие плечи и опрокинуть на прихотливые узоры...

Нина вздрогнула, словно укололась, и со страхом вскинула глаза на Олега. Ах!.. Сейчас он метнется к ней на ковер, схватит железными пальцами за плечи, за грудь, опрокинет навзничь и станет целовать, целовать, целовать...

Увы! Желтоглазый тигр лишь чуть-чуть поскалил зубы и вновь прикинулся вегетарианцем. Нина опустила глаза и продолжила шитье. Оба молчали и молчать было хорошо, но Нина тихо заговорила:
– Олешка, а ты свою маму помнишь?

– Почти нет. Я совсем маленький был. Я сначала тетю Машу мамой звал.

– Как – сначала?

– Лет до десяти.

– А... почему... – Нина осеклась, но через минуту всё же снова спросила:
– Ты не знал? А в десять лет узнал?

– Нет. Тетя Маша не хотела, чтобы я родную мать забывал, вот у меня и было две мамы – одна мертвая, а одна живая. А потом я как-то с сестрой расскандалился; она и пищит: наша мама мне настоящая, а тебе нет! Я и перестал тетю Машу мамой называть. Бедная!.. Она и плакала, и лупила нас смертным боем, а я уперся, как баран, и хоть что ты делай... Много шить еще?

– Шить? А! Сейчас. Уже готово. Вот, примерь.

Олег надел пальто. Подклад вышел на славу и Олег нарочито иронически пропел:
– Нам не страшен серый волк! – на что Нина нарочито простодушно ответила:
– Об учителе надо заботиться!

Олег не рискнул встретиться с нею глазами.

– А теперь неси машинку на место, а я лоскутки подберу и ковер пропылесосю.

Через пять минут в зале не осталось никаких следов швейных работ.

– Побегу я, Нина, а то явятся твои папа и мама и устроят допрос с пристрастием: кто? откуда? зачем? Пока! На репетицию придешь?

– Приду... А ты бы мог и спасибо сказать... – протянула Нина, а про себя подумала: «Мог бы и поцеловать!»

– Спасибо? Девушка, вы обязаны заботиться о своем учителе, так при чем здесь спасибо? Чао! До вечера!

Нина надула губки, проводила его и закрыла дверь.

Опустив голову, бесшумно бродила она по квартире. С детства, едва лишь начала себя помнить, Нина жила в блаженной атмосфере защищенности от холодов и непогод мира, того, который начинался за пределами их семьи, их дома. Мама и отец – они всегда утешат, приласкают, накормят и оденут. Переживались, конечно, и плохие дни, особенно когда родился Вовка – все Вовка да Вовка, а Нину на вторые роли! Потом она сама полюбила маленького братика, и все прошло – жизнь опять сделалась безмятежной и веселой. Но вот перешла она неуловимую границу между девочкой и девушкой, и дал трещину несокрушимый колпак душевного комфорта – бог знает, откуда потянулась тонкая тревожащая струя холодного ветра. Почему жить становилось все тревожней, все нервней? Чего ей не хватало? А вот чего – Олега. Только он может защитить ее от любых бурь, от любых несчастий и сегодня это стало понятным, как никогда.

«Вот бы всегда Олешка был здесь, со мной! Всегда, всегда вместе, рядом! Только он и я! Ой! А родители? А Вовка? С ними... С ними он лишний. Или они лишние! Нет, не здесь. Где-нибудь, хоть в каморке под лестницей, только с ним одним!» «Вот здесь мы книги смотрели. Вот здесь я его накормила. Ах! Вот тут я переодевалась, в одной рубашке стояла, а он в другой комнате был, так близко!..»

Чужие, невесомые ноги вынесли Нину в зал. Ковер... Не мигая, рассматривала она его прихотливый рисунок и медленно бледнела. И вдруг упала, прижалась лицом к шершавому ворсу. Махом переметнулась на спину и несколько минут лежала неподвижно, разбросав руки, с закрытыми глазами и закушенной губой...