Романтика. Ч 1. Город судьбы. Гл 11. Рубиновое кол

                11. Рубиновое кольцо

Как ни рано пришла Нина на занятия студии, Олега опередить ей не удалось. У ее учителя по классу жонглирования уже успела потемнеть рубашка, но глаза еще не успели обезуметь, так как все утро ушло у него не на работу, а на примерку пальто, и еще полдня потратил он на совершенно посторонние труду дела.

Олег улыбнулся Нине, а Нина снова слегка накуксилась, не зная, как отнестись к его развязному утреннему прощанию на пороге ее квартиры. Она переоделась и встала с булавами довольно далеко. Олег сошел с катушки, положил мяч на рояль и поманил Нину.

– Что?

– Пойдем.

– Куда? Зачем? Куда ты меня тащишь?!

– «Нашу Муху-Цокотуху в уголок поволок...» В этот самый, в этот самый закуток, закуток...

– Пусти!!

– Один момент...

– Ай! Не смей! Отдай руку!

– Разожми пальцы.

– Не разожму! Ты с ума сошел!

– Ни откуда я не сходил. Не хочешь по хорошему? Ну, так я и спрашивать не буду...

Олег согнул в запястье сомкнутый кулачек Нины, кисть непроизвольно разжалась и, как она ни билась, ни вырывалась, надел ей на палец желто-красное колечко с камнем.

– Я все равно не возьму, не мечтай даже! – твердо заявила Нина.

– Но оно уже у тебя на пальце.

Руку ее Олег почему-то не выпускал из своей.

– Я его тебе в карман брошу!

– Я убегу сейчас.

– Я приду в гостиницу и передам с дежурной!

– Да почему?!

– Потому. За какие-то пустяки дарить золотое кольцо с александритом!

– А!.. – на лице Олега изобразилось жестокое разочарование. – Как я забыл... Ты из-за камня не хочешь взять...

– Вот именно! – ухватилась Нина.

– Вдовий камень... – Олег так расстроился, Нине даже стало жаль его.

– Вдовий!

– Был бы рубин...

– Рубин другое дело.

– Ладно. Закину я его в речку, вот увидишь.

– Не надо в речку. Продай – и все.

– Нет уж. Окаянный александрит... Был бы рубин – взяла бы?

– Конечно! – попалась на удочку Нина.

– Взяла бы?

– Вот честное слово. Отпусти руку.

Олег отпустил. Нина схватилась за кольцо и...

– Что это?..

– Колечко. А на колечке – рубин. А с александритом – вот оно! – Олег помахал мизинцем перед умилительным детским носиком Нины. – Я его никогда и ни за что бы не подарил – это талисман, а ты честное слово дала, что возьмешь рубин.

Нина молча смотрела на кольцо и рот приоткрыла.

– Обманул...

Но колечко, ах! какое красивое колечко! Золотое колечко! Ее колечко! Нина не могла оторвать от него глаз.

– Олешка – из последних сил простонала она. – Но ведь оно дорогое!.. Зачем?..

– Что теперь? Сделанного не воротишь.

– За такие пустяки...

– Пустяки?! Спасла меня от голодной... то есть, холодной смерти! Впереди январь и февраль.

– Январь... Что же мне теперь делать?..

– А ничего. Сказать спасибо Олегу Васильевичу и носить колечко.

– Спасибо?.. – прошептала Нина. Быстро оглянулась – их никто не видел – обняла Олега за шею, горячо и неумело поцеловала его в губы и убежала.

А Олег, сраженный, отравленный, кое-как доковылял до катушки. Но какая катушка? Какой баланс, какой мяч? Одна, единственная мысль, одно желание: как бы подольше сохранить, не растерять с губ вкус нежданного поцелуя.

Долго не спал он в эту ночь: снова безумные, слепящие надежды сменялись черными провалами отчаяния и неверия. Наконец измученное сердце нашло выход: «В Новый Год попрошу ее руки. Будь что будет! Надоело ходить по лезвию бритвы. Или – или! Нина, ласточка, любовь моя... Если бы она осталась на Новогодний бал... А вдруг не останется? Пусть... Тогда на первое января позову ее к себе в гостиницу, и все решится».

Еле уснул.

Знал бы он, как далеки мысли Нины от его разрывающих душу сомнений! В черноволосой головке царило солнечное ликование и безмятежная уверенность в счастье, которое непременно принесет ей нынешний Новый Год. Имя будущего ее счастья просто и коротко: Олег. Если с фамилией, то чуть подлиннее – Олег Колесников. Лучше без фамилии. Нет, лучше с фамилией! Колесников! Ведь это будет ее фамилия! Нина Колесникова! Звучит? Нина Васильевна Колесникова! Ой, как здорово, до чего здорово! Как странно, у них одно отчество... Скорее бы Новый Год!

По непреложным законам природы перед каждым тридцать первым декабря бывает тридцатое, а перед тридцатым – двадцать девятое. Блистательное и тонкое это наблюдение сделано неспроста: именно двадцать девятого Полина Илларионовна, мама Нины, напомнила ей, что послезавтра их ждут у Петра Онуфриевича, пресловутого главврача.

– Пётр Онуфриевич спрашивал, не забыли мы, что Новый Год встречаем у него? Ты бы его поздравила – он на Седьмое Ноября вазочку тебе подарил.

«Однажды отец Онуфрий отправился осматривать...» – завертелась в голове у Нины кретинская скороговорка.

– Я не пойду.

– Нина!

«...окрестности Онежского озера».

– Я не пойду! Я во дворце тридцать первого выступаю!

– Один раз без твоего номера обойдутся. Или попроси своего циркача, пусть сразу после выступления проводит.

«Как же, как же, как же! Чтоб Олешка – да провожал меня на квартиру к вашему зачуханному Онуфриевичу! Облезете!»

– Мама, я хочу остаться на новогодний бал. А сейчас я елку побегу наряжать. Нас с Анжелой Вера попросила помочь.

– Нина, – в голосе матери поубавилось решительности, – неудобно отказывать...

– Неудобно! Что я буду там делать? Ведь никого из молодежи не будет! А я потанцевать хочу! А с кем я буду танцевать? С Петром Онуфриевичем?

«Однажды отец Онуфрий... Тьфу!»

– Я платье себе такое пошила! И никто не увидит!

– Нина, надо все-таки пойти! – голос Полины Илларионовны отдавал очень фальшивой бодростью. Главврач пригласил их исключительно ради Нины, а дочь явно не желает этого понимать.

– Не пойду.

– Нина! – мать пыталась вернуть потерявшиеся интонации строгости.

– Не пойду и все! Я в прошлом году была с вами у него, чуть со скуки не треснула! Как вспомню его жену... Морская свинка надутая!

– Он давным-давно развелся с ней! – поспешно вставила Полина. Илларионовна.

– Разве? – нагло изумилась Нина. – Вот новости! Тем более мне не надо приходить. Он, наверное, какую-нибудь невесту пригласил, у вас в больнице полно незамужних, чего я буду... затмевать?

Это уже вызов, недвусмысленный и дерзкий, и как прикажете на него ответить? Но Нина не собиралась заходить слишком далеко, это было не в ее интересах.

– Мамочка, я так ждала Нового Года! Так хочется потанцевать!

– С кем же ты танцевать думаешь? – собиралась с мыслями Полина Илларионовна.

– С Олешкой! – радостно сообщила Нина. – Ой, мама, забыла сказать! я первого января приглашу его и Анжелу с Колей к нам! Вот ты увидишь!

– Не нравится мне эта дружба. Какой-то шарлатан, перекати-поле...

– Ага, как провожать меня после репетиции так не шарлатан, а как в гости – так перекати-поле! Я куплю гуся! И зажарю сама! Я уже договорилась, то есть, Анжела договорилась со своей знакомой, она первого января принесет гуся, даже не мороженного! За двенадцать рублей!

– Богатая ты стала. Золотое кольцо, гусь!

– Я целый год копила! Стипендию не тратила!

– По-моему, ты ее транжирила, а не то, что тратила.

– Ага!.. Нет!.. Я потихоньку... Я ничего не говорила! То есть, я говорила, что потратила всю...

– Чтоб выпросить дополнительно?

– Ага! – обрадовалась Нина.

– Ладно. Что вот отцу мы скажем?

– За кольцо? Ой, мама, не надо... Скажи, что ты мне денег дала... К Новому Году!

– Я про Петра Онуфриевича.

– А! Мамочка, ну, как-нибудь!

В глубине души мать была солидарна с дочерью, исключая, конечно, все более и более тревожащие обстоятельства, связанные с личностью необыкновенного циркача-музыканта. Конечно, молодой девушке интереснее новогодний бал, чем высиживание за столом без компании сверстников (о чем, о чем, а об этом Петр Онуфриевич позаботился!), но никак невозможно портить благоприятные отношения со всемогущим начальником! Такой молодой и уже главврач... Связи...

– Мама, я побегу во дворец, уже опаздываю.

– Поешь.

– Я ела! Я не хочу!

– Ничего ты не ела!

Но Нина уже стремглав мчалась вниз по лестнице. В фойе дворца она вбежала, едва переводя дыхание. Повесила в гардеробной шубу и понеслась в зал.

– Я опоздала? Здравствуйте, Вера! Привет, Анжела!

– Не опоздала. Елку только что поставили.

Нина оглянулась на непривычно пустой и просторный зал. Ряды сидений вынесли еще вчера, пол чисто вымыли, лишь от одного из входов с улицы сеялись еловые иголки, там, где ее вносили в зал, да вокруг самой елки валялись щепки и стружки от обтесанного комля. Нина подняла широкую ярко-белую щепку и с наслаждением понюхала. Почему-то вспомнилась брусника Марии Михайловны.

– Анжела, а где Коля с Олегом?

– Не слышишь, что ли?

– Ой! Я думала, это радио!

Со сцены, закрытой занавесом, неслись приглушенные звуки балалайки и рояля.

– Вторую рапсодию Листа играют. Коля говорит, что Олешка лучше всех училищных пианистов. Говорит, такие музыканты один на тысячу попадаются. Ему хочется на госэкзамене с Олегом играть.

Нина горделиво подняла подбородок.

– Нинка, выходи за него замуж. Он тогда в Энске останется.

Нина порозовела и отпарировала:
– Выходи ты за своего Кольку!

– Проснулась. Мы уже заявление подали.

– Как?! Ой, Анжела, расскажи!

Нину обожгла зависть. Анжелка всего на восемь дней ее старше и надо же, уже – официально невеста, то есть, без пяти минут жена, счастливая и независимая от родителей, не то, что она, маменькина-папенькина дочечка!

– ...он заканчивает, а мне еще год учиться. Вот мы хотим, чтоб его распределили или в Энск, или в такой город, где медучилище есть, или свободный диплом дали.

– А где вы до лета жить будете?

– У нас, наверное, – засмущалась Анжела.

– А он уже у вас?..

– Ну, Нина...

Архиинтересную беседу подруг прервала Вера, зав детским сектором дворца.

– Девочки, пойдемте за игрушками.

– Ой, Вера, а Снегурочкой опять вы будете?

– Я. Кому же еще?

– А Дедом Морозом опять Анатолий Иванович?

– Анатолий Иванович. Пошли!

Возвратились минут через пятнадцать, каждая с большой, но невесомой картонной коробкой. Коробки осторожно открыли, совсем недалеко ушедшее детство вернулось, и Нина с Анжелой взвизгнули от восторга и захлопали в ладоши. Началось таинство украшения елки.

В зал заглянула Инна Константиновна, поблестела очками туда-сюда и скрылась, чтоб через короткое время явиться вновь, но уже не одной, а с певцами своего ансамбля.

– Кто это на балалайке играет?

– Посмотрим – отозвался щеголь-тенорок, дававший гитаристам ВИА особо ценные советы по перетаскиванию тяжестей. Тенорок исчез на сцене и раскрыл занавес. К неудовольствию музыкантов и удовольствию слушателей половина рапсодии прозвучала на весь зал и вызвала аплодисменты. Олег и Коля шутовски раскланялись. А тут к Инне Константиновне подошли опоздавшие вокалисты и она поднялась на сцену.

– Спасибо за хорошую музыку, но нам тоже надо порепетировать. Олег Васильевич, вы можете уделить нам свое внимание?

– Безусловно. Коля, после Нового Года еще поиграем?

– Иди к чертям... Каково мне после тебя играть с Василисой?!

– Поиграем, поиграем!

– Ребята, – это Инна Константиновна, – распеваться! Ма-мэ-ми-мо-мууу-у!.. – замычала она, властно при этом тыча указательным пальцем в ноту «до».

– И-го-го-го-гоо-о!..– трусливо и в то же время глумливо пропел кто-то до мажорное трезвучие. Очки у Инны Константиновны свирепо подпрыгнули.

– Я вам дам – и-го-го! Распеваться!!

Распелись и занялись новогодними песнями, а песни не шли, Инна Константиновна сердилась и нещадно понукала ленивых певцов.

В самый разгар ругачки из-за крышки рояля выглянуло личико Нины. Алый кружок конфетти красовался у нее над переносицей, клочок ваты прицепился к волосам. Нина показала. Олегу еловую шишку, сделала большие глаза и прошептала:
– Пойдем наряжать елку!

– Сейчас. Инна Константиновна, может, вы без меня?

– Да, да, Олег Васильевич, вы свободны, на вас я – как на каменную гору. Ансамбль!!!

– Будешь мне помогать, – важно заявила Олегу Нина. – Вот, держи.

Она сунула ему в руки елочную игрушку, а сама с деловым видом прикидывала, куда ее повесить.

– Вот, сюда!

Олег осторожно прицепил игрушку к колючей ветке.

– Не так, ближе!

Олег покорно перецепил.

– Вот так хорошо. Теперь возьми зайца. Куда бы его?..

С другой стороны елки с оранжевой лисой в руках маялся Коля.

– Это тебе не рапсодию играть! – посочувствовал ему и себе Олег.

Вера улыбалась, ее забавлял вид двух здоровенных парней на побегушках у двух пичуг. Впрочем, пичуга Анжела имела все права командовать, а права Нины были пока проблематичны. Краем глаза поглядывала она на счастливую подругу и, зная то, что узнала час назад, примечала едва уловимые знаки нежности и близости меж ними. Наблюдала и все более изнывала от зависти. Наконец решила – пора действовать.

– Олешка, ты остаешься на новогодний бал?

У Олега остановилось сердце. Хотел спросить в ответ остается ли она, но не хватило мужества, боялся услышать «нет».

– Не знаю, можно было бы к тете Маше поехать...

Теперь оборвалось сердце у Нины.

– ...Инна Константиновна меня отпускает...

Молчание. Нина подает Олегу золотую стеклянную шишку. Олег подвешивает шишку на ветку. По другую сторону Коля, забравшись на стремянку, под возгласы Анжелы и Веры украшает верхушку елки. Вот Вера с кем-то ругается за опоздание. А, это электрик, сейчас гирлянду из разноцветных лампочек будут цеплять на елку. Молчание... Нина тоскливо перебирает игрушки.

– Я бы остался, да с кем мне танцевать? – глухо, но с силой проговорил Олег. Нина чуть-чуть обернулась к нему.

– Фи! Там девчонок – целая толпа набежит!

– Я только с тобой хочу танцевать... Больше ни с кем. А без тебя мне нечего делать на танцах.

Не гора, целый Памир с Гималаями свалился с плеч Нины. Но, как истинная женщина, она не выдала себя и даже поломалась для вида:
– Только со мной? Фи! Разве интересно?

Олег взглядом ответил: да, только это мне и интересно!

– Ладно уж, раз вы такой привереда, Олег Васильевич, буду весь вечер танцевать только с вами! – смилостивилась Нина.

Олег схватил ее за руки.

– Будешь со мной танцевать? Будешь моей дамой?

– Буду твоей, если хочешь...

Нина не вкладывала двойного смысла в свои слова, но слова сказаны. Почему ждать другого, не Олега? Ведь ясно – он ее суженый. Если даже случится невероятное и им придется расстаться – пусть! Помнить первую любовь – так помнить Олега, а не какого-нибудь свиненка, вроде Борьки.

– Олешка, – тихо и не глядя на него, сказала Нина, – я тоже только с одним тобой танцевать хочу...

И был вечер того же дня, когда Василий Алексеевич, папа Нины, узнав от супруги о неожиданном пассаже дочери, ударился в волюнтаризм и в ультимативной форме потребовал послушания от своего кроткого чада. Но чадо брыкалось с отчаянным упрямством и пригрозило принародно послать куда подальше любезного сердцу папеньки начальника, если ее принудят идти, куда она не хочет. Василий Алексеевич очутился в чудовищном офсайде. Идти без Нины, когда их пригласили исключительно ради нее – оскорбление, не идти вовсе – да этому вообще названия нет!

Выход из положения невольно подсказала сама Нина. После яростной защиты своих неотъемлемых девичьих прав, Нина заявила, что и вечером первого января распорядится по своему усмотрению, то есть, проведет его со своими друзьями. Подсчитав число участников интимного кружка, Василий Алексеевич сделал удручающий вывод: кружок очень похож на встречу двух влюбленных парочек, что и соответствовало истине.

И тут его осенило.

– Хорошо. Поступай, как знаешь. Я надеюсь, он... твой...

– Ой, папочка! Вот увидишь! Олешка, Олег то есть, он такой... такой... он совсем не такой...

Нина умолкла, смущенная и румяная.

– Пусть приходят. Пусть, – бормотал Василий Алексеевич в спальне, так, чтобы Нина не слышала. – А я своих гостей приглашу!

– Что? – изумилась Полина Илларионовна.

– Петра Онуфриевича! Тридцать первого Нина не могла быть, а первого – милости просим – сама пригласила! Хе-хе-хе!

– А удобно получится?

– Удобно. Тамару Валентиновну с мужем! Она в музыке понимает – выведет этого жулика на чистую воду. Заморочил девчонке голову.

– Отец...

– Ничего, ничего! Ничего, ничего! Знаю я этих артистов! Гонор один. А попадет в общество интеллигентных людей... – Василий Алексеевич гордо прошелся взглядом по книжным корешкам, – ...и слетит все! Подопьет, они любят на дармовщинку! и все плебейство и вылезет. Пусть любуется своим циркачом.

Полина Илларионовна поняла и в знак одобрения похлопала супруга по пузу.