Романтика. Ч 1. Город судьбы. Гл 12. Новогодний ба

                12. Новогодний бал

Вот и долгожданное тридцать первое декабря. Сегодня во дворце имени Первого Мая новогодний концерт, после концерта – бал. Нина с подругами участвует в концерте (Олег – тоже), а потом будет танцевать. До утра! С Олегом! Сегодня (будем и время после полуночи считать за сегодня) и случится самое главное в её жизни, она это знала.

Не чуя ног, собиралась Нина во дворец. Отец злился и не глядел в ее сторону. Сегодня он имел сообщить неприятную весть Петру Онуфриевичу и имел от него услышать кисло-сладкое подтверждение приглашения приходить и без Нины. Василий Алексеевич кое-как поправил дело приглашением на вечер первого.

Тревожилась и мать, но эмоции сдерживала. Потом, женщина есть женщина – она помогала Нине собираться на бал и невольно увлеклась, наряжая единственную дочечку.

– Будешь переодеваться – не помни. Может, плечики возьмешь, повесишь где?

– Да ну их, таскаться с ними. А вообще-то, давай. Вот эти, старенькие, чтобы не жалко выбросить.

– Прыткая какая. Выбрасывать не надо, принеси.

Давно ли Нина была босоногой девчонкой, с вечно исцарапанными коленями и сбитыми ногтями? И вот она красавица девушка, и собирается на бал... Давно ли, наморщив носик, спрашивала:
– Мама, а как это так – любить?

Приходилось выкручиваться, объяснять: любить – это, вроде, как бы жалеть... Дочь минуту размышляет и делает решительное резюме:
– Нет. Я одних собак и кошек жалею. А Бекки Тэтчер – дура! Я бы его портфелем по шее!

И вот она влюблена, явно по уши влюблена в этого неизвестного Олега. Болит сердце матери: что хорошего ждать от музыканта, циркача, да еще на десять лет старшего? Приведет завтра, покажет, да толку с того? Публика известная, никчемная...

Собирался и Олег, он старался не думать о предстоящей встрече с Ниной.

– Что будет – то будет. Нечего гадать, – сказал он себе решительно и выставил руку в открытую форточку.

– Вроде, не холодно на улице. Вернее – не очень холодно.

Утром он помыл голову и сейчас каштановые волосы лежали очень красиво – крупными волнами, жалко было мять их шапкой.

– Пойду босиком.

Сунул в сумку бутылку шампанского, швырнул сверху шапку и надел свое единственное парадное одеяние – куртку стального цвета.

Пальто. Каждый день Олег трогал пальцами подклад, словно искал следы прикосновений рук Нины.

– Пора! – вздохнул он. Несносная Инна Константиновна просила его прийти пораньше, прорепетировать новогодние песни.

– Застудитесь! – ужаснулась дежурная непокрытой голове Олега, когда он положил перед ней ключ от номера,
– Я где-то читал: кто любим прекрасной женщиной – тому не страшны никакие напасти. Я надеюсь не застудиться.

Но подумал и сдвинул широкие брови:
– А может и подхвачу менингит...

Шел быстро, чтобы взаправду не застудиться и сразу же поднялся на второй этаж в кабинет вокального ансамбля.

– С Новым Годом! – приветствовал он шумную нарядную команду Инны Константиновны.

В ответ воцарилось звенящее молчание и затем, повинуясь чьему-то знаку, ансамбль проскандировал:
– С
Смущенный Олег сел за пианино, дыша на холодные пальцы.

– Долго репетировали? – не оборачиваясь, отозвался он.

– Олег Васильевич! – всполошилась Инна Константиновна. – Елена Леонидовна просила, как придете, зайти к ней.

– Хорошо. Поехали пока?

– Да нет, вы уж сначала зайдите.

Олег поднялся на третий этаж. Елена Леонидовна сидела в кабинете одна-одинешенька и очень обрадовалась этому обстоятельству:
– Как хорошо! Подставляй скулы!

– Бить будете?

– Бить не буду.

Елена Леонидовна поцеловала Олега.

– Пока твоя Нина не видит.

– Она пока не моя... – потупился Олег.

– Так только пока. Вот, Олег Васильевич, я вас, поздравляю с Новым Годом, а это вам маленький подарок – от меня просто, и от меня, как вашего временного директора!

Елена Леонидовна подала ему книжечку стихов Фета, перевязанную алой ленточкой.

– Спасибо, Елена Леонидовна! А там, в книжке что-то есть... Я вижу...

– Открытка. Дома посмотришь. Иди к Инне Константиновне, а мне надо на сцену, в зал, в фойе... Везде мне надо! Бестолочью моей руководить. Меня уже ноги не держат.

Олег отделался от порядком ему надоевшей Инны Константиновны и ее песен, подхватил на руку пальто и сумку с бутылкой и шапкой и сбежал на первый этаж. «А что там за открытка?» – подумал он. В крошечном вестибюле сбоку сцены швырнул в кресло свое имущество, привычно взглянул на коричневый прямоугольный циферблат настенных часов, с замечательным упрямством указу`ющих, что и вчера и ныне, круглые сутки и во веки веков время четверть шестого, и развязал ленту. В книге лежал конверт, в конверте действительно была открытка, но ещё и три двадцатипятирублевки, новенькие, твердые, без единой морщинки!

Гм, как быть? С одной стороны – сущее удовольствие спрятать в карман три хрустящие бумажки, с другой – он уже привык к мысли, что аккомпанирует ансамблю из чисто рыцарской симпатии к Елене Леонидовне. Олег потер висок и зашел на сцену.

А что там творилось! Дергали вверх-вниз задник с намалеванным на нем фантастическим зимним пейзажем, на кого-то истерически орал осветитель, вот шлепнулась небольшая елочка, ее поставили, передвинули, она опять упала, тогда обругали дворцовского плотника и кое-как укрепили ее в крестовине. ВИА в поте лица тягал свои музыкальные сундуки и путался в проводах, Инна Константиновна безапелляционно требовала выдвинуть рояль вот на это самое место (куда она тыкала пальцем) и ни на сантиметр ближе или дальше, Инну Константиновну никто не слушал, лишь Дед Мороз, то бишь Анатолий Иванович, лениво огрызался на ее домогательства. Елена Леонидовна, красивая и измученная, стояла посреди этого хаоса, сложив руки на груди.

– Елена Леонидовна...

Елена Леонидовна догадалась, что Олег залез в конверт, и отодвинулась от него.

– Елена...

– Ах, отойди пожалуйста. Не до тебя.

– Я не...

– Никто не обязан работать бесплатно.

– Я для вас...

– Да оставь же меня в покое! Иди, вон твоя Нина, ждет не дождется.

Пока Олег озирался, Елена Леонидовна исчезла. И Нины Олег не увидел: Елена Леонидовна обманула его.

– Ладно, пусть нам хуже будет, – философски сказал Олег. – Пойду в гримерную, манатки свои брошу.

Под дверями гримерной он увидел Иосифа, непривычно блиставшего отличным костюмом, белой рубашкой и галстуком. Иосиф скучал.

– С Новым Годом, Ося! У тебя ключ?

– С Новым Годом! Ключ у меня, да вот навара нам с этого – никакого.

И Иосиф крепко лягнул в дверь каблуком импортного туфля, а из-за двери донеслись сердитые женские возгласы.

– Там переодеваются. Художественно-акробатическое трио в полном составе и наши с Федей жены. А что такое – пережидать бабское переодевание?!

С этими словами Иосиф снова вознамерился наподдать в дверь, но дверь, наконец, открылась.

– Девочки, сколько можно?! За это время я один успел бы вас всех раздеть!

Хамское заявление Иосифа чрезвычайно скандализовало женщин и девушек. Федина половина надменно повела бровями, его собственная – постучала согнутым пальцем себе по лбу, Нина почувствовала неловкость перед Олегом и боялась на него смотреть. Олег тоже помянул про себя Осин язык и несколько минут не решался восхититься Ниной, ослепительно красивой в своем новом белом платье. Рукава, плечи и низ платья Нина отделала розовым рюшем и походила в нем на прекрасный оранжерейный цветок. Высокий, широкоплечий Олег в стальной куртке казался с ней рядом глыбой гранита.

– Здравствуй, Нина! –  осмелился, наконец, Олег взять ее за руку. – С Новым Годом!

– Здравствуй, Олешка! С Новым Годом!

У Анжелы нашлись срочные дела в другом углу гримерной, Райка отвернулась, две женщины и Иосиф усиленно не замечали влюбленной пары.

Нина быстрее Олега пришла в себя, не отнимая руки придвинулась к Олегу и зашептала.

– Олешка, а мы с Анжелой шампанское купили, чтобы ровно в двенадцать – ба-бах!! Ты, я и Коля с Анжелой!

– Одну? Две? – упавшим голосом спросил Олег.

– Одну... Ой, мало... Мы не догадались! Она же большая!

– Хорошо, что одну! Я тоже принес. А то бы упились.

Нина успокоилась и снова зашептала:
– Ой, Олешка, а Колька с Анжелкой женятся! В конце января!

– Да? – поднял брови Олег.

– Да! А чего ты мою руку держишь? Даже ладонь вспотела...

Нина отняла, наконец, свои пальцы и стрельнула в Олега загадочным, как ей воображалось, взглядом.

Иосиф кое-что подслушал из их разговора и вполголоса посоветовался с Федей, который только-только появился в гримерной и озабоченно искал глазами, куда бы пристроить пузатую хозяйственную сумку.

– Об чем лай?! – прогудел Федя, и Иосиф тут же отошел от него и деликатно поддел под руки Нину и Олега. Нина сердито отвернулась, но хитрец знал, как улестить девушку.

– На свадьбу позовете? А? Нина! Позовешь?

Злость Нины стремительно испарялась, как шарики воды на раскаленной сковородке.

– Я старый друг Ниночки! Я ее всегда любил!


Нина изо всех сил пыталась удержать суровую складку губ, но они неудержимо расплывались в улыбке.

– Я её такой крохой помню, – обратился он к Олегу, а потом опять к Нине: – Помнишь, как я тебя дразнил?

– Глазки на ножках! – Нина окончательно сменила гнев на милость.

– Ну, да! Большущие синющие глаза и длинненькие тоненькие ножки! Послушайте, дети, мы тоже хотим в двенадцать ба-бах! по-семейному, а если и вы с нами? Отличная компания будет!

– Ага! – обрадовалась Нина.

– А Анжела и Коля?

– Ой! Да, конечно согласятся! Так хорошо!

– Тогда после концерта переодеваемся, танцуем, а без десяти двенадцать собираемся в гримерной. Да? Ключ будет у тебя, Олег, как самого дисциплинированного.

В гримерную заглянула Елена Леонидовна и пришла в ужас, при виде роскошных платьев Нины и Анжелы.

– Девочки, почему не одеты?! Сейчас концерт начинаем!


Девочкам страсть как не терпелось блеснуть перед кавалерами своими новыми нарядами, потому они и тянули с переодеванием. Кавалер Олег был уже сражен, поэтому Нина радостно ответила директрисе:
– Да мы – мигом! – а Анжела лишь неохотно кивнула: Коля до сих пор не появлялся.

– Федя, Ося! А вы?!

– Мы? А что – мы?

Иосиф вынул из кармана скомканный черный капроновый чулок, расправил и натянул на голову.

– Вот я и чертом стал!

– Ося, а кто рожки пришивал? – елейно осведомился Федя.

– Жена пришивала, – веско ответил Иосиф, – но это, Федя, ни о чем не говорит. Абсолютно ни о чем.

– А я ни на что и не намекал. Переодеваюсь, – и Федя стянул пиджак. Женщины и девушки заторопились из гримерной.

– Только быстрее! – с порога обернулась Райка.

– Как вы – так и мы! – пригрозил ей Иосиф.

– Олег Васильевич!! – ворвалась Инна Константиновна и испуганно умолкла, лицезрея чудовищную голую мускулатуру Феди.

– Здесь он, здесь, – нимало не смущаясь ответил богатырь, натягивая украинскую вышитую рубашку.

– Олег Васильевич... ансамбль... Мы начинаем концерт!

– Иду. «Пять минут, пять минут, до чего вы надоели!» – обреченно запел Олег.

– Ансамбль! Ансамбль! – кудахтала Инна. Константиновна. – Распелись! На пианиссимо! Ми-и-и...

Елена Леонидовна подала знак, занавес раскрылся, ВИА взрявкнул нечто маршеобразное, Дед Мороз величественно прошествовал под слепящий световой водопад софитов, и теперь уже из зала донесся оглушительный рев приветствий. Дед Мороз спохватился: где же Снегурочка? позвал ее, но вместо Снегурочки выскочил заяц и пропищал, что Дедова любимая внучка заблудилась в лесу и не может выбраться из него, тогда Дед Мороз заставил зрителей надсаживать горло и звать Снегурочку, зрители заорали, и заорали очень усердно, Елена Леонидовна зажала уши и поспешила вытолкать Веру из-за кулис.

Некоторое время Дед и внучка упражнялись в красноречии, Олег внимательно слушал, получил реплику и залихватски грянул вступление к песне. Ансамбль двумя игривыми цепочками выбежал к самой рампе и ежегодно-дежурные «Пять минут» схлопотали ураганные аплодисменты.

Олег взглянул в зал. Зрители плотной толпой стояли перед сценой, за их спинами сверкала елка. Шум, гам, ходьба, но артистов это не смущало, Дед Мороз и Снегурочка ловко организовали «бис», и ансамбль вновь блеснул удалой «Калинкой-малинкой».

– Закончилась моя миссия. Буду на вас смотреть и на Федю с Осей! – Олег весело тряхнул за плечи одетую в купальник с серебряными полосами Нину и перебрался на другую сторону, где не так бегали и толкались.

Силовые акробаты выступали через номер после трио, выступали в образе Вакулы и черта – черт, под гомерический хохот зала, и так и эдак оседлывал Вакулу, но, в конце концов, могучий хохол оседлал его самого и черт, вихляя хлипкими ножками, унес Вакулу за кулисы.

Нина и Анжела стремительно переоблачились в свои бальные наряды и Анжела так же стремительно повисла на шее наконец-то прибывшего жениха, а Нина, нисколечко уже ей не завидуя, высматривала, где же Олег? А, вот он, торопится к ней!

Пробираясь по ту сторону задника Олег встретил эмиссара вокального ансамбля. Эмиссар официально пригласил Олега в кабинет Инны Константиновны и, словно в задумчивости, почесал правую сторону шеи, но менее всего на свете интересовался сейчас Олег вокальным искусством и многозначительной шеей эмиссара.

– После! После! – взмолился он и рванулся в сторону: – Нина!

Нина подбежала к Олегу, подала ему обе руки и несколько раз подпрыгнула на носках.

– Пойдем в зал!

– Подожди. Сейчас Федя ключ принесет.

– А... Я и забыла!

Ключ принес Иосиф.

– Держи. Без десяти? Не забудешь?

– Нет.

– А чиво? А чо такое? – бог весть откуда свалился Борька. Ему очень хотелось пробраться в какую-нибудь «компашку», но в «компашке» Иосифа его ожидали менее всего.

– Ничего, – с досадой ответил Иосиф. – Сугубо наши личные дела. Тебя не касаются.

Олег сунул ключ в карман и увел Нину в зал.

– Досмотрим концерт?

Но стоять в зале позади плотной толпы зрителей Нине показалось скучным. Вдобавок, никто не видел, какой у нее поклонник.

– Олешка, пойдем лучше в фойе! Погуляем.

Олег покорно подставил подруге локоть.

«Ага!» – радовалась Нина. Как проводила их глазами нарядная буфетчица! А две женщины лет под сорок сказали вслед:
– Хорошая парочка.

Но истинное торжество, истинный звездный час настал, когда из зала донесся взрыв аплодисментов и в фойе повалили ряженые и просто нарядные люди. Вот эта молодая женщина из их дома, чуть не споткнулась, бедная, от изумления. Да! Вот так! Не все же мне орехи грызть, да таскаться по углам двора с приблудными щенками и котятами! А вот эту мымру не хотелось бы встречать... А! Пусть! Может, Петру Онуфриевичу доложит, с кем видела Нину. Родителям? Так они завтра сами увидят Олега. А вот это удача, ах, какая удача! Две девчонки из училища. Нина гордо вскинула черноволосую голову. Ишь, как глазами стригут: на неё – на Олега, на нее – на Олега! Нина церемонно кивнула им и спешно озарила своего блестящего спутника ослепительной улыбкой.

Какой он сегодня! Ни вечного превосходства, ни любования своим холодным одиночеством. Просто влюбленный мальчишка. Он ее любит, любит, любит!..

– Скоро танцы? – кокетливо капризничала Нина. – Сколько ждать!

– Сейчас будет конкурс на лучший костюм.

– Да?! – Нина и о танцах забыла.

Всевозможные сказочные, литературные и исторические герои выстроились шпалерой и, пробравшаяся в первые ряды зевак, Нина глаз не отрывала от красочных фантастических нарядов.

– На следующий год обязательно наряжусь!

– Дюймовочкой?

– Да!

– Красной Шапочкой?

– Да!

– Мальчик-с-Пальчик?

– Нет. Столько костюмов... Кому Анатолий Иванович первое место даст?

– Я знаю.

– Кому?

– Ведьме.

– Вот той?.. Фи!..

– А вот увидишь.

– Ну и пусть. Подумаешь. Олешка, а вот бы тебя гусаром нарядить! Или мушкетером!

– Мушкетеры уже есть. Смотри!

– Все равно, они не такие. Олешка, а вон принцесса! И цыганка! Я бы им первое место...

– Ведьма получит.

Нина надулась и замолчала. Олег легонько толкнул ее:
– Еще один ряженый. Иван-дурак.

– Борька! – Нина брезгливо выпятила нижнюю губу.

Борька шкандыбал из буфета и осоловело озирался. Видимо, успел «заглотить», как он «ботал по фене». И это чудо в перьях лезло к ней с дружбой?!

Борька уполз в толпу, а Дед Мороз иерихонским голосом объявил о лауреатах и дипломантах смотра-конкурса новогодних костюмов. Нина даже шею вытянула и вертела головой, как цыпленок. Первое место среди женщин досталось... ведьме! И Дед Мороз (дед, называется!) совершенно явно руководствовался не костюмом, а тем, что этот костюм не очень-то и прикрывал. Мужчины одобрительно загалдели, а Нина презрительно улыбнулась, как и остальные женщины. За мужские костюмы первую премию дали Дон-Кихоту, вторую «на троих» трем мушкетерам, а третью получил восточный не то владыка, не то звездочет, не разберешь, и женщины простили Деду Морозу жилицу избушки на курьих ножках.

С шутками и прибаутками Дед Мороз раздал призы, возвел к свисающему с потолка ватному снегу руки с посохом, сделавшись похожим на Гомерова Зевса, но вместо грома и молний обрушил на прекрасную грешную землю вальс.

– Ура! – подпрыгнула Нина, а Олег нетерпеливо и жадно взглянул на неё.

Шумная веселая толпа увлекла их в зал, туда, к елке, в пьянящий жаркий полумрак. Нарядные счастливые люди танцевали и смеялись, то и дело взвивались змейки серпантина, на прическах, на плечах, на полу, всюду – россыпи конфетти.

Нина и Олег стояли против елки, он держал ее за руку, словно маленькую девочку и, как будто, не решался увлечь в пучины пестрого людского водоворота. Наконец решился:
– Пойдем танцевать, Нина?

– Да...

Как забилось сердце Нины, когда рука Олега обвила ее стан, а чуткие, нервные пальцы легко скользили по ложбинке гладкой, красиво изогнутой спины! Да, танец – скромное, ни к чему не обязывающее, но все же объятие мужчины и женщины. Не все, но многое можно узнать в танце друг о друге. Например – желанен ли ты партнеру... Ах, очертя голову бросилась бы Нина на грудь Олегу, хотя бы для того, чтоб спрятаться от его глаз. Как много, как откровенно говорят они! Нет, нельзя прятаться: в танце полагается смотреть друг другу в лицо. Пусть... Пусть его глаза наполняют сладостным ужасом сердце, пусть обнажают ее тело, пусть... Она сама этого хочет, она любит его! В железном кольце его рук возвращается к ней солнечная детская защищенность, а что еще надо женщине от мужчины?

«Олешка, Олешка, ты позабыл, как танцевал на таком же балу и верил в его бенгальские огни? Вспомни – ты обнимал ангельскую талию и даже сподобился того ангела целовать! Все это было, Олешка, все это новогодний обман. Один раз ты уже поверил в него, поверил в свой утлый кораблик и храбро поплыл в смертельно опасные проливы. Там пели сирены, а ты не удержал паруса, не залепил уши воском и поплыл наслаждаться их прекрасным пением. Сколько лет потом валялся ты под обломками кораблика на каменистых безжизненных берегах? Куда же снова стремится твое безумное суденышко с цирковой музыкантской рванью на борту? Чудные, романтичные сирены сдаются в плен железным пароходам с теплыми каютами и набитыми трюмами...»

Прочь! Прочь! Кто посмел нашептать Олегу этот декадентский вздор?! Какие такие остерегающие голоса прошлого, настоящего, будущего ли? Прочь! Долой! Вот они, манящие синие омуты и он с восторгом утопится в них и пусть кто-нибудь удержит его!

Чувственный морок пьяной каруселью кружил головы, только в кружениях Нины завихрений не наблюдалось – она была гораздо практичнее Олега. Как сладко в объятиях милого предаваться мечтам о будущих восторгах! Он, и только он будет ее первым, пусть хоть небо треснет. И не позже, чем через неделю. Как раз и время подходящее, безопасное. Она удерет с занятий и пригласит его к себе. Они включат магнитофон и станут танцевать... ах, нет, – надо сначала занавесить шторами окна! Вот, занавесят, и – танцевать... На ковре! У Нины заколотилось сердце. Оденет она вот это самое тонкое, невесомое платье и больше ничегошеньки. А ведь оно просвечивает... Ну и пусть. Он обнимет ее, как сейчас, и все поймет. Потом... Нет уж, потом пусть он сам распоряжается, с нее достаточно предприимчивости! А все же... что он сделает? Обнимет, поцелует и повалит на ковер? О, господи, колени подгибаются. На ковер? Ах, нет, нет, нет! Лучше они уйдут в ее комнату. А... будет стыдно или нет? Будет, конечно. Ну и пусть, она глаза зажмурит.

Ну, а что потом? Олег уедет, а она будет по нему страдать? Она будет по нему страдать? Ой, Нина, какие глупости, ты разве забыла, что выйдешь за него замуж? Да, он будет ее муж, а она будет ему жена. Они с Олегом муж и жена! Нина Колесникова! Колесникова Нина Васильевна! Каждый день вместе, каждый день целоваться с ним, каждый вечер сбрасывать с себя платье и ложиться с ним спать и он будет трогать ее тело и обнимать ее...

Нет, что это? В ногах и впрямь странная слабость.

– Олешка, мне жарко... Давай посидим минутку! Смотри – у сцены стулья, целый ряд!

– Лимонаду принести?

– Вот еще, лимонад... В буфете толпа, не протолкнешься! Посидим и все.

Нина опустилась на стул и низко склонила голову.

– Дай руку, Нина.

Нина быстро вложила свои нежные пальчики в его крупные сильные кисти.

– Колечко... – Олег с улыбкой потрогал камень.

– Твое колечко.

– Не мое. Я тебе еще одно...

Нина затаила дыхание. «Обручальное! Сейчас скажет!» Но Олег струсил, Нина взглянула на его растерянное лицо и задрожала в беззвучном смехе.

ВИА на минуту умолк, и вдруг прямо в спину Нине и Олегу разразился оглушительным твистом. В толпе танцующих послышалось радостное улюлюканье и выкрики, мигом образовались извивающиеся твистерские кружки.

– Ты танцуешь? – осторожно спросил Олег.

Нина еще как танцевала! Но что ответить? Она не хотела покидать Олега, а плясать с ним твист... Печальный Демон, от темна до темна, неделями долбящий на скрипке и рояле партитуры (или как их там?..) Баха и – твист? И Нина принесла жертву:
– Нет.

– Тогда... можно я?.. Отпустишь?..

Нина обомлела. Вот тебе Печальный Демон, вот тебе Иоганн Себастьян Бах! Нырнул себе в жесткое облако музыки и такие антраша отделывает! И не где-нибудь пристроился, а рядышком с ведьмой! У ведьмы ноги, да и не только ноги, ой-ой-ой! – пальчики оближешь! – так и взлетают выше головы! У Олега не ниже. Нина пришла в себя, стремительно вклинилась в пляшущее общество, бесцеремонно оттерла Олега от опасных телес нечистой силы и показала высочайший класс твистерского искусства. Знай наших.

– Дамский вальс! – перекрывая рев музыки, прокричали в микрофон со сцены и твист без малейшей паузы исчез «Под небом Парижа».

Олег остановился, тяжело дыша, Нина ловила ртом жаркий воздух.

– Все ясно! – прокричала она. – Какому-то блюстителю не понравилось! И зачем их на праздники пускают? Попрыгать не дадут!

– Ты почему меня обманула?

– Я…
Но вальс-то дамский, и на Олега решительно помчалась какая-то особа. Нина торопливо захлопала ладонями под его подбородком.

– Молодой человек, я вас приглашаю!

Увы, Олега все-таки у нее похитили. И кто похитил?! Мымра, что работает вместе с родителями! Вот и хлопала бы под носом у Петра Онуфриевича, а какое она имеет право на Олега? И какая ловкая – никак обратно отбить не дает! Нина потеряла ее и Олега из вида.

Никого не стала приглашать на дамский вальс и снова уселась на стул у сцены. «Родители... Они уже насторожились из-за ее неосторожных восторженных рассказов и самозабвенных занятий с булавами, кольцами и шарами. Отец вообще скоро разговаривать перестанет. А кто виноват? Она! До сих пор не познакомила их с Олегом, вот они и думают бог знает что, беспокоятся. Ничего, завтра познакомятся и увидят, что второго такого Олега на всем свете нет! А вдруг... все равно будут против? Плевать она хотела. Ей скоро восемнадцать, пусть тогда кто-нибудь помешает ей выйти за него. И до восемнадцати никто не помешает. Олег устроится работать и она уйдет к нему жить. Пусть что хотят, то и делают, она от своего не отступит и никому Олега не уступит. Ее Олег! Ее, и ничей больше! А если уж слишком над душой встанут, они к тете Маше уедут, пропади оно, это медицинское училище и надоевшие учебники. Какая может быть медицина, если круглые сутки цирк снится! Цирк. Ах! Зачем Олегу оставаться здесь?! Зачем им ехать к тете Маше?! Они в цирк уедут!! В Олешкин цирк!! Конечно! Куда, еще?»

Все так, но когда же проклятый вальс кончится? И где Олешка? Ах, вот он! С ведьмой кружится!

Настоящую ведьму Нина стерпела бы, но эту – простите великодушно. Ни под каким соусом. Нина стремительно подлетела к кружащейся паре и захлопала перед самым носом ведьмы в ладоши. Не стала ожидать, пока ей удосужатся уступить кавалера и сама выхватила Олега из цепких лап соперницы.

– Лихо кружилась та, первая! Никому не давала меня отхлопать!

 «Она мне не давала» – про себя уточнила Нина.

– Кто это? Она тебя знает. Давно, говорит, вы знакомы с Ниной?

– А!.. Ну, ее!..

Опять?!! Откуда ее нелегкая принесла!! Нина презрела все неписаные законы дамского вальса и, вцепившись в куртку Олега, изо всех сил закружила его подальше от дерзкой воровки. Все. Теперь точно наябедничает матери.

– А теперь, – раздался пронзительный и скрипучий голос, – поучим танец!

Эту большеротую и деловую бабенку Нина знала.

– Это еще кто такая? – удивился Олег.

– Во дворце работает. Коллектив современного танца! Наши девчонки ходили, побросали, только и умеет, что орать.

– Оркестр! Музыку! Только потише.

ВИА уныло и вполуразброд захныкал:
– «Ай-лю-ли! Ай-лю-ли! Это новый танец...»

– Прошу! Прошу! В круг! – надрывалась крикливая балетмейстерша и пыталась загнать в свою орбиту гостей. Помогал ей молодой человек с зябким выражением лица и при черном галстуке.

– «Ай-лю-ли! Ай-лю-ли! Он не иностранец...»

Но публика не желала учиться «ай-лю-лям» и пятилась.

– Прошу! В круг! Разучим движения!

Комсомольский вожак тоже что-то бубнил вроде «в круг», «разучим», лицо у него все более наливалось уксусом и постным маслом. «Массы воспитывает! – насмешливо думал Олег. – Развели тут, понимаешь ли, твисты, битлы, хали-гали!»

Несправедлив был Олег. Менее всего бедному секретарю хотелось портить кровь себе и людям на новогоднем вечере, он бы и сам твист не прочь станцевать, но поди откажись! Пост такой – только и успевай на всякий «апорт!» делать «стойку»: «Есть! Будет выполнено!»

– А это кто?

Нина наморщила носик.

– Секретарь. Комитета комсомола. Заводского. Распоряжается тут!

– Это он не дал твист потанцевать?

– А кто же еще?

– Прошу!! Ну, прошу же!! Да что это таков, в самом-то деле?!!

– «Ай-лю-ли! Ай-лю-ли! Над планетой кружим...»

Кто-то засвистел, кто-то заорал:
– Танцы давай!!

Кто-то полез на сцену и начал дергать гитаристов, «ай-лю-ли» бесславно скончалось.

Секретарь с балетмейстером благоразумно смылись, воспитательное мероприятие позорно провалилось, хотя галочка в отчет пошла, а оркестр заиграл танго.