Засада

     Свободное время и все свои выходные (случается и отпуска не жалко) люблю проводить на своем приусадебном участке. Мне нравится возиться с разными там капустами, редисками, сельдереями и пыреями. Нравится наблюдать, как из земли появляется маленький, слабенький, бледно-зеленый росток, который потом благодаря моим заботам превращается в здоровенный овощ, лопающийся от переизбытка витаминов и калорий, находящихся в нем. 
   А мой приусадебный домик! Глядя на него, восхищаешься мастерством рук того, кто его сотворил (надеюсь, вы  догадались о ком идет речь). Крышу я покрыл железом, веранду, оконные наличники, двери покрасил всеми цветами радуги, крыльцо обил рейкой и покрыл лаком разных оттенков. Не домик, а теремок из сказки.
Но я заметил, что не я один люблю свою дачу. В то время, когда мои взращенные плодоовощи достигают нужной сочности и хрустящности, кто-то неведомый мне, но воспитанный на отрицательных героях «Тимура и его команды», появляются и уносят результаты моих трудов в направлении, тоже мне не ведомом.
- Все, хватит! – решил я в тот день, когда мы с женой вернулись домой  с пустыми ведрами и сумками. – Я им устрою! Я им…они у меня…, - но тут я задохнулся от распиравшего меня праведного негодования.
- Ага! – поддержала меня жена, дышавшая так же взволнованно и, примеряя на себя один из маскировочных костюмов, что я выменял за банку варенья и подшивку журнала "Крестьянка" за шестидесятый год, в одной воинской части. Если бы у меня тогда с собой было две банки, то  я бы стал владельцем зенитно-ракетным комплекса.
Всю ночь я потратил на разработку плана ведения войны под кодовым названием « Возмездие» и провел учения, максимально приближенные к боевым.
- Ложись! – командовал я жене, сам грохался на пол и скрипел зубами, видя, что  жена как в анекдоте ложится на спину.- Балда! Ползи! – и мы ползали под столом, стульями, детскими кроватками, из которых наши ребятишки с интересом наблюдали за проводимыми маневрами.
- Не высовывайся! – строго следил я за тем, как  моя боевая подруга постигает азы солдатского мастерства. Сам-то я эту науку еще в армии прошел, и сейчас, вспомнив своего ротного старшину, дико вращал глазами и крутил ус. – Чего у тебя зад выше головы? Ты тут кого изображаешь? Смотри, схлопочешь наряд вне очереди.
         Добившись кое-каких положительных результатов, я даже подумывал провести занятия по строевой. Но, ввиду позднего времени, решил перенести на другой раз.
- Маша! Давай быстрей, а то на последний автобус опоздаем! – кричал я жене вечером следующего дня со своего лакированного крыльца.
- Иду-у! – отвечала она так же громко.
Выйдя за калитку, мы продолжали орать во все горло о последнем автобусе так, что нас, как потом рассказывали, было слышно в городе.
Через две улицы, предварительно оглянувшись, не следит ли кто, мы нырнули в проулок и задами вышли к своей даче с другой стороны. Одевшись в маскхалаты и привязав к голове по букету гладиолусов, пролезли к себе на участок в том месте, где я, заранее, оторвал в заборе доску.
Мы поползли в разные стороны – каждый в свой сектор. Густая зелень яблонь закрывала мой теремок, но сам огород я видел весь, лежавший передо мной как на ладони.
Медленно, как королева из будуара, на небо выползла луна, осветив серебряным светом мирно спящую флору, с укрывшейся в ней фауной.
- Мяу, - подала жена сигнал, что у нее все в порядке.
- Иа-иа, - отозвался я, сообщая, что и у меня пока все тихо.
- Гав! Гав! – услышал я за забором. Это мой сосед Хрякин на свой манер сторожит свой участок. Каждый вечер он надевает на себя вывернутый мехом наружу полушубок и бегает по даче, изображая московскую сторожевую.
- Гав! – остановился Хрякин у самого забора, шумно вдыхая воздух.
- Меня, что ли, учуял? – подумал я, но обнаруживать себя не стал. В мои планы не входило отпугивать воров, я хотел их поймать.
Часа через два я решил проверить, как там жена несет караульную службу.
- Ну че? – спросил я подползая к ней.
- Тихо. Никого. Я, Миша, заодно тут картошку полю, чтобы время зря не терять.
- Хорошо. Продолжай вести скрытное наблюдение, байки не травить, курить только в кулак, - опять вспомнил я своего старшину.
Вскоре восток окрасился в розовое. Встречая новый день птицы, защебетали в ветвях деревьев. Ночная королева, скомкав свое царственное шествие, поспешила убраться в свой будуар.
- Видно, почуяли ворюги, что им тут уготована встреча! – так же радостно как проснувшиеся птахи, щебетали мы с женой, идя по тропинке к домику. – Будут у нас зимой соленые огурчики, и помидорчики, и салатики…- Батюшки! – воскликнул я, останавливаясь перед своим теремком, а вернее перед тем, что от него осталось.
- Ой! Ай! Мама! – добавила супруга.
               
          Железо, покрывавшее крышу, отсутствовало, как отсутствовала  и сама крыша. Веранда, оконные наличники, двери, покрашенные всеми цветами радуги, тоже исчезли. Попасть в дом не представлялось никакой возможности – обитого рейкой и покрытого лаком всеми оттенками крыльца как будто и не было никогда.
- Батюшки! – восклицал я как заведенный.
- Батюшки! – без всякой усталости отвечало эхо.
В этом году я, как мой сосед Хрякин, натянув на себе старую шубу жены, бегаю по участку, мигом кидаясь на малейший подозрительный шорох.
- Ты, какой породы будешь? – спрашивает у меня Хрякин, когда мы встречаемся с ним у нашего забора.
- Я? Я это…гав! Я бобтейль, вот! - гордо отвечаю я, роя землю задними ногами.
У Хрякина от зависти язык отвисает.
- А ты кто, кобель или сука? – продолжает интересоваться Хрякин, протискивая свой нос в щель забора, чтобы обнюхать меня.
Я отбегаю подальше и пытаюсь определить – сможет ли Хрякин перепрыгнуть забор.
- Тузик! Тузик! – тем временем зовет жена, давая знать посторонним, что у нас на участке злая собака, а мне – что миска с вкусной похлебкой ждет меня.
- А может, и косточка будет, - мечтаю я, устремляясь на зов. – Гав! Гав! Рррр!