Ь

В главке о твёрдом знаке мы обсуждали видение некоего человека несгибаемых убеждений. Мне виделся помимо прочего его внук, которого дедушка упрекал в мягкотелости. Размышляя о них, я задумался о преемственности поколений. А как смотрит молодёжь на своих стариков? Что думает и чувствует маленький мальчик, потом юноша – о прошлом Отечества, ведь для него это прошлое олицетворяет суровый дед?

Закрываю глаза и пытаюсь вызвать в сознании его образ…


– Дедушка, дедушка… Смотрел на тебя и всё время мне казалось, что это не ты, убелённый сединами, герой, ветеран, а обычный маленький ребёнок. Захочется ему чего-нибудь – начинает плакать, сам от своих слёз заводится ещё больше, всего корёжит, пальчики на растопыренных ручках дрожат мелкой дрожью, у него перехватывает дыхание… Успокоить почти невозможно. И страшно за него, и жалко его, а помочь не можешь… Так и ты – упрёшься в какую-нибудь идею, как…
Не дай Бог, скажу что-то поперёк, и сам уже не рад, и готов отступиться, но уже поздно. Губы у тебя уже поджаты, желваки на скулах ходят. Пальцы вцепились в трость (аж побелели!), того и гляди набросишься… Дедушка, дедушка, ну что же ты… Ведь не враги вокруг тебя, а твои же родственники, самые близкие тебе люди…
Не знаю, я, например, всегда склонен все конфликты улаживать до того, как из них вырастает скандал. Лучше всего не допускать до ссоры. Видишь, что человек расположен к ругани, перенеси разговор с ним на другое время. Или вообще сними с обсуждения «больную» тему.

Понимаю, что такой подход не даёт возможности решать проблемы… Но что же делать? Я так устроен. Наверное, поэтому я и не мог бы быть начальником. Ведь тогда пришлось бы с кем-то, для кого не существует иных правил, кроме собственных, обострять отношения, намеренно идти на конфликт. А я не могу. У меня нервы не выдерживают. Это так плохо – ссориться…

Пусть себе человек делает что хочет, даже если его поведение не укладывается в рамки каких-то норм и правил. Он же сам и пострадает от этого в конце концов.
Я прочёл как-то книгу одну. «Маятник Фуко» называется. Книжка толстая, более 700 страниц. Многое там просто придумано автором для собственного удовольствия. Мне кажется, что вся книжка и написана только ради того, чтобы показать, что нельзя придумывать собственных правил, если они связаны или даже затрагивают историю и устройство мира. Клетки собственного организма могут решить, что им тоже позволено жить без правил. И тогда жизнь в этом теле для человека неизбежно заканчивается…

Не надо ничего придумывать, ничего изобретать. Давным-давно те, кого мы называем авторами утопий, предлагали создать мир без зла и насилия, мир, в котором все будут любить всех. Нет войн, горя и слёз. Все люди счастливы, веселы, безмятежны. И главное – чего же проще!.. Но утопия потому и называется утопией, что осуществиться не может. Для её создания придётся истребить зло. А тот же Достоевский писал, что ему не нужен даже хрустальный дворец, если в его фундамент обронена хоть одна слезинка ребёнка.

Дедушкины товарищи в своё время пели: «Весь мир насилья мы разрушим до основанья, а затем…» Разрушение и есть насилие, а эта песня – вообще гимн насилию. Они собирались разрушить «весь мир насилья», но ведь не бывает ни абсолютного зла, ни абсолютного добра. В том мире, что они собирались разрушать и разрушили, были разные люди, в том числе и очень хорошие, и полезные, и талантливые. И к чему привела жажда разрушения? Миллионы людей убили в лагерях, кому-то не дали творить, кого-то выгнали за рубеж… Что они выиграли? И, главное, – что выиграла страна от того, что поддалась им? Вот мой дедушка – жертва их деятельности в чистом виде. Продукт и инструмент, субъект и объект одновременно. Он любил повторять про людей, из которых хорошо бы делать гвозди. Это про него! Человек, прямой как гвоздь. Пробивает всё, что мягче него. Гнётся и ломается при соприкосновении с большим сопротивлением. И главное – действует тогда, когда хорошо по голове дадут. Им всем в голову изначально вбили что-то такое, что они сами осознать не могут. Зомби какие-то…

Я вот всё думаю, куда же мне пойти учиться и где работать. Я ведь даже в городском транспорте ехать не могу – всё мне кажется, что кого-то толкну, кого-то задену… На билет передать надо, а мне неловко – ведь кого-то нужно попросить. А вдруг у него руки заняты, причиню человеку неудобство.
А уж когда кондукторы кричать начинают, и вовсе готов сквозь землю провалиться. Хожу пешком…

В магазинах, на рынке сколько раз было – вижу, что продавец обвешивает меня или того, кто впереди в очереди стоит, – вижу, и сам краснею. Неловко становится за человека, стыдно. Сказать не могу – какое я право имею его воспитывать – и быть свидетелем этого тоже не могу. Ухожу, даже отстояв большую очередь. Родители и дед, царствие ему небесное, все в один голос говорят мне, что я не от мира сего…


Я очнулся. За окном раздавался гитарный перезвон, смех и громкие голоса. Наступил вечер. Молодёжь снова до поздней ночи оккупировала скамейки во дворе. Надо включить музыку, чтобы уйти в свой мир, додумать свои мысли.

Что ж, юноше требуется хороший курс групповой психотерапии. Если дедушка его являл собой одну крайность, то этот паренёк – другую… Твёрдый знак, мягкий знак. Дед и внук. Воплощённые крайности. А родители? Неужто в них уравновешивающая середина?..