Кто из нас Смерть и Английский в опале

КТО ИЗ НАС СМЕРТЬ И АНГЛИЙСКИЙ В ОПАЛЕ

Четверг, 5 апреля 2007 года

     Катя подъехала к одиннадцати утра, ласково пожурив меня за не выспавшийся вид. Я взглянула на себя в зеркало. Увиденное явно не могло вызвать восторг – уставшие, красноватые глаза и слегка осунувшееся после бессонной ночи лицо, которому двухчасовой сон не добавил ни капли свежести.

- Катюш, может, поспим пару часиков, а? До вечера времени – вагон, мы всё успеем. Или ты выспалась?
- Нет, не выспалась. Я легла в третьем часу, а встала в семь. Давай поспим.
- Отлично. Только сначала выпьем чаю. Ты завтракала? Чем же тебя покормить…
- Оля, я привезла кое-что к чаю. Посмотри в пакете.

     Я достаю из полиэтиленового пакета что-то большое и круглое, напоминающее толстую лёпешку, разворачиваю упаковку и не могу удержаться от восхищённого возгласа. Перед моими глазами возник нарядный пирог, щедро намазанный клюквенным джемом, украшенный плетёными полосками румяно выпеченного теста.

- Катя, боже мой… Пирог… с джемом. Утренний! Это так приятно… он такой… домашний. Боже, как мило… Катя, ты пришла ко мне в гости с пирогом, прямо как в Симах! Там ты тоже приходила с выпечкой и конфетами, до тех пор, пока… мы не поженились! Помнишь? Катя… у меня нет слов.

     Кате не нужны мои слова. Она угадывает меня, наслаждаясь чтением ожидаемых реакций, которых на моём лице в изобилии – приятное удивление, нескрываемая радость и даже лёгкое смущение. Она постоянно не только превосходит мои ожидания, а умеет превратить в маленький праздник самые обыкновенные моменты жизни, когда никаких ожиданий у меня просто нет. Вот и сегодняшний завтрак вместо будничного перекуса стал романтическим и символичным событием. Всё то время, пока я нарезаю мягкий и свежий пирог на ярко-красные аппетитные треугольные дольки, приготавливаю чай и накрываю на стол, с моего лица не сходит довольная улыбка.

      Чтобы скрыть своё смущение, я предлагаю Кате посмотреть на выбор какой-нибудь фильм за завтраком. Внимательно изучив новинки моей видеотеки, она выбирает «Знакомьтесь, Джо Блэк», в котором вызывает интерес звёздный состав - Брэд Питт и Энтони Хопкинс. Хопкинс играет богатого и влиятельного газетного магната, в жизни которого появляется сама Смерть, принявшая обличие обворожительного молодого человека по имени Джо Блэк. Смерть с лицом Брэда Питта предлагает Хопкинсу необычное соглашение: магнат станет проводником Смерти в мир живых, где та планирует провести свой отпуск. Хопкинс соглашается. Поскольку у картины такая интригующая завязка, сюжет захватывает и держит наше внимание на протяжении всего фильма, несмотря на его некоторую затянутость.

     Но, пока наши первые внимания сосредоточены на смертоносном голливудском блондине, наши вторые внимания поглощены друг другом. Поскольку постель не прибрана, а меня слегка морозит из-за недостаточного сна, я забираюсь под одеяло и предлагаю Кате сделать то же самое. Она немедленно бросает взгляд на свои коричневые вельветовые джинсы, понимая, что нужно будет снять их, потом украдкой смотрит на меня и… отказывается, укладываясь рядом со мной поверх одеяла. И вот мы держимся на пионерском расстоянии друг от друга, разделённые слоем толстой ткани, на которую возложена ответственная миссия – предохранять нас от контактов в случае внезапного взаимного притяжения. Стоило нам прилечь рядышком и замолчать, как из фона искусственных звуков, извлекающихся динамиками, отчётливо выделился звук её дыхания, сначала очень тихий и размеренный, затем становящийся всё более шумным и неровным.

     Почти у моего уха – легкое короткое покашливание сменяется звуком проглатывающейся слюны, который резонирует с моей первой волной тонкой пронзительной нежности. Мне становится жарко, и я высовываю руки из-под одеяла. Моя правая рука опускается на диван, скользнув по тёплой коже её руки, и замирает, притянутая ей, будто электромагнитом. Я очень осторожно поворачиваю голову и вижу Катин профиль, вижу едва заметную влажность её губ, каштановость ресниц, бархат щек, оттенённый едва заметным румянцем. Вторая волна нежности прокатывается по моему телу. Я опускаю глаза чуть ниже, на её грудь, обозначенную двумя маленькими аккуратными выпуклостями под серой хлопчатобумажной футболкой.

- Пожалуй, я сниму лифчик, - неожиданно произносит Катя, словно подчиняясь молчаливой просьбе моего взгляда.

     Я не отворачиваюсь. Просто смотрю на экран монитора и завидую Брэду Питту, который спокойно и откровенно наблюдает за Катиными манипуляциями с лифчиком, но потом понимаю, что это он должен мне завидовать, а не я ему, потому что я, при желании, могу не только смотреть, но и трогать, и мне становится весело. Температура моего тела продолжает расти, и я полностью выбираюсь из-под одеяла, ложась рядом с Катей, которая тут же переворачивается на бок, спиной ко мне, приглашая меня тоже лечь на бок и обнять её. Я охотно откликаюсь на призыв, обвиваю её рукой чуть ниже груди, она слегка выпячивает зад и плотно прижимается ко мне всем телом, стараясь вписаться им в каждый уголочек меня, теперь даже её затылок прижат к моим губам, мои ноздри погружены в её терпко пахнущие волосы. Накатывающиеся изнутри, опережающие друг друга, волны нежности приливом обрушиваются на слабеющую плотину моей сдержанности. Но эта плотина должна выстоять. Она – всё, что у меня есть для того, чтобы беречь наши отношения от разрушительных страстей, от неразрешимых конфликтов, беречь Катю от необходимости принимать решения, давая ей возможность жить вопреки…

     Поэтому – спасительный перекур. Я протягиваю Кате прикуренную сигарету, её рот приоткрывается, я подношу сигарету ближе, и она мягко берёт её губами, не вынимая рук из-под головы. Я ставлю блестящую стальную пепельницу ей на живот и снова ложусь рядом. В стряхивании пепла на Катин живот есть что-то волнующе садистское, потому что в картинке, спонтанно возникшей в моей голове, мы так же лежим и курим, только на её животе нет пепельницы. Поэтому в момент, когда я гашу окурок о немедленно нагревающийся металл на её животе, мне немного стыдно из-за своей извращённости.

     На экране Брэд Питт сообщает ошарашенному Хопкинсу о том, что он – посланник Смерти.

- Оля, а что, если один из нас – Смерть? Например, кошка.
- Что-то кошка слишком терпеливая для моей смерти. Уже десять лет, как ждёт.
- А может, это ты – моя Смерть?
- Возможно. Но, скорее всего, ты – моя Смерть. Когда ты заберёшь меня?
- Ты не должна этого знать. Ещё не время.
- При твоей нерешительности я буду жить вечность.

     Склонность Кати ко всякого рода мистификациям порой пугает меня. Мне вспомнилась октябрьская поездка в Новосибирск. Мы ехали туда на электропоезде «Ласточка» третьим классом, а обратно в Омск - вторым. Туда мы ехали друзьями, а возвращались любовниками. Восемь часов эйфории по дороге домой летели слишком быстро, и я пожаловалась на это Кате:

- Какая несправедливость! Туда мы ехали гораздо медленнее, чем едем обратно!
- Оля, а как ты хотела? Ведь мы же едем вторым классом.

     Я долго смеялась, а Катя радовалась удачной шутке.

     Потом мы молча стояли в тамбуре и курили. Я бережно держала Катю за талию и не верила, что могу поцеловать её в любую минуту. Мне хотелось и не хотелось этого. Было такое чувство, что поцелуем я могу нарушить то хрупкое равновесие, которое делало нас идеальными. И всё же этот поцелуй случился. Только в момент его я словно вышла из своего тела, как делала это раньше, как сделала этой ночью во время нашей первой близости. Чувствует ли Катя, целуя меня, что меня во мне нет? Куда я сбегаю и чего я боюсь? А есть ли в ней она?

     Мы брели по вагонам электрички, и на нас глазели люди. Много пар разноцветных глаз. Я представила, как мы выглядим в их глазах, и мне понравились кадры увиденного.

- Катя, у меня такое ощущение, что мы с тобой снимаемся в кино. Или нет. Мы уже снялись в фильме, и кто-то его смотрит прямо сейчас.
- На самом деле это так и есть. Вся твоя жизнь – это большой экспериментальный фильм. Все люди, которых ты встречаешь на своём пути – актёры. Кто-то – массовка, кто-то – на вторых ролях. Я – одно из главных действующих лиц. У всех нас есть сценарии. Только у тебя его нет.
- Боже мой! И поэтому ты знаешь, ЧТО произойдет в моей жизни дальше?!
- Конечно. Я же читала сценарий.
- А я-то считала тебя ясновидящей! А всё, оказывается, так просто!
- Не всё так просто. В своих поступках ты бываешь слишком творческой и непредсказуемой, поэтому сценарий то и дело переписывают. Но я-то всегда рядом, поэтому и направляю тебя на путь истинный, к желаемой развязке.
- А если тебя обманули? Что, если я тоже актёр со своим сценарием, а?
- Скорее всего, так и есть. Мы обе – актёры.
- Да. Талантливые актёры. И благодарные зрители друг для друга.
- А что там у тебя дальше по сценарию?
- То же, что и у тебя.

     Концовка фильма нам не понравилась. Я не стану её рассказывать, вдруг кто не успел его посмотреть. Но мы не огорчились, а на скорую руку придумали свой финал, устроивший нас обеих. Сценаристы мы тоже талантливые.

     Пора было приступать к урокам. Я пообещала Раисе Михайловне, что позанимаюсь с Катей английским языком, с которым у неё сложились хреновые отношения. Английский – это единственный предмет, который не пошёл у Кати ещё со школы. А на её факультете он - профилирующий. И сейчас, в процессе совместного занятия, я проанализирую, в чём состоит главная Катина проблема при столкновении с родным языком большинства её любимых писателей.

     У неё получилось не забыть учебники и тетради, такие похожие на школьные, с изрисованными полями на страницах, по которым было легко определить, какие из предметов навевают на Катю наибольшую скуку. Я достала словари, Катя открыла учебник и ткнула пальцем в разворот:

- Вот этот текст мне надо выучить. Выборочно. Чтобы завтра пересказать.
- Давай для начала его прочтём.

     Текст назывался позитивно - “Saxes story”. Я начала читать его вслух, и на первых же словах Катю настолько позабавило моё произношение, которым я, надо сказать, горжусь, потому что мой прононс определённо британский, ближе к лондонскому, что она попросила меня прочесть текст целиком. Значения некоторых слов я не знала, и поэтому сомневалась в ударениях и транскрипции, и тогда Катя приходила мне на помощь, а я делала вид, что неправильно услышала, и мы хором произносили трудные слова, причём эмоционально их окрашивая в зависимости от их расположения в фразе. Затем я предложила полностью перевести текст, но Катя предпочла остановиться только на тех его абзацах, которые следовало выучить. Сперва она прочитывала предложение, а потом много-много раз подряд повторяла его вслух, уставившись отрешенным взором в невидимую точку пространства, периодически сбиваясь, и требуя, чтобы я подсказала ей забытое слово. Слова эти ускользали из её памяти, как струйки воды между разжатыми пальцами, они не хотели поддаваться механическому заучиванию, они желали быть осмысленными и красиво произнесёнными, но Катя была настолько равнодушна к самому их существованию, что теряла эти слова, так и не успевая подобрать.

     - Котёнок. Попробуй запомнить фразу на русском языке, а потом вспоминай, как это будет звучать на английском. И обращай внимание на правильное использование артиклей и предлогов.

     Катя не любит английский. Она не чувствует его, потому и не любит. Однажды он вызвал у неё негатив, и теперь она не хочет изменить отношение к нему, потому что уверена, что никогда не ошибается, что первое впечатление всегда самое верное. Совсем, как с людьми. Одни и те же грабли. Катя не хочет учить английский, вот и отстранёно долбит бесцветным голосом одну и ту же фразу, монотонно и тяжеловесно, как выполняют грязную работу или супружеский долг. Не хочет. И не хочет захотеть. А факт того, что ей навязывают это «хотение», её просто бесит. Поэтому она швыряет учебник и заявляет, что на сегодня сыта английским по горло.

     А через какое-то время Кате звонит Юга. В своём унижении она дошла до того, что околачивает Катю чуть ли не у порога моего дома. А я – в своей бесхребетности – до того, что отпускаю Катю «на полчасика, только отдать диск и постоять у подъезда». Пусть идёт. Я её не ревную. Я просто чувствую себя полным идиотом.