Руцких против Вербныша, Катя напротив Дружковой

РУЦКИХ ПРОТИВ ВЕРБНЫША, КАТЯ НАПРОТИВ ДРУЖКОВОЙ

Понедельник, 9 апреля 2007 года

     Начать день с разговора с незнакомцем мужеского пола, представившимся одиозной фамилией Руцких, было не банальным.

- Добрый день, Ольга Александровна.
- Доброе утро. А впрочем, день. Как Вам будет угодно.
- Что ж вы так, Ольга Александровна? Обеденное время заканчивается, я жду вас у себя в кабинете, а вы ещё в постели…
- Ах, простите меня… Александр. Так, кажется? Ваше приглашение совершенно вылетело у меня из головы. Понимаете, активная ночь в клубе, я только легла около девяти утра…
- Ничего страшного, ещё не поздно собраться и приехать ко мне. Адрес помните?
- Фрунзе, 93. А как называется ваша организация?
- Отдел по борьбе с экономическими преступлениями.
- Замечательно. Только я пока не в форме. Вот если поспать ещё пару часиков… Александр, знаете что, позвоните и разбудите меня часа в четыре, хорошо?
- Хорошо. Отдыхайте, Ольга Александровна. Я перезвоню.

     Что-то подозрительно мил и любезен этот Руцких для представителя столь серьёзных органов исполнительной власти. Сумел настроить меня на фривольный лад. Как бы не вышло, что он «гладко стелет, да жёстко спать». Но интуиция подсказывала мне, что допрос будет носить чисто формальный характер. Меня пригласили в ОБЭП дать показания по делу Константина Вербныша, одного из моих экс-шефов, которого уже около года ищут всевозможные службы безопасности, органы по борьбе, банки и банкиры, бизнесмены и бандиты, - все, кто как-то связан с большими бабками, даже если находятся по разные стороны денежных и законных баррикад.

     Я работала его помощницей с апреля по август 2005 года. Костя нашёл меня по объявлению о поиске работы в одной из местных газетёнок, позвонил и пригласил на «собеседование». Его «фирма» была однодневкой, рассчитанной максимум на то, чтобы сорвать куш с единственной крупной посреднической сделки, офис был дешёвым антуражем, как и наличие в нём меня в роли секретаря, чьи функции сводились к стиранию пыли с поверхностей мебели, распитию чая и структурированию времени шефа-афериста, который за это регулярно расплачивался со мной в конце каждой недели. Уже в течение первой я выяснила, что у Кости давно накатанный снежный ком финансовых, личных и психологических проблем: большие долги, игровая зависимость, на которой долги росли, как на дрожжах, как следствие, крах семейной жизни, - тупик, в стенах которого Костя метался, как загнанный зверь, и из которого видел единственный выход, - сделать хорошие бабки и свалить из города, а, возможно, из страны. В прямой зависимости от суммы. Разумеется, в сложившейся ситуации Костя чувствовал себя отвратительно. Стресс сковывал его мышцы, лишал аппетита и сна, Костя отчаянно худел и выглядел осунувшимся, а следовало выглядеть на все шесть баллов из пяти и излучать уверенность в себе, обаяние и запах победителя, чтобы не спугнуть потенциальных кандидатов в кролика. Он погибал, и его облик уже начинал приобретать черты безнадёжно пропавшего человека. Жена, друзья и родственники, приятели и знакомые, - все поставили на нём крест, за исключением кредиторов, которые, как пиявки, пили его последнюю кровь, но и вливали в него финансовую плазму для поддержания на плаву, в слабой надежде, что Костя сумеет каким-то чудом провернуть удачную авантюру и окупить вложенные в него средства.

     И всё-таки Косте хватило силы, чтобы купить газету «Проспект» и наткнуться в ней на моё объявление. Я дважды обещала встретиться с ним, и дважды не приходила на встречи. Но когда Костя перезвонил в третий раз, удивив меня своей настойчивостью, я не стала игнорировать этот явный стук намерения, который направлял Костю именно ко мне. Оценив его энергетический потенциал и почти не слушая бессвязные речи о деятельности «фирмы» и моей роли в ней, я приняла решение помочь этому человеку и озвучила свою готовность принять участие в его жизни. Ответным жестом Кости был благодарный взгляд и протянутая рука со связкой ключей от офиса. Вместе с ключами в мой карман перекочевала и ответственность за Костину жизнь. Или смерть. Костя заметно волновался, вверяя судьбу необычной девушке, которая могла оказаться либо ангелом-хранителем, либо предвестником близкого конца. Мне было спокойно и легко, поскольку я чувствовала подконтрольность всей ситуации и то, что она мне вполне по силам.

     С тем, чтобы мне было удобнее «взяться» за человека, я принялась интенсивно сокращать дистанцию между нами и, получив информацию об основных проблемных линиях Костиной жизни, взяла их все под контроль. Костя был очень слаб, и мне пришлось опекать его и возиться с ним, как с младенцем, планируя и отслеживая каждый его шаг, а для того, чтобы он шаги эти делал, создавая ему правильный психологический настрой, благо для всего этого у меня была куча – 8 часов ежедневно! – оплачиваемого им времени. Костя раскрылся передо мной, как шкатулка-сюрприз при нажатии секретной кнопочки, и я аккуратно помогла ему не испугаться этого, всем своим видом показывая, что так и должно быть, не давая ему возможности заблудиться в переживаниях по поводу необычности наших отношений. Я говорила, что помогать людям – это моё кредо, и даже, хобби, что «хорошие люди должны помогать друг другу», что это – единственно правильный и достойный способ жить, и он не должен считать себя в чём-то обязанным мне. Весь жизненный опыт Кости говорил ему об обратном, что неудивительно, учитывая его бандитское прошлое, и мои рассуждения шокировали его, он даже пытался искать в них подвох и корысть мотивов, но я умело отвлекала его на решение насущных проблем, увлёкшись которыми, он окончательно смирился с появлением в его жизни хорошего человека, и мы, наконец, занялись делом.
Косте катастрофически не хватало тепла, заботы, понимания, женщины и денег.

     Первые три пункта я взяла на себя. Над последним мы работали совместно. Оставалась женщина. Через несколько дней в холле нашего офисного здания я познакомилась с Мариной – молоденькой, но уже многоопытной девушкой-риэлтором из соседствующего с нами агентства недвижимости. Смелая и рассудительная, экстравертная и в меру авантюрная, с модельной фигурой и циничным взглядом на вещи, стремящаяся к справедливости, она идеально подходила на роль Костиной женщины. Мы моментально нашли с Мариной общий язык, и через пару дней я привела её в свой офис, познакомила с Костей, помогла им проникнуться симпатией друг к другу, и вскоре мы образовали трио, работающее на одну общую цель – спасение Кости. Марина охотно взяла на себя часть ответственности за Костю, повышала его самооценку как мужчины, флиртуя и кокетничая с ним, благодаря чему Костя немного расслабился и даже повеселел, что благотворно сказалось на его аппетите и внешнем виде: он начал поправляться и на его щеках появился лёгкий румянец. Непринуждённое общение с двумя приятными умными девушками, их забота и внимание, увлекательные беседы и спонтанное веселье, постепенно изменили его восприятие, сделав более лёгким. Но коренные проблемы таким способом было не решить. Я испробовала на Косте весь арсенал своих психотерапевтических методик, который был у меня в распоряжении.

     Начать пришлось с психоанализа, которым мы занимались на протяжении всех месяцев нашего общения, по истечение которых по полочкам была разложена вся его жизнь – с младенческих лет до настоящего момента. Анализом я осталась довольна, потому что Костя сумел понять, и, главное, принять себя и своих тараканов, и искренне позволить желать себе счастья. Очень много сил уходило на разрушение идеализации его супруги, которую Костя со свойственным ему фанатизмом и фетишизмом возвёл на заоблачный пьедестал для контраста с грязным и недостойным собой, чтобы получать мазохистское наслаждение и компенсировать свои неудачи её величием. Костя сопротивлялся любому намёку на возможное её несовершенство. Но когда я стала бомбить и ставить под сомнение даже её умение мыть посуду, Костя в своих оправдательных речах стал сильно путаться, не понимая, с чем вообще он сражается, и запутавшись окончательно, доходил до полнейшего абсурда, и, наконец, когда тот стал очевиден ему самому, Костя принял тот факт, что его бывшая супруга – лишь одна из женщин, к которым он способен испытывать любовные чувства. Что же касается сексуального влечения, которое пробуждала в нём «только жена», то Марина очень быстро опровергла его заблуждение, продемонстрировав некоторые из способов соблазнения, а потом по-доброму смеялась над озадаченным Костей, уставившимся на свой торчащий под брюками эрегированный член.

     Гораздо сложнее было работать с его игровой зависимостью. Костя регулярно играл в казино или в автоматах по следующей схеме. Кредиторы давали ему некоторую сумму на выплату аренды офиса, заработную плату для меня и проч. Но, помимо этих нужд, у Кости были и другие, которые он тщательно скрывал, а именно – выплата мелких кредитов многочисленным банкам, подарки сыну и т. д. Поэтому, получив от кредиторов очередную сумму, Костя шёл в игровые автоматы, пытаясь вдвое увеличить её, чтобы затем заткнуть очередные финансовые бреши. Беда в том, что иногда это ему удавалось. Был случай, когда Костя даже смог уйти с выигранной суммой, и не спустить все деньги. Словом, он посещал игровые автоматы почти так же исправно, как и помещение офиса. Сначала Костя не информировал меня о своих «проступках», когда же я подозревала его в очередном срыве, он врал и изворачивался, как мог, а потом уже не мог, и, наконец, дошло до того, что Костя перестал лгать и чистосердечно признавался в каждой проигранной сумме, после чего я отпускала ему грехи и говорила, что верю в него, несмотря ни на что. Костя прощал себя и какое-то время держался, но эти ремиссии были краткими. Я откровенно не справлялась и предложила Косте обратиться к специалисту, но он наотрез отказался. Если  зависимость нельзя уничтожить в зародыше, то её можно контролировать. Для этого я взяла на себя функцию кассира и управителя его расходами. Костя сильно мучился совестью, когда врал мне, поэтому он выбрал вручать мне все появляющиеся у него деньги и выпрашивать время от времени небольшую сумму для игры. Я давала, поощряя его честность и старание. Такая тактика помогала нам выруливать из финансовых трясин, но, конечно, не спасала Костю от грозящих последствий этого опасного пристрастия в будущем.

     Давно переполнивший сосуд кармы своими косяками, Костя долго влачил жизнь неудачника, лавируя между полосами полнейшего невезения и невезения относительного. Не приходилось удивляться тому, что все его намечающиеся сделки срывались, стороны колебались и не могли договориться между собой, несмотря на всё старание и весь дипломатический талант Кости. Расходная часть неумолимо росла, перекрывать долги становилось труднее и труднее, Костя брал всё новые кредиты в банках, оставляя в заявлениях мои координаты в качестве своего места жительства, и я прикрывала его, называя себя его гражданской женой. Затем настал день, когда Костя не смог платить мне за моё время, и я перестала ездить в офис. Не заставил себя долго ждать и день, когда ему стало нечем платить за съемную квартиру. Костя попросился ко мне всего на «несколько дней», и я поселила его в кухне, в которой он прожил два месяца – сентябрь и октябрь. Эти два месяца были самыми трудными и переломными в его жизни.

     За эти месяцы он похоронил свой пафос, гордыню и выпяченные амбиции, познакомился с нашими темными девочками, из которых одна только Паутина была способна навсегда сломать любые стереотипы восприятия, научился быть заботливым и полезным человеком в нашей «лесбийской общине», жить без расписаний с готовностью к развитию любых событий в любой момент, радоваться куску свежего хлеба и новым носкам, курить травку и слушать песни под гитару, есть быстрорастворимую лапшу, приготовленную в большом тазике на десятерых, делиться с незнакомыми людьми своими проблемами и достижениями, большими и малыми, сопереживать людям и принимать их сочувствие, слышать в свой адрес ужасающие своей прямотой вещи, и смеяться над ними вместе со всеми, признавать, что ты – такой же дурак, как и все окружающие, если не больший, и учиться всему новому, даже если это новое способно разрушить старое. Впервые в жизни Костя боролся за выживание каждую секунду, осознавая, что если он хочет есть, ему надо добыть еды, если курить – найти сигарету, если спать – отключиться от окружающего сумасшедшего мира, чтобы расслабиться, если хотеть быть услышанным – попросить, чтобы его выслушали. Люди вокруг него не соблюдали этикетов, не старались быть вежливыми, не играли в «хороших», они были естественными, и Косте, чтобы общаться с ними, пришлось принять их такими, и они платили ему той же монетой, принимая глупость и неумелость его первых попыток быть самим собой.
Нарисую иллюстрацию для большей наглядности.

     Воскресное позднее утро. Костя заглядывает в холодильник и обнаруживает в нём кастрюлю с говяжьим бульоном.

- Оля, давай я сварю суп.
- Отлично, вари.
- Но бульон испорчен!
- Он не мог так быстро испортиться, я сварила его вчера вечером.
- Но там что-то плавает. Он мутный какой-то.
- Это просто накипь, я вчера не успела её вовремя снять.
- А у тебя есть какая-нибудь тряпочка? Его надо через марлечку процедить.
     Проснувшаяся Паутина не выдерживает и кричит ему из комнаты:
- Костя, тебе надо мозги через марлечку процедить! Накипь ему бульон испортила, видите ли! Ха-ха-ха!!!
- Да я ничего… я просто подумал…
- В следующий раз, прежде чем подумать, процеди мозги через марлю! Ха-ха-ха!

     Вскоре Костя отказался от привычки приводить действительность в привычный для него порядок, и стал таким же гибким и текучим, как и все мы. Это придало ему силы, помогло начать действовать, исходя из того, чем он располагал в данный момент, собрать то немногое, что у него оставалось, и пустить в ход, чтобы вырваться из тупиковой ситуации, вернее, казавшейся ему тупиковой ранее. Обретя уверенность в себе, он вернул жену и сына, а, вместе с ними, комфортное место проживания, и к лету 2006 года сумел блестяще исполнить многоходовую аферу и исчезнуть из города. К сожалению, скрываться надо было очень быстро, и он не успел подготовить и забрать жену. Последний раз я видела Костю в ночь отъезда из Омска, он жутко нервничал от переполнявшего кровь адреналина, сворачиваться пришлось значительно раньше, чем он планировал, так как внезапно у одного из партнёров появились подозрения, и одно время весь план висел на волоске, но волосок перерезал всё-таки Костя, когда деньги перетекли к нему. Он выжил, и он победил. Стоя на пороге моих дверей, этот победитель пытался найти слова благодарности, и нашёл их:

- Оля, если бы я не встретил тебя, меня бы не было. Я никогда бы не поверил, что существуют люди, подобные тебе и твоим друзьям, если бы не увидел это собственными глазами. Я никогда не забуду того, что ты для меня сделала. Сейчас я исчезаю. Если бог даст, мы ещё встретимся. Когда-нибудь и где-нибудь. Пройдет время, и, если я буду жив, найду способ дать о себе знать. Спасибо тебе. За всё.
- Костя, ты – очень хороший человек. Всегда помни об этом. Я была рада помочь тебе. Я хочу, чтобы ты был счастлив. У тебя получится. Я верю в тебя.

     Мы крепко обнялись, постояли так с минуту, а затем он ушел в ночь. И я ещё раз мысленно пожелала ему удачи. Пол моей квартиры был усыпан денежными купюрами разного достоинства. В спешке Костя ронял их, вытаскивая из разных карманов и пакетов, зачем-то пытаясь сосчитать, но я не дала ему продолжать в таком духе, и просто смахнула рукой стопки денег, которые он педантично пытался разложить на полке шкафа в коридоре. Они разлетелись, как вспугнутая птичья стайка, и хаотично приземлились, куда пришлось, и вот теперь пестрели разноцветными цифрами ни грязном линолеуме. Закрыв за Костей дверь, я бережно собрала эти эквиваленты его благодарности и улыбнулась тому, как легко и правильно он ушёл. Его не найдут. Я больше не сомневалась в этом.

     Прошло больше полугода с тех пор, как Костя исчез. Он предупреждал, что меня найдут и станут допрашивать, но я полагала, что это случится гораздо раньше, и уже перестала ждать как бандитов, так и органы. И вот зашевелился ОБЭП. Только теперь. Наверняка для того, чтобы закрыть дело, соблюсти формальности, потому что горят сроки, потому что не нашли зацепок, потому что Костя – умница.

     Пока в моей голове проносились воспоминания о днях минувших, я окончательно проснулась. Пора войти в положение следователя по борьбе с экономическим преступлением Константина Вербныша в особо крупном размере, Александра Руцких, и дать понять ему, что его преступник – человек весьма достойный, и его можно предоставить самому себе. У меня было прекрасное расположение духа, и я взяла с собой Анечку, ибо погода стояла великолепная, и прогуляться не мешало нам обеим. У Маяка мы встретили Волчонка, которая ждала Лену Дружкову, а ещё я позвонила Кате, попросив её подъехать и возглавить мою группу поддержки. Лена и Катя ожидались не ранее, чем через час, и мы трое решили не терять времени даром, и отправились на Фрунзе, 93. Люба поделилась со мной одним ухом от плеера, и мы бежали вприпрыжку под «Светофоры» Арбениной, пританцовывая на перекрёстках. Здание, в котором располагался ОБЭП, было очень невзрачным и похожим на общежитие, обшарпанная пятиэтажка грязно-желтого цвета с зарешёченными окнами в первых двух этажах. Войдя в здание, я увидела перед собой кнопку с переговорным устройством и большое зеркало, за которым, как я догадалась, сидел дежурный.

- Вы к кому?
- Я к Руцких. Александру… отчества не знаю. Кстати, как его отчество?
- Адольфович.
- Адольфович?! Вот… я к нему.
- Проходите, он вас ждёт. Кабинет 405.

     Я поднялась на четвёртый этаж и нашла белую дверь с табличкой 405. Открыв её, я обнаружила крохотную комнатку с двумя столами, за одним из которых сидел усатый черноволосый мужчина азиатской наружности. Второй стол был свободен.
«Определённо, это не Адольфович», - подумала я.

- Я к Александру Адольфовичу.
- Да, проходите, он сейчас подойдёт.

     Несколько стульев были завалены бумагами, картонными и пластиковыми папками, а на том стуле, который предназначался для посетителей отсутствующего Александра Адольфовича, лежали два странных предмета, изготовленных их коричневого дерева, похожих на ящички, со стальными болтами по периметру, устрашающего вида, напоминающие древнее орудие пыток. Я взяла ящики с болтами, рассмотрела их и переложила на пол к стене.

- Адольфович что, пытки любит? Это что, Омский филиал гестапо?
     Черноусый рассмеялся.
- Нет, это всего лишь приспособление для подшивки бумаг.
- Хорошее приспособление. При одном взгляде в пот бросает.

     А вот и Руцких собственной персоной. Описать его внешность очень легко – он похож на Владимира Путина. Интеллигентный, умный, сдержанный, респектабельный, педантичный. Молодой и перспективный. Такой даже может снисходительно посочувствовать Косте. Слишком умён, чтобы быть моралистом.

- Вы, наверное, Александр Адольфович? Здравствуйте.
- Здравствуйте, Ольга Александровна.
- Отчество у вас хорошее, звучное такое.
- Чем именно хорошее?
- Символичное. Сразу работает на вас.
- Спасибо. Я уже звонил вам.
- Знаете, я решила не томить вас более и приехала, не дожидаясь вашего звонка. Но давайте приступим, я готова.
- Отлично, к делу.

     Александр Адольфович открыл ноутбук и начал допрос. Никто и никогда не расспрашивал меня о чём-либо в столь изысканно деликатной форме. Я обратила внимание на то, как бегали его пальцы по клавиатуре. Точно, как в голливудских фильмах, только чуть медленнее. Александр часто задавал мне уточняющие вопросы, и ему была важна не только точность событий и фактов, но и точность употребления тех или иных слов, мы даже поспорили о том, являются ли некоторые понятия синонимами, и какое из них в каком контексте уместнее употреблять, и каждую фразу корректировали до тех пор, пока она не достигала совершенства в обеих своих ипостасях – меткости и красоте формулировки. Правду говорят, совместное творчество сближает. Ещё на стадии сбора анкетно-биографической информации мы на одной волне плыли к одному результату, - логичным, чётко и последовательно оформленным моим показаниям, и мы сделали это профессионально, к взаимному удовлетворению.

- Ольга Александровна, вот вы характеризуете Вербныша положительно. Но вы догадывались о том, что он - мошенник?
- Я знала об этом. Но его способ зарабатывать деньги меня не касался, это слишком интимная тема. Со мной Костя был корректен, внимателен и аккуратен в выполнении обязательств. Я была лишь достаточно вежливой с ним, поэтому не отказывала в его необременительных для меня просьбах.
- Вы хорошо воспитаны.
- Спасибо.
- Мы допросили его супругу. Она придерживается совершенного противоположного мнения о Вербныше. Что вы думаете по этому поводу?
- То же, что и французы.
-?!
- Перефразируя крылатое выражение, «послушай женщину и сделай выводы с точностью до наоборот». Какое другое мнение может быть у недавно брошенной женщины с уязвлённой гордостью, оставшейся у разбитого корыта?

     Усатый опять рассмеялся. Александр Адольфович тоже позволил себе улыбнуться.

- Ольга Александровна, с вами действительно было приятно иметь дело. Вербнышу крупно повезло, когда он нашёл вас.
- Да, Косте повезло. Надеюсь, ему будет везти и дальше, как везло до сих пор, если я правильно понимаю? Ведь вы его так и не нашли?
- Мы не нашли. Но могли найти другие. Он так и бегает, если ещё жив.
- Надеюсь, что жив. Была рада знакомству с интересным человеком. Я искренне желаю вам удачи, Александр Адольфович, во всём, кроме поимки Вербныша. А также личного счастья и крепкого здоровья, и кстати, не пейте кофе по утрам; причиной того, что вас беспокоят неприятные ощущения в левом боку, является поджелудочная железа, вам нужна диета.
- Кофе, да… вы правы. Вам тоже всего… и удачи!

     Глаза Лены Дружковой были первым, на что натолкнулся мой взгляд, когда я, под впечатлением от общения с ярким человеком, выпорхнула в холл к ожидавшим меня девочкам. Добрые сине-серые глаза нараспашку. От неожиданности я забыла, что непрерывность нашего общения была нарушена двумя с половиной месяцами, и мне следует быть осторожной и сдержанной в проявлениях дружеских чувств к ней, но по сияющей физиономии Лены поняла, что на моём лице сияет точно такая же. Маскироваться далее смысла не имело, и я с удовольствием обняла Дружкову и тщательно потискала её податливое тело, не встретив ни малейшего сопротивления. А когда я её отпустила и повернула голову влево, то встретила Катин взгляд, метающий на меня карие молнии гнева, одни из молний карали меня за долгое отсутствие, другие – за неуместно хорошее настроение (она приготовилась приводить в порядок мои растрёпанные нервы), третьи просто жгли меня электрической нескрываемой ревностью к Дружковой. Я выбрала реагировать только на первые, а здесь следовало признать себя виновной.

- Котёнок, ну не сердись на меня. Я же не виновата, что следователь оказался таким занудой.
- Ты могла бы позвонить!
- У меня не было такой возможности. Ну, прости меня.
- Не прощу! Я злая.
- Ты слишком красивая, чтобы быть злой. Я очень хорошая, и на меня нельзя злиться. А, может, ты просто голодная, и поэтому злишься, а?
- Нет, я не голодная! Я успела закинуть в себя куски мяса, так торопилась, что глотала их, не пережёвывая, а теперь они неравномерно распределились по моему животу, и всё – из-за тебя! У меня будет заворот кишок, и виноватой в этом будешь ты!
- У тебя не будет заворота кишок. Хочешь, я сделаю тебе специальный пищеварительный массаж живота и всего остального?
- Будет лучше, если я сразу убью тебя!

     Тут за меня вступились Дружкова с Волчонком:

- Не надо убивать Плотникову! Не хочешь есть - не надо, а мы хотим! Мы голодные! Мы проголодались, пока торчали почти два часа в этом жутком месте! Оля, накорми нас! Купи нам по маленькому беляшику… пожалуйста…
- Не будет вам никаких беляшиков.
- Тебе что, жалко что ли?
- Конечно, жалко. Особенно ваши желудки. Как насчёт пары свежих батонов и пачки майонеза? Тряхнём стариной, вспомним панковское прошлое, а?
- Уррраааа!!! Идём в супермаркет за батонами!!!

     Я взяла Катю под руку, и мы вырвались на несколько метров вперёд, размашисто шагая в ногу в такт напеваемой в нашем воображении песни.

- Оля, ты, я вижу, окончательно помирилась с Дружковой?
- Я тоже это вижу.
- Между вами больше нет настороженности, как тогда, в «Сытной площади»?
- У меня нет. И в Лене я её тоже не чувствую. Здорово, правда?
- Да, здорово…

     В супермаркете я купила нам две мягкие луковые лепёшки «Фокаччо», пачку майонеза «Провансаль», банку плавленого сыра «Весёлый молочник» с добавлением ветчины и бутылку минеральной воды «Карачинская». Всю эту снедь мы понесли на задний двор Торгового Центра, где и расположились, устелив пакетами высокий парапет крыльца, выложенный каменной плиткой, накрыли импровизированный стол, и уселись на него же сами, болтая не достающими до земли ногами и смакуя вкус свежего хлеба, сыра и майонеза, наполняющих своими домашними запахами влажный прохладный воздух. И вдруг я вспомнила, что прошлой весной мы точно так же пришли сюда с Дружковой, чтобы перекусить во время затянувшейся прогулки.

- Лена, а ты помнишь, как мы сидели с тобой здесь и ели… вот прямо как сейчас?
- Конечно, помню.

     В моём сердце тогда была тонкая грусть, я не помню её причины, помню только, что мне очень захотелось чего-то светлого, как из моего придуманного детства, и мы купили бутылку берёзового сока. А ещё банку крошечных маринованных маслят. И – тоже – лепёшки. И уминали их с грибами, запивая соком деревьев родного края, сок и грибы сливались в наших желудках воедино, соединяя в одно целое весну и осень, молодость и зрелость… Как же всё-таки мне присуще стремление совмещать разные вещи посредством выделения тонкого и неожиданного сходства между ними! Нежность берёзового сока и скользкой поверхности деток-маслят… Гриб со слезой берёзового сока… Я и мои лесные нимфы…

     Практичная Катя решила, что будет полезнее мучиться не ревностью, поскольку так быстро эту задачу ей не решить, а вопросами улучшения финансового положения, и начала настраивать свою гитару, готовясь к предстоящему стриту. Кивком головы она указала мне на валявшийся у её ног черный чехол для гитары, заляпанный засохшей грязью.

- Оля, может ты его выстираешь, а то у меня руки не доходят?
- Попроси Югу, она выстирает.

     В её глазах мгновенно вспыхивают огоньки, но тут же гаснут.

- Оль, отойди от гитары подальше, береги зрение, струны могут случайно лопнуть от натяжения, старенькие они.

     Заботливая. Надо бы купить ей новые струны. И для общаковой гитары тоже. Покончив с ужином, мы решили переместиться на площадь напротив центрального входа в ТЦ, чтобы иметь возможность встретить ещё кого-нибудь из темы. Для начала мы встретили Югу, которая тут же прилипла к Кате, и я, по обыкновению, исключила эту парочку из зоны повышенного внимания, которое немедленно сосредоточилось на Дружковой.

     Мы спустились на лестницу подземного перехода, и начался стрит. Катя играла на гитаре, а Волчонок стояла на шляпе. Самое время для начала задушевной беседы с Леной.

- Оля, расскажи мне, что происходит в твоей жизни.

     Я начала рассказывать. О Кате. Об Алисе. О Юле с Ленни. О Диане. О Насте с Дашей. О себе. О себе без неё.

- Кстати, ты отлично выглядишь. И у твоей новой куртки шикарный цвет.
- Стараюсь. Спасибо.
- Как родители?
- Каждые два дня пытаются выгнать меня из дома.
- Из-за Любы?
- Из-за неё в первую очередь. У них каждый раз новые причины.
- Вы не найдёте взаимопонимания. Забей. Ты справишься и сама.
- Я знаю. Стараюсь радоваться остальным сторонам жизни.
- И у тебя прекрасно это получается. Судя по искренней улыбке.
- Правда, получается? Это хорошо. Я только что вышла из глубочайшего депрессняка…
- Депрессняк? Что так? Сезонность или…?
- Оля, я неправильно живу.
- Я знаю.
- Давно знаешь?
- Всегда знала. И ты знаешь, что я знала.
- Ты расскажешь мне об этом?
- Расскажу. А ты уверена, что хочешь об этом услышать?
- Да.
- Ты не считаешь, что нам пора поговорить о многом тет-а-тет?
- Считаю.
- Когда?
- В любое время.
- Приезжай ко мне завтра.
- Приеду.
- Отлично.

     Катя давно уступила гитару какому-то приблудившемуся панку по кличке Щедрый. И теперь она внимательно следила за выражениями наших лиц во время беседы, словно по губам пытаясь прочесть её содержание. Оказывается, она уже отправила Югу домой, и освободилась для общения со мной. Мне не хотелось пренебрегать её незанятостью и доступностью, поэтому я мягко выскользнула из разговора с Леной и подошла к Кате. Она была странно тихой и слегка взволнованной.

- Ну что, проводила Югу?
- Ага. И вручила ей чехол, она его выстирает, как ты и хотела.
- Пусть стирает. Должна же она внести хоть какую-то полезную лепту своим существованием.
- Ты очень жестокая.
- Мне можно.
- Оль, ты что, замёрзла?
- Есть немного.
- Держи мою куртку!
- С ума сошла! У тебя же хондроз!

     Но Катя уже срывает с себя куртку и укутывает ей мои плечи, оставаясь в шерстяном свитере, надетом поверх фланелевой рубашки.

- Спасибо, Кать… А может, пойдём в ТЦ погреемся, пока Щедрый гитару мучит? Поговорим заодно… хочешь?
- Пошли.

     Мы заходим в междверное пространство Торгового Центра, в котором расположены вентиляторы и батареи, Катя прижимается к одной из них спиной, я встаю напротив и вижу её такой хрупкой и незащищённой, что начинает щемить сердце.

- Как вы поговорили с Дружковой?
- Хорошо поговорили. Для начала. Завтра продолжим. Она приедет ко мне в гости.
- Но из-за чего вы поссорились тогда?
- Из-за чего я могу поссориться с Дружковой? Две вечные темы – любовь и ненависть. Не сошлись во мнениях.
- Из-за меня?
- Из-за тебя. А ты не знала?
- Нет, не знала. Можешь сказать, почему?
- Если в двух словах… мне не понравилось, что вы нашли общий язык сразу после того, как я перестала общаться с тобой, хотя в течение долгого времени я уговаривала вас научиться ладить друг с другом. Как только я услышала от Лены, что вы откровенно поговорили… обо мне, тут же обрубила общение.
- Вот как… А теперь?
- А теперь мне это неважно. У меня нет ни капли негатива. Лена осталась тем же близким для меня человеком, что и была.
- А ты для неё?
- И я. Она очень переживала, боялась, что я её возненавидела и пути к примирению отрезаны. Но я не способна испытывать такие чувства по отношению к  Лене. Теперь всё будет хорошо.
- Оля, я говорила ей то же самое, что и тебе. О тебе и о нас.
- О чём ты? Я не знаю содержания вашего разговора.
- Не знаешь?
- Пока нет. Но, думаю, ты мне расскажешь. И она тоже. Мне будет интересно, в каком месте вы пришли к взаимопониманию.
- Оля, мы к нему не приходили. Да, мы в чём-то друг друга поняли, приблизительно, но на этом всё. Абсолютно нейтральное общение на формальном уровне.
- Понятно.
- Я сейчас провожала Югу и сказала ей, насколько она примитивна, но она не поняла. Она не знает элементарных слов и понятий! Сегодня мне пришлось объяснять ей, что такое «утрирование» и рассказывать про девальвацию рубля! Представляешь?!
- Катя, чего ты ждёшь от меня? Что я должна сказать тебе в этой связи? И вообще, перестань кормить меня Югой, мне это неинтересно! Могу я тебя просто обнять, в конце-то концов?!!
- Можешь.

     Я порывисто заключаю в объятия её трогательное тельце, нажимаю на лопатки, стараясь вдавить её куда-то вглубь себя, трусь лицом о её хрупкое шерстяное плечико, прижимаюсь бедрами к её ногам, втягиваю тремя резкими вдохами её запах, ощупываю всю-всю, куда только дотягиваются мои руки, даже знакомый изгиб позвоночника, словно мануальный терапевт обследует свою пациентку, а она склоняет голову мне на плечо, обхватив меня тонкими руками, как стебельками вьюнка, замирает и молчит, шумно сопя в моё ухо.

- Котёночек, как же я соскучилась по тебе… боже мой… Если раньше я спокойно могла неделю прожить без тебя, то теперь с трудом выдерживаю каких-то два дня! Маленький мой… Как мне хорошо! … после всей этой грязи… после вчерашней дискотеки, и – ты! Если бы ты только могла представить, какой ты лучик, лучик света, чистый и прекрасный… один… среди этой мерзости…
- Оля, я хорошо могу это представить… потому что ты для меня точно такой же… лучик… и мы есть друг у друга…
- Да… мы – есть…

     Если бы только знать, что с этим делать. А может быть, ничего делать и не надо? Ну есть мы, и есть. Для чего стремиться к совершенству в данной ситуации? Возможно, она самодостаточна. Мы есть. Да будет так.