Экология и жизнь

Активная пропаганда своей деятельности международными экологическими организациями, особенно, через средства массовой информации, наводит нас на мысль, что
а) в экологию Российского Дальнего Востока вкладываются значительные средства, и:
б) эти средства оказывают существенное влияние на формирование экономических и политических процессов в регионе.
Насколько оба этих постулата соответствуют реальности?
 
Прежде всего, стоит разделить мух от котлет и говорить отдельно о влиянии экологических организаций на бизнес в регионе, и отдельно – на политику. Так как с моей точки зрения убежденного монетариста, деньги первичны, то сперва поговорим о бизнесе.
 
Итак,
 
Экология и бизнес.
Для того, чтобы понять особенности общественной экологической политики на Дальнем Востоке, надо вернуться к ситуации, при которой международные экологические организации на Дальний Восток пришли.

Было начало девяностых – один из своеобразнейших периодов российской истории.
В стране физически не хватало наличных денег. В сберкассы стояли очереди с номерками. Заработная плата исчислялась миллионами. При этом жалованье научного сотрудника дальневосточного биологического НИИ колебалась  от семи до десяти долларов США. За сотню долларов люди были готовы прыгнуть хоть черту в зубы, тысяча казалась настоящим состоянием.

Пришедшие в это время международные экологические организации, платили за ту же работу баснословные, с точки зрения научного сотрудника деньги (которые, тем не менее, были значительно меньше зарплат самих иностранцев на тех же местах. Смехотворно меньше, я бы даже так сказал). В этот момент им для своей работы удалось привлечь часть наиболее квалифицированных и активных ученых страны.

Кроме того, у многих людей было живо ощущение реального течения политической жизни, которое появилось в 1988 – 1991 гг.

К началу ХХI века наиболее квалифицированная и  активная часть специалистов, которая составляла базис экологического движения в начале девяностых годов частью уехала из страны, другая – ушла в экономически более выигрышные отрасли экономики, а третья – разочаровалась в экологическом движении как таковом.

Бизнес от экологии к этому времени поддерживал наиболее неконкурентоспособную часть творческой интеллигенции – тем самым, уменьшая социальную напряженность. Что, наверное, само по себе и неплохо. Но самому движению это на пользу не шло. Другое дело, что развитие полноценного общественного движения не входило в планы международных организаций. В их планы входило нечто совсем другое.

Здесь есть смысл пояснить, что такое транснациональные международные экологические корпорации (которые сами себя упорно называют «общественными организациями» - такие как WWF, Greenpeace etc.).

Это мощные механизмы для сбора средств по всему миру и лоббирования принятых в Западном сообществе принципов природопользования (а вовсе не охраны природы!). Огрублённо – что-то вроде МММ с лёгким уклоном в природоведение. При  этом с МММ их роднит как принцип сбора средств со «сторонников», так и мощнейшие PR-компании, без которых невозможно их существование.

С точки зрения этих структур, в России они обходились минимальными вложениями, а пиар-деятельность вокруг российских проектов оборачивалась многомилионными сборами по всему миру.

Задачи подобные организации ставят наипростейшим образом: они исследуют текущую ситуацию, потом объявляют существующее положение своей целью. Далее, в результате тщательно продуманной, детально проработанной, многократно обсужденной и всесторонне финансируемой кампании этой цели (то есть, существующего положения вещей) достигают.

При этом важно правильно выбрать объект для спасения. В этом, собственно говоря, и состоит большая часть хитрости – обеспечить правильный выбор направления усилий. Цель должна быть харизматичной, симпатичной и внушать уважение, а выполненная в виде детской игрушки – любовь. Как… Как… Как, скажем… тигр.
 


Амурский тигр как зеркало экологической политики на Дальнем Востоке.

Для того, чтобы понимать, что происходит сегодня не с тигром, а именно что «вокруг тигра» совсем не надо быть специалистом-тигроведом. Достаточно лишь толики здравого смысла и способности взглянуть на ситуацию со стороны. Для чего, собственно говоря, и был приглашён директором Дальневосточного отделения Всемирного фонда дикой природы (WWF) Юрием Дарманом в ноябре 2002 года.

Насколько объективны данные по состоянию популяции амурского тигра – это определяющий вопрос всей «тигриной» дискуссии, и я постараюсь остановиться на этом поподробнее. В принципе, я планирую поднять его на страницах специализированного издания (потому что он содержит много моментов, неинтересных рядовому читателю газеты), но кое-чего мы можем коснуться и сейчас.

Итак, принято считать, что в середине сороковых годов численность амурского тигра очень значительно упала. Тут за киску вступился всемогущий СССР, охоту запретили, наказание за незаконную охоту  назначили  – численность пошла вверх. Сперва считали, что тигров у нас около сотни (60-е годы 20 века); затем 250 (70-е годы), затем более четырёхсот (середина восьмидесятых). Затем – бац, Советский Союз прекратил своё существование, во все стороны открылись границы, и в начале девяностых численность этого зверя резко упала. «Прибежали санитары, зафиксировали нас» - то есть, пришли мудрые и богатые природоохранные корпорации, объяснили нам, тупым, что происходит, дали много денег, спасли тигра от злых русских. После чего учёты тигра – в 1996 и 2005 гг. фиксируют цифру вокруг примерно одного показателя – 450 – 500 особей. Как и в середине 80-х годов.

Ну и?

Учёт амурского тигра – это, прежде всего, не столько огромный труд, как деньги. Стоимость  учёта амурского тигра 2005 года составляла несколько сот тысяч долларов, а на Всеобщий учёт тигра по всему миру было выделено десять миллионов. Эти деньги выплачивают российским исполнителям международные экологические финансовые корпорации – преимущественно, Общество сохранения диких животных и WWF. И именно они формируют круг специалистов, под руководством их экспертов происходит подготовка отчётов. Но! Дело в том, что все эти структуры НИ В МАЛЕЙШЕЙ МЕРЕ НЕ ЗАИНТЕРЕСОВАНЫ в объективности полученных данных. Эти сведения им нужны не для эффективного управления популяциями, а для увеличения собственного финансирования со стороны мирового сообщества. Именно поэтому я предпочитаю говорить о них, не как об общественных экологических организациях, каковыми они представляются обычно рядовым гражданам, а как о международных финансовых корпорациях, делающих бизнес (в том числе и участвующих в биржевой игре) в околоэкологической сфере.

Об объективности исследований, осуществляемых на базе грантов, красноречиво говорит замечательная история годичной давности.

В Брюсселе, на сессии Евросовета делался доклад о возможностях глобального потепления. Вывешивались таблицы, графики, презентации шли одна за другой. Обе точки зрения – «за» и «против» существования этого эффекта имели примерно равное количество исследований в свою поддержку. Забавным было лишь то, что ВСЕ исследования, говорящие в пользу перемены климата, делались на гранты энергопотребляющих государств, а те, которые утверждали противное – на средства нефтедобывающих.

Вопрос об учёте тигра – это отдельный вопрос для дискуссии в научной прессе.

Собственно, любая научная работа выглядит так и только так: исходные материалы исследований берёт любой квалифицированный специалист, и он, при использовании предложенного инструмента расчёта получает тот же или близкий результат. В ситуации с тигриным учётом этот инструмент расчёта выпущен совершенно – нам предлагают взглянуть на исходные данные и на конечный результат, опуская при этом механизм как третье получилось из первого. Поэтому нам в случае современной оценки численность амурского тигра в 431-529 особей предлагают верить на слово и только на слово.
«Умные люди сказал – ты что, нэ понымаешь»?

Теперь о магической цифре 450 – 500. Склонен я предположить, что она очень не случайна. «Повышать» её международным экологическим корпорациям никак нельзя – они сами назвали в средине девяностых годов количество в семьсот тигров как численность, при которой этот зверь будет выведен из-под удара. А тогда чьим же именем тратить сотни тысяч долларов и плодить общественные организации?

По большому счёту, на то, объективно его считают, или нет, амурскому тигру наплевать. Как наплевать и на всю миллионодолларовую активность вокруг него. Они существуют в параллельных мирах – тигр и люди, распределяющие и тратящие его именем деньги.
 

Общественный и государственный подход.

По мнению различных аналитиков, общая сумма, вложенная международными экологическими организациями в самые разные проекты на юге Дальнего Востока России с 1993 года колеблется от 30 до 47 миллионов долларов. На первый взгляд, это достаточно значительная сумма.

Только на охрану тигра, по данным, представленным Сарой Кристи из Лондонского Зоологического общества, с 1991 по 2002 г. на русском Дальнем Востоке было вложено около 8 миллионов долларов США.

Так что – это много?

Щаз-з-з-з…

На самом деле, это соответствует прибыли всего одного супермаркета в течение года. Годовые же вложения колебались от 900 тысяч до трех с половиной миллионов долларов в год, то есть, равнялась обороту одного предприятия среднего уровня, например, магазина туристических товаров. 

Единственную спланированную и эффективную атаку на незаконное использование природных ресурсов на Дальнем Востоке предпринял всеми нелюбимый Китай.
Совершенно автономно от каких бы то ни было усилий международных и российских общественных экологических структур, Китай установил жестокое наказание за контрабанду объектов животного мира и древесины через границу. После этого, количество экологических правонарушений на русском Дальнем Востоке пошло на убыль – опять же, вне особой зависимости от вкладываемых на российской стороне денег.
Китай же продемонстрировал, что только государственный подход к природоохранной деятельности может быть эффективен.

Итак, из вышесказанного, очевидно, что никакого влияния на бизнес в регионе экологическая общественность практически не оказывает, и не может оказывать из-за мизерности вложений с одной стороны. С другой стороны, она сама по себе является бизнес-проектом, развивающимся по рыночным законам. Только этот проект очень сильно разнесен в пространстве – деньги вкладываются на фронтире человеческой цивилизации и в третьем мире, а собираются среди «Золотого Миллиарда». Более всего эта система похожа на коромысло, которое раскачивает фонд или Общество, сидящее посередине. Но большая часть людей, находящихся на одном плече действия экологического капитала, не видят другого плеча, что порождает, естественным образом, недоверие и слухи.

И не всегда необоснованные, заметим…

Но, может быть, общественные экологические организации имеют абсолютно ясную и жизнеспособную идеологическую платформу, которая способна заставить считаться с ней политические элиты?
 

Экология и государство.

Причин, почему не налажен реальный диалог власти и общественных экологических организаций в стране довольно много.

Неприятие, в конечном итоге, является, все-таки, не органическим, а экономическим. Людям, в том числе, чиновникам, жить надо здесь и сейчас. Сегодня надо взять откуда-то грейдер для очистки улицы, зарплату дворникам вывести из под ареста в банке, самому заплатить за колледж ребенка, выплатить кредит в банке. А тут приходит мужик, и говорит, что в лесу тигра дохнет. Да кто ж знает, дохнет она там или нет, кто ее там считал, окаянную? А если и считал – те тоже жулики и проходимцы, денег им надо, вот они своего и заслали. Сдохнет – не сдохнет – это МНЕ с деньгами на асфальтирование дорог поможет, нет? Уйди с глаз долой, жулик противный!

В конечном итоге все сводится к игре «за деньги».

И в этой игре экологические организации безнадежно проигрывают современной российской действительности.

Историю о том, что с помощью заповедников, национальных парков, заказников и т.д. можно зарабатывать деньги, представители власти знают. Знают, и даже верят. Но, будучи, в отличие от чиновников международных экологических структур практиками, а не теоретиками, знают, какие вложения потребуют эти структуры для того, чтобы они начали окупаться, и за какой период они окупаться начнут. За это время сдохнет и ишак, и эмир, и они сами.

А жить надо – сейчас.
 



Экология и политика.

Насколько экологические организации российского Дальнего Востока можно назвать общественными?

Я вспоминаю любопытное мероприятие, проводившееся года три назад под патронажем одной из международных экологических структур. Тогда под крышей Института биологии моря удалось собрать около полутора десятков общественных организаций. Собравшиеся там люди должны были выработать рекомендации по борьбе с браконьерством. Обсуждалось же там все на свете – от жалобы пограничников на недостаточное финансирование их рода войск, до способов управления государством Российским от Гостомысла до наших дней. Создавалось впечатление, что сидевшие в зале среднего возраста мужчины и женщины представляют собой не круг малоизвестных структур а, по меньшей мере, Госсовет или Администрацию президента Российской Федерации.  В какой-то момент автору эта форма общения несколько надоела, и он, чисто любопытства ради, попросил каждую из присутствующих организаций  рассказать о количестве их сторонников.

На полтора десятка лидеров не набралось даже сотни «штыков»…

У экологистов нет реальных механизмов влияния на экономические и политические процессы на опекаемой ими территории. Про влияние на экономику и бизнес мы говорили выше.  Что до политического влияния, то у экологистов отсутствует главное – массовая поддержка населения.

Когда мы говорим об истоках экологического движения на Дальнем Востоке, то стоит подумать о том, почему здесь, на территориях восточнее Иркутска в советские и перестроечные времена практически отсутствовал такой феномен, как студенческое природоохранное движение. А между тем, во многом, именно движение студенческих дружин и дало общественному экологическому движению России значительную часть его основных теоретиков и практиков, таких, как С.Забелин, Е.Шварц, А.Зименко, и многих других. Более того, в поздние восьмидесятые – ранние девяностые, именно бывшие дружинники выступили в качестве одной из основных организующих сил демократического движения в России.

Этому может быть здесь три причины. Первая – это то, что на относительно малонаселенной территории Дальнего Востока отсутствовала необходимая критическая масса населения. Кроме того, значительная часть социально активных молодых людей до начала 90-х годов предпочитала выезжать на учебу в центральные районы России, в те же Москву и Ленинград.

Другой причиной отсутствия на территории Дальнего Востока как студенческих дружин, так и более-менее внятных самостоятельных общественных движений, является то, что дальневосточное население традиционно не рассматривало себя вне зависимости от метрополии.

Третьей причиной являлся принятый на Дальнем Востоке временный образ жизни. На большей части его территории (за исключением, может быть, самого юга), жизнь здесь рассматривалась как временное явление перед переселением в центральные районы страны – хлебнуть романтики, заработать денег, да и вернуться, выкупив хату под Полтавой…

В середине девяностых стало понятно, что отсюда деваться некуда.
Кроме того, на территории Дальнего Востока всегда отсутствовали прямые экологические угрозы здоровью и жизни людей. Такие, как радиоактивное загрязнение Чернобыля, выбросы химических заводов Подмосковья, или отходы металлургического производства Южного Урала. Таким образом, для людей, отсутствовала мотивация объединения по причинам, которые, в большинстве своем, казались не очевидными.

Но именно Дальний Восток стал для международных экологических корпораций тем районом, где их деятельность на территории нашей страны достигла апогея.

Причин для этого было много. И удалённость от центральных российских органов власти. И невероятный бардак среди органов власти местной. И общая криминализация обстановки. Но главной среди этих причин была очевидная слабость так называемого «гражданского общества». Именно необходимостью его развития и мотивировали международные структуры развитие здесь своих программ.

«Гражданское общество» в понимании господ экологистов, создавалось на Дальнем Востоке так.

На планёрке какой-нибудь международной организации обсуждается необходимость создания образовательного центра где-нибудь в южном Сихотэ-Алине. Центр должен кому-нибудь принадлежать.   «Нет проблем» - бодро рапортует ответственный корпорации за данное территориальное образование – «Мы создадим в деревне Гадюкино общественную организацию, оформим с ней партнёрство, и на её основе создадим центр». «А не бортанут они нас» - законно сомневается директор, - «после того, как мы этому партнёрству приобретём здание, оборудуем его»? «Да как же они нас бортанут» - искренне удивляется координатор – «кто же, кроме нас, им, убогим, ещё на такую хренотень деньги даст»?

Таких псевдообщественных организаций, хоть экологического, хоть какого угодно характера, на территории русского Дальнего Востока создано превеликое множество. И главной их задачей являются не просвещение населения, не ведение какой-либо природоохранной деятельности, а освоение финансовых потоков корпораций, и увеличение количества зависимых от них людей.

Интересно, что точно такая же схема в первую половину 90-х годов на Дальнем Востоке была опробована и по отношению к государственным организациям. Именно по инициативе транснациональнх экологических корпораций была создана уникальная для России специнспекция «Тигр». До начала третьего тысячелетия она финансировалась широко и всесторонне. Но в начале миллениума руководство «Тигра» решило, что государственные интересы достаточно сильно расходятся с указаниями, получаемыми от международных «экологистов». И последние весьма эффективно заблокировали её деятельность, так что сегодня специнспекция представляет собой совершенно недееспособное образование.

К счастью, это – единственный случай, когда представители транснациональных экологических корпораций смогли эффективно навязывать свою позицию государственным органам и сумели поставить их в полную зависимость от своего финансирования.

Если, по общепринятому выражению, на большей части России экологические организации «подсели на иглу» зарубежных грантов, то на Дальнем Востоке они из этой иглы, во многом, и вылезли.
 


Экология и взятки.
 
Действовать, Ваше Превосходительство, следует не оборонительно или наступательно, а подкупательно.
А.С.Пушкин. Капитанская дочка.
 
Мы сегодня подходим к одной из наиболее сомнительных форм действий международных экологических организаций не только на Дальнем Востоке, но и в принципе, на всей территории «Третьего мира», к которым организации, базирующиеся в странах «Золотого миллиарда», относят и Россию.

Это – выплаты т.н. грантов представителям как законодательной, так и исполнительной власти нашего государства. Да что там говорить – мне лично пришлось быть свидетелем разговора, во время которого представитель международной экологической корпорации предлагал нанять армию для ведения природоохранных действий на Дальнем Востоке России, мотивируя это тем, что в Африке они так и поступают!

Те «общественные организации», которые плодятся и множатся под крышей международных экологических корпораций как раз и призваны скрыть направление неочевидных, и даже сомнительных финансовых потоков – таких, как выплату средств российским чиновникам за лоббирование тех или иных выгодных корпорациям решений. О каком же «гражданском обществе» после такого подхода может идти речь?


 
Экология и идеология.

Очень часто общественные экологические структуры совершенно не думают о доступности своей миссии для среднего россиянина. Вот, как быть, например с «сохранением биоразнообразия во всей его множественности для наших детей». А теперь – давайте, пусть не на счет «раз», а на счет «двадцать пять» объясните владельцу автостоянки Альберту Кукуеву, что такое биоразнообразие, и что случится, если оно уменьшится, или увеличится, или что там еще бывает с этим самым биоразнообразием…

Некоторые экологические организации вообще не заморачиваются внятностью идеологии, и просто пошли в продвижении своей торговой марки путём прямого ее запечатления: самая известная экологическая организация мира называется предельно просто – «GreenPeace», а ее брэнд – заглядывающий в душу детёныш тюленя не заставит дрогнуть сердце только самого отпетого бармалея. Другая организация – Всемирный фонд дикой природы (WWF) подкачал с очевидностью названия, но его логотип – чёрно-белый мишка-панда, пожалуй, способен посоперничать с гринписовским тюлененком. Недаром, на защиту этого логотипа адвокатами Фонда  ежегодно тратятся десятки тысяч долларов по всему миру.

В 2003 году четырьмя ведущими экологическими теоретиками России была издана книга «Охрана природы России: от Горбачева до Путина». Выполненная в качестве всестороннего анализа экологической политики Федерации, она, по большому счету, сводится к тезису о непонимании российской властью важности экологических программ и полного их игнорирования. А какого лешего, скажите пожалуйста, им было понимать их важность, если за экологическими программами не стояло получение немедленных экономических бенефиций, или политического давления значительных человеческих масс!

При этом, совершенно не надо считать, что только наличие прямой материальной выгоды способно подвигать человечество на невероятные усилия для достижения неочевидной цели. Под неочевидной целью я полагаю, как достижение царства Божия, так и завоевание земного мира. Транснациональные же экологические корпорации вместо царства Божия предлагют нам (вдумайтесь только!) установление режима неистощительного (ага!) природопользования (бррр!).

Повторим: режима неистощительного природопользования.  Тридцать три буквы на два слова! Это как же надо не любить свое дело, чтобы обозвать его подобным образом!
 
К чему же в деле охраны природы пришли международные экологические организации на Дальнем Востоке сегодня?
Международные экологические корпорации идут путём навязывания стратегий, разработанных за рубежом, и старательно внедряемых на российской почве. Эти стратегии направлены прежде всего, не на достижение природоохранных успехов, или защиту того или иного вида животных, а на создание в России «гражданского общества» в том виде, каком его представляют себе ведущие умы «развитой демократии».

Они выражаются в:

; искусственном создании огромного количества неправительственных общественных организаций. Подавляющее большинство из них совершенно несамостоятельны и могут существовать лишь при руководстве извне и при наличии грантового финансирования теми же международными корпорациями экологической направленности.

; прививании массе населения России мировоззрения,  выгодного странам «Золотого Миллиарда». В упрощённом варианте оно выглядит как необходимость бездумного следования рекомендациям «экспертов» международных экологических корпораций, с принятием на веру их умозаключений, без самостоятельного анализа их правильности.


; повышении социальной напряжённости путём насаждения антагонизма между российской власть и простым населением (особенно, в сельских и таёжных районах). Международные экологические корпорации борются не с причиной, а со следствием – не с тотальной бедностью,  а с вынужденным браконьерством и рубками. Увеличению этой же напряжённости способствует и неоправданное исключение значительных территорий из хозяйственного оборота (создание новых особо охраняемых территорий), и система грантовых выплат инспекторам в зависимости от количества вскрываемых нарушений. Эта система способствует тому, что инспектора лесного, рыб- и охотничьего надзоров «набирают очки», раскрывая самые массовые и малозначительные нарушения, и не связываются при этом с организованными преступными группировками, добывающими лес и другую продукцию таёжного происхождения на продажу.
 

На первый взгляд, вышеописанные проявления деятельности более подходят каким-нибудь тоталитарным сектам или адептам идеологии. Ну что же – это не может не наводить на некоторые размышления.