Ладожские шхеры

Как описать хоть малую часть встреченного тобой? Изложить так, чтобы любой прочитавший бросил бы все ради того, чтобы увидеть это своими глазами…
Шхеры Северной Ладоги… Для местных рыбаков они как для питерца разводные мосты — чего там смотреть, попасть бы на свой берег.
Их тут не так много, рыбаков, — за те две недели, что мы перемещались по шхерам, мимо нас шныряли одни и те же катера с 10-ти, 20-ти и 40-ка сильными «Сузуки» и «Ямахами». Еще попадались, правда, и «Ветерки» и «Вихри». Хозяева катеров, независимо от мощности моторов, делали одно и тоже дело — ставили сети в быстро наступавшей темноте, когда серое от облаков небо отличается от воды только лишь полной неподвижностью, а Ладога все еще играет тихой зыбью далекого шторма. Как выбираются сети, мы не видели — просыпали. Лишь один раз довелось нам наблюдать это действо. Тогда неподалеку от нашей стоянки уже в 11-м часу утра вдруг мертво встал давно некрашеный, старый катер с жестяными крылышками по бокам, не помню, как называется эта модель, кажется «Казанка» — раньше только они и бегали по российским водоемам. На транце катера был подвешен его ровесник — «ветерок», а капитан — сухой, обожженный северным солнцем старик — молча скомандовал что-то своему «экипажу» — жене, точной его копии, и та привычно села на весла и мелко и бесшумно начала выгребать, отводя в сторону от берега тяжеленное советское корыто, а ее муж, стоя на корме и так же молча подавая команды (грести, не грести) выбирал сеть. Не нужен был бинокль, чтобы понять — улов их скуден: всего один подлещик и пара-тройка окуней размером с дужку очков.
Ловили не только сетями. Напротив одной из наших очередных стоянок торчал из воды огромный камень с чаячьим яйцом на макушке. Этот камень всю ночь служил «лобным местом» для обладателей длинных спиннингов. Подходил к валуну катер, высаживалась пара-тройка любителей покидать блесну. Иногда подваливал еще один, скидывал своих рыбаков и прибывшие раньше спокойно двигались, меняли место, распределялись равномерно по склонам валуна. Чайки ругались на них матерно, защищали яйцо, но люди не обращали внимания на птичьи крики — они ловили рыбу и чайки со своими семейными инстинктами интересовали их меньше всего. Утром, когда мы отходили, яйцо так и оставалось на прежнем месте.
Помимо надувных лодочек и советских жестянок, пролетали мимо новенькие пластиковые «покорители озер» с парой разносильных «Меркуриев» за кормой, либо со стационарными водометами. Мотор таких судов ревет изысканно, на все свои тысячи «зеленых»; прожектора бьют безжалостно в серую воду, а над рубкой в специальных гнездах торчит подобно антеннам на детской радиомодели десяток спиннингов «Шимано».

Совсем другая категория — байдарочники. Их много, они путешествуют большими группами от трех до полутора десятков байдарок. Это или семьи, помешанные на водном туризме, или «экскурсии», организованные многоопытным «волком»-путешественником вдруг решившим осесть на старости лет на одном месте, организовать свою фирму, и таким образом обеспечивать «туристов на сутки» всем необходимым, включая красоты природы, до которых любой в принципе может добраться сам. Но так уж развилось в нас за последнее время понятие: «заплати и получи», что люди перестают делать что-либо самостоятельно, даже отдыхать. «Волк» относится к подобным «туристам» индифферентно, но без раздражения, — ведь теперь это его бизнес. Сам же он, поддерживая форму, изредка выбирается на наиболее сложные и интересные участки маршрута, где гарантированно не встретит никого из своих клиентов.
«Туристов на сутки» легко отличить: они идут плотным строем, постоянно перекликаясь, иногда в сопровождении катера. Время их движения, стоянки — все давно выверено и просчитано инструкторами. Шаг вправо, шаг влево мягко карается укоризненным покачиванием пальца сопровождающего. Да их и не привлекает отойти чуть в сторону, зачем? Они уверены, что за те деньги, что заплачены фирме, им и так покажут все интересное, что есть в шхерах. Вряд ли кто из этих людей вернется сюда еще раз, потому как уже с полным (как он считает) правом «турист на сутки» может утверждать: «я был в шхерах и все там видел». И кто ему объяснит, что его «путешествие» с массовиками-затейниками и «вечерами знакомств» равносильно экскурсии, скажем, вокруг Исаакиевского собора с последующим утверждением, что это — лучшее и больше в Питере смотреть не на что?
Другое дело — семьи на байдарках. Тут можно встретить три поколения сразу и с сарказмом, быстро перерастающим в уважение наблюдать, как 70-ти летняя старушка в новеньком, оранжевом спасжилете с кармашком на спине, бодро выгребает против волны на своей собственной «Свири». А затем уже без малейшего удивления встречаем мы ту же старушку аж на Рускеальских порогах, только в дополнение к спасжилету на голове у нее теперь еще красуется защитный шлем.
Путь повязанных кровными узами туристов-байдарочников непредсказуем и зависит исключительно от степени фанатизма центральной фигуры — отца семейства. Но так же как старшая по возрасту в этой семье безоговорочно покупает на свою пенсию байдарку, так же безоговорочно будут следовать они за своим провожатым и, наверное, это то, что объединяет людей гораздо крепче, чем штамп в паспорте или общая фамилия.
И вот, шхеры. Без хорошей карты здесь делать нечего. Проход между крупными, длиной до нескольких километров островами может запросто спрятаться за полуметровой высоты камышом, и лишь полная уверенность, что он здесь есть, способна подвигнуть путешественника углубиться в заросли. И только когда байдарка уже почти ткнулась носом в берег, вдруг обнаруживается рядом узенькая, шириной в рыбачью лодку протока, закрытый лесным сводом водяной коридор, через несколько десятков метров плавно расширяющийся навстречу следующему заливу.
Но и карта может подвести. На нашей, к примеру, четко были изображены два узких, но вполне судоходных пролива справа и слева от острова. Мы бодро выскочили из левой протоки, и тут же ветер с упорством, свойственным только ослам и природным стихиям понес нас обратно в лесной коридор. Сопротивлялись мы долго, гребли упираясь до ближайшего островка по центру залива, чтобы там, наконец, передохнуть и оценить дальнейший путь.
Островок порадовал встречей с гадюкой, что сразу отбило охоту пребывать на нем дольше необходимого. А северный встречный ветер со скучной убежденностью офисного охранника все требовал повернуть назад.
Но ведь неинтересно возвращаться уже пройденным путем. И мы, перехитрив, как нам казалось непреклонного, но туповатого, стража соседнего архипелага, легли в дрейф к югу и быстренько спустились до следующего пролива, огибавшего остров справа. Зашли в притихшие воды, спрятались от назойливого ветра, оглянулись и поежились. Ощущение унылой заброшенности, давней катастрофы, от которой так и не смогла еще вылечиться природа, накатило сразу же со всех сторон. Серые, могильные берега круто падали в почерневшую от близкого шторма воду. Сосны, в цвет окружавших их камней, торчали, нелепо раскорячив цепкие и страшные, удавоподобные корни; многие деревья уже сдались и рухнули плашмя на мертвые камни, готовясь первой же весной сползти вместе с тающим снегом на дно залива и замереть там до следующего ледникового периода, либо до бума по мореному дереву.
Пролива не наблюдалось, но вернуться назад уже не было никакой возможности — расстроенный тем, что его надули, ветер стоял за углом, и только и ждал появления нашей лодочки, чтобы вместе с нахальным экипажем отправить ее еще дальше на юг в открытую Ладогу.
Подойдя вплотную к берегу, мы увидели, что пролив здесь… был, а точнее говоря — бывает весной, когда стоит высокая вода. А сейчас это даже не ручей, а гнилостная канава, набитая илом и богато заселенная комарами и пиявками. Дабы окончательно убедить нас в том, что мы влипли, природа тут же включила мелкий дождь.
Надо, надо брать с собой фотографа и избавлять его от всех забот, кроме одной — щелкать фотоаппаратом. Причем качество снимков проверять сразу же и, если оно неудовлетворительно — пешком отправлять домой. Разумеется то, как мы под дождем втроем тянули на весу лодку со всем барахлом, по колено в пиявках, никто не заснял. А жаль.
До чистой воды мы добрались, но даже кратковременное пребывание в царстве скорби и безнадежности серьезно повлияло на наш мозг. Мы дважды прошли мимо второго пролива, ведущего вглубь не пожелавшего отпускать нас архипелага, хотя коридор этот был виден также четко как сосны на берегу.
С тех пор правый, «пиявочный» проход между островами отмечен на нашей карте жирным, предупредительным крестом.
Поскольку следующий архипелаг нам не дался, мы решили обследовать более подробно то, что на данный момент оказалось доступным. А самым доступным и привлекательным являлся для нас остров Хонкасало, северный берег которого угрюмо возвышался над последней нашей стоянкой.
На южной оконечности острова расположена самая высокая точка в шхерах — гора Вахтимяки (около 80 метров). Разумеется, на нее ведет туристическая тропа — с высоты открывается великолепный вид на Ладогу и Валаам. Тропу пересекают лосиные следы. Сразу за горой — круглое, болотистое озерцо. Где-то здесь, на острове, во Вторую мировую стояла финская батарея (2 орудия 57 мм), но точное ее местонахождение неизвестно.
Однако само исследование острова, это уже отдельная история.