Роман глава шестнадцатая

1
Избороздить первый снег лыжами – дело почти святое. Как-никак замена бегу. Прокладывать путь на поле Чудес курсантская братия устремлялась, конечно, не с таким торжеством, с каким крестьянин норовил заскочить в барский лес для порубы, но что роднило ходоков по первому снежку, так это – дровни!

С небольшой лишь разницей: крестьянские дровни тащила лошадь, курсантские обувались на ноги. И если крестьянин лениво махал кнутом, чтоб дровни веселее обновляли путь, то советский курсант для бойкого аллюра махал палками как пропеллер.
Насчёт торжества: когда военного в выходной день выводят на старт, это и есть праздник. И называется он – спортивный. Единственная радость от него – после финиша час-два покоя.

Дровни - военные лыжи под сапоги - громоздкие, тяжёлые, курсанты «оседлали» ещё в прошлом году, и согласились - «Дрова!» – точнее названия не придумать!
Драпук, выпучась на лыжи как пингвин на ласты (что за протезы!), авансом пожаловался Худякову: - Я никогда на лыжах не ходил! – И в расчете на послабление пояснил: – Крымчанин. Снег первый раз вижу.
- А ходить и не нужно, - невозмутимо отозвался офицер. – На лыжах бежать надо. Одел - и побежал в норматив. Если ногам тяжело, разрешаю в руки. Но в норматив!

Про норматив Худяков напомнил и сейчас - раздавая нагрудные номера. Освежить после лета память «десяточкой» и размять ноги требовалось по его мнению без раскачки, но офицера слушали вполуха. Первый снег радовал белизной, яркостью и не рождал позывов ломиться во всю прыть. К тому же оценка важна в журнале, а на спортивном празднике… не жирно ли?
На старте же все шустро ломанулись вперёд – показать взводному прилежные спины. Даже Драпук подхватился орлом, суетливо застучал «дровнями» по снегу, словно в судорогах подналёг на палки... 

За поворотом порох крымчанина весь вышел, он остановился придти в себя. Охочие уложиться в норматив (в небольшом количестве) вырвались вперед, как следует наддали по лыжне.
- Очкогрёбы, вперёд! – хлестнул им в спину клич Драпука. – Скипидару вам под хвост!

Остальные потрусили с ленцой, остановками и забавами. Курсанты не отказывали в удовольствии посмотреть на преображённую снегом землю, на тёмные воды Волги, бросить в товарища снежок, а то и просто покурить.
Тураев с Кругловым затесались в самый хвост: за ними плелись лишь Василец и вечный замыкающий Драпук. «От наших двоек волки не подохнут» - остепенился Круглов, и заодно остудил Тураева. Вячеслав воткнул палки в снег, потянулся за сигаретой. «На свежем воздухе курить полезно, - засмеялся он, - особенно никуда не торопясь»!

По четыре балла друзья заработали бы без сомнений, но душа желала другого - от сверкающего солнца, от белых просторов, от лёгкого морозца дышалось радостно, свободно. Хотелось наслаждаться блаженством, а не вгонять себя в пот и глазеть лишь на колею.
В этом желании пехотинцы оказались не одиноки - от приятного катания на холмах поля Чудес заходилась счастьем стайка молодых людей. Пятеро парней и три девушки с криками и визгом носились друг за другом, толкались, барахтались, съезжали с горки. Взметая фонтаны ослепительного снега рядом носилась чёрная немецкая овчарка с толстым кожаным ошейником.

Своё внимание юноши откровенно дарили остроносенькой лыжнице, чьё приятное личико выглядывало из полосатой спортивной шапочки с белым помпончиком. Она и была хозяйкой собаки – часто кричала: «Лорд, ко мне!» и ласково трепала овчарку между ушей. С девушкой заигрывали, в неё несильно бросали снежки, а когда она падала, спешили подать руку. Остроносенькая лежала на спине, как на седьмом небе, румянилась от галантности кавалеров и привередливо выбирала за чью руку ухватиться.

Курсантов девушки провожали романтичными взглядами. Передовики бежали напористо, красиво, нагрудные номера гордо развевались от ветра.
Вторая партия пехоты напрягалась меньше, потому удостоила весёлых лыжниц разглядыванием и предложениями пристроиться рядышком. Девушки не отмалчивались, бойко сыпали игривыми фразами.
Юноши своих подружек взревновали: высокий парень с передними широкими зубами «лопаточками» – поставить торчком два уха – чисто заяц выйдет, видя, что вереница курсантов уже показала хвост, принялся подшучивать над остатками.

- Служивые! Что не торопимся? – крикнул он, опираясь всем телом на бамбуковые палки. – Слабо бежать что-ли?
- Вот и полагайся на таких защитников! - хохотнул упитанный паренёк в красном спортивном костюме – под стать своим щекам. – А нам говорят – спите спокойно!
 Круглов на «цеплялки» никакого внимания не обратил, Тураев покосился – обидно, но – пусть полают, караван пройдёт!
- Эти дохляки наохраняют! – иронично подал голос третий – щетинистый, в белой кроличьей шапке. - Еле плетутся.
Девушки насмешливо захихикали.

- Кто дохляки? – оскорблёно остановился Драпук. Василец тоже уставил на задир возмущённый детский взгляд – они что – формы не видят?!
- Если не дохляк, вставляй себе фитиль в одно место и чеши со скоростью бешеной свиньи! – посоветовал Драпуку «Заяц», ядовито поблёскивая полированными «лопатками». - А то строгие начальники заругают!
- Поясняю! Вы - дохляки! – крикнул щетинистый и бросил снежок Васильцу в лицо. Тот растеряно моргнул и полушутя полусерьёзно призвал на помощь - «Наших бьют»! 

Тураев и Круглов обернулись. Главный зачинщик слез с лыж, по-боксёрски покачивался перед Драпуком. Драпук размахнулся, намереваясь ударить забияку кулаком в живот, но тот ловко отскочил и припечатал курсанта в челюсть. Виктор, стеснённый лыжами, завалился на бок.
Драка завязалась жаркая. Курсанты горели желанием отстоять свою честь и показать себя перед девушками в полной красе. Василец бесстрашно, но безуспешно подступил к упитанному – тот толчком посадил курсанта в снег. Тураев быстро сбросил резинки креплений и поспешил к высокому – мстить за товарищей. Увернувшись от бокового удара, он крепко схватил парня за грудки, дёрнул на себя, потом подножкой повалил.

Двое парней, стоявшие поодаль, бросились помогать своим, и преимущество гражданских оказалось на лицо – Тураева схватили сзади за шею, пятившегося Круглова тоже брали в оборот.
Рягуж, что неторопливо ушагал метров на триста, до сих пор раздумывал бежать как следует или не бежать? Зачем он обернулся назад и сам не знал.

- Не понял! К нам претензии что-ли? – воскликнул Николай и на всех парах помчался обратно: заварушка куда веселее лыжни! Он соскочил с лыж, срывая напрочь резинки, ремень его в один миг оказался в руках и тотчас принялся выписывать круги и восьмёрки. Попади под его мельницу рука или голова, отсекло бы как ножом. Противники замерли, боясь, что курсант в ярости двинется на них.

- Кто хочет получить? - крикнул Рягуж, наливаясь злостью. – Подходи!
Он далеко отбросил ремень и с разбега, одним ударом уложил плотного парня в синем болоньевом костюме – что наседал на Круглова.
Через мгновение рука с шеи Тураева слетела – душитель подлетел ногами вверх. Что курсанты получили победное подкрепление, стало очевидным. Перепалка, начавшаяся с шутки, грозила обернуться серьёзным концом.

Неожиданно к Рягужу бросилась остроносенькая девушка с овчаркой. «Натравлю»! – закричала она, едва сдерживая двумя руками собаку. Овчарка клацала клыками, рычала, выгребала лапами снег – ещё миг и она бросится вперёд.
Рягуж смиренно опустил руки и чуть отступил назад. Боевой пыл обеих сторон как по команде канул в небытиё – неприятели выпускали друг друга из объятий, расходились к своим. Парни, отряхиваясь, вставали на лыжи, тихо переговаривались. Пехотинцы равняли нагрудные номера, осматривали лица товарищей. Василец держал на щеке небольшой снежок – охлаждал ссадину.

Рягуж, с опаской поглядывая на клыкастого врага, нашёл ремень, неторопливо опоясался. Наклонился к порванным лыжным резинкам, выругался.
- Я вас узнала, - сказала ему вдруг девушка, подходя ближе. Собака тоже с рыком сунулась было к Рягужу, но хозяйка дёрнула её к себе. – Фу, Лорд, свои!
Овчарка послушалась – перестала скалить острые зубы и тянуть морду вперёд.
- Меня? – удивился Рягуж.

- Вас. Мы прошлой осенью на набережной знакомились, - пояснила остроносенькая. – Когда за вами патруль из-за нашивки гнался.
- А-а! – обрадовался Рягуж, вспоминая первокурсное приключение. – Куда меня догонять!
– Вижу, - похвально заметила девушка. - У вас улыбка очень добрая была, а тут вы…

Рягуж в опровержение радостно показал тридцать два зуба.
Аръергард оправился от стычки и двинулся по лыжне – навёрстывать упущенное. На утоптанном снегу остался лишь Рягуж - без резинок скорости не наберёшь!
- Мы с друзьями на дачу шли, – сказала ему новая «старая» знакомая и пояснила: - Тут недалеко.

2
Худяков стоял на финише и не верил секундомеру: ни одного отличного результата. Две оценки «хорошо» – Кулеша и Копытин, удовлетворительно – семь. Не лыжный кросс, а какая-то прогулка в доме престарелых.
Взвод стоял хоть и румяный, но понуро – в ожидании «похвалы».
- Догоняем штат Айова! – начал громко Худяков свою любимую присказку. – Как дела идут?
Курсанты молчали.

- Отлично! Дела - отлично! – недовольно рыкнул офицер. – Двоечники увольнительные записки несут в туалет!
Он увидел на лице Васильца свежую ссадину.
- Это ещё что?
- Упал, - курсант потупился.
- Удачно! - саркастически подбодрил взводный и посмотрел на Драпука. - Ого! Ещё один «падальщик»!

- Я даже стоять не могу, предупреждал! – проворчал Драпук.
- За год вы должны не только стоять, а уже летать на лыжах!
Из-за училищного забора, энергично отталкиваясь палками, показался бодренький Рягуж – на его роскошных зубах играло солнце. «Десяточку» он не пробежал, зато успел помириться с гражданской компанией, более того - вместе с остроносенькой девушкой и её друзьями доехать до дачи и даже попить там из термоса чаю с домашними крендельками.

Рягуж подкатил к офицеру, не сходя с лыж приложил руку к шапке: - разрешите встать в строй?
- Та-ак, - совсем растерялся Худяков. – Когда бы эту «десятку» уже мёртвый прополз, мы ещё не все собрались?

3
Рягуж тоже лишился увольнения. Прилично раздасованный - новая знакомая ждала в гости уже сегодня, Николай толкался в длинной субботней очереди к телефону-автомату, что возле почты.
Пока Рягуж там выстаивал, объяснялся про непредвиденные обстоятельства и командирскую чёрствость, рота под присмотром ответственного Худякова ждала пропажу. Молчаливое перетаптывание в строю, тихие разговоры, поглядывание друг на друга – стоят шестьдесят человек и из-за одного хоронят своё время. А как иначе? Карфаген должен быть «построен»!

Худяков вытащил из ленкомнаты стул со спинкой, сел на него верхом, к строю, приладил на спинку руки и подбородок. Новенькую шапку положил рядом, на кровать.
Молчание нарушил Василец:
- Товарищ старший лейтенант, когда нас драться будут учить?
Худяков оживился, с лёгкой иронией посмотрел на «малыша»:
- Это насчёт «упал» сегодня ?

- Я серьёзно, - смутился Василец. – Офицерами же станем, а драться… одни комплексы вольных упражнений. Как балероны: руки вверх – руки в стороны!
Васильца поддержало несколько голосов.
- То марш-броски, то лыжи!
- Для кого бронетехнику изобретают? Всё пешкодралом, пешкодралом!
- В войска придёшь – солдата учить нечему! Только бегать!
- Нас, пехоты – до хрена и больше, - мрачно пробасил Остапенко. – Без приёмов обойдёмся. Количеством возьмём.

Худяков, несмотря на своё шутливое настроение, ответил серьёзно, обстоятельно: - Я в вашу бытность также думал насчёт рукопашного! Штука ведь необходимая. Потом понял - индивидуальное это дело, хлопотное. На марш-бросок что? Секундомер, зелёный свисток, – и вперёд!

А тут к каждому подойди, покажи, да не раз! С ошибками поработай, вспотей. Научить серьёзному делу непросто, потому и не берутся. У меня брат троюродный в милиции. Уж, казалось бы там-то приёмчики позарез нужны! А! – махнул рукой Худяков. – Кто хочет – тот занимается. Потому половина офицеров – торбы с овсом!

От очевидной правды все засмеялись, а Худяков вдруг открылся отцом родным: сидел красивый, с откинутой назад прямой шикарной прядью чуба, с ясным открытым взглядом, благожелательный. И был-то он всего старше на семь лет, а курсантам захотелось выговориться о службе, о житейском.
- Захотели - рукопашный! – бухнул Круглов с затаённым недовольством. – А царских кадетов и вальс танцевать учили!
- Что тебе вальс?   
- Сильно благородный что-ли? Вальс ему подавай!

Строй вскипел глупым, мелким возмущением – Тураев даже удивился, что такого неприятного сослуживцы нашли в вальсе?
- Вопрос в том, что учили! Человека развивали! – попробовал оправдаться Круглов. – А мы как лошади! Одно – в норматив!
- Белая кость! – иронично хмыкнул Агурский и покосился на взводного – оценил ли тот?
Худяков смотрел на спорщиков с интересом.

 - Между, прочим, - сказал он, - вальс дело нужное. Я с вальсом разок крепко пролетел, в ГДР. На вечере дружбы – немка пригласила. Красивая – после вальса бы точно женился! А я только за талию как следует прижать обучен! Музыка, паркет, огни, эта немка- красавица, и я – как парализованный. В общем, стыдоба! Меня сейчас соседка танцевать учит.

Худяков прибыл в училище в одно время с набором. Отслужив в Германии положенный холостяцкий срок – три года, он покинул мотострелковую дивизию Дрезденской армии, куда был распределен сразу после Благовещенского училища, и вернулся в СССР. Офицеру без всяких проволочек могли добавить ещё два года заграничной службы, посети он ЗАГС с какой-нибудь девицей, и под марш Мендельсона признай её своей законной женой. Кандидаток на свадебное мероприятие имелось изрядно, и таких, что сами в ЗАГС зазывали, рисуя на горизонте резкое удвоение счастья: обретение любящей жены и ещё два года в ГДР.

Как не приглянулась Худякову Германская Демократическая Республика с её сказочным магазинным изобилием, настоящим пивом и вторым окладом на сберкнижке, торг свободой он посчитал неуместным. Да и любовь претенденток на штамп в паспорте вызывала сомнения - свадебную охоту те вели на всех холостяков части.

Старлей получил предписание на родную сторону, снарядил трёхтонный контейнер, набитый по советским понятиям дефицитными вещами, упаковал в дорогу два приличных кожаных чемодана. Соорудив на прощание сослуживцам отходную в любимом гаштете, Худяков с чистой совестью отчалил в Ульяновск, где первым делом возглавил молодую роту на марш-броске.

В дверях возник потерянный Рягуж, замер в раздумье – подходить или ретироваться. Худяков без строгости ткнул в его сторону:
- Вон, Рягуж – челюсть свернёт любому супостату. А кто его учил? Армия? Нет. Сам захотел. Из-за него рота стоит двадцать минут, и никто не скажет, «что же ты, дорогой, нас подводишь»? Потому что Рягуж - боксёр. Сила!
Тот понял - вздрючка миновала и, показывая белые зубы, шагнул к Худякову – спрашивать разрешения.

- Что в хвосте весь день плетёшься? – Взводный выговарил беззлобно, символически. - Пружина ослабла? Знаешь, через какое место её заводят?
Тураев, посматривая на куцый взвод, в преддверии ужина совершил приятное открытие: с соседнего стола ни одного едока! Нет Кулеши, Копытина, показавших на лыжном кроссе героические результаты.

По неписанным законам бесхозные пайки перепадали тому, кто первый их возьмёт. Но оставить с носом остальных желающих было непростой задачей.
Раннему и одиночному появлению в столовой мешали два препятствия: старшина, который требовал на построение всех; и дежурный по училищу (или его помощник), что частенько околачивался на крыльце столовой. Для успокоения старшины ловкачи занимали свои места, а потом исчезали. С дежурным сложнее: пройти мимо него дозволялось лишь при штык-ноже – верного показателя, что курсант в наряде.

Штык-ножи на дороге не валялись, и пойманные одиночки сочиняли небылицы о внезапно полученных приказах и уникальных миссиях. Ухищрения не знали границ, вплоть до представления под вымышленными фамилиями. Здесь всё складывалось как в карточной игре – кто кого переблефует. Дежурный мог потребовать военный билет и проверить правдивость слов; если же курсант отчаянно докладывал, что военный билет у него забрали поставить отметку о награждении нагрудным значком «Воин-отличник», офицер мог позвонить командиру роты и справиться о подчинённом.

Как бы там ни было, если любители покушать в одиночестве попадались, то их фамилии и документы оказывались у командиров батальонов. А те со знанием дела ставили зарвавшихся курсантов на «правёж».

4
О ничейных пайках Тураев заговорщицки шепнул Круглову. Тот в свою очередь, предложил план захвата Рягужу. «Идея наша – пилотаж твой» - сказал Круглов – с боксёром отсеять конкурентов вернее! Удвоенный ужин заманчиво возник в голове каждого, но Рягуж приободрился особенно.
Курсантская столовая по фасаду имела четыре широких двери. Вход-выход в правом крыле, такой же вход-выход в левом. Четвёртой роте дозволялось заходить только в двери левого крыла, где и были посадочные места.

Пустое крыльцо столовой задачу Рягужу облегчило, он незаметно выскользнул из строя, метнулся к правой стороне. Видя, как удался Рягужу манёвр, Тураев и Круглов обрадовались – хоть какое-то удовольствие сегодня обеспечено! Лишние пайки после спортивного праздника мерещились многим, и в надежде их заполучить, курсанты ломанулись к дверям как могли. Тураев с Кругловым на второй этаж поднимались не спеша - вот что значит анализ обстановки и решительные действия!

Рягуж и в самом деле уже был за столом, но увы, спиной к нему восседал ни кто иной, как Копытин. Желанные сахар, белый хлеб и масло, заочно переваренные голодной троицей, сделали привет ручкой.
- Западло! – проворчал Тураев, меняясь в лице. Разочарование смешалось с неловкостью за поступок сослуживца - зачем вырываться на свободу, если ради экономии несчастного рубля вновь тащиться в училище?!
Факт оставался фактом. Копытин, облачённый в парадную форму, сидел с невозмутимым лицом и тщательно ворочал прыщавыми челюстями. Два куска белого хлеба, поблёскивающие приличным слоем масла, сигналили – соседушка проглотит четыре пайки и не подавится.

Глядя на Копытина, курсанты не скрывали зависти: сколько удобств себе он сотворил! И на ужин заявился без строя, и пайки товарищей препроводит в свою утробу как здрасьте! 
- Если человек из двух зайцев догоняет трёх - не нравится мне такой охотник! - изрёк Круглов, усаживаясь на место. Скудный ужин оставалось скрасить только бодрыми словами.

- Это не про зайцев, - подхватил трагическую тему Тураев. – Это про пернатых - за копейку воробья в поле загонять. А здесь даже четыре несчастных воробушка за какую-то копейку.
Копытин на глубокомысленные замечания соседей внимания не обращал – наслаждался дармовщинкой. Закончив ужин, поднялся из-за стола. Его в строю официально нет, потому опять по личному плану.
- Ну, теперь поспать? - ядовито окликнул Рягуж.
- В кино съезжу.

P.S. Экскурс в биографию Худякова перенесён сюда из первой главы.

Глава 17
http://www.proza.ru/2009/10/28/742