Два выстрела в упор

Заканчивался февраль, день заметно прибывал, уже выпало несколько чудных деньков, когда пахнуло скорой весной. Утром небо было прозрачно-голубым, к обеду начиналась капель, и в скверах  восторженно принимались чирикать воробьи.

Сказать, что Надя не любила петербургскую зиму – значит, ничего не сказать. Она эти пасмурные дни, когда медленно начинающийся рассвет плавно перетекал в дневную серость, а затем в слякотные потемки вечера  – ненавидела. Старалась чаще ходить в бассейн, проплывала по триста метров,  потом непременная сауна, мучила себя до седьмого пота на шейпинге, загорала под ультрафиолетом. Но настроение было всё равно никудышным. Около точки замерзания.

Хотелось не в лазурные тропические волны, не на Кипр, - надоели. Да и после возвращения ещё мучительнее было видеть снежную кашу и лужи. Хотелось посидеть одной у камина, посмотреть в огонь, и чтобы вокруг дома были сплошные снега. Вечером в баньку с душистыми березовыми вениками, а,  слезши с полка,  ухнуть в сугроб. Можно было, конечно, съездить на дачу, но там уйма соседей. Как ни приедешь, то непременно либо к тебе вечером гости - и дым коромыслом. Либо сама вынуждена идти  на званый ужин, иначе начинались обиды. Пять лет назад это была крохотная, вымирающая деревушка на берегу озера на Карельском перешейке. А теперь никаких избушек не было и в помине, а высились всё сплошь коттеджи непомерного размера. Поэтому ее порадовал этот звонок: заказывали восемь девочек с выездом на охоту.

- Надежда, - рокотал  в трубке баритон её заместителя Петровича, - клиенты надежные, я проверял. А бзык у них такой – поохотиться на волков. Учитывая, что как раз на субботу выпадает День защитника отечества, то, скорее всего, едут они как обычно: водочки попить, шашлыком закусить с семужкой. А ружья – это так, для блезиру. Давай я съезжу, присмотрю за порядком, заодно и проветрюсь. Своё ружьишко возьму, на номере постою. Зачем тебе этот выездной пикник со стрельбой по пустым бутылкам?

Петрович был человеком надежным, проверенным, в армии служил в разведке, прошел через афганскую войну, там же получил тяжелое ранение и был комиссован. Поэтому Юрий Петрович и был определен на пост ответственный, – заведовать службой безопасности ее фирмы. Осечек у него не было, нос он всегда держал по ветру, пил в меру, и своё место знал твердо. Поэтому положиться на него она могла. Но – до известной степени. Знаем мы этот день защитника отечества, он же  день красной армии. В который то ли мы немцам по сопатке надавали, то ли они нам. Скорее всего, – они нам. Примут охотнички на грудь в немереных дозах: начнут вспоминать армейские денечки, самоволки, старшину – мучителя, девчонок – изменщиц. Как в разведку ходили и на гаубтвахте сидели. Да, наверняка, еще с собой кассету «Особенностей национальной охоты» возьмут, устроят просмотр и усугубят – «Ну, за любовь!».

- Спасибо за заботу, Петрович, но я съезжу сама. Девочек возьму новеньких, пусть привыкают работать на выезде, - ответила она заму. – Я им смогу ласково и популярно нюансы работы объяснить. А ты у нас командир строгий – равняйсь, смирно, сосать, лежать, бояться! У меня, между прочим, батяня охотником был. И научил меня из ружья стрелять. Я даже уток влет била. И не раз. Так что еще неизвестно, кто из нас лучше из ружья палит. Из «Макарова» с тобой тягаться не буду. Ты мне лучше скажи, где экипировку купить, не буду же я на охоте в джинсах и шубе щеголять. И по - быстрому разрешение на покупку ружья сделай. Хорошее ружье интеллигентной женщине не помешает.

- Ну, Надюша, снимаю шляпу, любовь переполняет душу. Я просто не знал, что у тебя охотничья закваска, - баритон отставного майора завибрировал на самых низких тонах. Наверно, девочки в санбате от такого голоса просто млели.

-  Петрович, кончай меня умасливать. Премию ко дню защитника нашего милого отечества я тебе и так бы выдала. Давай по делу, - прервала своего зама Надежда.
 – Разрешение на покупку будет сделано. Через два дня, - стал чеканить Петрович. - Экипировку лучше всего купить в «Беркуте», там у меня однополчанин директором. Там же продается надежный пятизарядный «браунинг» 20 калибра. Картечью на 35 метрах и волчару завалит. И бычару.

- Вольно, майор.

Она спрыгнула с кровати, задвинула ящик тумбочки, где лежала «Беретта», встала у зеркала, придирчиво осмотрела фигуру. Хороша девочка, ничего не скажешь, хороша. Нет, недаром она тратит столько баксов на все эти бассейны, массажи, сауны, антицеллюлитные – будь он неладен, кремы и процедуры. Накинув белоснежный махровый халат, прошла в ванную комнату. Открыла краны на полный напор, и через десять минут с наслаждением погрузилась в горячую воду. А водичка эта, между прочим, до того, как попасть в колонку, очищалась мощным американским фильтром.

Через три дня Надежда вошла в «Беркут», где у входа стояла чучело здоровенного волка с оскаленными зубами и желтыми злыми глазищами. У кого-то она уже видела такие. Кто-то уже вот так же буравил её взглядом.

Таксидермист или как там называется эта специальность, постарался – зверь выглядел настолько живым, что казалось, – влетел в магазин только что с заснеженного невского льда, и присел, готовясь к прыжку. Надя невольно поёжилась: по телевизору волки выглядели почти ручными, и намного мельче.

Комбинезон, сапоги, термобелье она выбрала известной американской фирмы.  Владелец магазина, Олег Иванович, седовласый, импозантный, с таким загаром, будто только вчера вернулся с сафари, отнесся к ней с почтением. А ничего однополчанин у Петровича, отметила Надежда, - хорош. Надо будет поинтересоваться у зама, – был ли его друг уже в каком-нибудь массажном салоне их сети. А если не был, то почему Петрович моргает? Премии хочет лишиться?

Олег Иванович ценил таких покупателей: в его магазине впервые дама покупала охотничью амуницию и ружье не мужу, не другу, а себе. Сумма набегала приличная. А вдруг это станет модным у таких светских львиц? Друзья, опять же, спросят – где такую амуницию брала, почем. Вот и отложится в памяти название магазина.

«Браунинг» он выбирал тщательно и любовно. Надежда про себя отметила, что ружей он касается так, словно делает им эротический массаж. Вот интересно, он жену тоже так оглаживает или ограничивается привычной супружеской палкой? Ружей Олег Иванович перебрал штук десять, вставлял зачем-то гильзу без капсюля в ствол и смотрел на лампу. Придирчиво передергивал затвор, слушая, как работает механизм. Попросил, чтобы она несколько раз вскинула ружья, прицелившись в чучело утки. Приклад был для Надежды длинноват. Сама бы она такой тонкости не заметила, но глаз опытного охотника это сразу же засек.

- Надежда Николаевна, - предложил он, - не откажитесь выпить со мной кофе. У меня, между прочим, кофейник итальянский, выжимает из кофе весь аромат, вкус и даже усиливает их. А наш мастер тем временем над прикладом поколдует. Укоротит так, чтобы вы ни одного промаха не давали.

Пока пили действительно очень ароматный кофе, Олег Иванович расспросил на кого предстоит охота.

- На волка? – поднял он брови. – Тогда подарок от нашего магазина – пятьдесят итальянских патронов с картечью. Чтобы картечины не загрязняли природу свинцом, – покрыты тонким слоем латуни. Резкость – прекрасная. Попробовать бой ружья не желаете?
Тир был в подвале, прямо под магазином. Мастер уже принёс ружье с подогнанным прикладом, на котором не было ни малейшей царапинки, ни единого признака того, что приклад укорачивали. Мишень была ярко освещена. Надежде дали массивные наушники, научили заряжать «браунинг». Ее ружье начинало ей все больше и больше нравиться. Так, чему учил папаня? Приклад вжать в плечо, затаить дыхание, чуть наклониться вперед. Она подвела мушку к центру мишени, мягко нажала на спуск. Трах, трах, трах. «Браунинг» исправно клацал затвором, выбрасывая стреляные гильзы. Мишень засветилась множеством дырочек. Центр представлял сплошную дыру.

Олег Иванович от удивления даже присвистнул.

- Ну, Надежда Николаевна, любой волк будет такими выстрелами сражен наповал. Признайтесь честно - спецназ, ГРУ?

- Отец о сыне мечтал. А родилась я, - призналась Надя. – Вот он меня на охоту и таскал с собой. Все приговаривал, – учись, доча – всё в жизни сгодится. Костер с одной спички разводить, у нодьи ночевать, суп из топора варить, из леса без компаса выходить. Стрелять без промаха. Он не любил патроны попусту жечь. Я ведь из Сибири.

Волк у выхода из магазина все так же скалил зубы. Чудная зверушка: приснится - поседеешь.

Солнечным субботним утром к массажному салону «Афродита» подкатила кавалькада дорогих иномарок. Впереди остановился внушительный, какой-то почти марсианский «Хаммер», за ним пристроилось несколько «Паджеро», «Патрулей» и «Крузеров». Все – новенькие, сияющие лаком и хромом. Дамы расселись по машинам, подбирая полы шубок и дубленок. Наряд Нади произвел на клиентов впечатление. Они улыбались и посылали ей воздушные поцелуи. Водители тоже не оставили без внимания стройную даму в камуфляжном комбинезоне, который сидел на ней удивительно ловко.

Колонна взяла с места в карьер. Она производила такое впечатление, что несколько раз оробевшие гаишники на всякий случай брали под козырек.

Владелец «Хаммера», в котором ехала Надя и две её девочки, был в самом развесёлом настроении духа, сказал, что зовут его Михаилом, любит он красивых женщин, приключения и хороший коньяк под испанские маслины. Был он крепок, но уже становился дороден, с могучими мужицкими ручищами, шевелюру хоть и подрастерял, но все равно хорош собой. Настоящий мужик, - определила для себя Надя. Любитель погулять, но в бизнесе – пахарь, да и в постели, наверняка, всё еще могуч. Хотя, кто его знает: при тех нервных нагрузках, которые годами переносили эти мужики, поднявшиеся почти с нуля, надолго его в постели может и не хватить. А моим девочкам и не нужно – долго, главное – без грубости, и чтобы платили аккуратно. Тут она вспомнила рыжеволосую Татьяну, свою подругу-наставницу, как она сама себя называла. Надя тогда только начинала карьеру путаны в гостинице «Прибалтийская». И спросила у разбитной, рыжей Таньки, какой клиент – самый лучший?

- Японцы, - не задумываясь, ответила та. – Кончают молниеносно, платят щедро и аккуратно.   

Водитель держал сто километров, из колонок медовой волной выливалась мелодия юности: кажется это «Пинк Флойд». За городом снег был совершенно иной, – он громоздился сугробами, сверкал на солнце, синел в тенях. Они обогнали цыгана в санях,  мелькнули его фасонистые сапоги, рыжий конский хвост. Хомут на коняге был украшен бантиками. Свататься, что ли едет? Забавно – «Хаммер», напичканный электроникой и этот конокрад в санях, сено, хомут в бантиках.

Машины въехали на территорию охотничьей базы. Охотовед – высокий, худой мужик лет сорока с небольшой, аккуратно стриженой бородкой придержал ворота. База была построена недавно, – бревна были ещё свежими, покрыты лаком цвета спелого каштана, наличники покрашены голубой краской.

Охотовед знал, что нужно горожанам, вырывающимся на свободу. Внутри дома пахло смолой, от печей шло ровное тепло, чуть потягивало дымком, – это горели дрова в большом камине. Напротив стоял длинный деревянный стол. А на нём красовались глиняные миски с солёными рыжиками, груздями – желтыми и чёрными, маринованными белыми, – почти все были маленькие, пузатенькие. Как на подбор были подосиновики, подберезовики. И, конечно же - солёные, пупырчатые огурчики, истекающие ароматом черносмородиновых листьев и чеснока. И густо-красные помидоры, маринованные с физалисом, душистым перцем и гвоздикой. На плоских тарелках разложены пластики нежно – розового сала. На большой круглой разделочной доске возвышался здоровенный – килограмм на пять шмат запеченного мяса. Лосятина, определила Надя. Сверху он был покрыт тонкими пластами поджаристого сала. Желтая антоновка, заквашенная в бочке с ржаной мукой, и моченая брусника дополняли эту роскошную гамму. Среди тарелок с  закусками высились кувшины. Неужели с квасом? Надежда не утерпела, подняла крышку одного, потянула носом. Точно – квас. Настоящий деревенский, чтобы выпил кружку, – и слеза из глаз. Батяня, выпив такого, крякал и говорил – ноздрит! Да еще, судя по букету, квас с добавкой меда и хрена. Ай да охотовед! Неужто сам все спроворил, без бабы? Наверняка, какая-то молодка забегает, заботится. Такой мужик без бабы точно не останется. 
 
Охотоведа все охотнички звали Филиппычем. После «Особенностей национальной охоты» эта манера – звать егерей и охотоведов исключительно по отчеству, наверное, укоренится навсегда.

Филиппыч принес из холодильника и выставил на стол литровую бутыль  без этикетки, внутри зеленели какие-то травы, плавало несколько долек чеснока и стручков жгучего перца. Стекло в тепле тут же запотело.

- О, «Аквариум»! – оживились охотники, - с укропом, сельдерюшкой и кинзой. А самогон по-прежнему, Филиппыч, из пшеницы? Очищенный березовым угольком? Первую рюмку по традиции - «аквариумную».

- Ну, за удачу! – таким был первый тост. От «Аквариума» охотники – кто крякнул, кто блаженно закрыл глаза, а кто мучительно – сладко поморщился.

Своих девочек Надежда проинструктировала еще накануне выезда: пить немного, и только шампанское, о котором она с клиентами договорилась. Полусладкое. В разговоры не вмешиваться. Где клиент работает, есть ли жена, дети – не интересоваться. Табу. Захочет – сам расскажет. В особенности, если наболело. Словом, за клиентами ухаживать как за любимыми мальчиками. Выполнять все их желания. В пределах разумного. А главное – глаза закатывать, стонать, дышать страстно, извиваться от каждого прикосновения. Чтобы клиент чувствовал, – он мужчина потрясающий. Господи, как все мужики падки на лесть. Совсем мальчуганы. Пусть и седые головы.

Ко второму тосту Филиппович принес опять же литровую бутылку напитка цвета гречишного, темного меда.

- Ага, - заржали охотники, - Филиппыч своим традициям не изменяет. Ну - ка, скажи, как по латыни этот корешок называется?

- Эректа потентила, - важно произнес охотовед, - корень калгана. Способствует. Всему.

- Точно, - согласились охотники. – Говорят, ты всех баб в округе пользуешь после этой потентилы!

Вторую выпили за любовь. Третью – за целкость глаза. Четвертую – за прекрасных дам. С локтя. Вскоре подоспел шашлык. Под который охотники выпили водку ни на чем не настоянную. И оттого, как было сказано, в особенности приятную своим незамутненным вкусом. Затем хорошо пошло пиво, и разгорелась дискуссия – похож «Туборг» местного разлива на сваренный в родных краях.

- Никогда, никогда, - гремел Михаил, владелец «Хаммера», - никогда «Туборг», сваренный на невской водице не сможет стать настоящим «Туборгом». Исключено! – махнул он вилкой с наколотым корнишончиком.

- А также никогда наш русский самогон не может сравниться с американским виски, - стал горячиться худенький мужичишка в очках. – Вот ты, Филиппыч – самогонщик, и дед твой был самогонщиком. И отец. Ответь, как на духу – может самогон сравниться с виски?

- Как на духу отвечаю, - серьёзно ответил Филиппыч. – Выгоню такой самогон, что от виски вы его не отличите! Вот этот, что пьете – из ржи. И ничем вашего виски не хуже!

Мужичишка в очках махнул в безнадёге рукой: ну что тут с тёмным мужиком спорить!
Судя по запасам водки, коньяка, пива, замаринованного мяса и всевозможных закусок мальчики решили загулять на славу. Надежда присматривалась к ним, пытаясь сразу же вычислить, от кого из них можно будет ожидать каких-то хлопот, выделила одного – самого шебутного, Юрия Ивановича, худенького, в очечках, углы рта опущены. Любителя виски. У таких комплекс может сидеть на комплексе. Может в подпитии учудить. В особенности, если возникнет проблема с эрекцией. Хотя, как показал опыт, в подпитии, тем более сильном, могут чудить и самые милые, воспитанные люди. Да еще как чудить! Кругленький, улыбчивый Вадим, с совершенно лысой головой внушал безотчетную симпатию. Жгучий брюнет Георгий, сыпал остротами и расточал комплименты прекрасным дамам. Этот, сразу видно, тонкий ценитель прекрасного пола, грубить не будет. Был еще Сережа, крепко сложенный блондин, увы, с наметившимся пузцом. Глаза были добрые, но очень печальные. У него, скорее всего, за спиной несколько тяжелых разводов. Если переберет, может потянуть на слезы и глубокомысленные выводы – все бабы….

А подпитие у охотников наступало своим чередом. Не помогало ни сало, ни шашлык, ни лосятина, ни горячий картофан. Ну, еще бы – водка лилась рекой. Да и коньячные бутылки пустели. Эти потоки щедро смешивались с пивом. Охотники пили уже без тостов.
Надя присматривала за своими девчонками. Почти все выдерживали норму, прихлебывая шампанское. Только одна Танечка что-то чересчур раскраснелась, может быть, махнула водочки, пока Надя отвлеклась. Надо будет присмотреть за девочкой. Небольшая доза алкоголя в их работе никогда не повредит. Но сколько девчонок на ее глазах начинали с бокала шампанского, рюмки коньяка, и спивались буквально за год, за два.
Водители давно уже пообедали и курили во дворе. Но охотники заканчивать пир не собирались.

- Мужики, - надрывался время от времени Филиппович, - нам еще сегодня ехать волчьи следы обрезать. День солнечный, у меня в угодьях стая из шести штук бродит. Уже четырех лосей завалили. Могут нажраться от пуза да где-нибудь в отдельном лесочке спать завалиться. Не налегайте на водку-то!

- Филиппыч, - смеялись охотники, - да все мы успеем, и волков зафлажить, и водки попить.

- По последней, - взывал охотовед, - и ружья собирать.

- По последней, по последней, - соглашались охотники. – На ход ноги, стремянную, за твердость руки, ноги. За капсюль, затвор, и этот – как его, жакан.
Надежда с усмешкой наблюдала за пиршеством. Ну, в чистом виде «Особенности». Только медвежонка – алкоголика не хватает. Что интересно, ни один из мужиков, даже крепко выпив, не стал ее девочек по коленкам оглаживать, и в комнатки наверх уводить. На вечер откладывают? После баньки?

Наконец, Филипповичу удалось убедить честную компанию собрать ружья и выйти для загрузки в машины. Еще добрый час ушел на сбор ружей и совершенно мальчишеское хвастовство – у кого ружье круче.

- Я из своего «ремингтона» за сто метров глухаря с сосны спокойно валю, - кипятился перебравший Юрий Иванович. – А если патрон мощнее – «магнум», то за сто пятьдесят!

- За двести, Юра, за двести, - добродушно гудел Михаил, пошатываясь. – И прямо в глаз.
На крыльцо неугомонный Юрий Иванович вынес две бутылки «Мартеля». И простой граненый стакан, подхваченный на кухне. И вот этот-то благородный напиток мужики и стали глушить из стакана, ничем не закусывая. Тут хмель ударил им в голову с особенной силой. Они выгнали водителей из-за рулей. И принялись бодаться машинами прямо посреди большого двора. Заводилой был, понятное дело, все тот же Юрий Иванович. Он с трудом влез в свой «Паджеро» и стал кричать Серёже:

- Давай, давай, залезай в свой «патруль». Посмотрим – кто кого. А что – слабо? Да? Слабо?

- Мужики, мужики, - орал Филиппыч, - кончайте дурью маяться, грузите в машины флажки, вечер скоро.

Водитель Юрия Ивановича умолял:

- Шеф, шеф, возьмите голову в руки. Лялечка только что с конвейера, такие деньги плочены. Я с нее пылинки сдуваю, шеф!

- А я разделаю как бог черепаху! – закричал Юрий Иванович. И завел движок.

Водитель плюнул и ушел за дом, чтобы не видеть этого раздолбайства. К этому времени Серёжа уже сидел в своем «патруле» и хохотал, выжимая обороты. Георгий дал отмашку пустой коньячной бутылкой. Машины рванули навстречу друг другу, столкнулись кенгурятниками, раздался скрежет мнущегося металла. Юрий Иванович бешено жал педаль газа, Сережа тоже. Машины газовали. Слава господи, что скоро оба угомонились. Выбрались из машин, обнялись и расцеловались.

Но тут набрался спортивного азарта Георгий. И вызвал на «благородное состязание» Вадима. И эти двое тоже залезли в машины. Бац. Дым, рев моторов. Еще раз – бац. Вылезли из - за рулей такие довольные, будто по сто тысяч долларов на бирже выиграли.

- А не выпить ли нам еще, господа хорошие? – кинул клич Михаил, которому для его богатырской комплекции не хватало ещё.

- А почему бы благородным донам и не выпить по бокалу ируканского вина, - подхватил еле стоящий на ногах Юрий Иванович. Михаил обнял поклонника Стругацких,  и они направились за стол. За ними последовала вся честная компания. Водители остались на дворе: грубо выражались, осматривая повреждения после корриды. Филиппыч высвистал трех местных охотников и отправил их на своем «козле» колесить по дорогам, высматривать, куда ушли волки. Местные волкодавы затребовали по стакану, занюхали рукавами, быстренько загрузили в машину лыжи, катушки с флажками и укатили.

Надя наблюдала всю эту баталию с крыльца. Директор «Беркута» не обманул: термобелье, американская экипировка грели на славу. Она впервые была на такой охоте и благодарила боженьку, что охотникам не пришла в голову идея пострелять прямо здесь во дворе базы из ружей. А то бы еще Юрий Иванович вспомнил про Вильгельма Теля.

Стемнело. Компания продолжила пиршество. Но не все бойцы удержались на ногах. Слег Юрий Иванович. Удалился, попросив пардону, Георгий. Филиппыч принес наваристую уху из сигов. И огромных - с поднос копченых лещей. По залу поплыл густой аромат ольхового дымка. Под уху опять хорошо пошел «аквариум». Лещи затребовали пива.

В семь часов вечера вернулись местные охотники, подсели к столу, махнули по стакану «калгановки» и доложили, что вся шестерка волков должна быть в Пятаке. Отдельно стоящем лесочке километрах в шести от базы. Обтягивать лес они в сумерках не стали – неровен час подшумишь. Обошли на лыжах. А вот спозаранку надо будет проверить, не ушли ли звери. И уж тогда надежно затянуть весь Пятак флажками. На том и порешили. Местные мужички приняли на грудь еще по стакану. И откланялись весьма довольные.

Филиппыч кое-как смог убедить своих охотников расходиться баиньки и лично довел каждого до постели. Еще через пятнадцать минут база огласилась храпом.
Надежда тоже развела своих девочек в отведенные им комнаты. Девчонки хихикали, – вот клиент пошел смирный. Водочки попил, закусил, в бибики поиграл – и на боковую.
Надя приняла душ, отметив, что база оборудована по европейским стандартам, и с наслаждением легла в чистую постель. Шампанское, хоть и выпила она за всё долгое застолье – ого, да целую бутылку выпила, приятно туманило голову.

А с девочками, с девочками развлекались в ту ночь водители. Ну не пропадать же добру, раз все оплачено? Надя вышла в коридор. Кровати скрипели. Водители старались, не каждый день пойдет такая масть. Из-за одной двери донеслись стоны. Надежда выматерилась. Танька, сучка, кончает. Да еще так громко! Всё, девочка, пора прощаться. Она рванула незапертую дверь:

- Ты уволена!

В их профессии – кончать – последнее дело. Каждая девочка подписывала перед началом работы контракт. Танька его нарушила. И выпила лишнее. И разкончалась на весь дом. Любовь ищи за углом. Там раздают.

Когда самой Надежде хотелось мужика, она звонила подруге Тоньке, у нее был салон с мальчиками. Приглашала по настроению. Когда троих донов Педро. Чтобы затрахали до полусмерти. Когда троих лизунов. Пусть вылижут всю – с ног до головы. Иногда приходил бзык: пусть один лижет, другой трахает, а третий – песни поет под гитару. Высоцкого, Окуджаву, Дассена… Ну, «Владимирский централ» еще. Бзык – он и есть бзык. А поутру фраза была неизменной – пошли на хер!

Рано поутру – только восток стал алеть, заявились местные охотники. Филиппыч стал будить своих гостей, но с таким же успехом можно было пытаться пробудить к жизни статуи бетонных дискоболов из парка культуры. Михаил мычал что-то в подушку, Григорий смог сказать лишь одно слово:

- Квасу!   

Юрий Иванович послал всех столь виртуозно, что даже видавший виды Филиппович такого загиба никогда не слышал.

Надя с усмешкой выслушала огорченного донельзя охотоведа.

- Поехали, хватит сокрушаться. Трое местных архаровцев. Ты да я. Чем не команда?

Лыжи и катушки с флажками перегрузили в «Хаммер». Водитель Михаила Толик, прогрел мотор, и они помчались к Пятаку. За «Хаммером» на снегоходе маячил в снежной пыли охотовед. Лесок, действительно, был круглым и торчал посреди большого поля. С чего бы это волкам именно этот лес приглянулся? Видно, посчитали, что здесь никому в голову не придет их искать. В ста метрах от дороги.

Местные архаровцы опять затребовали водки перед тем, как обойти лес на лыжах. Но Филиппыч так на них цыкнул, что они послушно покатили на лыжах вокруг Пятака. Вернулись разгоряченные, рты до ушей.

- Тут они, - никуда не ушли, - доложили вполголоса.

- Ну, началась работа, - выдохнул охотовед,  - и стал вытаскивать их машины катушки с флажками.

Надежду с собой охотники не взяли, Филиппыч был необычайно серьезен, – упаси боже, Надя, споткнешься на лыжах, за ветку ухватишься, закашляешься. И – все. Уйдут звери. Договорились так – как только лес флажками будет затянут, Филиппыч даст отмашку с ближней опушки.

Толик угостил Надежду кофейком, и старательно развлекал водительскими байками. Наконец с опушки замахал шапкой охотовед. Надя встала на широкие лыжи, забросила за плечо свой «браунинг» и покатила накатанной лыжней к лесу. Тут только до нее стало доходить, что в лесу лежат, зарывшись в снег шесть здоровенных зверюг, и каждый размером с ту страхолюдину, что выставлена в «Беркуте». И что будет, если такой прыгнет и вцепится в горло? Мама сказать не успеешь! Какого рожна она не осталась на базе? Здоровенные мужики нажрались вчера водки с пивом, сейчас храпят в теплых постелях, а она, дура, решила в Чингачгука поиграть.

- Ты, Надь, только не бойся, - зашептал ей на ухо Филиппыч. – По глазам вижу, боишься. У тебя в руках ружье – пять зарядов. Для волка страшнее, чем мы – человеки, ничего нет. Становись вот тут, у флажков. Стой тихо – тихо. Один из местных мужиков в зафлаженный лес войдет, начнет там ходить, чуть подшумливать. Волки тут же встанут, и - драла. На флажки наткнутся и начнут вдоль них красться, выход искать. Вот тут ты их и стреляй. Но ружьё вскидывай в последний момент. Всё.

Охотовед укатил на лыжах. Маленькие, красные флажки недвижно висели на бечевке, укрепленной на кустах. И вот этих кусочков тряпочки волки забоятся? В этот момент над лесом встало солнце и стало чуть веселее. Прилетели красногрудые снегири, сели на ольху, стали прыгать по веткам, мелодично посвистывать. Тут в лесу застрекотала сорока. Ближе, ближе. Что-то мелькнуло за елками, раз, другой. Скрылось. И опять показалось. Она подняла ружье, ствол ходил ходуном, мушка плясала. Из-за выворотня высунулся огромный, весь усыпанный снегом зверь, сделал еще шаг. Надя попыталась прицелиться. И не смогла. Тут «браунинг» сам собой оглушительно выстрелил. И волк – исчез. Она стояла, судорожно вцепившись в ружьё, слушая, как колотится на весь лес сердце, чувствуя, как липкий пот стекает по позвоночнику. А что если этот волк именно сейчас прыгнет прямо на неё из-за этого выворотня? Что ему эти жалкие флажки на бечевочке?

Бах, бах. Два выстрела грянули в той стороне, куда укатил Филиппыч. И тут же он заорал:

- Надька! Надька! Скорее сюда. Давааа!

Не помня себя, заплетаясь лыжами, хватая ртом воздух, выбежала она на опушку, и увидела, что впереди бежит на лыжах что есть мочи Филиппыч. Живой и невредимый. Чего тогда так орал?

- Давааай! – опять взвыл охотовед. И она тоже побежала за ним. Он вылетел на дорогу, завел снегоход, она поняла, что надо садиться за ним. Плюхнулась, обхватила его руками. И Филиппыч с места в карьер погнал. Нырнул в канаву, помчал по целине. И только тут она увидела, что в лощине на поле бегут четыре крупных собаки. Собаки? Волки это!
Мотор снегохода выл на предельных оборотах. Расстояние сокращалось. Волки не сразу сообразили, что лощиной, которая прикрывала их от выстрелов, им не уйти, там снег был глубже. Передний взял круто вправо, выбрался на бугор и помчался к ближнему лесу. Остальные бросились за ним.

- Как поравняюсь, – остановлю, - заорал во всю мочь Филиппыч. – Соскакивай и бей.
Снегоход все приближался и приближался к веренице волков, они все чаще припадали на бегу, чтобы схватить снег. Вот звери почти рядом, последний оглядывается, скалится, показывая клыки. И тут мотор смолк. Филиппыч соскочил вправо, дернул из-за спины ружье. Тах, тах, тах, тах. Выстрелы звучали сухо, отчетливо. Сунулся головой в снег последний в цепочке волк, закрутился на месте второй, кувыркнулся через голову третий.

- Стреляй, мать твою, стреляй, - завопил охотовед, дергая затвор заклинившего ружья.

И тут только Надя вспомнила, что у нее тоже есть оружие. Торопливо прицелилась в последнего, самого крупного. И нажала на спуск, увидела, как зверь дернулся, стал припадать на бок. Она выстрелила еще раз. Волчара упал, забился. И сел на хвост, обернулся к ней, собираясь с силами. Она поняла, что он сейчас прыгнет. И вспомнила, где она уже видела эти беспощадные желтые глаза. Там – в подвале. Они смотрели на нее сквозь прорезь черной маски. И сиплый голос издевательски тянул:

- А сейчас мы твою красоту попортим.

Чеченов прислал её муженёк. Бывший. Ему захотелось всего бабла. Закопали его в сосновом лесу. Место выбрала она. Сухое. Спи, любимый. С пачкой гринов во рту.

Волк всё пытался прыгнуть. Сбоку уже забегал Филиппыч, занеся своё ружьё как дубину. Ну, уж, нет, этот волчара – её! Она хорошо прицелилась – прямо в желтые, ненавидящие глаза. В чеченов. Муженька. Всех ментов поганых. Гэбешников. Папиков – питерских. И московских. Из всех наземных орудий – ***к! И выстрелила еще два раза. Волка ударом картечи опрокинуло на спину. Она не стала смотреть на агонию. Отошла, взяла у охотоведа «Беломорину», жадно затянулась.

- Ай да Надька, етическая сила! – сказал Филиппыч. – Такого матерого завалила!

По следу снегохода к ним уже катили трое местных охотничков, размахивая бутылками водяры. Водитель «Хаммера» гудел клаксоном как пароход.

А из подвала ее тогда вызволили. Была темнота, в которой сверкали вспышки выстрелов. Они заглушали мат. Мерзко пахло порохом.

На базе все еще спали, когда они вернулись. Развесили волчар на заборе, и лишь тогда разбудили честную компанию. Вечером Филиппыч встал за столом и весомо сказал:
- По старинному обычаю русичей проводим волков в последний путь.

В доме погас свет, и из соседней комнаты донесся жуткий вой. Это трое местных умельцев выли, провожая в последний путь на вечную охоту шестерых зверей.