Сергей Герт Подайте шампанского!

В январе 2010 года исполняется 150 лет со дня рождения Антона Павловича Чехова. В связи с этим во многих городах России будут проводиться театральные фестивали и «дни Чехова», ставятся новые спектакли, восстанавливаются прежние постановки. В авангарде празднования юбилея знаменитого писателя смело идет Сочинская филармония. Впервые в нашем городе в середине ноября проводится фестиваль «Чеховские дни в Сочи». Программа включает гастроли известных театров, чеховскую кино-ретроспективу, тематические литературные вечера. Важным гостем сочинского фестиваля стал Таганрогский ордена Почета драматический театр им. А.П. Чехова. Зрители увидят четыре спектакля по произведениям писателя. О том, чем живет сейчас Таганрогский театр, об актуальности творчества Чехова и многом другом рассказал директор, художественный руководитель театра, Заслуженный артист России Сергей Герт
- Грядет важный праздник. В преддверии юбилея ставили новые спектакли по Чехову?
- В репертуаре нашего театра все время идут спектакли по произведениям Чехова. А перед юбилеем выделяются дополнительные деньги на постановки.
- Таганрогский драматический театр на фестиваль привозит в наш город четыре спектакля. Расскажите, пожалуйста, о них поподробнее.
- Одна из новых постановок – сценическая версия чеховской пьесы «Без названия»  «Прости меня, мой ангел белоснежный…». Ставил спектакль известный режиссер Анатолий Иванов, к сожалению, недавно ушедший от нас в мир иной. Это произведение Чехов написал в Таганроге в 17 лет. Это настоящая кладовая. Можно сказать, из него потом вышли все остальные пьесы автора. Хотя оно немного громоздкое. Главное помнить, что все спектакли хороши, кроме скучных.
- А чем же, на ваш взгляд, пьесы Чехова так притягивает режиссеров?
- Знаете, во всем творчестве Чехова есть что-то неуловимое и притягательное. Читаешь произведение, вроде бы все знакомо, даже скучно: герои одно и то же говорят, никакого действия не происходит. Но когда погружаешься в материал, все больше возникает вопросов: о героях, их мыслях и чувствах, об обстоятельствах, которые не описаны, но подразумеваются. Помните слова о том, что «мы едим, пьем, а в это время свершаются чьи-то судьбы, разбиваются сердца…»? В «Лешем», например, все начинается весело: день рожденья, все едят, пьют, никто никого не слушает, говорят одновременно. Потом кто-то что-то сказал по неосторожности. Вспышка. Но быстро все успокаивается, вроде. Танцы. Снова кто-то что-то сказал. И вдруг один из гостей пошел и застрелился. И ясно, что он не готовился. Все произошло внезапно, случайно. И мы понимаем: пропала жизнь. Чехов никогда не морализирует, не читает нотаций, он просто показывает кусочки жизни. В его произведениях можем быть мы, только одеты по моде того времени.  С другой стороны, человек приходит в театр, чтобы соприкоснуться с красотой, увидеть что-то идеальное: отношения, ситуации. В этом-то и загадка драматургии. Вот мы уже полчаса об этом говорим, и не разгадали по-прежнему. Может, чуть приблизились.
- Говорят, Чехов – великий маскировщик: он может описывать, что герой веселится, а мы понимаем, у того на самом деле в душе смута, или наоборот, все, казалось бы, плохо, а у героя вдруг озарения. Когда читаешь, это не всегда просто понять и почувствовать. Порой в спектаклях все прозрачнее. Но тоже не всегда. Что вы скажете об этом, как актер?
- Возьмем, например, драму «Иванов», которую мы привозим в Сочи. В первый раз я ее прочитал в двадцать лет, когда был студентом училища. Как-то не очень впечатлило. Потом перечитал в тридцать. И многие вещи мне вдруг стали понятны. Позже произведение уже стало близким душе. Наверное, тогда, когда я стал одного возраста с героем и понял его переживания. Иногда это называют кризисом какого-то там возраста.
- У Чехова в произведениях часто фигурируют талантливые люди, но вот почему-то как-то все грустно в их жизни…
- И заканчивают они порой трагически.  Женские образы у него тоже очень интересные! Даже не знаю, возможно ли найти положительный. Что-то он их недолюбливал, такое ощущение остается. Юмор у него по этому поводу был своеобразный. Когда он затеял самый короткий роман, то написал об этом одной фразой: «Он и она полюбили друг друга, женились и были несчастливы».
- В один из гастрольных дней вашего театра в Сочи пройдет театрализованный вечер «Последняя страница». Это что-то необычное, раскройте парочку секретов.
- У нас он называется чеховский вечер. Этот спектакль сделан по письмам Чехова. Он создавался, когда в Таганроге отмечалось 100 лет со дня смерти писателя. Хотя, мне кажется, странно отмечать такое. И театру нужно было к этой дате подготовить спектакль. Я тогда недоумевал: что празднуем-то? Но потом взялся за работу. Читал письма Чехова и не раз натыкался на одну и ту же фразу: «Что-то будет с нами через семь лет. Теряем мы жизнь…» Эти семь лет стали для него роковой цифрой: через семь лет после написания этих писем к Чехову пришла европейская известность, а вместе с ней и смерть. За основу спектакля я взял эти последние семь лет. Эти семь лет вместили в себя и женитьбу, которая, наверное, его и погубила. Хотя, конечно, не нам судить, какой была Книппер, он ведь сам выбирал. Чехов не раз говорил: «Дайте мне такую жену, которая, как луна, являлась бы на моем небе не каждый день». Думаю, если бы женщина была все время рядом с ним, он бы сбежал.
Из писем ясно, что частые переезды из города в город плохо сказывались на его здоровье: в дороге он подхватывал всякие плевриты, простуды, болел. Когда в Ялте праздновали его юбилей, кто-то распустил слух, что Чехов – любитель старины. И все друзья ему стали дарить антиквариат: подстаканники и прочую утварь. А он без восторга принял все эти подарки. И Станиславский его спросил, так что же надо было подарить? Чехов с грустью ответил: «Мышеловку: мышей же надо истреблять, или носки». Он говорил жене: «Дуся, у меня на левом носке дырка…» А она советовала ему надевать в таком случае этот носок на правую ногу. Ему заботы не хватало.  Когда он приехал в Москву, ему шубу купили. Он радовался, как ребенок. Парадокс: в то время Чехов был самым высокооплачиваемым писателем в России. Ему платили больше, чем Толстому.
- Не так часто, но некоторые режиссеры все же пытаются придумать какие-то новые трактовки чеховских пьес. Как, на ваш взгляд, не сопротивляется такой материал тому, что с ним делают?
- Не секрет, что сейчас кризис не только режиссуры, но и драматургии. Из того, что читаю современного, ничего не хотелось бы воплотить на сцене: все чернушное. Русский театр всегда был славен школой переживаний. Западному зрителю не всегда было понятно метание русской души и то, как артисты это делают. И именно этим наш театр был интересен там. Сейчас в России режиссеры решили взять за основу какие-то представленческие моменты. И что проявилось? Самовыражение. Начались свободные трактовки: а давайте вот такими героев представим или эдакими. А ведь Чехов писал о самых обычных ситуациях, о вечных, даже. И не было у него бандитизма или чего-то подобного, что хотят увидеть некоторые режиссеры.
Вот еще что интересно: общаюсь с чеховедами и некоторые из них замечают, что он, как драматург, не очень силен. Рассказы у него прекрасные, а пьесы, вроде, скучны. Он ведь писал их для МХАТа, главные роли предназначались его жене. И именно трактовки этого театра сделали чеховские пьесы популярными. Кто знает, ставили бы их сейчас без этого, были бы они интересны режиссерам и чем? На самом-то деле редко кому удается сделать по его пьесам интересные спектакли, бывают ведь и откровенно скучные. Раньше постановка могла длиться и три, и пять часов. Сейчас, в двадцать первом веке такое трудно представить, поэтому, мне кажется, можно где-то и сокращать, ведь публике бывает все понятно, а действие все длится и длится.
- В связи с грядущим юбилеем будут ли в таганрогском театре еще какие-то новые постановки?
- Девятнадцатого декабря 2009 года у нас будет премьера «Вишневого сада». Режиссер – Зураб Нанобашвили, художественный руководитель Вологодского театра драмы.
- Вы в первую очередь актер. В каких из привозимых в Сочи спектаклях играете и кого? Есть ли персонаж, который вам ближе по духу, и почему. Чехов ваш автор?
- Во всех спектаклях играю. Мне всех своих героев интересно играть. Но не могу все же сказать, что Чехов мой автор: если какое-то время не играл в его пьесах, не расстраивался. Еще странно, но очень мало видел спектаклей по Чехову, в которых бы хотелось играть самому.
Интересно играть в пьесах Островского, потому что четко выписаны образы, характеры, Гоголь нравится.
Честно, Иванова в одноименной пьесе Чехова мне играть тяжело. В «Лешем» мой герой застрелился ко второму акту, уже полегче. Мне кажется, не наступает облегчения у артиста, потому что персонажи не развиваются от действия к действию. Актеру нравятся метаморфозы: пришел в начале пьесы такой, а стал такой, и зритель за этим наблюдает. Меня увлекает процесс, как все это так построить, чтоб людям было интересно. А у Чехова все ровно.
Наверное, мне ближе загадка именно Чехова как человека. Как он стал тем, кем стал? Родился в Таганроге. В те времена Таганрог не был заштатным городком. Это был крупный порт, который соперничал с Одессой. Там была масса консульств, всюду слышалась иностранная речь. Даже с Ростовом нельзя сравнивать, потому что в Ростове все было для местных обывателей, а в Таганроге тон жизни задавали богатые греки. Театр построили. Даже не знаю, в каких городах тогда еще могли нанимать итальянскую оперу, как это делали в Таганроге. Культурный пласт был насыщенным. Именно в это время и родился Чехов. В шестидесятые годы позапрошлого века сбросились городские купцы и построили замечательное здание театра по образцу миланского Ла Скала. У отца Чехова была купеческая бакалейная лавка, он любил заниматься общественными делами, за что был награжден медалью. Детей он сек, потому что и его так воспитывали. Потом над ним нависла угроза долговой ямы и он тайно уехал в Москву. Антон остался один распродавать вещи. Учился он неважно, два раза оставался на второй год. Мне вот что интересно, как и почему он вдруг взялся за ум? Когда он остался один, начал много читать, ходить в библиотеку, в театр. Через три года после отъезда отца он приехал в Москву и был образцом интеллигентности. О нем можно сказать так: человек сделал себя сам. А ведь у него был не менее талантливый брат, писал он почти гениально. Но он спился. А Антон выбился в люди и потом всю семью на себе и тащил.
- Чем, на ваш взгляд, Чехов интересен нашим современникам? Это и литература, и спектакли по его пьесам.
- Мы уже больше получаса именно об этом и говорим. Когда смотришь его спектакли, возникают так или иначе какие-то вопросы, на которые каждый должен ответить сам. Если тот же школьник чувствует любопытство, тягу что-то понять, он после спектакля пойдет и прочитает это произведение. А так и происходит. Чехов, в отличие от Камеди Клаб, заставляет думать. В советское время за нас тоже решали, что хорошо, а что плохо. Хотя в фильмах был подтекст, который людям много объяснял. В наше время идет какая-то кампания оболванивания людей: ни о чем не надо думать. Грустно, что люди старшего поколения безоговорочно верят тому, что говорят с экранов телевизоров. И вся эта информация направлена на то, чтобы все не думали. И читать не нужно ничего. Зачем читать? Вся информация есть вокруг тебя, обо всем уже позаботились. Мне кажется, если бы Антон Павлович увидел и услышал то, что вещают у нас по телевизору, он бы не стал ни критиковать, ни ругать кого-то. Он бы скромно пожал плечами и улыбнулся с грустью.
- Интересно, Чехов верил в судьбу?
- Думаю, да. И смерть свою Чехов предчувствовал, ведь он был хорошим врачом. Я долго размышлял над этим, читал воспоминания у Книппер. В тот вечер к ним пришел врач, велел подать шампанского. Чехов, пока шампанское несли, сказал «Ich sterbe, я умираю», взял бокал шампанского и произнес «Давно я не пил шампанского», выпил и спокойно уснул, как ребенок. Я никак не мог понять одного: причем тут шампанское? Есть даже статьи по этому поводу, авторы их говорят, что он был мещанин до мозга костей и даже смерть свою решил обставить красиво. Разгадка оказалась у Рейнфилда. Оказывается, со средних веков еще со времени борьбы с чумой тянется такой врачебный этикет: если врач осматривал другого врача и понимал, что его состояние безнадежно, он этого не произносил, а говорил «Подайте шампанского», это значит - все. И вот когда доктор осмотрел Чехова и попросил подать шампанского, Чехов, как врач, все понял и заметил доктору по-немецки: «Ich sterbe, я умираю». А потом просто сказал Книппер «Давно я не пил шампанского», а шампанское он терпеть не мог.