О девице красе царевне, о добром молодце царевиче

Жил был царь-государь. И была у него дочь красоты небывалой. Матушка ее умерла, когда царевне и года не было, и воспитывали ее няньки да служанки. Когда дочка подросла, выписал царь-государь фрейлину заморскую – гувернантку, чтоб обучила девушку царской премудрости, этикету да языкам.
Всем царевна удалась: и глазами зелеными с поволокой, и волосами вороными, густыми и вьющимися, и губками алыми, зубками жемчужными, станом гибким да тонким, умом и сметливостью. Да чего-то в ней не было. Холодом от нее веяло.
Советовался царь с министрами, с воеводами, с торговым людом, ушлым в делах. Все толку мало, поскребут затылки советники да отнекиваются:
- Не знаем, - мол, - не ведаем.
Призвал царь воспитательницу главную, фрейлину заморскую – гувернантку.
- Что, - говорит, - в дочери не так? Почему от нее холодом веет?
- Все так, - отвечает та, - просто пора замуж отдавать девушку.
Сказано - сделано. Объявили, что ищут царевне суженого, а приданного будет полцарства. А надо сказать, что молва о ее красоте да уме далеко от родного царства-государства улетела за моря, за долы, за высокие горы. И собрались быстро принцы заморские, царевичи, да князья. Один другого краше да богаче.
Собрал царь пир, назвал его смотринами. На троне он с дочерью, а кругом принцы с царевичами, да князья. Сидят все, друг на друга смотрят.  Долго ли, коротко, так смотрели, что глаза проглядели, аж слезы полились.
- Выбрала я, батюшка, - говорит девица, и на царевича сопредельного государства показывает.
Парень хоть куда, и его красота не обошла: косая сажень в плечах, высок да гибок, сила в руках молодецких поигрывает, в глазах синих отсвечивает. Волосы густые золотые до плеч из-под шапки  выглядывают. Всем хорош, а особенно улыбкой доброй да веселой.
- Вот и славно, - обрадовался царь-государь. – Назавтра и свадьбу сыграем. А вас, гости дорогие, в соседний зал приглашаю. Там столы накрыты. Чем богаты, тем и рады. Пир устроим, обручение. А молодые пусть здесь посидят рядком да ладком, поговорят, познакомятся.
Как сказал, так тому и быть. Все в соседний зал пить да есть отправились. А царевич руку суженой подает, с трона спускает, рядом усаживает. Видит девица, лицо его изменяется. Удивление да досада сменяют радость да восхищение.
- Что с тобой, красавица? – спрашивает.
- Как, что? – рассердилась царевна, еще больше холодом парня овеяла. – Что рассматриваешь меня, как невидаль? Иль красота моя для тебя недостаточна?
- Ты - красавица, спору нет. Только холод от тебя идет, к сердцу моему подбирается. Замерзаю совсем.
Видит девица, парень побелел, как снег, рука горячая, да ласковая от холода скрючилась да посинела.
- Что же это? – испугалась она да бежать бросилась.
Долго ли, коротко, бежала, за ворота замка выбралась, через ров по мостику перебралась, полем да рощей, только на берегу ручья лесного и остановилась. Упала без сил на траву густую и расплакалась. Первый раз в жизни плакала царевна. Никогда не падала девочкой, коленок не сбивала, всегда руки нянек рядом были, поддерживали. Всегда желания ее удовлетворялись с первой просьбы. И грустить ей не давали, игрой да подарками забавляли. А о горе людском она и не слыхивала. Она плакала и о себе, что непутевая, что что-то не так в ней, а что невдомек ей. А главное плакала она о парне златокудром, царевиче соседском, что затронул сердечко девичье.
 «Вдруг, убила его ненароком, заморозила», - думала.
Слезы горькие, соленые закапали, полились в ручей.
- Что за горе горькое у тебя, девица – краса? – вдруг услышала. - Что водицу мою живую да сладкую горькой да соленой делаешь?
Подняла царевна голову, видит, на камне, из-под которого бьет ключ родниковый, сидит девушка прозрачная. Из воды чистой да хрустальной и тело ее, и лицо, и волосы, водопадом сбегающие.
- Ты кто? – спрашивает царевна удивленная, даже слезы вмиг высохли.
- Я душа ручья - Родница. Ниже по моему течению вливаются в меня подруги мои звонкие, и все вместе мы становимся душой реки полноводной, что протекает между царствами твоего батюшки  и отца царевича златокудрого.
Слезы опять хлынули из глаз царевны, сердце болью ответило.
- Ты не плачь, девушка. Горе твое не беда. Помогу тебе,- молвит Родница.
Послушалась царевна, слезы вытерла, села на бережок ручья, лицо умыла в воде его хрустальной.
- Ты попей, попей водицы. Живая она, успокоит тебя, - направила прядь волос своих прямо в руки царевны Родница.
Подставила та ладошки свои под воду искрящуюся, выпила, успокоилась.
- Вся беда твоя, что жила ты без матушки, жизни не знаешь. Баловали тебя без меры, от горя да бед людских прятали, потакали всем желаниям. И ум, и красота, и знания – все в тебе, а вот доброта не разбужена, спит в сердце твоем, невостребованная. А без доброты замерзает оно, и всем окружающим тоже холодно становится. Без доброты и полюбить по-настоящему человек не может. Но дело это поправимое. Поживи у меня в гостях, может, оживет, проснется доброта твоя.
Согласилась девушка погостить у Родницы. На берегу под березкой белой увидела место, мхом покрытое.
«Вот и ложе мне», - подумала, легла и заснула.
Встала царевна на заре, есть захотела, в ладоши по привычке хлопнула. Никто не пришел одевать да кормить ее, как в доме родном. Вздохнула она, встала, платье отряхнула, лицо умыла, водицы выпила, да пошла искать пропитание. Долго ли коротко, но солнце стало к вечеру клониться. Глядь девица, а рядышком, только руку протяни, растет земляника. Собрала она всю до ягодки, горстка получилась.
- Не ешь, подожди,  красавица, - слышит вдруг. Видит, птица к ней идет, крыло вывихнутое по земле тянет, остановилась и продолжает говорить человеческим голосом. – Не кормлены дети мои. Уже два дня не могу летать, мошек собирать.
- Вот еще! Я тоже голодная, мне самой мало, - сказала царевна и замолчала. Сердце ее отозвалось на беду чужую. – А гнездо твое далеко? – спрашивает.
- Вот оно, в дупле этого дерева.
Подошла девушка к дереву, на пенек поднялась, рукой за ветку схватилась, на цыпочки поднялась, до дупла дотянулась, птенцов накормила.
- Давай крылышко вправлю, - говорит. Оторвала край подола шелкового, перевязала крыло вправленное, - завтра здорова будешь.
Взяла царевна птицу на руки и положила в дупло матушку к детям ее.
- Спасибо тебе, душа добрая, - отвечает ей птица из гнезда, - может, и я тебе пригожусь.
Вернулась девушка к ручью, испила воды хрустальной, легла и заснула.
На второй день встала царевна на заре. Видит, птица летит, песню поет, в воздухе кувыркается, мошек ловит, деток кормит. Помахала ей девушка рукой, да пошла искать пропитание.  Видит, улей старый стоит, пчелами заброшенный. А в нем меда немного осталось, с горсточку. Обрадовалась царевна, только есть собралась, как слышит:
- Не ешь, подожди, красавица.
Видит, бежит к ней медведица косолапая и говорит человеческим голосом:
- Заболел сынок мой, из берлоги не выходит. Только мед излечить его может. 
- Вот еще! Я тоже голодная, мне самой мало, - сказала царевна и замолчала. Сердце ее отозвалось на беду чужую. – Далеко берлога твоя, - спрашивает.
- Нет, здесь за пригорочком.
Отнесла царевна мед, накормила медвежонка.
- Спасибо тебе, душа добрая, - говорит ей медведица, - может, и я тебе пригожусь.
Вернулась царевна к ручью, испила воды хрустальной, легла и заснула.
На третий день встала царевна на заре. Видит, коряга огромная придавила ключ, из земли бьющий, закрыла дорогу потоку хрустальному. Стала девушка толкать, поднимать ее, не хватает сил девичьих.
- Птица милая, поищи подмогу мне. Погибает ручей хрустальный, спасать его надо.
Улетела птица, с медведицей возвращается. Долго ли коротко, но работу тяжелую вместе осилили, освободили ручей из неволи. Полилась вода еще веселей.  Порадовались друзья делу совместному. Медведица в лес к медвежонку возвратилась. Птица полетела в небо синее. Видит царевна, Родница на камне сидит, улыбается.
- Вот и справилась ты с задачей сложною. Проснулась доброта в сердце твоем, - говорит. – О себе забыла, другим помогла. В первый день птенцов накормила, птице крыло вправила. Во второй – медвежонка вылечила, мать его не испугалась. В третий – мне помогла, да и жизни всей. Правда, ведь, без воды жизни нет. А теперь торопиться тебе нужно. Беда настоящая пришла. Решил отец твой, что царевич убил тебя, и идет войной на соседей. А тому оправдаться нечем. Он искал тебя три дня и три ночи, да все напрасно. Много невинных людей погибнуть могут, если не поспешишь ты. Вот, возьми два платка, один – фиолетовый. Бросишь его на землю, забьет ключ родниковый с мертвой водой. Брызнешь на воинов, заснут сном мертвецким. Бросишь второй – голубой, как небо, забьет ключ родниковый с живой водой. Брызнешь на воинов, проснутся живехонькими. Да смотри, не перепутай, сначала пусть заснут, потом разбудишь. Наоборот сделаешь, никого разбудить не сможешь.
Поблагодарила царевна, да поспешила домой.
А на берегу реки, которая разделяет царства-государства соседские, на поле ратном стоят лицом к лицу две армии, к бою готовятся. Впереди одной – отец девушки на вороном коне, впереди второй – царевич на белом.
- Не убивал я дочери твоей, - молвит юноша. – Полюбил ее всем сердцем. Искал царевну три дня и три ночи, везде искал, не нашел. Может, убьешь меня одного? Зачем будем народ губить безвинный?
- Болит сердце мое, требует отмщения. Одна дочь у меня была, и радость одна, и надежда. Быть бою! - отвечает царь.
Подняли луки воины, натянули тетиву звонкую. Вот-вот полетят стрелы острые, не остановить их, отпущены.
- Стойте, - кричит царевна.
Меж воинов встала, фиолетовый платок бросила, водой на них брызнула, те и заснули. И стрелы упали, не взлетев.
- Не виноват царевич, батюшка. Жива я, невредима, и люблю его больше жизни, - говорит царевна отцу.
- Доченька, жива, здоровехонька, еще лучше стала, теплее да роднее. Ты прости меня, добрый молодец. Если хочешь еще жениться на царевне, то быть свадьбе веселой да пиру знатному. – Сказал царь да осекся, за голову схватился. Лежат по обе стороны воины мертвые, не считаны. - Что наделал я от обиды своей?
- Не беда это, - дочь говорит.
Достала голубой платок, на землю бросила.  Забил ключ живой воды. Брызнула царевна на воинов, и проснулись они, встали все, живехоньки.
Долго ли коротко, но на радость отцу, сыграли молодые свадьбу веселую.
И я на той свадьбе была,
Позабыла про все дела.
Пила воду ключевую,
Молодящую, живую.
Любви свадьба не венец,
Сказке нашей здесь конец.