***

О любви не говори
Александр Васильевич Шумнов, более известный миру как Санек, ехал в санаторий впервые в жизни. Этот факт долго и весьма бурно обсуждался не только его близкими родственниками и соседями, но и всеми, кто хотя бы отдаленно был знаком с ним, а в эту категорию входили практически все жители их населенного пункта.
Место, где проживал Санек, гордо именовалось городом, но таковым назвать его можно было только из большой вежливости. По сути - обычный шахтерских поселок, центральную улицу которого в застойные годы частично успели застроить четырех- и пятиэтажками. Ну, и нравы тут были соответствующими - больше сельскими, нежели городскими. Любое мало-мальски важное событие сразу же становилось предметом пристального внимания и жарких дебатов. Нечего и говорить, что поездка Сани "на курорты" была немедленно включена в список таковых.
- Ты, Санек, главное, там не тушуйся, - важно говорил Михалыч, бывший коллега Шумнова, несколько лет отпахавший в шахте в одной с ним бригаде. - Основное в курортном лечении - кустотерапия.
Как правило, после этих слов Михалыч, считавший себя большим докой в хитром деле обольщения прекрасного пола, начинал громко хохотать. - Каждая баба только об этом и мечтает, хотя некоторые страсть как любят из себя неприступных изображать. Так что если какая выкобениваться начнет, ты на это не обращай внимания. Но имей в виду, - Михалыч важно поднимал вверх палец, - к каждой подходец нужон: с одной можно напролом идти, а с другой - ходить кругами. Ну, комплименты всякие говорить, цветочки дарить. Но, в конце концов, самое главное, как ты себя как мужик покажешь. Ежели ей понравится - всё, как пришитая за тобой ходить будет. Я на в санаториях этих трижды был, так что знаю, о чем говорю.

На развращенность курортных нравов намекали практически все, с кем Саньку пришлось общаться по этому поводу. Жена Верка только губы поджимала, укладывая его вещи в сумку:
- Вот нарочно положу тебе одно тряпье-старье. Нечего там…
И денег на поездку выделила всего ничего, завив:
- Кормить там будут, на экскурсии ты сроду ни на какие не ездил, водки и здесь выпил море разливанное, отдохнуть пора. А на что их еще тратить? На баб? Так обойдешься.
Теща, присутствовавшая при этом разговоре, одобрительно кивала: мол, молодец, дочка, правильную политику ведешь, а то ишь какой курортник выискался.
Как всякая нормальная теща, Нина Петровна своего зятя терпеть не могла. А то, что Сане вдруг дали бесплатную путевку, да еще и не на  какую-нибудь жалкую базу отдыха, а в самый настоящий санаторий, расположенный, как гласил рекламный проспект, "в одном из живописнейших мест Донбасса, на берегу великолепного озера", она вообще воспринимала как величайшее оскорбление в свой адрес. Она проработала без малого 40 лет ламповщицей на главном предприятии города - некогда процветающей, а теперь безвременно почившей шахте, которую поглотило явление, называющееся непонятным и от этого еще больше пугающим словом "реструктуризация". Но хотя Нину Петровну всячески хвалили на всяческих торжественных собраниях и даже не раз премировали, такого дара судьбы как бесплатный отдых и лечение, она не удостоилась ни разу. Свое отношение к такой, на ее взгляд, вопиющей несправедливости женщина выражала коротко и емко: "Дуракам везет!" Хотя здесь уместнее была бы другая народная мудрость: "Не было бы счастья, да несчастье помогло".
Дело в том, что Саню лет пять назад слегка привалило в шахте. Как ехидно выражалась та же Нина Петровна, "зятек получил сотрясение того места, где у нормальных людей находятся мозги". Вроде бы и отделался он легко, но с тех пор периодически его начинали одолевать головные сильные боли и бессонница.
Сначала Шумнова "вывели на поверхность", определив местом дальнейшей работы мехцех, а когда шахта закрылась, дали третью группу и назначили пенсию, которой хватало ровно на два скромных похода Верки на рынок. Сначала он как-то перебивался случайными заработками, а последние два года больше занимался домашним хозяйством. Вера прикинула, что с этого они имеют куда больше, чем от стихийных халтурок, за которые местное население чаще всего расплачивалось "натурпродуктом", то бишь самогоном или водкой.
Путевки Сане в фонде, ведающем регрессными выплатами, предлагали уже не раз, но все было как-то некстати - как раз подходила пора очередной сельхозработы, и он под разными предлогами отказывался. Но тут ему сказали, что многократный отказ от санаторного лечения может не лучшим образом сказаться на выводах комиссии, которая решала - оставить Саню на инвалидности или признать вполне здоровым и, следовательно, абсолютно трудоспособным. Последнее влекло за собой, во-первых, потерю пенсии, которая, конечно, погоды в семейном бюджете не делала, но всегда была очень кстати, а во-вторых, возможное уменьшение регресса, что было куда хуже, ибо эта выплата выливалась во вполне приличную сумму. В общем, он поехал.
*     *     *
Санаторий ему понравился. Реклама не обманула. Место было действительно живописным; воздух просто пить хотелось - настолько он был чист и свеж; озеро манило прохладой - дни для конца августа стояли удивительно жаркие.
Но все это Санек разглядел не сразу. В первый день, утомленный дорогой (ехать было вроде бы и не далеко, но очень неудобно - с двумя пересадками), он едва доплелся до столовой, почти не глядя умел все, что полагалось на ужин, поднялся в номер и почти сразу уснул, благо к нему в этот вечер никого не подселили.
Сосед появился ближе к вечеру следующего дня. Саня, увидев его, даже слегка оробел. Внешностью. Алик (так представился новый знакомый) обладал просто-таки голливудской. Нет, он вовсе не напоминал классического мачо с горящими глазами, буйными кудрями и мощной мускулатурой. Алик выглядел интеллигентно, в кино такие, как правило, играют молодых, но страшно перспективных ученых, дипломатов или музыкантов: высокий, стройный, с голубыми умными глазами и темными, слегка вьющимися волосами с легкой сединой на висках. Саня страшно удивился, когда узнал, что сосед недавно отпраздновал сорок второй день рождения, он был уверен, что тому максимум тридцать два-тридцать три года.
Кстати, Алик в общении оказался прост до чрезвычайности.
- Ну что, - сказал он, доставая из довольно пижонской сумки бутылку "Пшеничной", - давай за знакомство!
Санек, разумеется, не отказался. Дальше им стало друг с другом еще проще. Алик оказался чернобыльцем, поэтому имел право на бесплатную путевку ежегодно, и, в отличие от Шумнова, от своих льгот не отказывался, поэтому что почем в санаториях и пансионатах знал прекрасно.
- Тут, родной, два основных развлечения, - утверждал он, приобняв нового приятели за плечи, - водка и женщины. С водкой проблем не будет. Прямо на территории санатория есть несколько точек, где можно в любое время суток разжиться живительной влагой, причем отличного качества и по сходной цене. Ну а что касается женщин, пошли изучать контингент.
"И этот - сразу о бабах, - подумал Шумнов, послушно отправляясь за Аликом, - видимо, это судьба".
"Контингент", впрочем, слегка разочаровал. В основном, в санаторий приехали дамы послебальзаковского возраста - от пятидесяти и старше. Санек, правда, заприметил несколько вполне симпатичных мордашек, принадлежащих, по здешним меркам, совсем девчонкам - что-то около тридцати.
Проследив направление его взгляда, сосед усмехнулся:
- Нет, дорогой, эти - не про нас. Им требуются кавалеры, ну, скажем так, посостоятельнее.
Были среди отдыхающих и женщины примерно их возраста, и внешности вполне подходящей, как говорится, приятные во всех отношениях, но без лишней фанаберии. Но эти, видимо, пользовались повышенным спросом - возле каждой крутился кавалер, а то и не один.
Алик хлопнул Саню по плечу:
- Не журись, хлопче, заезд отдыхающих тут каждый день, так что будет и на нашей улице праздник. А пока продолжим наши игры…
В общем, на следующее утро, когда Санек входил в процедурный корпус, в голове у него еще слегка шумело, поэтому действительность он воспринимал не вполне адекватно.
Ему были назначены хвойно-жемчужные ванны. В последний момент он поинтересовался у приятеля:
- Слышь, а в ванну-то как ложиться? Там же девчонки молодые работают.
- Да как хочешь, - беспечно махнул рукой Алик. - Во-первых, в воду раствор нальют, ничего видно не будет. Ну, а если ты такой стеснительный, щиток возьмешь.
Что из себя представляет щиток и как им пользоваться, Саня не понял, но спросить не успел: их вызвали на процедуру.
Когда он зашел в кабинку, вода в ванне была абсолютно прозрачной. На дне лежало несколько соединенных между собой в своеобразную решетку шлангов. Неожиданно в них что-то зашипело, забулькало, вода забурлила. Санек стоял в полной растерянности, обмотавшись вокруг бедер полотенцем.
- Ну, что же вы не принимаете процедуру? - через сквозной коридор, соединяющий все кабинки, вошла медсестра - миловидная женщина лет примерно тридцати или чуть старше. Она налила в воду темно-зеленую жидкость, как понял Шумнов, хвойный экстракт.
- Ложитесь, время пошло, - женщина слегка усмехнулась, - да уберите вы это полотенце, прикройтесь щитком - и все.
Саня послушно лег. В ванне находиться было очень даже здорово. Пузырьки воздуха, который подавался по трубам, слегка щекотали спину и ноги. Это умиротворяло, он даже задремал слегка. Но вдруг спохватился: щиток! Где ж его взять-то?!
И тут его осенило: да вот же он! Шумнов бодро схватил трубки со дна ванны, по которым шел воздух, и положил эту решетку на живот и ноги. Сразу стало неуютно: пузырьки воздуха вместе с каплями воды теперь летели в лицо.
- Мужчина, ваше время истекло, пора… О Господи, что это вы на себя напялили?! - изумленно ахнула все та же симпатичная медсестра. - Вы случайно клоуном в цирке не работали? Щиток - это вот, - и она показала на мирно стоящий у стены довольно большой прямоугольник из пластмассы, на который для удобства даже ручку прикрепили. - Он кладется на ванну сверху, как крышка. Понятно?!
Санек вылезал из ванны красный от смущения и злости. Тоже мне, медики называется. Нет бы объяснить все по-нормальному. А если человек раньше в жизни этих ваших ванн не принимал? Если некогда ему было по санаториям разъезжать?!
До него донесся звонкий женский смех - видимо, сестричка уже успела поделиться впечатлениями с коллегами.
- Да нет, Алена, он наверняка не специально, - сквозь хохот говорила какая-то очередная медсестра, - просто приехал наверняка из какого-нибудь Забулдяево. Тут такие экземпляры попадаются, ты не поверишь. Помните, девочки, как один ненормальный в ванну в женских чулках залез?
- Как это?!
- Ну, перед ним дама пожилая в кабинке была. Не знаю, уж зачем она чулки на ванну повесила, может, чтобы надеть потом побыстрее… Но - забыла, ушла без чулок. А тут мужик… Видит, на ванне сверху чулки висят, вот и решил, что процедуру в них принимать надо. Нацепил - и улегся в ванну. Я прихожу раствора наливать, а тут явление - голый мэн в чулках. Я чуть со смеху тогда не померла. Так что, Алена, твои шлангочки на пузе - это так, семечки.
Шумнов и сам не смог удержаться от смеха, когда представил мужика, лежащего в ванне в "костюме Адама", но с чулками на ногах. И все же его душила обида: как могут эти девчонки с таким пренебрежением говорить о пациентах, за счет которых, между прочим, неплохо кормятся. Из Забулдяево он, видите ли… Тоже мне, столичные жительницы…
*    *    *
- Не, Алик, я больше туда не пойду, не хочу быть посмешищем для этих свиристелок, обойдусь без их ванн, - говорил Санек соседу, жуя яблоко, которым закусил очередную порцию "живой воды". Приятели плодотворно проводили послеужинное - оно же предтанционное - время. Участие в санаторских вечерах отдыха требовало определенного душевного настроя, которого они достигали классическим для русских мужиков способом..
- Ну и дурак, - спокойно сказал Алик. - Знаешь, Шура, в чем главная прелесть санаториев?
- И в чем же?
- А в том, что ты здесь можешь делать все что угодно. Ходить на руках, стоять на ушах, идти вальсом на обед и ужин. Все, кто здесь сейчас, больше никогда тебя не увидят, а если увидят - не узнают… А даже если и узнают, что с того? Уверен, эта медсестричка еще пару раз расскажет, что был у нее такой чудной пациент, а потом появятся свежие впечатления - и ты будешь благополучно забыт.
Саня решил последовать мудрому совету приятеля и плюнуть на случившееся. Тем более, что жизнь налаживалась и поворачивалась очень даже приятной стороной. На танцах они с Аликом познакомились с двумя подружками, которые оказались вполне компанейскими, было видно, что возможность дальнейшего совместного отдыха они рассматривают очень даже благосклонно.
Несмотря на всю скоропалительность курортных романов, требовался определенный, пусть даже чисто символический "конфетно-букетный" период. Саня и Алик уже один раз пригласили симпатичных хохотушек Анечку и Валечку "на чай" к себе в номер, после чего, как того требовал этикет, чинно проводили их домой (подруги жили в другом корпусе); на следующий день они компанией погуляли по ночному лесу, любуясь луной и звездами.
Отношения, казалось, успешно продвигались к желанному финалу, мужики уже даже почти договорились, как оптимально использовать номер, чтобы всем было хорошо, но… Неожиданно коварная Судьба нанесла Шумнову, что называется, удар из-за угла. Проснувшись утром, он увидел, что небо затянуто тучами и моросит мелкий противный дождь. На душе стало тускло - обычно такая перемена погоды сопровождалась у него приступами головной боли, от которой не спасали ни сон, ни таблетки. Их просто нужно было пережить.
Процедуры Саня уже проходил, что называется, на автопилоте. А потом ему стало так скверно, что даже водки не хотелось. Он выпил пару стопок лишь для того, чтобы хоть как-то заглушить боль и слегка задремать.
Напрасно Анечка бросала на него взгляды: сначала - томно-призывные, потом - обиженно-недоуменные, и наконец - холодно-презрительные. Шумнову на протяжении трех дней было совсем кисло, какая уж тут любовь…
Полегчало ему неожиданно. Прикорнув после обеда, он вдруг проснулся совершенно здоровым. "Алик и компания" были на озере - погода улучшилось еще раньше, чем Санино самочувствие. Санек хотел было тоже отправиться на пляж, но вдруг подумал, что неплохо было бы увидеть в городе, где располагался "Озерный" еще что-нибудь, кроме леса, озера и собственно санатория.
Городок оказался так себе, немногим лучше того, в котором жил он сам. Что поразило Саню в самое сердце - главная площадь здесь называлась Красной.
"С самомнением у местных жителей все в порядке, хорошо еще Мавзолей собственный не соорудили, - думал Шумнов, вышагивая по улицам. - Понятно, почему эти девицы-медсестрицы с таким апломбом, у нас в Забулдяево, ясное дело, Красной площади нет и не предвидится".
Он купил нехитрые подарки-сувениры жене и дочке и решил обратно пройтись пешком, благо дорого шла через лес. Пропорционально самочувствию улучшалось и настроение, он даже напевать начал что-то себе под нос.
Вскоре Саня догнал молодую женщину, которая несла две весьма увесистые сумки с помидорами.
- Вот просто видеть не могу, как красивые женщины надрываются, - широко улыбнулся он своей спутнице. - Нам, кажется по пути.
И тут он ее узнал, дальнейшие слова просто-таки застряли у него в горле - перед Шумновым стояла та самая медсестра - свидетельница его позора.
По выражению лица женщины было заметно, что ей очень хочется сказать невесть откуда взявшемуся кавалеру что-то резкое, но она вскоре его тоже узнала, улыбнулась и протянула свою поклажу:
- Помогите, если надорваться не боитесь.
Некоторое время они шли молча. Саня чувствовал себя неловко, но все же попытался завязать разговор.
- Вот, посмотрел ваш город.
- И как?
- Да ничего особенного, - с вызовом заявил он. - Так что напрасно ваша коллега с таким презрением о нас, грешных, отзывается. У вас тут то же Забулдяево, если уж откровенно.
- Ну, вы и злопамятный, - усмехнулась женщина. - А вообще-то подслушивать нехорошо.
- И вовсе я не подслушивал, - обиделся Санек. - Ваша подруга даже и не старалась говорить потише, словно специально для меня речь произносила.
Алена некоторое время молчала, а потом сказала очень мягко:
- Не надо на Машу обижаться, ей в жизни немало досталось, вот она и озлобилась на мужиков.  Она почти стала столичной жительницей - киевское медучилище закончила, осталась там работать, замуж вышла. А потом… Потом муж и его родня обошлись с ней очень некрасиво, пришлось ей с малышом обратно сюда возвращаться.
До санатория они дошли незаметно. Уже входя в широкие ворота, Саня поинтересовался:
- А что это вы овощи на работу, что ли, тянете?
- Почему на работу? - удивилась его спутница. - Я здесь живу, у меня квартира в двухэтажке.
Прямо на территории санатория располагалось несколько жилых домов. Двухэтажку Саня и Алик знали прекрасно, именно там находилась одна из "точек", где они покупали "горючее". Санек впопыхах так и сказал:
- А-а-а… Это где.., - и осекся.
- Да-да, - съехидничала женщина, - это как раз там, где… Ох и достали же вы меня, ребятки. Ни днем, ни ночью покоя нет, сколько раз Светкины клиенты дверью ошибались. Сколько раз с ней ругалась, а ей все как с гуся вода. Честное слово, уже собиралась главному пожаловаться, но не смогла - стукачество совсем не в моей натуре. Ладно, спасибо, что выручили. На чай не приглашаю - не сезон, и так жарко, а вот квасом, если хотите, могу угостить. Я его по бабушкиному рецепту делаю, ручаюсь, что такого вы еще не пили.
Разумеется, Саня захотел. Квас действительно оказался отменным, но выпился он как-то очень быстро. Поводов задержаться у него не было, а уходить не хотелось. Алена сидела в кресле напротив, и Шумнов понимал: она с нетерпением ждет, когда гость покинет ее дом, чтобы заняться своими делами.
- А почему вы никогда на танцы не приходите? - вдруг выпалил он.
Реакция Алены его поразила - она так хохотала, словно Санек рассказал жутко смешной анекдот.
- Ну, вы даете, Саша! Я - и на танцы. У нас туда только девочки с кухни ходят, да и то нечасто. Вот вы у себя в городе на дискотеку пойдете?
- Да нет, конечно, что я там забыл. Да и засмеют - там двадцатилетних уже перестарками считают.
- Вот и меня засмеют. Это вы - на отдыхе, а я-то - дома.
- Ну, тогда давайте погуляем, - не унимался Санек. - Покажете мне местные достопримечательности. Сегодня вечером, хорошо?
- Боюсь, не получится. Вы же сами мне две сумки помидоров притащили, должны понимать, что вечер для отдыха погиб безвозвратно.
- Ну, тогда завтра, - проявил настойчивость Шумнов.
Алена замялась. Сане показалось, что она ищет повод для отказа. Но она неожиданно согласилась. Правда, лицо у нее при этом было такое, будто женщина отважилась на какой-то отчаянный поступок.
- Хорошо. Завтра. Встретимся там, где автобус останавливается. В восемь вечера. А сейчас извините, Саша мне пора делами заниматься, а то придется всю ночь возиться.
*     *     *
Алик искренне обрадовался выздоровлению приятеля. Но, как выяснилось, радость оказалась несколько преждевременной. На предложение "заглянуть к Светику", чтобы было чем отметить возвращение Сани "в строй", Шумнов впервые ответил отказом, чем поверг соседа в изумление.
- А ну давай колись, что случилось за время моего отсутствия? Стоило оставить тебя на пару дней без присмотра, как кто-то уже взялся тебя перевоспитывать?
- Да нет, - мямлил Санек, - просто пора перерыв сделать, а то ведь печень развалится от перегрузок. Тем более, сегодня танцев нет. Давай передохнем.
И все-таки Алик вытянул из Сани историю его прогулки в город и знакомства с очаровательной медсестрой.
- Вот, - воскликнул он, - я так и знал, что без бабы тут не обошлось. Ох, правы французы, везде надо "шершать" ля фам… А вообще, Шура, - Алик неожиданно стал почти серьезным, - зря ты это затеял. Чует мое сердце, не доведет тебя эта медсестричка до добра, вот увидишь. Шурик, одумайся, пока не поздно, серьезные романы на отдыхе заводят только полные идиоты. Вот Анечка - это было бы самое то. Но - упустил ты твое счастье, она уже с каким-то хмырем на танцах была, и он так ее "танцевал", что за версту видно было: он никого к ней ближе, чем на километр, не подпустит.
- Да какой там роман, - вяло отнекивался Санек, - просто погуляем - и все. Я и сам чувствую, что уж больно она строгая.
Но даже в своих самых мрачных предположениях Саня представить не мог, какой окажется его завтрашняя прогулка.
Когда он подошел к месту встречи, Алена уже ждала его. Но Саня узнал ее с трудом. Пышные каштановые волосы, раньше свободно спадавшие на плечи, она почему-то собрала в пучок, что придало ей вид занудной учителки, которая терпеть не может своих учеников и раздражается от самого факта их существования на свете. Это впечатление усиливали очки, которых раньше Алена не носила, и полное отсутствие макияжа. Ах, если бы Саня был хоть чуть-чуть поискушеннее в плане общения с такими женщинами, он бы сразу понял, что означает эта внезапная перемена имиджа, и повел бы себя соответственно. Тогда события, наверное, развивались бы несколько иначе.
Нельзя сказать, что у Шумнова совсем не имелось опыта - молодые годы у него были довольно бурными. Но все его любовные истории, как, кстати, и сами подружки, были совсем незатейливыми. Ну, как лавочки перед деревенскими избами: никаких тебе изысканных узоров и изящно изогнутых спинок -  две сколоченных доски - и все; сидеть можно - и ладно. Даже во время ухаживания Сани за его будущей женой в их отношениях было мало романтики, он выбрал ее больше разумом, нежели сердцем: с Верой ему было легко, она не требовали ни безумных поступков, ни ежедневных признаний в страстной любви, ни роскошных подарков, ни шумных развлечений, и, самое главное, она принимала его таким, какой он есть.
Так что понимать женские капризы и думать над тайнами загадочной женской души Шумнов был не обучен совершенно, намеков и полутонов для него не существовало. "Отношения полов" в его понимании выглядели так: раз дама не отказывается с ним общаться, значит, они оба хотят одного и того же, а коль так, все остальное - лишь дело техники.
Бедный Санек, его ждало жестокое разочарование. Во-первых, Алена не разрешила взять себя за руку, а когда, немного погодя, он попытался обнять ее, взглянула на него так, что он почувствовал себя сексуальным извращенцем, соблазняющим невинную семиклассницу. Она почти все время говорила. Но о чем! Женщина бурно восхищалась окружающей природой, причем слогом плохого школьного сочинения. И еще она постоянно цитировала каких-то неведомых Сане писателей и поэтов.
- Вы, конечно, помните, Саша, эти замечательные строки Тютчева: "Есть в осени первоначальной короткая, но дивная пора: весь день стоит как бы хрустальный, и лучезарны вечера". Посмотрите, как точно сказал поэт - день как бы хрустальный. Вы ведь обратили внимание, Саша, на эту хрустальность, эту особую прозрачность первых дней осени. Нет, Пушник со своими уже навязшими в зубах строками про "в багрец и золото одетые леса" - совсем не то. "Приятна мне твоя прощальная краса" - так в принципе мог написать любой начинающий поэт, это просто, почти примитивно. А вот про хрустальный день и лучезарные вечера… Вы со мной согласны, Саша?
Откровенно говоря, сане было глубоко плевать и на Александр Пушкина с его бессмертными строками, и на Федора Тютчева с лучезарными вечерами, и на Афанасия Фета, и на Аполлона Майкова, и на всех остальных поэтов, писавших об осени. Он шел и думал о том, что зря надел туфли - ногам, привыкшим за лето к свободным шлепанцам и удобным кроссовкам, было неуютно. Он чувствовал, как на пятках появляются и тут же увеличиваются в размерах водянки. Довольно скоро он стал мечтать о возвращении в номер как о высшем блаженстве. Но пытка великой русской поэзией все продолжалась и продолжалась. Потом Алена перешла к не менее великой русской прозе. Она заявила, что Достоевский ей кажется слишком нудным, а Чехов - слишком простым, что в произведениях Гоголя чувствуется, что их автор вот-вот должен сойти с ума, а больше всего он любит Тургенева… В общем, Саня прослушал настоящую лекцию по русской литературе, но это было последнее, чего он мог ожидать от прогулки, на которую собирался как на настоящее свидание.
Если уж совсем откровенно, то он с трудом дождался момента, когда его спутница произнесла: "Ну, мне, пожалуй, пора"…
Разумеется, напроситься  к Алене на чай было при таких обстоятельствах абсолютно немыслимо, а уж о том, чтобы пригласить ее в свой номер, Саня даже и подумать не мог. Хотя Алик и намекнул туманно, что часов до двух ночи Санек вполне может располагать их комнатой.
Сосед действительно вернулся поздней ночью, которую уже вполне можно было назвать ранним утром, причем в превосходном настроении, из чего Шумнов заключил, что амурные дела у приятеля идут куда лучше, нежели у него самого.
Выслушав утром полный отчет Сани о незадавшейся прогулке, Алик только плечами пожал: мол, я тебя предупреждал… Но потом все же решил утешить друга:
- Не горюй, Шура, еще меньше половины срока прошло. Но надо активизироваться.
Санек попытался активизироваться. Но удача от него отвернулась окончательно. На танцах, правда, он познакомился с приятной дамой, она охотно откликалась на его приглашения и даже согласилась прогуляться "до отбоя". Саня решил, что ни за что на свете не допустит повторения недавних событий и инициативу полностью возьмет на себя. "Больше никакой поэзии и прочей "черемухи", - внушал он сам себе, искоса поглядывая на спутницу, которая шла пока что молча, - прямо к делу - и никаких гвоздей".
Но приступить "прямо к делу" оказалось куда сложнее, чем казалось поначалу. Что ж, вот так прямо и сказать женщине, чего ты от нее хочешь. Нет, это как-то… А в то же время, не топать же все время вот так, ни слова не говоря… Тоже не дело, и Саня принялся нести что-то маловразумительное, намекая на то, что "что-то на улице становится прохладно" или на то, что у него в номере "завалялась" коробочка конфет и хороший чай... Конфеты и чай были Аликовы, а на хорошее вино, которое в данной ситуации было бы куда уместнее, "золотого запасу" уже не хватало ни у одного из приятелей.
Женщина терпеливо слушала всю эту чушь довольно долго, а потом вдруг сказала:
- Не напрягайтесь, молодой человек, спать с вами я не буду, на это даже и не рассчитывайте.
- А почему? - брякнул Санек от растерянности.
- Потому что не хочу. У вас есть возражения?
Возражения, понятное дело, у Сани были, да еще какие, но о них он предпочел умолчать.
- Почти вся мужская часть населения данного санатория, - продолжала дама, - отягощена одним заболеванияем - "кобелинус вульгарис", а некоторых оно еще и осложняется дополнительным - "алкоголизмус хроникус"… И вы, мой друг, увы, не исключение. Я имела счастье наблюдать за вами пяток дней. После ужина вы трезвым практически не бываете. Ладно, давайте прощаться.
Всё. Больше попыток наладить "личную жизнь" в санатории Санек не предпринимал. Даже Алик согласился, что пора сдаваться.
- Худшее, - сказал он, - с чем мужчина может столкнуться на отдыхе, - это женщина-интеллектуалка, а уж если эта напасть постигла дважды подряд, - всё, суши весла. Не судьба, лучше уж водку пить.
И они пили, правда, уже не столь интенсивно - деньги заканчивались, приходилось обходиться малым. Ходили на танцы, иногда даже приглашали дам на "медляки" - но и только. Алик периодически исчезал по ночам, но о своих похождениях помалкивал, не желая бередить душу менее удачливого приятеля.
И вот настал день отъезда. Санек уже завершил все свои курортные дела: сдал комнату, взял у врача выписку о проведенном курсе лечения. Он молча сидел на кровати и ждал Алика, который отправился напоследок разжиться "живой водой". Обмыть окончание сезона - святое дело. Вдруг в дверь постучали.
- Войдите, - крикнул Саня.
В номер вошла… Алена. Сказать, что Шумнов был изумлен, - это ничего не сказать. Он просто ошалел от удивления.
- Вы ко мне? - пробормотал он. - А как вы меня нашли?
- Ну, это было нетрудно, - улыбнулась медсестра. - Заглянула в вашу санаторную книжку, когда вы были на процедурах. Я знаю, вы сегодня уезжаете, - она немного задыхалась от быстрой ходьбы, - вот, пришла попрощаться. Я знаю: в тот день, ну, когда мы гуляли, я наверняка произвела на вас впечатление полной идиотки. Сначала я хотела, чтобы так все и осталось. Какая уж теперь разница. Но - передумала. Дело в том, что вы мне понравились. Очень. И я специально… В общем, сделала так , чтобы вы сами не захотели… ну, чтобы у нас ничего не вышло.
- Но почему? - Санек обалдел еще больше. - Вы ведь мне тоже очень понравились.
- Я знаю. Именно поэтому. Дело в том, что у меня уже была… был один курортный роман. Ну вот, а теперь у меня есть дочь, у которой нет отца. Анюта сейчас у моей мамы, скоро поеду за ней. Но я не об этом. После той истории я себя по кускам собирала, а когда собрала, решила: больше ни за что на свете. Второй раз я бы такого просто не перенесла. Вы меня понимаете?
Санек молча смотрел на нее.
- Зато я приготовила вам подарок. Уверена, такого вы еще не получали. Я написала для вам стихи. Вот. Не ругайте меня и будьте счастливы.
Она нагнулась, легко коснулась губами его губ и вышла, положив ему на колени свернутый вчетверо лист бумаги.
*    *     *
Прочитать стихи Санек решился только на вокзале, когда делал вторую пересадку. К печатному слову вообще и к поэзии в частности он был совершенно равнодушен. В последний раз он читал произведение, написанное в стихотворной форме, в пятом классе, когда им задали выучить наизусть басню Крылова. Саню вызвали к доске, и он, кое-как, безбожно путая строки, с помощью  подсказывавшего приятеля все же добравшись до конца, вдруг громко, отчетливо произнес: "За что же, не боясь греха, петушка хвалит кукуха?" Класс грохнул так, что, казалось, вылетят стекла. Смеялась даже всегда серьезная учительница литературы Елена Андреевна. Некоторые девчонки потом пытались дразнить Саню "петушкой", но после серьезной "разъяснительной работы" отстали.
И вот он сидел на жесткой вокзальной скамье и читал написанные красивым почерком строки:
"Дни - короче, а ночи - длиннее,
А ветра - холоднее и злее…
Это - осень, и стал совсем тонким
На стене отрывной календарь.
Знать, судьба у нас, милый, такая,
О тепле я пока не мечтаю,
Мне брести до весны, я-то знаю,
Сквозь морозный колючий январь".
Саня мало что понимал в написанном, но не мог оторваться от этих строк, всё перечитывал и перечитывал их. Почему-то он был уверен, что эти стихи - о любви, хотя о ней там не было ни слова…
Он ехал домой с радостью. Он соскучился и по жене, и по дочке, и даже теща ему на расстоянии не казалось такой противной. И все-таки… Все-таки у него было чувство, что что-то очень важное прошло мимо.